
***
Ощущение незыблемости и вечности сменились на страх раствориться в бездушной суете. Смелости и чувство самоуважения исчезли. Она стала частью толпы, где не было ни ее мыслей, ни прошлого, ни будущего, а только настоящее хаотичное движение внекуда. Но здесь ей нравилось, ведь как личность она похоронила себя и никак не собиралась оплакивать свое прошлое. С каждым шагом становилось все легче, глубже дышалось. Страх пропал. Большое количество кислорода одурманивало, казалось в нем были перемешаны запахи всех окружающих ее «новых людей». Они, так же как и она, стали вместе счастливыми, отказавшись от грусти мыслей и прискорбности реалии. В воздухе что-то весело звенело, звало, притягивало, и она этому улыбалась.
Это была ранняя осень. Грязный первый снег, исчезающий прямо на глазах под лучами первого солнца, ассоциировался с прошлой жизнью, которая испарялась под теплом новой надежды. Ветер дул в спину, как бы подталкивая ее вперед, изгоняя оттуда, где было много разочарований, слез и боли. Воспоминания были сожжены вместе с душой, а их пепел развивался в воздухе, придавая ощущение сказки.
«Неужели так легко я ушла? Почему меня никто не удержал?», - вдруг к горлу подступили слезы. Она попыталась повернуться, но не смогла. В нос дунул пьянящий запах толпы, она забылась.
Когда к ней вернулось сознание, она обнаружила себя в огромной комнате, которая чем-то походила на театральный зал, но почему-то без кресел. Вдоль всех стен раскуривались благовония, дым которых в освещении желтых тусклых ламп создавал ощущение тепла, спокойствия, полусна. Их было много, без лиц, счастливых, одетых в белые халаты, как и она, чувствующих бесконечную радость, свободу, но не личную, а свободу толпы, которая хоть и отнимала индивидуальность, но давала взамен огромные силы.
На так называемой сцене появился некто. Расхаживая по кругу, он сначала тихо, а потом все громче произносил непонятные слова, иногда останавливаясь лишь для того, чтобы посмотреть в зал. Первичная неприязнь к этому странному человеку сменялись то чувством глубокой любви к нему, то ощущением его части самой себя. Она и не заметила как начала вторить завлекающему голосу, осознавая, что люди вокруг нее делают тоже самое. То ей мерещилось, что это она сама говорит за сотни людей, окружающих ее, сильным и устрашающим голосом, то казалось, что рот ее ссохся, и она не может произнести и слова, а толпа озвучивает ее мысли. Было настолько непривычно и сладостно, она перестала ощущать свое тело, в резонанс другим раскачиваясь из стороны в сторону.
Когда пришла в себя, она уже была на полпути домой. Так и не поняв, что с ней произошло, и не найдя никаких объяснений своей тяги вернуться, она вспомнила лишь, что ее попросили оказать материальную помощь храму, ведь духовно она до конца еще не очистилась, а отказ от некоторых излишних расходов – это совсем не страшно, быть может даже лучше…для нее – успешной карьеристке, уставшей ото всего, желавшей новых ощущений. Ей показалось, что это новое она найдет в духовности…в храме…
***
Что было у нее? По крайней мере все, о чем только мог мечтать банальный прагматик. Своя фирма, деньги, куча любовников, которых меняла как перчатки. Она не хотела иметь детей, и не была обременена никакими личными обязательствами. Кто-то считал ее стервой, кто-то глупой карьеристкой, но все же ее либо уважали, либо просто завидовал ее успехам. Она жила для себя и ни в чем себе не отказывала. Она любила жизнь, и судьба почему-то ее не обижала. И в один прекрасный день вся ее жизнь потеряла свои краски, потускнела и стала бессмысленной и угрюмой. Захотелось новых ощущений, того, что достигается не с помощью денег и красоты, а чего-то для душевного удовлетворения, того, чего не было у других. Она пошла к храму….
Дорога не заняла много времени. И спустя буквально пару дней по объявлению в Интернете она уже шла в потоке толпы, жаждущей духовного возрождения в своем собственном городе.
Каждое посещение храма давало новые ощущения, люди вокруг радовали своим почти патриотическим рвением к непонятному ей ущемлению себя. Она улыбалась каждому своему желанию сбежать, смеялась над своими эгоистическими замашками. Ей впервые захотелось быть жертвой привязанности к чему-то особому, что не было похоже ни на любовь, ни на безумную страсть, это исходило изнутри и не было обращено на человека. А значит она не зависела от себе подобного.