
С праздничным звоном вылетело стекло, и языки огня радостно выплеснулись наружу, вгрызаясь в навесные цветочные горшки. Мерзко запахло горящим пластиком, и Халед отшатнулся назад, прикрывая лицо краем куфии и неотрывно глядя, как съеживаются в пламени лиловые венчики каких-то неизвестных ему цветов.
Субботнее утро было невозможно жарким, и пожары наполняли стоячий воздух дымным зноем, но Халед все стоял у пылающего дома, чувствуя, как потрескивает едва не тлеющая борода, а во всем теле бурлит почти животное упоение. Как они кричали… Эта, кудрявая, с простреленными ногами. В дурацкой пижаме с пчелами. Ползла к детской, оставляя за собой блестящий красный след, а он неторопливо шел за ней. Те, в детской, были слишком малы, чтоб что-то понять, но они видели, как она ползет к ним по ковру с утробным воем, и тоже кричали. Двое – прижавшись друг к другу, забившись в угол у разрисованного единорогами белого шкафа, а третий еще не умел ходить, и надрывно плакал в кроватке.
Халед сплюнул наземь: горите теперь там, среди ваших ковров… белых шкафов… пижам… Это из-за них у Халеда ничего этого никогда не было. Все из-за них!… Отец так говорил!
Растущая у самого дома пальма с полыхающей верхушкой застонала и начала крениться к земле. Убийца отскочил назад, будто очнувшись: в голове бродил тяжелый сытый угар. Он развернулся, готовый идти в следующий дом, и вдруг встретился взглядом со стоящей позади него женщиной.
Старуха в зеленых шароварах и грязной белой блузке просто стояла посреди разгромленной улицы, только тени клубов дыма скользили по лицу, да колыхались от горячего ветра седые волосы. Она случайно уцелела - Халед сразу это понял. Огонь выкурил ее из укрытия, и она замерла, ошеломленная, растерянная, знающая, что бежать некуда. Усмехнувшись, убийца не спеша двинулся к старухе… Он так и не успел понять, в какой момент в смуглых морщинистых руках возник автомат. Сухая очередь ровным швом прострочила Халеду грудь. Последним, что он увидел, тяжело грянувшись оземь и с бульканьем вдыхая хлынувшую горлом кровь, была удаляющаяся спина в грязной белой блузке.
Литаль думала, что знает, что такое страх...