В колонках играет - http://www.midi.ru/files/catharsis/febriserotica.midНастроение сейчас - niceАвангард и арьергард
Никита Елисеев
Если и есть какая-то общая идея в выставке Эдуарда Штейнберга, то ее можно было бы обозначить так: как авангард стал арьергардом
Он родился весной 1937 года. В этом же году арестовали его отца — поэта, переводчика и живописца Аркадия Штейнберга. Отец вернулся из концлагеря в 1939−м, в 1941−м пошел на войну, в 1944−м снова был арестован. Освободился в 1953 году. Сын, Эдуард Штейнберг, окончил семь классов, кем только не работал, но главной своей профессией и судьбой считает (и не без оснований) живопись.
Он жил в Москве и Тарусе, в нижегородской деревне Погорелки, в Париже на Монмартре. Стал одним из ярких представителей «метафизического направления» советского «неофициального искусства». Нынче это направление, как и все советское «неофициальное искусство», как и русский авангард начала ХХ века, на верность которому присягали художники, сделалось классикой, необходимой цитатой в истории искусств.
В Мраморном дворце выставлены работы Эдуарда Штейнберга за 40 лет его живописной деятельности. От первых, начала 60−х, «Дворника», «Татарских песен» — через «метагеометрический период» 70−х, «Деревенский цикл» 80−х — до нынешних композиций, составленных из кругов, треугольников и валящихся, как подстреленные птицы, цифр.
Учитель и ученик
Работы развешаны в обратном хронологическом порядке. Сначала зритель видит поздние холсты, а уж потом, двигаясь по залам Мраморного дворца, добирается до истока: из чего все это получилось. Впрочем, об истоках своей живописи Эдуард Штейнберг неоднократно говорил сам. Решающее влияние на него оказали идеи одного из лидеров русского авангарда — создателя супрематизма Казимира Севериновича Малевича. Глядя на холсты, покрытые геометрическими фигурами, трудно с этим не согласиться, но… здесь имеется одна закавыка, один поворот темы, который хочется обсудить, обговорить, над которым стоит поразмыслить. Здесь авангард, отважный и безоглядный, атакующий, превращается в не менее отважный, но обороняющийся, защищающийся арьергард.
Эдуард Штейнберг
Малевич ярче, веселее, даже наглее Эдуарда Штейнберга. Малевич со своим супрематизмом, то бишь живописью, изображающей сверхреальность, претендовал на коренное изменение мира — не больше, не меньше. Среди самых разных, противоречащих друг другу высказываний и предложений неистового авангардиста было и такое: каждые 50 лет старые города рушатся и строятся новые.
Казимир Северинович был революционером — доподлинным, настоящим, до мозга костей, до сотрудничества с экстремистами, большевиками. Эдуард Штейнберг, в начале 60−х друживший в Тарусе с вдовой священника, убитого прихожанами в 20−е годы, революционером ни в каком случае не был и не стал. Само его обращение к авангарду, к супрематизму Малевича носит скорее охранительный консервативный характер, чем ниспровергательский революционный.
В 60−е годы он познакомился с теоретическими работами и полотнами Малевича в доме коллекционера Григория Костаки; познакомился с тем прошлым революции, что было забыто и забито в запасники, — и увлекся. Эдуард Штейнберг понимает консервативную, если угодно, арьергардную функцию своего искусства.
Художник готов к тому, что зритель поморщится у его геометрических композиций: «Как это старо — разложение видимой действительности на простейшие составляющие геометрические формы… В начале ХХ века это было взрывом и обновлением живописного языка. В 60−е понятно было, за что советская власть поднимает на эти треугольники и шары ковш экскаватора, но теперь?» Да, Штейнберг готов к таким словам знатоков и снобов, в противном случае он не отвечал бы с такой запальчивостью одной симпатичной интервьюерше на вопрос о традициях: «Прошлое важнее важного в искусстве, да и в жизни… Без прошлого нет будущего. Чем была бы живопись без Ван Гога или Малевича?»
Прошлое и будущее
Подумать только! Это говорит тот, кто по праву ощущает себя наследником русских авангардистов, грозившихся «скинуть классиков с парохода современности». В этом и заключается изощренная месть судьбы, возмездие истории. Пришло время, когда никто и не собирается скидывать русских авангардистов с борта современности. Они остались на своем колесном тихоходном пароходике. Они сами стали классиками.
Впрочем, Эдуард Штейнберг, сколько бы ни клялся в верности малевическому супрематизму, но ведь возражает великому и неистовому учителю. Он согласен с общетеоретическими положениями первого супрематиста: художник должен изображать не видимый мир, а идеи зрения, невидимое видимого — правильные геометрические фигуры; он возражает Малевичу цветом.
Яркие, орущие, праздничные, даже когда они
Читать далее...