И такая, ты знаешь, мама, ненужность фатальная.
Для чего это все? Для каких таких берегов
Я везу это все контрабандное, нелегальное,
Высшей пробы накопленное тепло?
Мама, здесь никому это и не надо.
Я пустое место, ничья отрада,
Чемодан неуместно нежных вещей.
На складе не-первой-свежести-овощей.
Мама, я отрастила волосы ниже плеч,
Но никто в них не запускает пальцы.
И никто не станет меня беречь.
***
Как мне вместить это все в мое тельце,
мама, оно больше меня, из оконной рамы
в его доме сегодня, я видела панорамно,
как стремительно перерастает любой масштаб
до сих пор нетроганная моя крохотная душа.
Потому что теперь ее самая тихая глубина
оживает и мечется, так, что нельзя дышать –
это глупо, но как мне легкими управлять,
когда он улыбается, мне согревая там все, до дна.
Знаешь, ведь от него у кого-то родится сын –
это будет самый красивый на свете мальчик, клянусь.
Только если об этом подумать, мама, то я свихнусь.
Потому что во мне очень громко идут часы
отмеряя фатальное: десять, девять…
Мам, я боюсь. Мам, мне страшно.
Я снова маленькая такая:
мне четыре, ты плачешь, зачем? Я не понимаю.
Мне пятнадцать, и я не верю, что разберусь,
или даже тринадцать – я некрасивая и стесняюсь.
И уже с девяти ненавижу, когда мне врут.
Я настолько маленькая, что рыдаю
прямо на эскалаторе, в шумном и темном метро.
Он не видит, наверное, как мне обжег нутро
и не чувствует, как я за час без него замерзаю.
Если в двух словах: посмотри, он в меня врастает,
а я корчусь от боли, отчетливо представляя,
как потом его вырвут и заберут.
А еще я знаю, что таких как я -
в это долгое плавание не берут.
Когда то в далёком-далёком королевстве жила-была девочка чьи волосы были из золота.
Люди из деревни, увидев ее, говорили: «оо, какая она красивая!»
И они показали ей прекрасный дом и сказали: “ты можешь остаться здесь навсегда”.
Она стала жить в прекрасном доме, и все любили её. Но люди в деревне были очень бедные и каждую ночь они пробирались в дом, где спала девочка и отрезали прядь её золотых волос и продавали их, потому что люди были бедными – «Она даже не заметит» - говорили они. И однажды, она лишилась всех своих золотых волос. И люди сказали: “она совсем не красивая”- и они выгнали её из прекрасного дома. И она ушла и больше никогда не вернулась, а бедные люди скоро снова вернулись в прекрасный дом, ища золото, но девочки там уже не было.
Из Дневника Gia Marie Carangi:
«Вы должны стараться дисциплинировать себя, потому что после определенного возраста никто не будет делать это за Вас».
«Мир кажется основанным на деньгах и сексе. .. Я ищу лучшие вещи, чем это, такие как счастье, любовь и забота».
Когда я вспоминаю эту притчу, меня посещает мысль – о тех, кто приходит в мой дом. Я сама всё отдам тем, кого люблю, у меня порой, и просить не нужно. А что если однажды у меня будет нечего дать.. будут ли они приходить ко мне и слушать о моих бедах. Хотя бедами я не тороплюсь делиться.
Читать про выборы очень смешно.
Кто-то кричит, что настали последние времена и мы все умрем. Другие кричат, что надо всех вычеркивать, чтобы умереть хотя бы не зря. Самые рассудительные пишут - а ви-таки видите альтернативу этому самому, стесняемся сказать кому? Ми-таки не видим альтернативы.
Когда мне было 19 лет, я работала диспетчером деканата в филиале своего института. У меня был кабинет, и стол, и на столе стекло, под которое можно было засовывать всякое прекрасное вплоть до фотографий жены и детей. Жены и детей у меня, слава богу, не было, и я засовывала под стекло вырезки из газет.
Газета "Аргументы и факты" пользовалась тогда большим авторитетом. У них была последняя страница, где редакция или какие-нибудь праведники отвечали на вопросы читателей. Поскольку горбачевская перестройка шла уже вовсю, вопросы у читателей были смелые, чтобы не сказать дерзкие. Отвечала газета как умела, и лучшие из ответов попадали ко мне под стекло. Некоторые я помню дословно.
Один такой обезумевший от свободного диалога читатель спрашивал: "Разве советские рубли можно считать деньгами? Ведь они не обеспечены золотым запасом, покупательская способность и т.д.", читателю явно не давало покоя экономическое образование.
"Да," - терпеливо отвечала газета в лице какого-то праведника из Минфина, - "советские рубли не только можно, но и нужно считать деньгами, поскольку других денег у нас нет."
A.S. Буквально вчера мы с Женей говорили о том, что собственные похороны надо планироватью Так вот.
О похоронах своих я мечтаю, как нормальные бабы мечтают о свадьбе. Без «скорее бы», но с надеждой, что это будет когда-нибудь именно так.
Я думаю о том, сколько людей расстроится, узнав, что я умерла. Я думаю, боясь называть имена, кто кому позвонит в Харькове, кто будет писать письмо в рассылку, подбирая дурацкие слова. Кто выйдет под дождь в Питере, кто закурит в Донецке, кто замолчит в Москве, кто напишет СМС в Киев и Львов.
От чего еще в муравейнике моих друзей может наступить такая тишина, как от мягкого, нежного, полного тихой энергии слова «умерла»?
Я думаю о том, как много людей вспомнят, кого они любят, о чем они мечтают и что не хотят потерять.
На похоронах моих никто не будет думать обо мне. Разве для этого похороны? Люди будут смотреть друг на друга, такие разные, будут разговаривать друг с другом, с тем, с кем не могли поговорить раньше, с кем поссорились много лет назад. У людей, не знавших друг друга, считавших друг друга понаслышке дураками, будет повод стоять рядом и любить друг друга. Они поймут, что все они похожи, потому что у каждого из них была я.
Мне интересно, кто первый скажет, что на моей могиле не должно быть пластмассовых цветов и гранитной плиты? Кто перекопает гору моих дисков и подберет музыку для похорон? Кто перечитает мой дневник? Кто выберет фотографии из моих альбомов? Кто от растерянности начнет говорить глупости, и кто первым отведет глаза.
Как обидно было бы умереть в войну, умереть в толпе. Умирать хорошо, когда все живут, неожиданно и несвоевременно, чтобы смерть имела смысл. Я не верю, что умру бестолково и незаметно.
Похороны дают право на кич, на чудесное совершенство, на завершенность. Моя жизнь кончилась бы честно и просто, как хорошие крепкие книги, безо всяких сюрпризов, без прощальных подножек. Никаких страшных тайн не раскрылось бы после моей смерти, что мне скрывать, кроме одного DVD с порнографией?
Моя смерть показала бы всем мою жизнь в разрезе, и все бы увидели, что внутри она точно такая, какой казалась снаружи, или даже еще лучше.
Я думаю, что похороны лучше свадеб тем, что на них никто не сомневается и никто не завидует. Никто не умирает по залету, никто не покупает себе смерть за деньги и в смерти никому не везет больше, чем остальным.
http://ipkins.ru/post172833429/
В июле 1945 года, американский фотограф William Vandivert сделал очень интересные фотографии падшего Берлина для журнала Life.
Предлагаю посмотреть некоторые из них.
[750x712]
Бранденбургские ворота и советская зона оккупации.
[720x729]
Оккупационная зона.
[680x741]
Разбитые дома Берлина.
[680x731]
Район Шёнеберг, Берлин.
Читать далее
[900x631]
Недавно в интернете наткнулась на ролик, где одна милая девочка демонстрирует, как можно из мужской рубашки сделать множество вариантов оригинальной одежды для девушек.
И так она это ловко и играючи делала, такие интересные творила модели всяческих топов, юбок и прочей креативной одежды, что я безумно захотела тоже попробовать, что - то подобное натянуть на себя.
Фантазии бы мне наверняка хватило, чтобы я смогла накрутить себе, что - то похожее, но вот только была одна проблема - отсутствие мужской рубашки в моем заполненном всякими шмотками шкафу.
И я решила завести мужчину. Не как кошку там или собаку или заглохшую машину, а завести его так, чтобы он полюбил меня, захотел меня и не мыслил своей жизни без меня.
А так как он не мог бы жить без меня ни дня, он бы взял да и переехал ко мне. С небольшим количеством своих вещей. Именно с небольшим. Ибо места, как мы уже выяснили в моем шкафу совсем нет, хоть при этом совершенно нечего носить.
В связи с этим, с собой бы он привез самые необходимые для него вещи: зубную щетку, прибамбасы для бритья, нижнее белье, полотенце, туалетную воду, с моим любимым запахом, масло для массажа (конечно для массажа мне), пара брюк, несколько футболок, носки, желательно специально запрограммированные на то, чтобы после одного дня носки они сами отправлялись в стирку, а лучше в мусорное ведро, чтоб я никогда не натыкалась на брошенные под кровать и благополучно забытые им, как бездомные сиротки. Ну и конечно самые важные вещи, с которыми он должен будет ко мне прийти – это его рубашки! Как минимум две. Это обязательно, потому что именно по причине того, что в моем шкафу будет находиться мужская рубашка, я собственно и решила затеять весь этот кипишь с мозговым штурмом, как и куда мне определить часть своих вещей, чтобы освободить место для него. Вернее для его вещей.
Хорошо, что для тапок, (которые он, кстати, должен будет принести с собой, потому что у меня отродясь никогда не было обуви больше, чем 38 размер), не нужно много места. Они просто могут тихонько стоять в прикроватной зоне или в подкроватной, что даже лучше, а днем будут дожидаться хозяина в коридоре, как верные псы. Может даже у них что - то получится с моими тапками и у нас со временем появятся маленькие тапчата, размера этак двенадцатого. Но я отвлеклась. Суть не в этом.
Мужчина же в свою очередь, решила я, должен быть хорош собой, с прекрасным телосложением и красивой попой. Да-да, это, кстати, важно, с эстетической, визуальной и тактильной стороны.
Еще он должен быть заботливым, надежным, с отличным чувством юмора и с хорошим вкусом. Хотя о чем я говорю, понятно, с хорошим, если он западет на меня.
Пусть он будет не слишком привередливым к еде и к той еде, которую буду готовить ему я. Вообще, было бы просто замечательно, если бы он умел готовить сам и нередко баловал бы меня своими коронными блюдами.
Пусть он будет спокойным, уравновешенным, но в то же время не пассивным. Про то, какая у него будет должность и сколько он будет зарабатывать я не стану расписывать. Мечтать, так сказать нужно не так громко. Просто включу фантазию и молча представлю все это в уме. В целом, представим, что это не так важно. Но только одну деталь я пожалуй озвучу. Пускай у него будет хорошая машина. Без привязки к марке. Просто хорошая и все.
Вообще я вполне могу ездить домой на метро, но иногда пусть он меня забирает с работы на машине. Мы будем приезжать вечером домой, уставшие и голодные, вместе будем готовить легкий ужин. Да, именно легкий. Пора уже по вечерам научиться не закидывать в рот, что попадается в холодильнике, а подумать, наконец, о правильном питании и своей фигуре.
Потом мы будем болтать о минувшем дне, может быть смотреть вместе фильм, лежа на диване и непременно обниматься. Иногда, где то раз в полчаса, я буду говорить ему, что я его люблю и слышать в ответ то же. Но не всегда конечно, потому что иногда будут интересные моменты в фильме и он не сможет отвлечься от них и сконцентрироваться на том, что нужно сказать мне это.
Вообще, мужчины не любят, всех этих слов и признаний, но сейчас не об этом. Это отдельная тема.
Иногда вечерами мы будем заниматься с ним каждый своими делами, но при этом мне все равно будет хотеться его внимания и я буду подходить к нему и теребить за ухо или целовать его в спину. И жутко сердится, если он не будет на это никак реагировать. А он будет злиться, что я отвлекаю его по пустякам. Конечно, для него я – это пустяк.
Вот так, иногда мы будем ссориться, и я в молчании проведу весь вечер.
А после секса мы всегда будем лежать некоторое время, обнявшись и я буду рассказывать ему что - то из своей жизни или из детства. А может быть он будет мне что - то рассказывать. Я буду слушать и иногда даже сентиментально ронять слезу на подушку. А если
Зачем я вас всех любимых собираю по крупицам – каждую родинку, форму ушей, бровей и взгляда, все мои хорошие какие вы славные..
Достаточно взгляда чтобы узреть красоту в чем бы то ни было.
Смотрю в окно не спешно везущего троллейбуса – женщина несет ребенка 2 лет на руках – малышка так хороша собой как и большинство в этом возрасте – у неё светлые волосики вьются на голове, носик розовый от холода, лицо припухлое от сонливости, такие нежные щечки – как персики с легкой краской спелости, а ресницы – такие длиннющие и густые как крылья у мотыльков, как она нежна от сонливости как будто вот вот расплачется..
А мы такие циничные… сарказмы и шутки между собой – вчера бродили по ТЦ Метрополис в поисках идеального пальто, и чей то ребенок лет шести катался на самокате из магазина к стеклянным мостам (3 этаж как б) – и мы шутим как беспечны эти мамаши – собирай потом ребенка с разбитой головой.. все бы не так смешно если бы днём на работе знакомые из Еревана не позвонили с горем – их ребенок пробил голову упав на детской площадке и находится в коме – срочно нужно раздобыть реанимационный препарат на основе адреналина – его нигде нет – час мы ищем по аптекам препарат – в одной аптеке нам сказали, что смогут достать после обеда – звоним в Ереван – слишком поздно врачи отмерили ей максимум три часа..
И сколько бы не было в морали сарказма - уже прочувствовал это иначе.
Ты спросишь как мои дела? – руки, ноги, голова – которая мне кажется, еще соображает, вот только хватило бы энтузиазма написать диплом. Мне грех жаловаться. Я от публичного до публичного - с друзьями шутками-улыбками – а стоит уединиться и отвернуться, чтобы не быть пойманной с поличным едва высыхать успевают щеки. Да и черт с ними, дурочка, душу себе не трави.
И я ждал - вот сейчас эти две проказницы, беспощадным зорким взглядом
насквозь пронизав сидящего напротив представителя другого пола, втайне
вынесут ему приговор - скорый и окончательный. Так мои сестры, когда мы были
детьми, выводили баллы впервые посетившим нас гостям. И когда застольная
беседа на миг стихала, вдруг звонко раздавалось:
- Одиннадцать!
И всей прелестью этой цифры наслаждались только сестры да я. Теперь,
вспоминая эту игру, я внутренне поеживался. Особенно смущало меня, что судьи
были столь многоопытные. Они ведь прекрасно отличали лукавых зверей от
простодушных, по походке своей лисы понимали, хорошо она настроена или к ней
нынче не подступишься, и ничуть не хуже разбирались в чужих мыслях и
чувствах.
Я любовался этой зоркой, строгой и чистой юностью, но было бы куда
приятнее, если бы они переменили игру. А пока, опасаясь получить
"одиннадцать", я смиренно передавал соль, наливал вино, но, поднимая глаза,
всякий раз видел на их лицах спокойную серьезность судей, которых подкупить
нельзя.
Тут не помогла бы даже лесть - тщеславие им было чуждо. Тщеславие, но
не гордость: они были о себе столь высокого мнения, что я ничего похожего не
осмелился бы высказать им вслух. Не пытался я и покрасоваться перед ними в
ореоле моего ремесла, ведь и это не для робких - забраться на вершину
платана только затем, чтоб поглядеть, оперились ли птенцы, и дружески с ними
поздороваться.
Пока я ел, мои молчаливые феи так неотступно следили за мной, так часто
я ловил на себе их быстрые взгляды, что совсем потерял дар речи. Наступило
молчание, и тут на полу что-то тихонько зашипело, прошуршало под столом и
стихло. Я поглядел вопросительно. Тогда младшая, видимо, удовлетворенная
экзаменом, все же не преминула еще разок меня испытать; впиваясь в кусок
хлеба крепкими зубами юной дикарки, она пояснила невиннейшим тоном - конечно
же в надежде меня ошеломить, окажись я все-таки недостойным варваром:
- Это гадюки.
И умолкла очень довольная, явно полагая, что этого объяснения
достаточно для всякого, если только он не круглый дурак. Старшая сестра
метнула в меня быстрый, как молния, взгляд, оценивая мое первое движение;
тотчас обе как ни в чем не бывало склонились над тарелками, и лица у них
были уж такие кроткие, такие простодушные... У меня поневоле вырвалось:
- Ах вон что... гадюки...
Что-то скользнуло у меня по ногам, коснулось икр - и это, оказывается,
гадюки...
На свое счастье, я улыбнулся. И притом от души - притворная улыбка их
бы не провела. Но я улыбнулся потому, что мне было весело и этот дом с
каждой минутой все больше мне нравился, и еще потому, что хотелось побольше
узнать о гадюках. Старшая сестра пришла мне на помощь:
- Под столом в полу дыра, тут они и живут.
- И к десяти вечера возвращаются домой, - прибавила младшая. - А днем
они охотятся.
Теперь уже я украдкой разглядывал девушек. Безмятежно спокойные лица, а
где-то глубоко - живой лукавый ум, затаенная усмешка. И это великолепное
сознание своей власти...
Я сегодня что-то замечтался. Все это так далеко. Что стало с моими
двумя феями? Они уже, конечно, замужем. Но тогда, быть может, их и не
узнать? Ведь это такой серьезный шаг - прощанье с девичеством, превращение в
женщину. Как живется им в новом доме? Дружны ли они, как прежде, с буйными
травами и со змеями? Они были причастны к жизни всего мира. Но настает день
- и в юной девушке просыпается женщина. Она мечтает поставить наконец
В твоём сердце не найдется для меня местечка. В нём крепко живет Снежная Королева. – Что ты ищешь в нём наивная Герда? – Тебя ждут два мешка фасоли на перебор, кусты садовых роз высаженные не тех цветов и целый список дел. На тебе деревянные башмачки, чепчик и фартук, ты дорогая перепутала сказку.
Пусть указывают срок годности каждой фразы
На упаковке.
Истечет ведь куда быстрее, чем им поверишь.
И за это им даже, в общем-то, не предъявишь.
Сколько нужно, чтоб написать их? Минуты две лишь
И десять клавиш.
Сколько нужно, чтоб обезвредить их, словно мину
У себя в голове?.. Сапер извлечет из почвы
Как из почты, и перережет, как пуповину
Проводочек: «Эй, половина.
Спокойной ночи».
Как можно попрощаться с тем, без кого не можешь жить?Я не прощалась, я ничего не сказала, я просто ушла. В конце той ночи я решила двигаться дальше © Мои черничные ночи
Иногда наступает момент, когда ты просто решаешь двигаться дальше. Когда уже ничего не болит и ничего не держит. Когда можешь пожелать счастья тем людям, которые всегда были залогом твоего. Когда без грусти переворачиваешь важную страницу твоей жизни, для того чтобы начать новую. Нет слез, нет печали. Ты просто понимаешь - пора. Приходят новые люди, новые события, планы, мечты. И ты не держишь зла на то, то тех людей больше нет в твоей жизни. Ведь ты идешь вперед. Рано или поздно у каждого наступает такой момент. Вот и у меня тоже.
До чего же паршиво, когда ты один.
Тот, кто вам скажет, что это не так, – врет. Седые старики в свитерах, примостившись у стойки бара и обмениваясь рассказами о былых кутежах, вспоминают холостяцкие годы со слезами умиления – так уж им положено. На самом деле каждый из них мечтает отправиться на тот свет раньше своей старухи, чтобы не пришлось самому готовить, убираться и все такое прочее.
Бывает, конечно, что и молодые ребята начинают доказывать, что "бабы того не стоят", мол, без них лучше. Но это опять-таки вранье – а что еще скажешь, если тебе в очередной раз пришлось ползать и унижаться перед какой-нибудь юбкой, чтобы она не хлопнула дверью и не пошла искать себе другого?
Мужчина создан, чтобы быть с женщиной, так же как женщина создана, чтобы быть с мужчиной. Это часть великого плана матери-природы, и чертовски скверно, когда остаешься на обочине – если не держать себя в руках, можно совсем расклеиться. Женщины таких нюхом чуют, а отчаяние – не самый лучший одеколон. Лежишь вот так ночью один и думаешь: где она, девушка твоей мечты? Может, тоже думает о тебе и ждет, когда ты ее найдешь? Интересно, что она делает сейчас: лежит в постели или, может быть, скандалит с мужем и мечтает, что подвернется наконец кто-нибудь получше? А вдруг как раз в эту минуту она страстно обнимает кого-нибудь, сгорая от желания? Развлекается со своим любовничком, отбросив всякий стыд, в то время как я лежу здесь совсем один – я, единственный, кто мог бы любить ее по-настоящему!.. Почему? Почему она с ним, с этим козлом, когда я здесь?!
Ну, хватит ревновать, а то совсем заведусь. Понятно, что она – лишь плод моего воображения, и все-таки я ее люблю. Звучит глупо, однако мы прожили с ней вместе всю жизнь, и не один раз. По крайней мере дюжину раз. Я встречал ее, женился, растил детей, старился и умирал, все в течение одной бессонной ночи. Невеселое это дело – влюбиться в иллюзию. Чего я только с ней не выделывал в своем воображении, стараясь доказать свою любовь! Награждал ее лейкемией, опухолью мозга и разными прочими штуками, чтобы потом появиться перед ней наголо выбритым – в знак солидарности, потому что она потеряла волосы из-за химиотерапии. И заслужить этим ее любовь! Да что там болезни, она у меня переживала войну, ее били, резали, калечили, обжигали и даже насиловали в особо извращенной форме – и все во имя любви, чтобы я потом мог остаться с ней, заботиться о ней и отомстить за нее. Помню, как однажды ей отрезало обе ноги трамваем.
Это одна из моих любимых фантазий.
Причем я никогда не видел ее лица – и это несмотря на все, через что мы с ней прошли вместе.
У нее просто нет лица. Нет, неправильно, лицо, конечно же, есть, просто я его никогда не видел, и пока не увижу, эти фантазии так и останутся фантазиями. Вот тут и приходит настоящее отчаяние – ты начинаешь искать ее, единственную, повсюду. Кассирша в супермаркете, девушка, сидящая напротив в метро, те, кого встречаешь на улице... Кто она?
Аркадий Аверченко
Широкая масленица
Кулаков стоял перед хозяином гастрономического магазина и говорил ему:
— Шесть с полтиной? С ума сойти можно! Мы, Михайло Поликарпыч, сделаем тогда вот что… Вы мне дайте коробку зернистой в фунт, а завтра по весу обратно примете… Что съедим — за то заплачу. У нас-то ее не едят, а вот гость нужный на блинах будет, так для гостя, а?
«Чтоб тебе лопнуть, жила!» — подумал хозяин, а вслух сказал:
— Неудобно это как-то… Ну, да раз вы постоянный покупатель, то разве для вас. Гришка, отвесь!
Кулаков подвел гостя к столу и сказал, потирая руки:
— Водочки перед блинами, а? В этом удивительном случае хорошо очищенную, а? Хе-хе-хе!..
Гость опытным взглядом обвел стол.
— Нет-с, я уж коньячку попрошу! Вот эту рюмочку побольше.
Хозяин вздохнул и прошептал:
— Как хотите. На то вы гость.
И налил рюмку, стараясь недолить на полпальца.
— Полненькую, полненькую! — весело закричал гость и, игриво ткнув Кулакова пальцем в плечо, прибавил: — Люблю полненьких!
— Ну-с… ваше здоровье! А я простой выпью. Прошу закусить: вот грибки, селедка, кильки… Кильки, должен я вам сказать, поражающие!
Мой отец был булочник, и на культуру ему было насрать. Бывало, играю я на пианино, а он входит, стряхивает мучную пыль со своих волосатых рук и говорит: «Что это за херню ты играешь?» Я говорю: «Бетховена». А отец: «Неудивительно, что он оглох. Ради бога, выйди и займись чем-нибудь». Теперь мне во многом понятен его цинизм.
Жизнь — это хореография. Ничего не проси, ничего не жди и принимай все спокойно. Я так рассуждаю: «Что люди обо мне говорят или думают, меня не касается. Я такой, какой есть, и делаю то, что делаю, просто ради забавы — вот как устроена эта игра. Чудесная игра жизни на ее собственном поле. Здесь нечего выигрывать и нечего терять, здесь не надо ничего доказывать. Не надо выворачиваться наизнанку — чего ради? Потому что я по сути своей никто и всегда был никем». Это пришло ко мне лет десять назад во время глубокой депрессии, когда я сидел в одном римском отеле. Я повторял это про себя как заклинание. И с тех пор в моей жизни произошло много удивительных событий.слёзы реки ебанного Нила, когда же вы высохнете во мне, быть равнодушно бесчувсвственной на публику и терпеть боль легких с комом в горле от которого невозможно дышать... когда же ты поймешь и успокоишься, вечно беспокойная внутри.. когда совсем сердце перестанет биться, а ты пока не заслуживаешь даже думать о нём.
Всегда тебя будут приследовать эти взгляды на твои шрамы как самое больное из раннего детства, когда тогда, как тогда точ в точ.. жаль что нет такого утройства как в Вечном Сиянии Чистого Разума - стереть навсегда участки памяти. Было бы легче наверное нет? просто мы слабые и бесхребетные твари. Жалуйся, жалей, бичуй, ненавидь себя. Тлеешь внутри. Как угли разгораются снова в костер от этих косых пристальных взглядов. Какого черта вам надменным самовлюбленным идеальным не радоваться своему превосходству, рыщите в чужих уродствах, даете советы если понаглее хватает бессовестности.
Лучше уж никогда не лелеят глупые мечты о том, что и тебе повезет и когда нибудь. А ведь все говорят надо верить, надо. Да как же верить то..
Сколько всего вокруг у других и просто ценишь и учишься на восприятии мелочей. Люди не вещи, но что может быть проще чем сравнивать в метафорах ситуации..
Как ребенок играет в игрушку которая ему не принадлежит и он не понимает почему он не может ее забрать себе, навсегда сделать своей. Это просто больно словно отнятая конфета. Дело ведь не в вещественности. А в возможности обладания, вернее в его отсутсвии. Как это сложно отпускать вещи, тешит себя что "потом", "когда нибудь". К черту вещи. Людей нельзя присвоить. Есть только свобода которую можешь подарить.
А ты просто не злись, не надо детка.. маленькая наивная.. просто не думай.. иди уже отдайся хотя бы Морфею, в самые крепкие объятия его пустоты, он тебе ничего не пообещает и не покажет кино. Зато ты не будешь думать обо всем этом хотя бы во сне...
Психологический тест предлагает исключить из трех предметов один, не вписывающийся в общий ряд. Предметы: ботинок, карандаш и линейка. Здоровые люди исключают ботинок, остается карандаш и линейка. Объяснение — это чертежный набор. Люди с проблемами ставят в один ряд карандаш и ботинок, потому что тот и другой оставляют след. Это так, по поводу ошибочной картины мира…
© Мацуо Монро «Bang-bang»