Почему, когда хорошо, хочется молчать?.. А когда плохо - вопить, как резанная...
Сто лет не писала дневник. А вчера даже за бумажный схватилась. Стала буквы свои корявые рассматривать, в руках мять. Плакать...
Правда, написать так ничего и не смогла. Хотелось молчать и давиться болью, чтобы тонкими струйками изо рта вытекала, а я бы корчилась и молчала. Пока не захлебнулась бы...
Когда мне больно, мне кажется, что трамвайные провода нарезают небо, как яйцерезка. Впиваются в него и кромсают по-своему. На какие-то треугольники и прямоугольники. А потом - опускаются на землю и отпускают небо обратно и оно начинает плакать, потому что снова становится целым и мягким. Облака затягивают раны... И кажется, что небу больно, но ведь там, внутри, оно синее-синее. С солнцем где-то посередине.
Избыток боли... Но никто без нее еще не стал лучше. У меня как будто нет дыхания, есть вздохи. Дышать стало как-то необязательно. Над головой навис океан. Тяжелый, большой каплей. Хочет затопить. Вздыхаю, жду мерного дыхания.
Неужели все вернулось? Или ничего не уходило? Или не хватило сил разгрести весь мусор по любви?..
Как будто пусто, но пустоту эту наполнил гнев. Чего ради все это? Ты втыкаешь ящик, я сижу в углу... Пылюсь, жду, когда ты помоешь пол и переставишь меня... Ты готов переставить - реклама... И начинается шоу.
Так надоела эта жизнь по телепрограмме, на телеволне, по телесигналу. Я боюсь, потому что программу телепередач на завтра никто не отменял. Сядет равнодушная тетенька, равнодушно поздоровается и прочитает список адской тупости на завтра. Для тех, у кого плохо с личной жизнью, у кого пусто на сердце, трусливо на душе, кому страшно открыть книгу... Потому что придется подумать - а вдруг засосет и ты узнаешь, что жил не так...
Терпеть не могу телевизор. Сочувствую всем втыкающим ящик. Осталось недолго. Лежа в ванной на полу, перед последним дыханием вы посмотрите программу телепередач на завтра...
Нет... Ничего и не было. Я сажусь перед экраном и не знаю, о чем напишу.
Нет... Ничего и нет. Просто "нет" - мое любимое слово.
Вдруг слезы мои стали черными - я же крашусь, украшаюсь, приукрашиваю... Что есть чистого - малюю разными цветами. Что есть цветного - закрашиваю черным цветом. Мне, как человеку, неведомо, как сделать все это обратно прозрачным. Я и о цветах немного знаю, они просто появляются в жизни и я любуюсь или спорю с ними. Вот и все.
Немощна...
И какой из меня художник? Потемнело за окном - и я уже забыла, как выглядит день. Взошло солнце, и я вдруг забыла, как страшна тьма...
Скажи мне, где спит твое сердце... Или нет. Не рассказывай лучше. Когда я доберусь до него - не факт, что не вопьюсь всеми своими пломбированными зубами, не раздеру его до крови, не остановлюсь, увидя, что на нем еще нет ни одной раны. Буду ставить на него клеймо своего прикуса, буду жаждать на губах его привкуса...
Благодарю за доверие. Тебя. И очень люблю тебя. Но так зубы чешутся!!! Скажи мне, где спит твое сердце... Или нет, не рассказывай. Молчи.
Скоро воскреснет Христос и станет легче...
Страстная седмица. В субботу впервые исповедовалась. Впервые в жизни. Прочитав список грехов, не обнаружила у себя штук пяти. Да-с, мадам...
Исповедовал батюшка, цикл проповедей которого мне предстоит расшифровать и отредактировать. Смотрел на меня с состраданием, когда я читала свой четырехстраничный список грехов и плакала. Точнее, как-то даже тихонько поскрипывая голосом, причитала. Смотрел и говорил: "Господи, прости". Сказал, что на том пути, который я выбрала, мои гордыня и эгоизм - мне не помощники. Возможно, придется много прощать, понимать и принимать... Я ответила, что понимаю.
На самом деле, готовилась к исповеди на ходу. В метро читала покаянный канон, молитву Богородице дочитывала, пробиваясь сквозь пешеходов на Васильевском... В пятницу и вовсе думала отложить исповедь. Спасли мои два института, хочешь-не хочешь сдавать экзамен, а идти надо, будь что будет. Вот и пошла.
Я читала свои грехи, поясняла батюшке, а сама, как двоечница, думала, что и вовсе не отпустит мне их... До фига. Даже смертных успела насобирать, а не то, чтобы по мелочи как-то хулиганила.
Батюшка сказал встать на колени, я поняла, что отпустит. Через епитрахиль чувствовала его руку на моей голове и крестное знамение. И что-то уходило... Сердце успокаивалось...
Назначен месяц покаянного канона...
Потом слезы полились свободно. Ручьем. Бежала по улице, твердила: "Господи, какая я у тебя непутевая"... В каком-то подъезде разрыдалась. Ничего не могла поделать.
Вернулась домой в светлой уверенности - Бог есть Любовь. Внутри меня наступила, состоялась... какая-то светлая тишина. Хотелось бы, чтобы она никогда не покидала моего сердца... Иначе совсем плохо. Иначе уже и не хочется.
Текст к флайеру выступления "Алисы" в Архангельске15-04-2008 22:16
Любовь кроет ненависть, дружба – предательство, жизнь кроет смерть… Как сотни лет назад, единым перекати-полем летят они по нашей жизни, заставляя искать Истину. Гонят к двери лабиринта…
Сколько заклинаний у тех дверей сказано, сколько слез упало… В боязни и предвкушении Вечности колотятся у той двери сердца, перебирая четками события своей жизни.
Что в том лабиринте? Истина.
Что наши дни? Да все Ее поиск.
Смерти нет, есть Жизнь Вечная…
«Пульс хранителя дверей лабиринта» Алисы – молитвенно произнесенное кинчевское «верую»…
Ну, чё... Говоришь, не обновлялся неделю дневник... Пишу.
Из последнего. А ничего ТАКОГО на ум пока не приходило. Разве только последний снег натолкнул на одну мысль. Он такой холодный был, колючий и треугольный какой-то... Такой почти что град. Лепил мне в лицо по-хамски, почти что орал. И он мне нравился, очень. И я поняла, что все-таки я с Севера... Так, наверное, нравится все последнее, когда оно точно уходит... Так, с нежностью, вспоминается потом даже самый неприятный разговор, когда становится ясно, что он безвозвратно-непоправимо последний. У него... какие-то краски появляются. Теплые. Кажется... съедобно-красные...
И я шла, ладони ему, снегу, протягивала-подставляла, и увидела, что далеко не всем снежинкам есть дело до моих теплых ладоней. Им даже нет дела до того, что они раскрыты. И они не присаживались на ладонь не из опасения, они ее не замечали.
А некоторые снежинки, несмотря на ветер, садились и таяли... А другие все пролетали мимо... теперь уже капелек и неслись, чтобы разбиться о землю, сесть в грязь, или пожить там, внизу... не тая. И я шла и думала. Вот, кажется, видишь, что кто-то живет не правильно, а ты ему руку хоть запротягивай... Если он не просил твоего тепла, позволь ему лететь своей дорогой. А тот, кто ищет тепла, кому твое тепло будет понятно, тот окунется в него и растает. И даже забудет о том, что в суете и вечной борьбе за место под солнцем каждой снежинке привычно думать: тепло - есть смерть...
Опять же... Зачем тогда снежинкам место под солнцем, если они так боятся растаять?..)))
Ветер выломал наши двери. Мы впустили в наш мир какой-то тошнотворный холод. Я чувствую, как он меня выхолаживает, вымораживает и почти убивает.
Я начинаю рисоваться, малевать несуществующие глубины и высоты. Ты раскрашиваешь их в свои цвета, добавляешь им шума, и я почти не разбираюсь уже в этой живописи. Не вижу контуров, не улавливаю смысла. Хотя я могла бы, наверное, понять, но меня тона не устраивают. Не мои это цвета. Холодные. Мерзко-сине-зеленые... Наляпано как-то в разных местах. Поверх конкретного и известного. Имя чему - Любовь...
Ты перестал придавать мне мягкость и нежность. Мои слезы не сгодятся тебе даже кисти ополоснуть. Ты в них не веришь, они тебе просто мешают.
Самое страшное, что что-то щелкнуло, и я больше не могу просто тихо созерцать. Ты спросил, за что я тебя ненавижу. Я поняла, что, наверное, мучаю тебя...
Мы все время спорим и мне не ясно, чего ради... И еще хотелось бы знать, мы будем писать один холст или разделимся на команды?
Сегодня на Питер вдруг навалился снег. Я не могла выйти из дома. Боялась, все равно, что вернуться к прошлому. К холодному Архангельску, к еженощным сомнениям, к одиночеству рядом с людьми, к крику в пустоту, которого даже сама не слышишь... Но все же вышла и оказалось, ничего страшного. Холод мне родной даже. Привыкла я к нему, может, он живет где-то во мне.
Я живу в четырех стенах. В себе. В твоих - наших проблемах. Иногда молюсь, остальное время пытаюсь сделать вид перед самой собой, что забываю это делать. А на душе тихие сумерки. В Питере они тише, чем в Архангельске, где они наваливаются как-то разом и имя им тут же становится "ночь". В Архангельске нет сумерек, в Архангельске ночь на землю просачивается и все собой заполняет. И все... Спать, сидеть по теплым кухням, прятаться в сплетнях от одиночества и забот, вдыхать грязно-приторный запах кабаков и бояться сдохнуть от чистого воздуха утром.
Если меня спросить, что ассоциируется у меня с Архангельском? Глубокий снег, под которым лед. Когда бежишь, проваливаешься, скользишь и собственными коленками друг об друга стукаешься. И больно, и буксуешь, и пожаловаться не на кого и некому. И вот бежишь и бежишь, злая и запутавшаяся, не в силах принять ни снег, ни лед, ни тех, кто вымораживает сердце. А колени все стучат, а ты настолько устала, что не в силах остановиться и сказать себе: "Это же твоя жизнь, как твои коленки. Не беги, прими вместе с болью. Скоро найдется мазь, микстура, таблетка. И ты сядешь в кресле. Бесконечно одна... Сядешь и будешь ждать. И будет утро, когда состояние "бесконечно одна" воспримешь как счастье."
Я тогда все бежала, хотя в моей голове есть достаточно мудрых фраз, которые не одну меня вели по жизни. Только почему-то, когда больно, ты их забываешь. На самом деле, мне тогда очень нужно было вспомнить надпись, сделанную на кольце царя Соломона "и это тоже пройдет"...
И это прошло... Но иногда, во сне, я слышу стук своих коленок. Одних из миллионов стучащих колен.
Вчера смотрели футбол. Мат стоял несусветный. Он даже ну проливался, сыпался, доносился или раздавался. Он был... такой нематный мат. И все на футбольном поле, вдруг стали суками, хотя, если разобраться, там одни кобели бегают. Ну, это я так, не обидно, по-футбольному их кобелями называю. А так им все орут "бей, сука, бей!". И все вдруг стали гнидами и пидорасами, свиньями, хуилами и мудилами. Ах, да, и еще был скотина предатель Быстров.)))
И мат этот... такой нематный, что мне даже показалось, будто ангелы просто заткнули уши и ждали окончания трансляции.
Говорят, если можешь не писать, - не пиши. А я не могу не писать, но каждый раз сажусь перед белым полем, и вообще-то, у меня нет ничего особенного, чтобы сказать этому миру.
Сейчас опять тот же случай. Ни кома в горле, ни смеха в животе... Просто белое поле и я. Надо что-то сказать, молвить... А что - не знаю. Может, для меня болтовня и скакание пальцев по клавишам - это нечто сродни некоей параноидальной практике... Ну, стучу - жива, значит.)))
Пристрастилась я, однако, к клавиатуре. А когда чего толковое выйдет - не знаю. Да и не стремлюсь, видимо, к этому. Так, стучу, как поезд по рельсам. Но коль скоро поезд стучит и куда-нибудь да прибывает. Достучусь до чего-нибудь и я.)))
Есть дом у синих озер, И светлый ангел над ним...10-03-2008 00:23
Почти пост. Я счастлива. Ты сказал, что все понял... Я заплакала, потому что знаю, тебе это понимание было нужно больше всех. А еще больше - Богу.
Он нас вел друг к другу... Чтобы спасти. Чтобы... Если бы знать. Чтобы... даже неважно что. Главное, я знаю, что это от Бога, и я счастлива однозначно всем, что у меня есть.
Скоро у меня будет работа. У нас с тобой - двуспальная кровать и весь мир будет, как нам всегда и кажется, дышать в такт нам двоим.
На стекле капельки пота. В комнате - пахнет любовью. Знаешь, мне вообще-то, если честно, кажется, что весь мир пахнет любовью. На улицах - красивые люди. Злых нет, есть запутавшиеся. Но и они обязательно прозреют. Ну, хотя бы чуть-чуть. Господь милостив. Это точно.
Наши ссоры, как грозовые разряды, - естественны. Им время от времени положено случаться. А после ссор воздух становится свежим и возвращается солнце. Потому что ему положено возвращаться. Потому что от нас оно и не уходит никуда, оно просто прячется за тучки. Только и всего. Прячется, чтобы вернуться. Прячется, чтобы мы поняли, что оно есть, что оно нужно нам. Как... Как моя улыбка тебе. Как твои прозрения - мне.
Святое время. Когда тебе хочется прочувствовать, ощутить меня всю. Так, что мне иногда даже бывает больно. Святое время. Я верю тебе... Точнее, у меня даже нет вопросов верить ли. Святое время. Когда мне кажется, что твои губы, - это поцелуй вселенной. Заслуженный или данный авансом... Который хочется сберечь где-то очень близко к сердцу.
Я счастливый человек. У меня есть стойкая уверенность, что химики врут. У любви нет срока. Мне хочется крикнуть, что она не поддается теориям. Что любовь это не задачка, сложенная по типу "дано - Любовь, найти - Любовь". Если это и задачка, то сначала "найти - Любовь, а потом будет дано - Любовь". И еще там должен быть пункт "сохранить - Любовь". Без него совсем никак. Потому что в нем и трепет, и благодарность.
Все в нем.
Все в Нем!!!
Я в Сети. А ты в другом Сити. Мы не американцы из так пленяющих меня рассказов о людях, живущих в маленьких американских городках, и переживающих одинаково сильно по поводу прыщей и разборок в школе... Мы... из Сети.
Думаешь, мы рыбы и мы попались...
Или мы птицы и мы вырвались?
Нас тихонько несет течением? Или мы летим наконец-то?..
В моих словах стало слишком много многоточий. Слишком много замолченного, проглоченного... Ты не любишь мармелад, но и солёного ты не сторонник. А я просто человек, который знает, зачем он к тебе пришел, и мне нужно, чтобы меня слышали... Даже когда больно.
Жизнь не похожа на бутер, который можно перевернуть колбасой вниз, чтобы он стал вкуснее. Иногда даже не приходится выбирать, что будет на этом бутерброде...
Я вымыла руки. И не вытерла их... Как обычно.
Вода капает мне на ноги. Мне кажется, что я плачу.
01. ваше имя:
02. ваш возраст:
03. одиноки или в отношениях:
04. любимый фильм:
05. любимый исполнитель или группа:
06. тату или пирсинги:
07. мы знакомы вне интернета?
08. жизненная позиция:
09. стакан наполовину полон или наполовину пуст?
10. будете ли держать что-то от меня в секрете, если это будет в моих интересах?
11. самое приятное воспоминание, касающееся вас:
12. ваше самое любимое удовольствие?
13. один интересный факт о вас:
14. как насчёт совместного похода в клуб?
15. ваша слабость:
16. как вы думаете, я хороший человек?
17. вы бы изменили во мне что-либо, если бы смогли?
18. в чём вы спите?
19. брюки или юбки?
20. сигареты или алкоголь?
21. мне осталось жить один день, как мы проведём его?
22. поместите ли вы эти вопросы к себе, чтобы я мог на них ответить?
Одно большое состояние, что я тупею. В жизни человека что-то должно быть. У меня пока ничего, кроме личной жизни, не происходит. И... видимо, этого моему мозгу не хватает. Ощущение постоянно растущей опухали дурных мыслей. Тупых предчувствий. Странных намеков. Ненужных слов. Больше не хочу.
Вырастить опухоль несложно. Гораздо сложнее потом избавиться от нее. Ловить метастазы сомнений, вылавливать из собственной крови остатки дурной гадости, выскребать вены, вытаскивать ошметки груза... Еще вчера казавшегося единственным, чем можно достойно и весело жить...
Больше не хочу этого... Мне нужен воздух.)))
Я все время застреваю на пороге дома. Одета, накрашена, но никуда не иду. Долго никуда не иду. Смотрю на кусок соседнего шестнадцатиэтажного дома, а он - на меня. Смотрим с ним друг на друга и молчим, молчим...
А потом небо. Белым пятном душит мое окно. С самого утра оно затыкает улицу белой ватой, и я начинаю чувствовать себя старой елочной игрушкой, которая лежит в коробке с такой же старой ватой... А у ваты этой куча деревянных заноз... И вот, каждое утро я чувствую себя этой игрушкой, которую достают из коробки лишь раз в год... Но я почему-то не могу смириться со своим местом в этом мире и этой коробке. Непокорная такая игрушка.
И никто не тревожит мою коробку, и в коробке почти всегда тишина, ну если и будет какое перемещение, то тихо так стекло "цок-цок-цок" без ругани зацокает о товарищей.
В коробке с игрушками нет смерти. Если кто-то и умирает, то говорят, что на счастье... Заметут на совок, с шелестом опрокинут в мусорное ведро. Вот и вся наша блестящая жизнь.
Но если бы только все понимали, что все, что уходит, умирает (если, конечно, правильно умирает)... Все - на счастье. И все, что ни делается, - к лучшему. Не я придумала, а жаль... Но это чистая правда.
Ну, вот ты у меня есть... А я даже не пытаюсь тебя съесть.
Сегодня в храме я опять плакала. Я только прошу Бога, чтобы он меня простил. За все.
Иногда мне кажется, что я уже перешла на другую ступень. На ступень, с которой мне немного сложно объяснять людям, что живут они неправильно. И наверное, на этой ступени даже видно, что людям и не стоит этого объяснять... "Стучите и откроют" сказал Христос. А если не стучат... То, в общем-то, значит еще и до двери (читай "до ручки") еще не дошли. А про свиней и бисер это даже последний атеист слышал и даже произносил в подтверждение своих каких-нибудь атеистических точек зрения.
Мне немного тяжело... У меня в горле ком недосказанного, а в голове - куча недомысленного. Я понимаю, что разучилась писать целомудренно и откровенно. Я открыта, но не для всех... (С недавнего времени мне стало немного стыдно за многочисленные "я")
Я что-то храню внутри, но до сих пор не знаю для кого... "Граждане, у меня есть что-то внутри, вам это не нужно? Отдам в добрые руки!"... Приютите мои мысли... Услышьте мои слова... Не дайте их на растерзание пустоте, а то они все рассеиваются и рассеиваются... А до вас доходят лишь отголоски... Вырванные из контекста, лишенные смысла.
Посмотрите в мои глаза. Когда я смотрю на них в зеркало, я понимаю, что совершенно не знаю того, кто смотрит на меня. Может быть... вам что-то ясно?
Вообще, очень хочется тортика. На какое-то время я даже буду счастлива этим сладким послевкусием, которое постепенно исказиться практически до вони... Если заснуть.
А по большому счету - было бы здорово найти себя... Вы меня не видели?
Как на распутье... Хотя распутицы нет. Как над пропастью, хотя я никуда не падаю. Я ведь многое о себе понимаю. Хотя ничего, возможно и не смыслю в себе. Мне очень хочется уйти, хотя просят остаться. Меня разрывает, хотя, наверное, я никогда еще не была такой целостной. У меня в горле ком... Мне хочется крикнуть, ну... хотя бы расплакаться. По-человечески. Но нельзя. Нельзя.
У меня все хорошо. Так, как еще никогда не было. У меня впереди надежда, вера в бессмертие которой, единственное, кажется, что объединяет людей.
Я стала понимать, что мы... Люди, гораздо больше, чем мы есть. Но почему-то мы не мечтаем дальше квартиры, машины, работы... Мы птицы, но почему-то не летаем... Дальше той же работы и квартиры.
Мы не звери, но почему-то нам обычно очень хочется трахаться, жрать и еще разорвать кого-нибудь. И иногда кажется, что нет для нас закона более понятного, чем закон джунглей. Он не вымывается из нас никакими поколениями, никакими цивилизациями. Мы принесли его в офисы, клубы и рестораны. Наши самки ходят в мехах, а самцы - в коже и шерсти... А меж тем слоны в наших джунглях давно трубят, но мы не бежим от опасности, не ищем возможность выстоять вместе... Мы думаем, что у старых слонов маразм... Ну, если и не маразм, мы все равно их языка не понимаем. Пусть себе трубят.
Но когда-то мы поймем. Что в наших джунглях влажно, потому что мы всю жизнь понапрасну потели. Что в них, в джунглях, можно даже сказать, сыро, потому что мы все плакались... да не о том. Что здесь душно от пустой болтовни, и что уже почти невозможно дышать... Потому что все дельные слова остались невысказанными...