Среди грехов, самых частых, самых низких, самых популярных самым тяжёлым считаю ложь.  Всю жизнь стараюсь избавиться от неё, выбросить её из своей жизни, перечеркнуть и исключить пространство для её существования в моей жизни, и всё же продолжаю сталкиваться с ней.  И каждый раз, как ребёнок теряюсь, продолжая оставаться максимально безоружным против неё и людей, которые мне лгут.

ПН

открытые рты; удивлённые глаза; чужой речетатив; разнокалиберные туфли; лысеющие и уже облысевшие головы; солнечный день на улице; безветрие; лимонные и розовые печенья; невкусный чай, и ещё более невкусный кофе; политика по отдельным дисциплинам на Олимпе власти в компании; открытие, что сегодня, оказывается, лучше, чем вчера, а завтра оказывается будет даже ещё лучше; с морскими млекопитающими дела обстоят неважно, с белыми медведями ещё хуже; жизнь даже в серьёзных корпорациях всё больше смещается в виртуал; слайды, играющие в чехарду, пиджак от одного костюма, брюки от другого; усы, чёлки, бороды, бородки и просто пучки волос на разных участках лица; жвачки; сигареты; забытые быть выключенными звонки на мобильных; внутренние мысли и внешние эмоции; чашки, трущиеся о блюдца; нетронутые бутылки с водой; абстрактные картины на стенах; лейтмотивы и призывы, обречённые остаться в сегодня; присутствующие, а чаще отсутствующие взгляды; сигареты во рту, спаянные с разговорами по мобильному; клубки переживаний и открытая тоска со скукой; напряжённые спины и расслабленные мышцы...

Некоторые люди отказываются плодить детей, объясняя это тем, что они не хотят приводить детей в этот жестокий, коварный и обманчивый мир.  Вот смотрю на ребёнка, который пересекает дорогу, и как же я их понимаю.  Но потом ловлю себя на мысли, а насколько это правильно.  Потому, что расклад простой: плодить детей и не плодить детей.

Если разобраться, то да, дети, эти наши слабые, родные и близкие кусочки самих себя могут погибнуть в этом мире, будут страдать, плакать, болеть и испытывать потрясения.  Логичный подход.

Но другой подход, как мы можем решать за них?  Было бы лучше, если бы я не был рождён в своё время.  Разве это жизнь не дала мне вместе с болью, огорчением, страданиями и радость, веселье, любовь и удовольствие.  И сейчас, если мне предложат выбирать между тем, чтобы быть в этой жизни и не быть, я всё равно выберу "быть".  Сама жизнь в её самых простых проявлениях уже есть ода любви, самое простое - кусок хлеба, глоток воды, глоток воздуха, чьё-то прикосновение, чей-то смех или шепот - уже само по себе проявление самого желанного, что отпущено Богом и природой человеку.

Да, дети будут страдать, могут даже погибнуть, но именно ответственность каждого человека в том, чтобы родить и вырастить другого человека, правильно помогая ему учиться жизни.  Это не значит оберегать его от жизни, это означает, что правильно поддерживая его, дать ему научиться самому ходить в этой жизни и быть хозяином собственных поступков, собственного мира и собственной Вселенной.

ПН

Наверно, зима в нашей части города начинается раньше.  С утра уже крыша машины покрыта инеем.

В 8 часов мест для парковки уже нет.

В новом офисе лучше.

ПН

Фастум гель хорошее средство против повреждённых мышц.  Проверено на опыте.  Вчера.

С утра идёт дождь.  Он радует меня.  Какая-то солидарность что ли с внутренним миром.  Хороший был вечер вчера.  Без конфликта, с равными долями спиртного, тостами и предельной искренностью.  Про меня тоже сказали.  Сказали, что я наивен.  Я поправил, что не просто наивен, я глуп.  Но это мой выбор.  Если у меня два выбора: быть по современному умным и по отсталому глупым, я выбираю второй путь.  И за это, возможно, я и добился тех крох уважения от тех, кого уважаю сам.

ПН

Утром футбол, вечером совместный ужин.  Курица на костре, вино, коньяк.

ПН

Пытался скачать программу.  Естественно внёс вирус и сейчас комп каждые 2 минуты зависает.  Плохо.

Переезжаем в другой офис.  В другое здание.

ПН

Гитара - великий инструмент.

ПН

Она и он. Молча смотрят друг на друга. Она, ожидающая от этой жизни любви, чувств, изменений, света и тепла, и он, который во всё это не верит. Она, смотрящая ему в глаза недоуменно и не понимающая, почему он отстраняется от неё и её чувств, он прошедший мясорубку жизни, с огрубевшей и одубевшей кожей души, и не понимающий её, как она может во всё это верить. Смотрят в упор, остановившись посередине этого ревущего мира. Он молчит, она протягивает руки с дрожащими пальцами к нему, хочет прикоснуться к нему. Не двигаясь с места он подаётся назад. Она настойчиво дотягивается и тонко прикасается к нему. Он как непослушный конь испытывает внутреннюю тревогу и чувствует, что это состояние делает его очень слабым. Она держит свои пальцы у него на лице, едва двигаясь. Она всё ещё смотрят на него. Нежность и тоска льётся в её взгляде. Он вдруг чувствует, что внутри, в грудной клетке возникает спазм, как ледяная скала, выходящая из под земли давит ему на сердце. Ему не хочется этого, он хочет убежать, потому, что память за волосы тянет его назад и вывернув руки прижимает лицом в его прошлые встречи, чувства, боль и прощания. Ему больно, больно снова, и внутри он трясётся от ужаса, что всё то, от чего он убегал, что его болтало, швыряло, кромсало и насиловало ему душу может вернуться. Ему больше не хочется этой слабости, этих тревог, этих сомнений... А в её взгляде всё ещё недоумение, как он может отстраняться от неё, как он не может понять, что во всём мире сейчас есть и останется один единственный человек, это он. Прохожие, непривыкшие в этой культуре к подобным открытым отношениям на людях, задерживают взгляд и шаг, а потом уходят. Каждый понимает, что происходит что-то серьёзное, тяжелое для обоих. Он начинает смущаться и начинает видеть мир, который он не замечал ещё секунду назад. Он качает головой, пытаясь уйти от реальности, как от наваждения. Она останавливает его голову, не разрешая ему уходить в себя, от своих едва наметившихся чувств. Она не знает о нём почти ничего, но своей тонкой женской душой понимает, что сейчас ему очень плохо, он уже не тот сильный и уверенный в себе мужчина, а подросток, который боится и её, и её чувств и самого себя. Она слышит рёв от обвального падения его внутренних твердынь. Она не знает что сказать, слова лезут какие-то неуместные, вопросы кажутся глупыми, он не знает, что делать. Ему просто хочется отвернуться и убежать к самому себе, сильному и уверенному. Но что-то удерживает его. Как всегда мы не знаем, а догадываемся о важных вещах, и он догадывается, что это может быть самой важной и самой нужной ему сейчас вещью. Зачем? Да хотя бы для того, чтобы вернуть остатки его веры. Веры, которую он оставил далеко позади, и жалкие и выцветшие лоскутки которой он и сейчас иногда гладит с грустью. Она готова пойти за ним на конец света, только позови. Но он не зовёт и более того, он пытается убить едва наметившееся в его сердце чувство. И она интуитивно чувствует это и не понимает зачем. Слёзы постепенно начинают появляться в уголках глаз, но она не хочет их. Она не хочет превращаться в слабую женщину с привычными поступками и знает, что слёзы могут всё испортить. Она кричит ему "Ты же видишь, я не плачу. Я просто хочу понять: зачем?!? Зачем ты это делаешь? Что может быть в жизни у человека важнее, чем любовь?!?". Наваждение постепенно проходит, развершаяся зияющими ранами месиво души постепенно втягивается в стальную коросту своего панциря. Он тихо, но решительно убирает её руку со своего лица, слабо улыбается и едва кивает головой "Ни ты, ни я ничего не сможем поменять. Всё равно ничего не получится." Проведя по щеке он кончиком пальца поднимает слезу, убирает с её лица прядь. Он прячет взгляд и стесняется своего малодушия, но ничего не хочет менять. И она понимает, что даже если они будут продолжать встречаться, общаться, и даже спать, он покинул её. Он ушёл, и, навряд ли, вернуть его удастся. И нет ничего горше и никогда прежде она не чувствовала свою короткую жизнь более пустой. Она начинает содрогаться от внутренней боли, её знобит, ей хочется сесть на землю, в пыль, потому, что земля под ногами качается. Сквозь мутую слюду набухших слёз она начинает видеть мир, эти дома, дорогу, урну, ствол дерева и идущие рядом машины. Мир не рухнул, но она не верит в это, потому, что этого быть не может. Мир не может оставаться таким же спокойным и уверенным, когда только что, у неё на глазах у неё вырвали и убили её любовь. Как же ему хочется прижать её к себе, уверить в том, что всё будет хорошо, что они останутся друг у друга в жизни, он защитит её от всего мира, не отпустит, не отдаст, он будет любить её до самой смерти. Хочется, но он знает, что устоит, он не хочет лгать. Ничего не будет хорошо, они не останутся друг у друга в жизни, в лучшем случае он сможет защитить её только от хулиганов в ночное время на улице, а так мир будет иметь и его и её не спрашивая разрешения, долбить и насиловать им и душу, и тело, растягивая сетку морщин и безжалостно забирая

С первого этажа пробивается сигнал беспроводного интернета.  Я в своей спальне.  Я поднимаю жалюзи на окне, потому, что я хочу видеть небо, пусть даже исковерканное углом соседского дома.  Я готовлюсь ко сну, и весь дом уже спит.  Но я хочу написать кое о чём, о том, о чём говорит мне каждый, кто подходит чуточку ближе и кто может, обладает возможностью расмотреть другого человека.

Я напряжён.  Об этом говорят все.  Я не расслабляюсь.  Это так.  Это напрягает людей, которые находятся рядом со мной делая разницу между тем, каким я выгляжу, и каким на самом деле являюсь очень ощутимой.  Часто спрашивают почему бы мне не расслабиться.  Но я не могу.  Я всё время в поиске внешних раздражителей.  Я их ловлю.  Мне пошёл пятый десяток, но я обхожусь без очков и в позапрошлом году вогнал из пневматической винтовки две свинцовые пульки одну в другую.  Я слышу.  Часто слышу то, что другие не слышат, хотя и не обладаю музыкальным слухом.  Вернее, как сказал и на что согласился мой учитель музыки, у меня страдает умение воспроизведения.  У меня очень острое обоняние.  И оно беспрестанно черпает информацию во внешнем мире.  Эти зонды от моего сознания во внешний мир, что чаще называется глазами, ушами, носом, баро и хеморецепторами, они постоянно, беспрестанно несут потоки информации из внешнего мира в мозг, заставляя его ежесекундно обрабатывать эту информацию.  Но он не строит независимые алгоритмы, он привязывает всю эту информацию к прошлым образам, ощущениям, аналогиям и во мне каждую секунду рождается и умирает мир.  Каждый штрих как экспресс поезд берёт меня назад в памяти, вызывая какие-то воспоминания.  Я весь как один напряжённый нерв. Постоянно.  Правда, я произвожу впечатление спящего удава, но сквозь веки я продолжаю видеть и наблюдать за этим миром.  Всегда, на расстоянии вытянутой руки, всегда, когда подходишь ближе, между чужим телом и мной должна быть выставленная вперёд рука.  Просто так, на всякий случай.  Чтобы отбросить другого назад.  Я часто держу руки в брюках, но сколько раз наклонившись вперёд я отводил протянутую ко мне руку своим локтём.  Откуда это?   Скорее всего в абсолютном недоверии к внешнему миру, постоянное ожидание удара.

В информационном поле в отличие от физического мира я защищаюсь тем, что очень легко ухожу в себя.  Втягиваюсь как улитка.  Я не ударяюсь во все тяжкие пытаясь защить самого себя в этом поле. Меня невозможно поймать, чтобы что-то объяснить.  Я просто лишаю человека общения.  Большая часть этому радуется, может потому, что понимают, что обошлись малыми жертвами, что не попали под каток.  А может они считают, что смяли меня, ведь внешне отмалчивающийся человек выглядит именно так.  Но потом, когда они пытаются продолжить общение с плацдарма "победителя", они удивлённо обнаруживают, что одержали победу над пустотой, над вакуумом, ключей от осаждённого и побеждённого города им никто не несёт.  Какая же это победа, вопрошают они.  Мы хотим врага и доказать ему, что мы сильны.  Но врага нет, потому, я ушёл в никуда.  Также, как я "убиваю" себя для них, я "убиваю" и их для себя.  Мы в разных плоскостях, галактиках, если хотите, и нам никогда не соприкоснуться в этом мире и этой прямой времени, как не могут соприкоснуться конники Чингисхана с дивизией СС.

Я отгораживаю себя и свой мир от внешней агрессии.  И пусть агрессор не называется себя таковым, пусть он не является таковым в современной системе исчислений, но точно также, как конец каменного топора начался с простого факта падения медной руды в костёр к первобытному человеку, хотя никто не мог увязать эти два факта в единую связку взаимосвязанных перспектив, также и я не могу позволить кому-то решать за меня, какие события являются важными, какие второстепенными.

ПН

Я получил от тебя сообщение.  Ты спрашивала могу ли я встретиться с тобой.  Нет, не смог.  Ибо был пьяным.  Как сапожник.  Ты редко находишь время для меня.  Я не знаю зачем.  И тем более мне странно слышать от тебя фразу "Мне льстит внимание такого мужчины, как вы".  Что это?  Явная лесть?  Попытка сказать что-то приятное?  Неважно.  Просто в мою жизнь не втискивается то, что я вижу перед собой в зеркале, себя в жизни и то, что ты сказала.  Хотя, и не похоже на то, что ты не искренна.

И мы всё ещё на "вы".  И скорее всего долго будем общаться также.

Но вместо "неполучившегося" позавчера, мы вместе создали "получившееся" вчера.  Согласись, что вчерашний день, вчерашний вечер он был очень содержательным, тёплым, осмысленным и запоминающимся.  Мы поехали на море.  В эту достаточно зябкую пору.  И мы сидели на берегу, в темноте, и несмотря на южный ветер, было зябко.  И заказали мы хорошую, почти вечную пищу: хлеб, сыр, оливки, вино.  Жаль, что мне нельзя было пить.  И наша беседа.  И спасибо, что ты такая, какая ты есть.  И меня пронимала нежность и ожидание какого-то чуда.  Как ребёнок, который ожидает подарок, но даже не знает, что именно ему подарят.  Потому, что он чувствует, что его знаний и фантазии не хватит на то, чтобы представить насколько неожиданным будет этот подарок.  Как откровение.

Ещё я вчера, кажется, понял, что ты не холодна в отношении со мной, ты, по-моему, просто боишься сделать что-то не так, испортить впечатление и всё то, что мы строим между нами до сих пор.  И мне важнее обладание этим сознанием, что ты хочешь принадлежать мне.  Важнее, чем сам фактическая и предельная близость в отношениях.  Хотя, когда-то давно, очень давно я дал себе слово, строить свои отношения с женщиной в первую очередь на сексе.  Возможно, я повторяю ошибку тех лет.

Когда человек помоложе, ему важно, чтобы об отношениях знал ещё кто-то.  В этом есть некая фактическая оценённая окраска отношений.  Некое свидетельство, что это есть и они состоятельны в этих отношениях.  Даже когда люди становятся старше, они любят делиться о своих отношениях.  Не знаю, как женщины, мужчины во всяком случае без этого не могут.  В этом некое самоутверждение для них.  А мне не нужно это.  Возможно, я ненормальный.  Мне нужны сами отношения, намного больше, чем то, что о них кто-то знал.  Вернее, мне нужны только отношения.

И сама дорога, и неназойливый блюз, и беседа, и неосвещённый наш путь, и резкие тормоза перед срезавшим меня юнцом - всё это проходило в предельном спокойствии и ни на секунду я не выходил из этого состояния.  И это навсегда останется моим.  Потому, что человеку ничего не принадлежит, кроме его воспоминаний и ощущений.

Потом мы пошли пить кофе.  В старом городе.  Мы шли пешком и я любовался твоими ногами.  Ты очень умный человек, но иногда ты не можешь объяснить мою нерешительность.  Скорее всего.  Просто я пытаюсь оттянуть конец.  И я знаю, где начинается обратный отсчёт до абсолютного нуля в отношениях.  И я не хочу, чтобы он начинался.  Отношения сразу же поменяются.  А меня устраивает то, что есть сегодня.  Мне так комфортно, мне так надёжно.  И мне надоело терять людей.

ПН

В тот день стал пить водку стаканами.  Вместо 5-6 рюмок, наливаешь всё в один стакан и выпиваешь залпом.  Сначала ничего.  Продолжаешь есть и беседовать.  Потом постепенно, начинаешь удивляться тому, как при полном отсутствии "доливки" топлива, начинаешь пьянеть.

Выпиваешь всего три "рюмки", но эффект намного более сильный.  Лучше?  Скорее всего нет, просто отпадает необходимость говорить тосты.  Чаще пресные и многократно повторенные.

ПН

Разница в возрасте угнетающая.  Однако, так получилось, что связь установилась.  Самая странная связка, непонятно чем она увлеклась, при её любви к танцам, светским раутам, "солнцу и людям".  Непонятная обстановка.  Внутреннее напряжение.  Бутылка мартини через горло.  Она пьяная в дупель.  Шатается и болтает глупости.  Раскрепощена, но как многому ещё ей надо учиться, чтобы хотя бы собственное тело узнать.  Надо вырвать бутылку.  Кричит. "Больная, да?!? Чего орёшь?!?"  Обратно в город.  Окно с её стороны открыто.  Прохладный ветер пытается разогнать её опьянение, но безуспешно.  Плачет.  Впервые за полгода.  Салфетки очередью вылетают из коробки.  Сминает их в шарики, но в окно не выбрасывает.  Знает, что не нравится.  Собирает в руку.  Сползает всё время к ручке переключателя скоростей.  Висит на руке.  Опасно даже при этой умеренной скорости и этой темноте.  Вытаскивает ноги в окно.  Пусть.  Главное, что пристёгнута.  Пытается дотянуться губами.  Нежность так и выливается через глаза, руки, губы.  Видно, давно сдерживалась.  Главное не въехать в другую машину.  Мозг работает, втягивая окружающий мир, как факс бумагу.  Ибо необходимо одно внимание на двоих.  Хочет есть.  Хорошо.  Сейчас покушаешь.  Звонит очередной ухажёр.  Что-то пытается объяснить.  Не получается и поэтому посылает нахер.  Вот и кабак.  "Мне надо пописить" и уходит.  Пока её нет "Не надо мясо сильно перчить" и официант уходит. Она не появляется долго.  Наверно, марафет наводит.  Выходит с порезанным пальцем.  Надо искать пластырь.  Залеплено.  Через минуту стаскивает пластырь.  "На фига?!".  Расправляет смятый пластырь и повторно водружает на место.  Приносят кушать.  Ест.  Неохотно.  Роняет пару раз мясо и картошку.  Постепенно трезвеет.  Надо домой.  На такси, как всегда, сажать не придётся.  При её степени опьянения неизвестно что выкинет.  "Вы дорогу покажите?".  "Да, конечно".  Хрен, "конечно".  Через полчаса катаний на переферии "Я ничего здесь не могу узнать."  Замечательно.  Интуитивно.  Прочь из этих складок юбки города.  К точке назначения.  Приходит в себя.  Скорее всего потому, что понимает, что дома могут дать по мозгам.  Доехали.  "Вы обратно дорогу найдёте?".  Опять "Да, конечно."  Опять хрен "конечно" и, кажется, вечные скитания в складках юбки.  Какой оказывается богатый на места и персонажи город.  Язык всё же до Киева довёл.

Под занавес дня "Moy zolotoy. Samiy rodnoy, samiy dorogoy.  Spasibo ogromnoe za segonawniy den.  Ya doshla domoy.  Nadeyus, 4to vi ni o 4em ne pojaleli.  Obnimayu, celuyu. Spok. no4i".

ПН

У меня есть знакомая.  Познакомились в сети.  Она привлекла моё внимание в основном тем, что была среди тех немногих "увлеченцев" музыкой стиля New Age и интересом к Азербайджану.  Выяснилось, что она из СССР и была в близких отношениях с азербайджанцем.  Это преамбула, как говорится.  Потом, кажется, отношения треснули, но интерес к азербайджанским мужчинам и стране остались.  Появился у неё другой ухажёр, воспылавший чувствами.  Мы к этому времени уже с ней дружили, насколько возможна дружба в сети, и изредка переписывались.  Она задавала вопросы про нашу культуру, традиции и обычаи.  Я пытался отвечать со своим неглубоким знанием наших традиций.  Причём она была (остаётся) не единственной, кто интересовался страной, вследствии похождения наших мужчина, метивших территорию, как мой пёс участок перед моим домом.  Что есть, вернее, не было бы плохо, если бы они не жили бы такими, как у моего пса, инстинктами.  Короче, "пылающий" ухажёр поёт долгие и чувственные дифирамбы в её адрес, клянётся в вечной любви, тратит часы на телефонные переговора с заграницей (естественно, что за счёт компании), и убеждает её приехать.  Я уж не знаю, возможно, что в одной руке он держал телефонную трубку, а другой мастурбировал, и вдруг... она соглашается приехать и покупает билет с договорённостью, что они будут жить отдельно.  По народному, по простому, трахацца не будут.  Во всяком случае, пока не утвердятся отношения.  Мне она о своём приезде ничего не говорит.

Она приезжает, а он... не встречает её в аэропорту, послав туда почему-то своего друга.  Одним словом, глубоко вечером, шмыгая носом в холодной чужой квартире, без горячей воды, она звонит мне.  Я немного ошалевши пытаюсь сориентироваться кто и что?  Потом она рассказывает свою историю и разочарование.  Я в мандраже перед единственной мыслью: появится ещё один человек, пострадавший от нашего "великодушия и порядочности".  Говорю, выясни всё, что тебе надо выяснить, а потом, если захочешь вселяйся ко мне.  У меня свой дом, и я тебе выделю комнату.  Условия, не как в "Хилтоне", но сухо, тепло, чисто, безопасно.  Проходят ещё сутки, и она звонит: Можно ты меня заберёшь?  Естественно, можно.

Сейчас она живёт с нами.  Поводил её по городу, в Гобустан свёз (кстати, фото с наскальными изображениями с этой поездки).

Да, а почему вспомнил я её, потому, что ей знакомые подарили диски с музыкой, она поделилась со мной, я их скачал и каждое утро сортирую.  Вот, а там одна песня.  Русская.  Про что-то белое.  И я заметил сегодня, что акцент русских уже не тот, который был во время СССР.  И даже они используют в своих песнях выражение "Yeah".

ПН

У меня лишний вес.  Не знаю как с ним бороться.  Вернее, уклад жизни не позволяет это делать.  Скинул, сколько смог.  Потом, всё равно добираю.  Как же так, жизнь без еды?  Тем более здесь, на южных широтах.  Не завтракаю.  Нормально.  Не обедаю.  Мужской организм в буквально смысле бушует, страдает и стонет по белкам.  Природным белкам.  Аминокислотам.  Мышцы, хоть и дряблые, тянут свою вечную песню о том, как плохо им живётся, и не на что строить Аденозинтрифосфорную кислоту.  Это поперечнополосатая мускулатура.  Гладкая им не уступает.  Тоже ревёт: есть хочу, или нарушу твою перистальтику.  Сердечная молчит, ибо она всё равно своё получит.  Vasa vasorum и вообще сосуды тоже грозятся коллапсом. Не боюсь, но хуже всего ведёт себя слизистая желудка в паре с центром голода.  Она не кричат, они просто давят на меня своим чавкающим и втягивающим рупором:  Открой холодильник и жри.

"Всё равно его не брошу...".

ПН

Слово - и хорошо, другое слово - уже плохо...

Хороша ложка к обеду, а открытый лист "лиру" к настроению.  Месиво опять, кучи обиженных ходят вокруг.  Н. из Штатов обиделась, что не была организована встреча, что не замедлило вылиться в целую кучу обиженных постов и претензий.  А. тоже, скорее всего обиделся.  Как в тех стихах "Хозяйка бл**дь, пирог г***но, е***ал я ваши именины".

Написал и стало смешно.  Хотя на душе немного тревожно.  Что и хорошо.  Однозначно лучше, чем вакуум в эмоциях или же папье-маше чувств.

ПН

Одна нормальная мысль, одна адекватная оценка ситуации способно изменить мне настроение к лучшему.  Хм... как мало надо человеку для счастья, или же до чего мы докатились.  Или я докатился:)  Одна удачная мысль и жизнь не кажется настоль депрессивной.

ПН

Я сделал ступеньки в своём доме деревянными.  Когда падаешь или спотыкаешься об них, то не больно.  И ещё они скрипят по ночам, когда кто-то ходит и это разбудит меня, когда в доме будет ходить посторонний.

Я также поменял свою жизнь.  Сделал её более безопасной.  И я уже не тот человек, который бросал на кон свою жизнь, хотя никогда большой храбростью не отличался.  Я забыл, когда в последний раз у меня не было денег.  То есть не то, чтобы в кармане, а чтобы денег не было вообще.  Я забыл, когда я в последний раз промерзал до кончика ушей.  Я забыл, когда я по настоящему был голоден.  Когда я бешено хотел ту или иную женщину.  Я каким-то образом дошёл до уровня, когда я не испытываю горечь поражения.  Не то, чтобы у меня не бывают неудачи.  Они просто не вызывают никакой горечи.  Нет, так нет.

Я часто задаю вопрос себе: правильно ли я поступил доведя себя, своё бытиё до этого, практически безопасного состояния?  Иногда я оправдываю себя тем, что я это сделал для своей семьи, детей, ради близких.  Но думаю, что это самое расхожее объяснение, которое используют все люди, чтобы оправдать своё малодушие.  А почему это сделал я?  Думаю, может в этом виновата моя физиология?  А может я стал более мудрым?  Ведь разница между умным и мудрым в том, что умный найдёт выход из любой ситуации, а мудрый в эти ситуации просто не попадает.  А ещё я думаю, что может жизнь поменялась настолько, что нет необходимости в этих поступках прошлого.  Их сейчас называют максимализмом.  Или же юношеским максимализмом.  Но я думаю, что дело не в юношестве - нынешние юноши достаточно умные и хладнокровно идут к своим целям - дело скорее всего было в эпохе.  Но потом я думаю, что можно найти тысячи причин, чтобы оправдать себя.  И я нахожу, и засыпаю в мире с самим собой.  Но сны... сны возвращают меня к самому себе.  И я задаю себе тысячи вопросов, на которые не нахожу ответа.

Когда-то я был очень чутким и остро реагирующим во внешнюю среду человеком.  Сейчас я перестал реагировать.  И произвожу впечатление черепахи, медленной (или медлительной?) и неадекватной тому, что происходит вокруг.  Так мне самому кажется.  И этот дневник, он рисует мне абсолютно другого человека.  И это хорошо.  Потому, что когда я перечитываю его, я не узнаю себя, когда сопоставляю его со мной реальным, в этом реальном мире, в физическом образе.  И я радуюсь, что у меня тоже есть чувства, или хотя бы несогласие с тем правильным и уютным образом, который занимает пространство в этом мире, на этой Земле, ест хлеб и потребляет кислород неизвестно для чего.  И ищет, и что хуже всего находит оправдания своим поступкам и своей бездеятельности.

ПН

Я - житель города.  Меня привезли в эти бетонно-каменно-стеклянные джунгли много лет назад и я начал выживать.  С самого раннего детства меня отучивали доверять людям, не верить добру и не питаться иллюзиями.  Я соревновался со своими сверстниками в цинизме и высокомерии.  Я научился пить, разбираться в искусственных шкурах, которыми местные жители прикрывают свою естественную наготу.  Я научился порядкам, ритуалам и законам.  Я знаю как переплывать местные реки, в которых плавают гигантские стальные животные, каждый из которых угрожает твоей жизни.  По ночам эти реки почти высыхают.

Я питаюсь кормом, который для меня добывают и запечатывают в железные банки другие, и который я обмениваю на маленькие значки и бумажки.  Тут они называются мерой труда.  Моего труда.

У меня есть несколько коробок, которые называются телевизор, радио, магнитофон, плейер.  Оттуда я извлекаю звуки и изображения, которые рассказывают о жизни других таких же как и я.

По ночам я не вижу звёзд.  Тех звёзд, которые я помню видел в детстве.  Тут даже луна другая.  Тут много лун и их вешают на длинных шестах и они светятся по ночам.  Поэтому глаза мои разучились видеть по ночам.

Тут много запахов, и чаще они острые.  И я уже не могу определить запах стойбища людей задолго до того, как я увижу его.

Люди тут живут в пещерах, называемых домами.  Они громоздятся друг на друга.  Иногда люди выпадают из них, как со скал и разбиваются насмерть.

Вода тут течёт из железных труб.  И она... никакая.  Я пью её, но чаще её смешивают с чем-то ещё, так что я почти забыл запах свежей и чистой воды.  Чистой водой тут считается та, которую расчленили и распаковали в прозрачные сосуды, которые тут называются или пластиковыми или стеклянными бутылками.

Люди в городе имеют очень много свободного времени.  Им не надо выслеживать и бить зверя сутками, им не надо следить за колосом, чтобы вовремя снять урожай, им не надо защищаться от нашествия соседнего племени, разделывать шкуры и учить детей.  Тут у них поэтому очень много свободного времени.  Они чаще и больше проводят времени распивая воду, делающую их сумашедшими, разъезжают по другим городам, чтобы рассматривать пещеры других людей, седлают животных, живущих в их реках и носятся без цели и повода, они могут часами сидеть перед телевизором или же просто рассказывая друг другу о друг друге.  Я тоже этому научился и успешно это делаю.  Правда, мне иногда бывает тоскливо, но я смотрю на других и понимаю, что в этих местах по другому нельзя.  Иначе посчитают тебя сумашедших и выгонят из города.  Или же просто запрут в охраняемую пещеру.

Я учился в их школах.  И сейчас я ем не руками, а железками.  Я смотрю в большие белые листы и вижу там речь других людей.  Чаще я не понимаю, о чём они говорят и что им надо по жизни, но я продолжаю читать.  Ещё я могу выводить свои мысли палочкой с синей краской.  Но это ещё не всё, ещё я могу вбивать свои мысли, если они посещают меня, конечно, используя очень сложную доску, на которой эти мысли уже есть.  Надо их просто найти и привести в порядок и набрать, что тут называется напечатать.  Потом эти мысли могут прочитать другие.  Такие же.  И даже случается, что они отвечают.  И могут даже свои изображения отправлять.

Ещё тут я делаю детей.  Вернее, детей почти не делаю.  Или вернее, совсем не делаю.  Но тут делают детей всегда.  И утром, и вечером, и ночью.  Могут с разными людьми.  Делают детей даже те, которые не могут иметь детей.  Старики, например.  Или даже мужчины с мужчинами.  А женщины с женщинами.  Но я пока делаю детей с женщиной.  Или, вернее, женщинами.  Разными почти.  Тут не так, как у нас, делают детей только в период хорошей охоты или урожая.  От этого дети у нас получались здоровыми.  Дети тут чаще рождаются больными.  Но их вынашивают, выращивают.  Тут это называется проявлением гуманности.  Но потом эти больные дети дают таких же больных детей.  Дальше, больше.  И я думаю, что племена тут живут очень больные.  И болезни не такие, какими страдали мы.  Тут у них сложные названия: аллергия, акрания, кретинизм, варикоцеле, идиотизм, рахит, аллопеция, эпилепсия, шизофрения.  Но выжившие больные продолжают помогать ещё более больным детям выживать.  У них нет естественного отбора.

Женщины уже почти не рожают сами.  Они рожают в пещерах, называемых родильными

Я смотрю в окно.  Иногда.  Но сейчас ночь, и ветер бьётся в пластиковые окна.  Я его слышу.  Ветер.  Значит я слышу жизнь.  Я вижу как на небе движутся облака.  Я хочу написать "рваные облака", хочу написать "плывыт", "бегут", но это уже кем-то использованное, а сейчас мне не хочется повторять чьи-то мысли и образы.  Поэтому я вижу как облака движутся.  Значит я вижу жизнь.  Ещё, рядом, в тёмной комнате идут часы. Вчера вечером, в дрёме я почти видел сон.  Кого-то, кто говорил, и каждый слог его слов был созвучен удару секундной стрелки.  Я проснулся и сейчас думаю, что возможно, что часам, даже самым низкокачественным китайского производства есть что сказать.  Даже мне.

Сегодня температура упала до 13 по Цельсию.  Но мне не было холодно, скорее зябко.  Это самая моя любимая пора в году.  Самое удачное время пить подогретое красное вино.  Но новые составные в моей нынешней жизни, отодвигают даже это право на тяжёлый и отодвигающий сознание поршень.  Я нынче не могу пить также беспробудно, как пару лет назад.  Не потому, что надоело, а потому, что я стал трезвым.  Недозволительно трезвым.

Но я не хочу жаловаться.  Потому , что я знаю, что я уверенно двигаюсь к концу, и всё, что я получу на этой фиинишной прямой - это дар божий.  То, что не удалось увидеть и застать моим прочим сверстникам, часть из которых уже не чувствуют ничего.

Я не могу открытой ладонью пойти навстречу небу и поднять его.  Хотя бы немного.  Вместо этого я чихаю и кашляю. И порой мне не хватает воздуха, лёгкие - моё слабое место.  Это уже с детства так.  И возможно, я умру от лёгочной болезни.

В комнате натоплено: я включил в доме центральную систему отопления.  Это благо.  Благо, которого не было в разные времена моей жизни, когда выставленный на холод мальчишкой я должен был бороться за жизнь и против обморожения.  Я выжил, но от отморожения защититься не смог.  До сих пор болят кончики пальцев на ногах и кончики ушей. Даже в сауне, от перегретого воздуха.

ПН