Она спускалась по эскалатору в метро. Кругом суетились люди, ругались, толкались, испепеляли друг друга ненавидящими взглядами. Она забылась, задумалась, выпала из пространства и нечаянно встала слева. Тут же её оттолкнул какой-то парень, пытаясь пробежать, обругал её, но она только пробормотала: «И тебя пусть Бог помилует…». Но её, конечно, никто не услышал.
В голубых её глазах, ставших прозрачными и мёртвыми от слёз, сочившихся из сердца, навсегда застыл портрет Боли. На ней висело какое-то тряпьё, доставшееся в наследство от бабушки, покойной Людмилы Петровны, царство ей небесное, - длинная коричневая юбка с грязным от московской осенне-зимней слякоти подолом, ветхое пальтишко и узорный шерстяной платок – предмет её особой гордости, настоящий, оренбургский. Если бы не взгляд, её можно было бы принять за обычную нищенку, жалкую и ничтожную – подобие человека. Но взгляд… Он восхищал, горделиво смотря прямо в суть твоей душонки, которая сама ничтожна, жалка и пуста под этими двумя божественными лучами; он поражал и заставлял опускать глаза как перед чем-то, чего ты не достоин; в нём обитали свобода морского ветра и спокойствие седого океана, сила скалы и нежность вечернего прибоя, холодное совершенство горного водопада и теплота нагретой солнцем коры.
Взгляд.
На руках она держала маленького ребёнка, мальчика, который нежно прижимался к её груди и, наверно, видел какие-то прекрасные детские сны, пропитанные счастьем и любовью. Она прижимала его к себе, и между ними было столько тепла… Она готова была сделать всё, лишь бы мальчик не видел этого ужасного мира, этих ледяных сердец, которые поглотят и выпьют его кровь, уничтожат и растопчут горячее сердце; лишь бы не пришлось ему испить чашу сию.
Взгляд.
Она зашла в поезд, кто-то беззвучно уступил ей место, отпрянув от неё, как от прокаженной, неизлечимо больной, способной чем-то заразить его или обмарать грязью. Мальчик внезапно открыл глаза и две стрелы небесного ослепляющего света вонзились в душу этого человека, и он, в ужасе и панике, объятый страхом, выбежал из вагона. Люди всегда принимают ангелов за чертей, как и наоборот.
Взгляд.
Её имя было Катерина Иванна – другого имени у неё быть не могло.
Как попал этот клубок теплоты, света, любви и нежности в холодную и пропитанную ненавистью московскую подземку? Остаётся только догадываться…
Быть может…
Два года тому назад, когда ей было семнадцать лет, она жила ещё в Оренбургской области, небольшом селе. Гости из областного центра, не говоря уже о столице, в этом месте были очень редки. Село жило своей, тихой и размеренной жизнью. Летом она со своими родителями обрабатывала землю в поте лица, а зимой ездила в лес за дровами, пряла и вязала платки, которые потом отвозила продавать в небольшой городок неподалёку. Старики-родители, а она была у них поздним и единственным ребёнком, души в ней не чаяли. Да, девка была чудо как хороша: высока, с золотом в тяжёлой пшеничной косе, с ясностью в голубых глазах, с гордостью в душе и добротой в сердце.
Но у таких ангелов жизнь никогда не бывает лёгкой.
Как-то к своей бабушке на каникулы из Москвы приехал внук. Пресыщенный жизнью, уставший от огней столицы, скучающий и флегматичный, он сразу облюбовал себе Катюшу. Всё, чего он хотел, – это поглотить этот лучик, запереть его в чёрной клетке своей пустой души, отобрать у людей свет, украсть солнце, затоптать его, уничтожить. Потому что не может среди всеобщего растления, агонии и ничтожности родиться такая масса света. Потому что нельзя. Нельзя. И всё.
Он сделал это с ней, чуть не убив её. И бежал. Считая, что уходит красиво, оставляя за собой испепелённое кладбище и могилу добра. И холодный ветер, живший внутри него, только щекотал его самолюбие и влюблял в собственную жестокость. Светлый пепел волос, адский блеск ледяных осколков, не глаз, и зловещая улыбка Мефистофеля – вот всё, что сохранила её память.
Катерина бежала к подруге. Родители подумали, что она умерла, и уже похоронили её. Она родила. Узнала, как его звали и где он живёт, а потом поехала в Москву, взяв маленького сыночка. Вскоре Руслан Дмитриевич умер. И теперь Катерина Иванна, опустошённая и измотавшаяся, возвращалась домой, к родителям.
Взгляд.
Быть может…
Она всегда была примерной верующей, свято чтившей христианские законы и порядки, регулярно посещала храмы. Пришло время, и её выдали замуж за соседского парня, работящего и ладного. Но вскоре его забрали в армию, и служить Петру пришлось в Чечне. Через семь месяцев его убили, а ещё через месяц Катерина родила мальчика и назвала в честь отца-героя, пролившего кровь и отдавшего душу за чьи-то политические игры или за литр нефти. Эта чёрная гадость всегда дорого стоила в Чечне, и тамошние люди продают её весьма оригинально: два литра крови за литр нефти. Покупай, страна?.. Катерина Иванна ездила в Кремль на встречу жён героев. Тонны света, сотни довольных улыбающихся лиц, все так красиво говорят, а за спинами считают деньги за её кровь, за её родную кровь… Тише, Петя, тише…
Читать далее...