Я террорист, мистер, мне нужен чистый. Питеру за триста. Прости, если быстро. Терро инкогнито, Антонио фристы Цени на Добрынке или Невской пристани.
Смотрю пристально на листы риска. Кто там в розыске? Остынь, я близко. Кресты ставлю в календаре вписками Убитых дней, как и в Ризоне ризки, Теряя смысл. Террор Трисмегиста Во истину! Вор кремния искр... Клочья времени - по стенам брызгами Подъездов и парадных. Ночами низко Вместе с талантами стелется дым сизый - Месть Изверга! Благая весть брата в ризе - Вызов! Поднимайтесь снизу, читая мысли. Читай меня… выходя из себя в харизму. На площади (-) восстания (,) судебные приставы Не щадят тайны… Судьбы – под выстрелом.
Я террорист для легавых и лис этих - Кадафи – листья - в пламени рэпризы. Эскизы икон уже гневом пронизаны… Гори, Вавилон, каменным призраком!
Взглядом провожу линию в воздухе, Дорисовываю знак пока не поздно, Пока не душит мрак грозный, Пока душа не льёт слёзы, Пока под наркозом!.. Мир наполняю образами, фантомами Из глубин мыслей… преисподней… С небес тоннами льются стоны В противовес песне Слова… Ни бес, ни крест, какой есть (Ни бес, ни крест, какой есть!) Зачарованный… Как изгой!.. Просто не вовремя… Стой! Сто рун в каждую сторону Света… Выводят чёрным вороны На белом холсте Неба… Хлыст Слова – и пегасы сорвались с привязи, Хлыст снова – и псы в погоне, языки злые вылезли. Близка агония: гончие догнать добычу не могут, Ведь крылатые кони уже скачут по лунной дороге! Высекают огонь они На звёздном поле, Неволят молнии, Моля богов о боли И любви Для детей зари ультрамарин, Два визави Разрывают тишину внутри Вен И вне, Рождая звук во тьме… Духи ветра, на выдохе Играя эхом, Разносят песнь по свету, Как гусли - веды. Муза коснулась губ и, следом, Чаруя очи, пустила стрелы Проозрения... Глаза - мишени: Ночь, небо и день... Там красные молнии… Видения... Вы – демоны!
Жонглирую масками, Жанр лиры – сказки, Жаль миру ласки, Эмаль же стала красной.
Жонглирую масками, Жанр лиры – сказки, Жаль миру ласки, Эмаль же стала красной.
Душа споёт свою песню, Оживёт, если Она станет рэпом, Рэп – эхом.
Просыпаюсь. Всё как-то не понятно… Слышу голоса… Что-то говорят… Но Нет! Их язык не земного племени! Какой-то бред… Сознание парит вне времени!.. Слабый свет… Он всё сильнее. Вот уже слепит. Справа, где-то рядом… крыльев трепет?! Слева тьма, глаза – от взгляда веет холодом! Два силуэта за спиной ведут бой без повода…
В голове моей демоны, демоны! Этот бой будет вне. Ставки сделаны! Мои ангелы… Где они, где они? Те, что преданны, остались в племени.
Каменная стена усеяна плеядой строк. В израненных руках вместо пера – клинок - Дар, что ниспослал мне Бог. Удар его жесток, но полон истины. Пророк познал осознанно, а я лишь исподволь… Из спины своей достал я его окровавленную сталь, Куда рукой родной на сажень Он был в сердце всажен. За три дня я стал на три года старше. Страшен тот миг, когда небесный лик Меняет облик, обнажая душу в саже.
В голове моей демоны, демоны! Этот бой будет вне. Ставки сделаны! Мои ангелы… Где они, где они? Те, что преданы, остались в племени.
На фотографии я вывел это имя, Начертанное Осенью белыми ливнями. Предал анафеме навечно, обращая глянец в прах. Трава с обрывками повенчана. И вот огонь в моих губах! Облака подхватят мысли и станут тучами, Ветер унесёт их прочь – тем лучше. Сбившись в кучу уйдут в ночь дикими стаями, Образы мрачные, закованные в тень внимания… Туман манит. Мания в он-лайне. Земная манна преисполнена обмана… Но, как ни странно, жертвенное пламя Зализывает раны, на новый путь благословляя…
И в огне теперь ангелы, демоны! И вот один я на войне на коне белом! А их красные - чёрные роли Кольцом замкнулись на зелёном фоне…
Дуэль неба и ада прервана победой дурмана. Убитым – слава! Расплата пришла внезапно. То не злато лавой льётся на купола храмов; То купель из солнца кровоточит ядом, Меняя дым на ладан, ладан на рэп-псалм. Плитами грехов мощу дорогу к небесам. Поднимаюсь по ней, покидая поле брани, Пусть ранен, но уже сам себе хозяин! Оковы падают вниз на страх юного сердца… У них новая жизнь на руках младенца. Ключ он найдёт, когда последний луч Солнца Растопит розовый лёд, когда тоже проснётся…
“Где я? Где всполохи? Моя где расплата?”
Едва открыв глаза, он белое увидел плато.
С ним рядом стоял Учитель... Словно брата,
За плечи обнял, успокоил взглядом.
- “Прости меня, Иисус, возьми мою ты душу!
Я грех познал на вкус, когда табу нарушил...
Иссушил жизни чашу тебя безоружного,
А потом и свою глотками недюжинными!”
- “Слушай, Иуда, свою вину уже, друже,
Ты искупил раскаянием, чем смерть глубже!”
- “Не нужно лжи!” - тут же померк свет в округе,
Живые краски обнаружив в глазах, замерших в испуге.
- “Скажи ему, Иисус, что ты был рад услуге!
Проступок человека твои восславил муки!
Чужие руки лепили твой образ великий...
Ты умер за их грехи и получил религию!
Ты сам предал Иуду, на путь истинный
Не наставив его, не прогнав злые мысли.
Знал ведь судьбу и что лишит себя жизни...
Для тебя люди - пешки ныне и присно!
Царь небесный, я Дьявол, а честный...
Чем же ты лучше? Может, уступишь место?
Ты первый нарушил табу: дал повеситься,
Сам распял апостола тринадцатого месяца!
Число бесится. Злу выход нужен.
Я дарю миру чёртову дюжину!..”
Закат плавил песок на горизонте пустыни,
День был жесток, клеймя солнцем спины
Путников, чьи сердца не остыли;
Отступников, по каменной пыли
Что есть силы бегущих от судьбы.
Дворец покинут!.. Мольбы были слабы...
Отец и три сына - изгнанники, но не рабы,
На глоток воды ныне кровь королевскую
Поменяли бы, как и под солнцем место.
“Караван!”- вскрикнул резко старый султан,
Указывая жестом туда, где молодой бархан
Светило небес скрывал покрывалом золотой фрески.
“Если это не смерть, то - спасение!”,- все вместе
Они кинулись дерзко навстречу неизвестности,
Уже пол месяца наполнявшей их пустые фляги.
Надежда утекла с последней каплей влаги.
И вот, в одеждах купеческих стоит перед ними,
Как мираж мнимый, человек. Смотрит горделиво
Из-под опущенных век. “Воды нам!..”,-
Ускоряя бег, взмолил старик надрывно.
Упал. Подполз к торговца жирной тени.
Первый раз в жизни он преклонил колени...
Ответ надменный: “Чтоб перейти пустыню
Ты получишь всё... в обмен за сына”.
Время застыло... На чаше весов было
Рабство одного или четверым могила.
Сердце ныло. “Это конец...”, - изрёк отец уныло.
“Постой, папа”,- молвил юнец внезапно -
“Всё, что у меня есть - это ты и два брата.
Приму свой крест. Ваша жизнь - моя плата,
Она дороже, чем честь, она безвозвратна!..”
Каратами засияла слеза, оттенками матовыми:
Султан не мог показать, что внутри спрятано...
Закат гранатовый на сердце лил свой сок:
Шах... Пат... Сын... Взгляд... Глаза в песок...
Вот и настал ДР Шурика. Мы долго готовились к нему, обводили жёлтую прессу вокруг пальца, а голубую - красным маркером, рисуя "пидары". Мы хотели, чтобы этот святой праздник прошёл в атмосфере..., хотя бы атмосфере. Тишины, скромности и благочестия. Пафос нам обрыдл, наша линия - это духовность, гносиос, высокие материи и чутьё цвета индиго.
тут надо сказать какую-то презамечательную мысль, т.к. цэ есьм зачин дневника, но не буду, пускай каждый её придумает сам, как ему больше нравится.
Придумали? - молодцы. Ещё один шаг по завоеванию мира - за плечами.
ммм. плечи, женские плечи... тьфу, что-то я отвлёкся.
Итак, осилен целый абзац - а что впереди? А впереди - монитор. Чёрт, уж лучше бы женские плечи.
Надо попробовать написать кусочек текста без упоминания ***. А! Вот напишу о Сане - Ляпис, друже, значицца. Сейчас он ванной отмокает, ассассин. А я вот разминаю пальцы по клавиатуре (обратите внимание: я даже не подумал о женском имени!) в предверии яги и яды. Да, Вам сейчас будет неинтересно, так что следующее предложение не читайте. Следующее предложение. Итак, вот уже пятая строка, а я так и не потешил свою сватхистану приятными иллюзорностями. Кстати, о детях: ехал сегодня из Облакова в Москву, со мной в купе были две мамаши, бабушка и 2 прелестнейших ребёнка того цветущего возраста, когда им хочется, чтобы их услышали. И я слышал... По вагону были партизански рассредоточены ещё 5 малолетних богов. Какофония... Не то что когда ехал В Облаково - радовала только одна пара великолепных загорелых девичьих ножек. Визуально радовала. Кхх. Ведь я не падкий, я эх, я ух!
Пальцы, тем временем, размялись не только для хватания яды с ягой. Ха-ха! Мысль! Представляете?! Мысль!!! Мысль: Карина - это баба Яга! Ухаха.