Мы говорим:"Спасибо тебе за то,что ты есть", когда не можем сказать:"Я люблю тебя."
Мы говорим:"Мне незачем больше жить",когда хотим, чтобы нас разубедили в этом.
Мы говорим:"Здесь холодно",когда нам необходимо чье-нибудь прикосновение.
Мы говорим:"Мне от тебя больше ничего не надо", когда не можем получишь то,что хотим.
Мы говорим:"Я не поднимал(а) трубку,потому что была занят(а)",когда нам стыдно признаться в том,что слышать этот голос больше не доставляет нам радости.
Мы говорим:"Я никому не нужен(нужна)", когда мы в действительности не нужны одному-единственному человеку.
Мы говорим:"Я справлюсь", когда стесняемся попросить о помощи.
Мы говорим:"Ты хороший друг",когда забываем добавить"...но тебе не стать для меня кем-то большим".
Мы говорим:"Это - не главное", когда знаем,что у нас нет иного выбора,как примириться.
Мы говорим:"Я доверяю тебе", когда боимся,что мы стали игрушкой.
Мы говорим:"Навсегда",когда нам не хочется смотреть на часы.
Мы говорим:"Я был(а) рядом", когда не можем найти себе оправданье.
Мы так много всего говорим, что когда на языке остаются три последних неизрасходованных слова, мы поджимаем губы,смотрим в пол и молчим.
- Опять ты не знаешь себе места! Сядь, успокойся, - уговаривала Лена свою подругу, - может не придет он сегодня! Не надоели друг другу еще? Вы ставите "любовные рекорды"! Дольше всех вместе из нашей школы…
- А если мы по-настоящему любим друг друга? Причем здесь время? - говорила Юлька, ища по всей квартире свой любимый браслетик.
- Думай, как знаешь. Вообще, ходят слухи, что у него давно есть другая подружка. Светленькая такая, в синих джинсах ходит, помнишь? Из 10 "Б"! - "подливала масла в огонь" Лена.
- Да ладно вам! Кто только распускает эти слухи? - Юлькину речь прервал долгожданный звонок в дверь.
Это Он! Её любимый Женька!
Вся школа удивлялась их столь долгому роману. Какая же прекрасная пара! Они просто созданы друг для друга! Женька - самый симпатичный парень школы, Юлька…Да сколько парней по ней сохнет! Но им не нужен никто другой!
Их история началась красиво, романтично, даже неправдоподобно! Когда они еще были незнакомы, в одну прекрасную ночь им двоим приснился сон. Ему снилась Она. Ей - Он. А действие сна происходило в парке, под часами…Чисто из-за любопытства они решили испытать свою судьбу и прийти на это место. Женька пришел раньше часа на полтора! И вот идет Юлька. Такая красивая! С виду вроде обыкновенная девчонка, но после этого сна она ему казалась самой прекрасной! Он был просто в восторге! Идет девушка его мечты: легкая, улыбающаяся, просто неземная!
- Ты почему такой грустный? Что-то случилось? - спросила Юля Женьку.
- Знаешь, я уезжаю в Италию. Учиться, - Женька крепко обнял Юлю.
- На долго?
- Почти на год. Я буду писать тебе…
Юлька невероятно расстроилась. Разлука только укрепляет любовь. Но эту никакой разлукой укреплять не надо. Но что поделаешь? Прощальные поцелуи, объятия.
- Боже мой, как я могу оставить тебя здесь? У меня сердце разрывается, - Женька сам чуть не плакал.
- Ты пиши мне! Будь осторожен! Женечка! Я люблю тебя!
- Ну что ты опять грустишь? Опять о нем? Сходила бы на дискотеку давно, нашла бы там себе мальчика, - уговаривала Юлю Ленка, - Он-то, наверняка, себе там в Италии другую нашел. С ней и "стажируется" на итальянском! Там, говорят, такие красавицы!
- Опять "говорят"! Ну, пусть говорят! Зачем ему эти красавицы? Мы с Женькой любим друг друга и всё! - отпиралась Юля.
- Ты уверена?
- Да! - твердо ответила она.
Ленка посмотрела на нее хитрым ехидным взглядом…
Прошел месяц. Юлька идет по парку. Совсем одна. Она села на скамейку под часами и стала вспоминать их загадочную встречу…
Дома у Юльки зазвонил телефон, да еще так тревожно, пронзительно! Юлька взяла трубку. В трубке раздался дрожащий голос Лены:
- Юля, у меня ужасные новости. Надо встретиться…
- …Нет! Что ты говоришь?! Нет! Скажи, что это не так! Нет! - Юлька кричала, из ее глаз лились слезы.
- Мы все это узнали сегодня днем. Крепись. Его больше нет…
Какая роль! Как вы все это хорошо сыграли. Вас всех сразу бы в Голливуд на премию "Оскар"! Вы не подумали, что из этого может выйти? За что вы так, девчонки, за что вы ее так? Она же любила его безумно! Они вам мешали? Что из этого получится, вы подумали?
А Женька? Они и ему написали письмо. Написали, что Юлька погибла. Знают, что он пока не сможет приехать. Что они наделали?!
Юлька не находила себе места. Она не знала, что делать, как жить дальше… В конце-концов она решила уехать туда, где погиб Женька. Собрав все силы и средства, Юлька отправилась в Италию на изучение любимого языка Женьки - итальянского.
К Юльке в номер зашла одна девчонка, обещала ее со всем здесь познакомить. Таня, так звали новую знакомую Юли, выслушала ее историю, предложила развеяться, сходить со всеми девчонками погулять…
- Зачем сидеть просто так? Жизнь продолжается. - Успокаивала ее Таня, - Пойдем, я познакомлю тебя с моими подругами.
Судьба распорядилась так, что Женька очень подружился с Таней. Только ей он рассказал, что произошло с его девушкой. Однажды он сказал Тане:
- Я видел, ты шла сегодня с одной девушкой. Лица я ее не видел, но она мне очень напомнила мою девушку, которая погибла. Те же золотые волосы, та же походка… Ты не могла бы нас познакомить? - спросил Женя.
- Конечно, могу! У нее, правда, тоже погиб друг. Но, думаю, она будет рада познакомиться с тобой, - ответила Таня.
Она обещала, что сегодня вечером к нему в номер зайдет познакомиться та девушка, которая Женьке напомнила Юльку.
- Её Юля зовут? - удивился Женя, - Такое имя было у моей девушки. Даже имя такое… Как жаль, что это не она. Как жаль, что я ее больше не увижу. Я бы всё отдал за последнее мгновенье, проведенное с ней. Судьба жестоко с нами обошлась. Мне без нее очень тяжело…
И вот вечер. Женька уже давно сидит в ожидании
- Черпончик не проходил?
- Извините, вы Черпончика не видели?
- Черпончик, где же ты, Черпончик?
Он вдруг срочно, в одну минуту, всем понадобился, всем вдруг стало трудно без него обойтись.
- Хочуууу! Дайте Черпончик! – хриплым, уже около получаса требующим свое голосом кричит милый упитанный малыш, а бедные няньки тоже чуть не плачут, но никак не могут выполнить требование милого дитяти.
- Ах, Черпончик! – томно тянет четырнадцатилетняя девица, заботливо рассматривая в зеркало свои прыщики.- Ах, когда же Вы придете?
- Ты не представляешь, он меня срезал! Это завал! Что мне скажут предки! А все из-за чего? Я ведь так и не нашла черпончик! – жалобно всхлипывает длинноногая студентка.
- Нет, ведь не хватает самого малого: добавить ко всему черпончик, и проект готов! Ума не приложу, где его достать! – возбужденно кричит на весь троллейбус мужчина средних лет.
- Ой, Федоровна, говорят вчера на Олимпийской давали! А я, как назло, весь район обегала, а вот туда не успела! Вот поди ж ты! – причитает бабуля в очереди.
Подумать только, всем, всем! Хотя никто толком не знал, кто он, но всем он вдруг стал срочно необходим. А Черпончик сидел счастливый в свой водосточной трубе и даже не знал, куда себя деть от счастья, ведь это так здорово, когда ты всем нужен!
"Жаль только, что они так никогда меня и не увидят, ведь я не должен им показываться, - с блаженной улыбкой думал он, - но ничего, я им всем буду помогать, и они не пропадут. Как я им нужен, как я им нужен!"
Но с людьми так не бывает. Они не могут ждать, пока неизвестное им откроется, они сами спешат превратить неизвестное им откроется, они сами спешат превратить его в познанное и изученное, даже если на самом деле это окажется совсем не то неизвестное, которое они ждали.
- Черпончик! – заливается счастливый малыш, теребя какую-то сверхъестественную игрушку в окружении обессиливших нянек.
- Ах, Черпончик! – страстно нашептывает девица парню с такими же, как у нее, прыщиками.
- Нехилый черпончик, - разглядывает толпа студентов шпаргалку своей длинноногой сокурсницы.
- Ты знаешь, что я его все-таки достал! Теперь кандидатская у меня в кармане, - радостно кричит на весь троллейбус мужчина средних лет.
- Вчера на Рыночной взяла, по полтиннику кучка. И недорого! Вот поди ж ты! – гордо восклицает бабуля.
А Черпончик все сидел в своей водосточной трубе и горько плакал о том, как же быстро променяли его люди на свои фантазии.
А они вовсе и не меняли, они с самого начала приняли его за то, что им было нужно. Никто так и не узнал, кто такой Черпончик, потому что все думали, что знают о нем все, потому что его нашли. А на самом деле Черпончика нельзя найти, как солнечного зайчика нельзя посадить в банку. Но людям не нужно то, что нельзя посадить в банку, они хотят иметь лишь то, о чем знают все. А о Черпончике нельзя все знать.
А ты знаешь, кто такой Черпончик?
Это не сказка, а настоящая история
о настоящих людях. Я лишь изменил
имена героев и немного... измерение.
Посвящается С. и Г.
Серега с Галей были идеальной парой, и это не просто приевшееся выражение. Серега, как его звали с самого детства, во дворе, на учебе и на работе, даже начальники и заказчики, - голубоглазый весельчак с вечной улыбкой на губах, любимец женщин, душа любой компании. Не громкий и заводной, а добрый и мягкий, от него так и веяло надежностью и уверенностью. Галю он обожал. Она не была красавицей, но ее огромные карие глаза притягивали к себе, как магниты. Спокойная и уравновешенная, рядом с ней он чувствовал себя как маленький ребенок рядом с матерью. Любили они друг друга без памяти.
Они встречались еще со школы, после института поженились. Родились дети - Аленка, а за ней Толик, которого все сразу стали звать Толян, из-за уверенности и энергии, так напоминавшие его отца. Годам к тридцати идеальная пара превратилась в идеальную семью, и любовь только усиливалась с каждым годом.
А потом, когда Толяну еще не исполнилось четырех, а Аленка только пошла в школу, у Гали обнаружили рак. Начались тяжелые сеансы химиотерапии, операция, метастазы, еще одна операция.
После второй операции Галю перевезли домой, чтобы быть поближе к детям и подальше от холодных палат больницы. Врачи не давали ей шансов, но Серега не терял надежды. Физиотерапия, гомеопатия, новейшие лекарства, он делал все, что мог и все, что вычитывал в литературе. Всем, кроме него, было ясно - конец близок. Галя таяла на глазах, становилась легче, прозрачнее, лишь огромные карие глаза как будто становились еще больше на истощенном лице.
Под новый год состояние ухудшилось. Галя с трудом дышала и большую часть времени была без сознания. Детей отправили к бабушке, Серега же не отходил от ее постели ни на минуту. 31 декабря после вечернего осмотра врач подозвал его к выходу и на вопросительный взгляд лишь молча покачал головой, сжал Серегино плечо и быстро вышел.
Ночью Галя неожиданно проснулась. Она уже не могла двигаться и лишь смотрела на Серегу. Ее губы тронула улыбка и она шепнула:
- Я ухожу, Сереженька...
Серега уже знал, что борьба закончилась. Он просто сидел и смотрел на нее, не в силах остановить слезы.
- Жди меня там, милая...
Она опять улыбнулась:
- Нет, это ты меня жди..., - и закрыла глаза.
Через час Гали не стало. Она так и умерла с едва заметной улыбкой на губах.
А Серега полностью поседел за эту ночь. Стал белый, как снег...
* * *
Прошло пять лет. Он собрал себя буквально по кусочкам и опять стал привычным Серегой, каким его все знали. Боль потихоньку притуплялась, дети росли, работа отнимала много времени, девушки по-прежнему не обделяли вниманием. Вот только глаза стали другие. Это уже не были знаменитые Серегины голубые глаза с веселыми бесенятами, теперь они были наполнены грустью. Даже когда Серега шутил и смеялся, его глаза никогда не улыбались.
Дети взрослели и понемногу забывали мать. Толян рос маленькой копией отца, уже в первом классе выделялся среди сверстников, был вожаком и заводилой. Аленка унаследовала от матери большие карие глаза, а также спокойный и терпеливый характер. И только по ночам она часто просыпалась в слезах и звала маму. Серега бежал к ней в комнату и успокаивал ее как мог, обнимал и баюкал. Когда Аленка наконец засыпала, он сидел у ее кровати, смотрел на спящую дочку и молча плакал.
Новый Год они не отмечали, потому что это была годовщина смерти Гали. Да и не представлял себе Серега их любимый праздник без нее. Поэтому обычно он просто выпивал один несколько рюмок коньяка и шел спать. Так и в этом году, по дороге домой после работы он решил заехать в супермаркет за бутылкой.
Зима выдалась теплая, даже еще снега как следует не выпало, да и тот уже весь растаял. Поставив машину на стоянке, Серега поднял воротник пальто, спасаясь от противного дождя со снегом, и двинулся ко входу в супермаркет. Внутри было сухо и тепло, и практически безлюдно. "Все давно дома, оливье готовят," - усмехнулся Серега и направился к алкогольному отделу. Вдруг из-за поворота выехала набитая продуктами тележка и чуть не сбила Серегу с ног.
- Ой, простите, пожалуйста! Я вас не заметила... - симпатичная молодая женщина сбилась на полуслове, довольно невежливо уставившись на Серегу широко открытыми глазами. Она показалась ему знакомой, но он не мог вспомнить, откуда он мог ее знать.
- Ничего страшного, я цел, - Серега улыбнулся ей, обошел тележку и пошел дальше. Через десяток шагов он обернулся, надеясь, что она уже ушла, но женщина по прежнему стояла на месте и смотрела ему вслед. Она заметила его взгляд, и, смутившись, развернулась и направилась к кассе.
"Странно..." - думал Серега, выбирая коньяк. "Какое знакомое лицо... Может из соседнего офиса? Или какая-то давняя
Привет, моя маленькая Хая-Мушка!
Сегодня уже 18 февраля, 12ч.55мин., т.е. без 5 час ночи.
Я смотрю на Демку (мою собаку), и у меня появилась одна
шикарная мысль: я хочу рассказать тебе сказку.
А называется она так: сказка про старого еврея..
Однажды жил да был один еврей. Все у него было хорошо, складывалось все, как надо – так у него жизнь и шла.
В один из дней нашему еврею стало очень плохо: где-то что-то повернулось не так, не склеилось – и еврей (после всех переживаний и бед, которые случились с ним) почувствовал себя очень старым – в душе, конечно. У него ушли все силы. . . И единственное, на что их еще хватало – на загадывание своего новогоднего желания. А поскольку все вышеописанное происходило с нашим евреем под новый год, то это и было для него маленьким солнышком – новогоднее желание. И старый еврей загадал себе огромного счастья, большой любви и побольше везения.
И вот в новый год, когда он поднимал свой бокал с шампанским, с 12-м ударом курантов ему послышался свыше чей-то голос, который сказал:
- Дорогой мой, старый еврей! Я выполню твое желание. И для этого позволь мне тебя спросить: а чем огромное счастье отличается от просто счастья? А большая любовь от маленькой? И побольше везения – это побольше, чем у кого? И побольше когда? Пока ты думаешь над этим, я скажу следующее: чтобы все задуманное тобой сбылось, от тебя мне ничего не надо. Это нужно для тебя, для твоего новогоднего желания, для твоего блага. Ты спросишь меня – а что же надо? А надо только всего чуть-чуть: жить только одним, сегодняшним днем. Это очень важно для тебя. Помни всегда: сегодня, здесь и сейчас. Ни завтра, ни там и ни потом – ничего у тебя нет. Просто нет!
Старый еврей сказал:
- Да, конечно, отец мой. Ради того, чтобы сбылось мое желание, я пойду на это, я буду помнить твои слова. Об одном тебя прошу: если я забуду эти слова, напомни мне их, пожалуйста.
После этих слов наступила тишина. Наш еврей подумал, что ему это все приснилось, протер глаза, махнул рукой и . . . Стал жить дальше своей жизнью.
Одним вечером в его квартире раздается маленький, тихий стук в дверь. Наш еврей открывает ее, и к нему заходит кто-то такой маленький, маленький и пушистый. От удивления он смог только спросить:
- ты кто?
В ответ он услышал:
- я маленькое, маленькое счастье. Я пришло к тебе. Можно мне у тебя остаться?
Еврей отвечает: - ты знаешь, мне надо подумать. . ..
Сел и представляет себе: вот, маленькое, красивое, пушистое счастье, вот оно у меня будет жить, потом станет огромным счастьем, потом, вдруг, я это счастье потеряю – и мне будет больно!? Нет, наверно, это счастье я не смогу сейчас впустить. Я не могу ему сделать то внимание, которое оно заслуживает. Нет у меня сил сейчас на это. . . Пусть потом придет, когда мне лучше будет. . . Там посмотрим».
Тут еврея, как молотком, оглушают невесть откуда услышанные слова: «завтра уже ничего не будет, есть только сегодняшний день!» он видит ту новогоднюю ночь, свое обещание помнить слова вс-го, - и принимает решение оставить это малюсенькое пушистое счастье у себя.
После всех этих душевных разборок, он говорит своему маленькому счастью:
- дорогое мое, малюсенькое счастье! Я, вот, такой старый еврей. . . Понимаешь, у меня так, вот. . ., как-то вот не так все хорошо. И в моей душе, ты видишь, такой бардак, честно, такой беспорядок. Вот. . . Везде все валяется. . . Я не могу ничего нигде убрать – просто нет сил, понимаешь? И вот для тебя есть только маленький, маленький уголок. И вообще – я ворчу иногда. . . Я иногда ругаюсь, бью тут все, что ни попадя. Вот. . . Как ты на это смотришь?
Малюсенькое счастье ему ответило:
- ты знаешь, дорогой мой еврей! Я могу везде жить, и прошу тебя только об одном, пожалуйста, если ты будешь. . , если у тебя на душе будет как-то нехорошо, серо, ты скажи мне, чтобы я знало, что у тебя там серо, пыльно. Тогда я тут спрячусь в ботинок, зашнуруюсь и пережду бурю. Хорошо?
- хорошо, - ответил наш еврей.
Так они и жили: малюсенькое счастье и старый еврей.
От всех этих событий еврею и на душе стало даже как-то чуточку веселее.
В один прекрасный вечер раздается опять стук в дверь. И к нашим домашним заходит. . . Маленькая любовь – такая красивая девочка с бантиком, и говорит:
- здравствуй, старый еврей! Можно я у тебя останусь?
Еврей сел, задумался, и размышляет сам с собой: «маленькая, красивая любовь. . . Такая ,вот, девочка. Что я могу ей дать? Она станет большой и красивой барышней, будет большой любовью, а потом. . . Я – бах, и ее потеряю!?! И мне будет опять очень больно?. . . Не, не хочу. . . Не буду. . . Боюсь. . Опасаюсь». И ,вдруг, он вспоминает голос вс-го: «дорогой мой, старый еврей! Завтра не будет. Зачем
Младший брат заглянул в ее комнату. Вот еще, любопытный тип.
- Опять на вокзал пойдешь завтра? – спросил он ее.
- Не твое дело и нечего следить за мной. Иди спать, поздно уже. – все это она сказала, не отрывая взгляд от мелкого рисунка.
- А ты не воняй своим лаком.
- Иди уже себе, и вонять не будет.
- Не пойду, ты тоже не спишь!
- Маааам! Скажи ему!
И закрыла дверь в свою комнату. Не до того ей, а если он такой умный, то пусть математику делает сам. Через минуту она убрала флакон с глаз долой и наклеила марки на приготовленный конверт. На языке остался сладковатый привкус, который щекотал и дразнился. Конверт она отвезет в соседний поселок, чтобы опустить в синий почтовый ящик. Это было как волшебство – отправлять себе письма.
На следующий день, в четверг, Настя проснулась раньше, чем обычно, подождала, пока сон ушел, как вода во время отлива, прислушалась к звукам на кухне – мама готовит что-то вкусное. Вытянула руки вверх и зажмурилась, зевая.
До вокзала было сорок минут ходьбы, но разве это много, это глупые пустяки. Взяла кусочек пирога с яблоками, шла и откусывала его на ходу, стараясь не запачкать ногти, которые рисовала вчера целый вечер в свете настольной лампы.
Почту в поселок привозил приятный молодой человек на велосипеде. По четвергам он подьезжал к зданию железнодорожного вокзала, который служил местным почтовым отделением, перекидывал одну ногу через сиденье велосипеда и останавливался, чтобы поправить сумку на плече.
А она уже стояла возле входа, как месяц назад, когда увидела его в первый раз. Чуть не столкнула его тогда, выбежав из двери на улицу, махая рукой Машке, которую заметила через окно.
- Ух-ты, черт! Ушиблась? – в темных глазах сверкал интерес и он совсем не сердился, поднимая разбросанные газеты.
Настя больно ударилась ногой о велосипед и он растирал ушибленное место, отведя ее в сторонку. Она смущалась, потому что боль уже ушла, а она молчала, не останавливала его руку, смотрела вниз. Такие длинные сильные пальцы, не отпускай, пусть так и будет. Пусть тепло поднимается вверх, под платье, никто не узнает. Когда он закончил, она сказала «спасибо» и быстро ушла.
В следующий раз он привез ей полевые ромашки вместе с конвертом, она смутилась случайного касания рук, опустила глаза, делая вид, что вдыхает запах, испачкала нос в желтой пыльце, от чего он потом смеялся и говорил ей что-то приятное. Внутри поворачивались какие-то маленькие рычажки, его голос входил в нее через сплетенные пальцы, как ключ в замочную скважину.
Прошла еще неделя сладких мучительных ожиданий и снова четверг, она стоит возле здания вокзала, такая худенькая, в простом платье, на фоне белой стены вокзала, и смотрит вдаль на дорогу, прикрывая глаза и веснушки от солнца. Ей так хотелось, чтобы он взял ее за руку, гулять через поле, далеко-далеко, срывать цветы, смотреть вместе на небо, примяв спиной густую траву, слушать, как стучит у него в груди. Так близко – всего несколько сантиметров, от сердца до сердца. О чем он сейчас думает?
Увидела вдалеке велосипед, сделала вид, что совсем не смотрит в ту сторону, а сама тайком улыбалась. За пять минут до счастья.
Policeman
Она ненавидела мужчин. Вернее, в упор их не замечала. Даже сквозь линзы очков они ей казались ничтожными и никчемными существами. Марш Мендельсона на свадьбах подруг звучал для нее «Прощанием славянки», после чего уже замужние подруги навсегда исчезали из ее жизни.
Ибо она способна была видеть в их мужьях только глупость, разврат, да поношенное трико, бесформенно растянутое на всех выступающих местах.
— Какой толк в мужиках? — доказывала она жалким остаткам своей привязанности,
— От мужского естества одни убытки, тогда как собаки тем же естеством приносят хозяевам доход. И она завела собаку. Но, вопреки всем доходам, встала на страже собачьего целомудрия. Собака оказалась на редкость лохматая и глупая. А, может, в этом выражалось ее презрительное отношение ко всему. Видимо, это было фамильной чертой данного союза, если только у одной из них была фамилия. Собака любила подмочить коврики соседей, а порой, оставляла и более весомые подарки. Хозяйка на все замечания брезгливо зажимала нос рукой:
— Что за манера, нагадить под собственной дверью и обвинить в этом бессловесное животное?!
Бессловесное животное в таких случаях, в знак согласия, делало очередную лужу. Теперь вы понимаете, что это была старая дева ужасной породы: презрительная, высокомерная и мало того, что с собакой, у нее ведь были еще и принципы!
Единственный, кого она признавала из мужчин, был бородатый папочка Фидель. Густая рыжая борода у папочки была от нежелания бриться, а имя — от родителей. Любящие родители напряглись, и вышло вполне в духе времени: Федерация Идеальных Ленинцев, сокращенно — Фидель. Папочка Фидель в соответствии с мощным обликом и рыжей бородой ходил в море. Он пах солью, рыбой и дальними странами. Дальние страны наполнены экзотическими пальмами, волнующими орхидеями, настоящими мужчинами. Настоящие мужчины с не умолкающими кольтами, в крокодиловых ботфортах, совершают подвиги. Ради прекрасных дам, убивают соперников, случается, — и погибают.… Но никогда, никто не видел настоящего мужчину в драном трико, с газетой на диване.
Много чудесного привозил папочка Фидель дочке из плаваний, но до главного подарка дело так и не дошло. Плыл как-то с ним вместе один испанец. Был ли у него кольт — неизвестно, а вот сигары — немаловажный атрибут настоящего мужчины — были. Их-то он и оставил папочке Фиделю. Хлопнул меткой рукой по могучему плечу Фиделя и где жестами, а где словами сказал:
— Федя, будь другом. Пусть сигары до таможенного досмотра полежат у тебя. После их заберу. Но не он забрал сигары, а таможенники забрали испанца с собой. Можно сказать, увели под белы руки, оставив бородатому папочке благородные сигары в золотистой упаковке.
Золотистая упаковка, а более рассказ папочки Фиделя о несгибаемом поведении испанца на границе положили начало ее коллекции. Да, это была настоящая старая дева. Но какое-то смущение мучает меня при воспоминании о ее увлечении. Она коллекционировала сигары, сигареты, папиросы — все, что курилось и содержало никотин. Это увлечение, как маленькая родинка на ягодице, мешало отстранено созерцать объект и поневоле приковывало взгляд. И если маленькую родинку на ягодице можно увидеть, только раздев объект, то коллекцию мог лицезреть только вор, обманом проникший в квартиру. Ну, мир не без добрых людей. И в данном случае верхние соседи оказались на высоте. У них что-то там протекло, разлилось, у нее — закапало и замкнуло. Стало темно и мокро. И было непонятно, то ли с потолка налилась такая лужа, то ли лохматая собака ‘намочила’ на этот раз хозяйскую квартиру. Сидеть в сырой темной квартире было неприятно, она вышла на лестницу в поисках хоть какого завалящего электрика. В подъезде стояла густая непроглядная тьма. Она смело спускалась вниз, гулкими шагами обозначая свое продвижение. Отвага ее была вознаграждена, на площадке третьего этажа в слабом мерцании сигареты она увидела силуэт мужчины. Она бесстрашно пригласила силуэт в квартиру для реанимации проводки. Все эти Смелость, Бесстрашие, Отвага исходили из полного отсутствия угрозы нападения на всем участке жизненного пути. Всех девушек когда-то пытаются очаровать, соблазнить, заманить. С ней этого не случалось, и мы видим каков результат ненасильственного существования.
В ее квартире силуэт вел себя по-хозяйски, чем совершенно выбил хозяйку из колеи привычного поведения. Он пнул рычащую собаку ногой, и никто не посмел взвизгнуть. Ей показалось, что на его ногах скрипнули высокие кожаные ботфорты. Ничуть не тушуясь, в обуви (она с замиранием думала о ботфортах) он встал на новый бархатный стул, и заключил, что свет пропал «всерьез и надолго». Хозяином положения, хриплым, властным голосом он попросил у нее закурить. Ее надменность и презрение должны были выставить его за порог, но в этот момент он что-то
Конечно, этот город меня ненавидел. Это было особенно ощутимо под противным осенним дождем, который ставил в лужах нолики, оставляя от прически какое-то жалкое подобие. Только что покинувший остановку автобус, обрызгал новые светло-голубые джинсы и поставил окончательную точку во внутреннем диалоге, который я вела сама с собой. Вот уже три дня подряд я решала, уезжать из Москвы или продолжать благородную, но пока безрезультатную, битву за место под солнцем. На миг я представила себе, с каким удовольствием водитель автобуса захлопнул двери перед моим носом, и как, наверное, у него поднялось настроение. От этой мысли вообще захотелось плакать. Ну, нет, такой роскоши я себе позволить не могу, мало того, что у меня теперь на голове полный бедлам, так еще приду с размазанными глазами на вечеринку. А раз уж эта вечеринка последняя, я им всем выскажу, что я о них думаю, неожиданно для себя я разгорячилась.
Подошла плотно набитая маршрутка, зачем-то остановилась, какой-то молодой человек даже открыл дверь, но затем (видимо в салоне передумали выходить) с каким-то остервенением захлопнул ее. И потом, машина целых пять минут стояла на светофоре, ожидая зеленый цвет. Все это время я не спускала глаз с этого молодого человека, а он, в свою очередь пялился на меня, сидя в тепле 24 маршрутного такси. Когда маршрутка отъехала, до меня, наконец, дошло, что парень-то удивительно симпатичный, именно мой тип. Мой тип – это значит, темноволосый, с немного неправильными чертами лица и умными глазами. Вы можете сказать, что такого не бывает. Ничего подобного, бывает, мне доводилось видеть мужчин с умными глазами, к несчастью, их было всего двое, один из них женат на моей ближайшей подруге, Ирке, а другой… другой умер.
Как же не любит меня Москва. Летом еще ничего, окошки светились таким счастливым огнем, обещая скорую награду за смелость, за то, что в свои 27 лет я решила круто изменить жизнь, приехав из провинциально- уютного городка в настороженную, ослепляющую Москву. Но пришла осень, для меня всегда это время года тяжело пережить, кажется, что весна уже никогда не наступит, и окна стали враждебно сверкать. Так и кажется, что за каждым из них живут абсолютно счастливые люди, или, по крайней мере, если бы у меня было такое окошечко, пусть в квартире размером два на два, я бы была абсолютно счастливым человеком. По вечерам особенно тоскливо…Новые знакомые, язык не поворачивается назвать их друзьями, москвичи и москвички недолюбливают нас, провинциалов. В свой круг они принимали меня неохотно, и только потому, что Володя, мой двоюродный брат, сильно постарался сделать меня своей среди «высоко интеллектуальных собратьев по разуму», меня там терпели. Но все, хватит, сегодня я объясню, кто такой Олдингтон, и буду поправлять все слова, в которых Жанна ставит ударение неправильно. Юрке я так и скажу, что у него нет никакого слуха ни внутреннего, ни внешнего, не говоря уже об абсолютном.
Подробно рисуя в своем воображении картину бунта, выражения лиц своих знакомых, я начала давиться от смеха, нет, ну действительно, какая- то выскочка, которая за 6 месяцев так и не нашла нормальную работу, провинциалка, старая дева без средств к существованию осмеливается поучать их, таких умных, красивых и образованных. Итак, решено, захожу в квартиру, выпиваю два коктейля подряд, ничем не закусываю, а если учесть то, что последний раз я ела вчера в обед, достаточно будет, наверное, и одного коктейля, особенно если их будет делать Игорь. И высказываю все наболевшее, затем гордо удаляюсь на квартиру, предварительно попросив у Вовки денег на билет.
Уже подходя к нужной двери, вспомнились слова моей любимейшей тети, «Ничего, ничего – обещала злобная старушка – деньги промотаешь, шишки набьешь, и как миленькая домой приползешь, к матери.» Так ведь и получилось, Москва оказалась мне не по зубам. Еще вспомнилась школа, где я честно отпахала 5 лет после университета, директор кричал, подписывая заявление:
« Ты же меня без ножа режешь, будешь, назад проситься, не приму, я тебе такую характеристику обещаю, ни в одну школу района не возьмут».
Когда дверь распахнулась, после 8 трелей, я опять была близка к тому, чтобы разрыдаться, но сияющая физиономия Кристины меня остановила. Не дождетесь, сегодня мой день. Как она посмотрела на мои джинсы!
- Марина, ты что, в луже валялась?
Я решила проигнорировать эту любезную реплику и с вызывающим видом, скинув куртку, шагнула в гостиную. Ого, сколько народа решило навестить «скромную вечеринку, только для близких» как ее назвала Кристина.
Володя, как всегда, немного смущенно подошел ко мне поздороваться, остальные просто проорали какое-то приветствие. До боли знакомые лица, преуспевающий менеджер крупной фирмы, я так и не разобралась какой, Лариса, с мужем Колей, его все называют Ник. Сейчас очень модно переделывать свои имена, подстраивая их к западным
Это небольшая история, отчасти выдуманная, отчасти нет, но она о любви о том что мы ее забываем... не жду никаких реакций на нее и распиарить его у меня тоже целей не было, просто может кто-то тоже вспомнит свою любовь...
Впереди не самый сложный и не самый простой рабочий день, один из многих... утро, зубы, завтрак, слегка мятая рубашка, костюм, галстук в тон, часы, дежурная улыбка, поцелуй дежурный же... снег, машина, дорога... все так же, как и каждый день, и даже поцелуй жены не оставил следов. Когда же он потерял это вкус, почему все стало обычным... Беготня каждый день, суета... каждый в их власти, но не во власти каждого они. Иногда он задумывался об этом, но не сейчас... сейчас он ехал на работу.
На одном из перекрестков его грубо подрезали, он одарил обидчика десятком "лестных", но не слышных для того слов и продолжал свой путь... На шоссе была пробка и он решил поехать маленькими улицами в объезд, но он был не один "умник" и они тоже были забиты... 40 минут он уже стоял в пробке, усталость от пробок, плохих водителей и прочее и прочее – все это убивало в нем человека, злость проникала в его сердце, пустая и глупая... опять пробка, узкая улица, по одной полосе в каждую сторону, периодически по встречной проносились мимо лихие "гоблины", в душе он злился на них и ругался вслух, но и сам хотел бы проскочить по встречной... и в очередной наплыв "гоблинов" не утерпел и рванул за ними... и, что было вполне ожидаемо, они уперлись во встречную машину, это была машина скорой помощи, с включенной сиреной. Но все стояли, никто не мог уступить ей дорогу, бордюр слишком высок с обоих сторон... Все стоят... И вдруг он почувствовал, как звуки стали растягиваться и замирать, сирена скорой превратилась в вой, затем в бас и стихла, все стихло... оглушающая тишина, и никакого движения...
- И что сподвигло тебя уподобиться "гоблинам" - в этой тишине голос оглушил его, словно корабельная сирена, - ведь сейчас ты чувствуешь себя не в своей тарелке...
Он оглянулся. На заднем сидении его машины сидел незнакомец и разговаривал с ним.
- Что? кто вы? – после долгой паузы, спросил он.
- Имеет ли какое то значение кто я, если разговор идет о вас, о том что, вы только что обрекли себя...
- Да кто вы такой? Что вам нужно?
- Ох, как же вы непонятливы,... прислушайтесь к себе, ведь вы уже услышали мои слова.
-.......
- Ну да ладно, тогда вы слушайте, а я буду говорить,... а вы пока осмысливайте мои слова. - Итак, вы выехали на встречную полосу, теперь вы встали и вместе с еще тремя машинами заперли скорую помощь, она простоит здесь пока машины, и ваша в том числе не перестроятся на свою полосу, и пока их не пропустят те, кто там стоят уже, а они не ангелы во плоти и не захотят этого делать... а все потому, что слишком много злости и безразличия в сердцах людей, всем все равно куда торопится эта скорая, а вот этот толстяк впереди вас, только что, оправдываясь, говорил своей жене, что "они наверняка за водкой едут и сирену включают когда попало, сволочи...". И скорая простоит здесь ровно четыре минуты, одну из них только из-за Вас, и именно этой минуты не хватит тому человеку, к которому они едут... Ну, остальные три минуты не из-за вас, конечно, так что никакой прямой вины вашей не будет в том что, кто-то где-то в этом злом городе умрет...не он один, именно так вы оправдаете себя сейчас, но вот незадача, почему то я сижу в вашей машине, а не машине этого милого толстячка... эта скорая едет к Вам...
Он смотрел в зеркало заднего вида на незнакомца и чувствовал как кровь покидает его лицо, ужас подступал к его сердцу...
- Дорогая цена за ваше нарушение? А что делать, кто-то должен ее заплатить... и что самое ужасное Вы уже ничего не сможете сделать, времени нет...
- К-кто вы? Почему .... – дрожащим шепотом спросил он.
- Я... если бы я сам знал кто я, но и тогда это не помогло бы вам... Я вижу, что Вы хороший человек, в вас есть жизнь, вас есть справедливость... и вся беда ваша в том, что в отличие от того же толстяка, у вас есть душа, и это не комок антиматерии в районе солнечного сплетения, это ваш разум с его способностью мыслить, чувствовать, верить, любить... Это злой город, и он тоже проник в вашу душу, поселил там злость и равнодушие, но вы могли с ними справиться, но поддались им... А душа это ваш крест, и нести его вам... вы
Человек в белых брюках вошел в офис, огляделся и сразу направился ко мне. Он поставил потрепанный кожаный портфель на пол, пододвинул стул и уселся прямо передо мной. В ответ на мой удивленный взгляд он просто сказал:
- Здравствуйте, я к вам.
- Здравствуйте... А по какому, собственно, вопросу?
- Это же архитектурное бюро, правильно?
- Да.
- Ну вот, а мне как раз нужно кое-что построить.
- Лучше было бы, конечно, назначить встречу заранее... Но раз уж вы здесь, могу выделить вам немного времени. Мы занимаемся частным строительством, жилыми комплексами, общественными зданиями. Что именно вас интересует?
- Радуга. Я хочу построить радугу.
Я смотрел на него, стараясь оставаться невозмутимым. Нда, белые брюки зимой, можно было сразу догадаться.
- Вы имеете в виду детскую площадку? Лунапарк?
- Нет. Я имею в виду настоящую радугу.
Я оглянулся в поисках поддержки, но все сотрудники были поглощены работой и не обращали внимания на моего собеседника. Я понял, что придется выпутываться самому.
- Знаете, это не совсем наш профиль... Если хотите, я дам вам адрес очень хорошего бюро...
- Нет, мне нужны именно вы. Я видел ваши студенческие работы, вы идеально подходите.
Я попытался воззвать к его здравому смыслу и, понизив голос, сказал:
- Но вы понимаете, что радугу построить невозможно?
Его лицо внезапно изменилось. На глаза навернулись слезы, он опустил голову и закрыл лицо руками.
- Вы думаете, что я сумашедший, да? Может быть... Я уже сам не знаю...
- Ну... - я совершенно не знал, что ему ответить.
Он поднял голову.
- У меня есть дочка. Ей шесть лет. Я вижу ее всего раз в две недели, мы в разводе с ее матерью. Они живут тут недалеко... И я люблю ее больше всего на свете...
Его голос сорвался.
- Недавно она заболела. Довольно тяжелая форма воспаления легких. Она лежит в кровати и не выходит на улицу... Ей очень грустно и одиноко дома, да еще эта погода... Вчера я был у нее, мы вместе читали "Чипполино", да, она уже умеет читать... - он улыбнулся, но его глаза были полны слез. Я просто сидел и слушал.
- А когда я уходил, она сказала: "Папочка, я хочу радугу. Подари мне радугу."... И я пообещал ей, что подарю ей радугу. Поэтому я сейчас здесь.
Я сидел перед ним, и мне было очень плохо. Я молчал.
Он не смотрел на меня, просто уставился в одну точку отрешенным взглядом. Потом он вдруг встал и начал собираться.
- Извините. Я просто идиот, я знаю. Простите пожалуйста, что отнял у вас время тупыми разговорами, - он схватил свой портфель и быстро направился к выходу. Я по прежнему молча смотрел ему в спину, когда он, не оглянувшись, вышел из офиса. Потом я развернулся к компьютеру и попытался сосредоточиться на своем проекте. Но в голову ничего не лезло, и я просто сидел за столом, уставившись в монитор. Через некоторое время снизу раздался громкий стук. Я подошел к окну, открыл его и выглянул наружу. Прямо перед нашим зданием раскинулся большой пустырь, за которым стояли старые жилые дома, еще Хрущевской постройки. В центре пустыря я увидел моего знакомого в белых брюках. Он стоял рядом с большой грудой досок и молотком вгонял гвозди в непонятную конструкцию, напоминающую остов деревянной башни, но начинающуюся под углом к земле. Было видно, что ему довольно сложно удерживать доски на весу и одновременно забивать гвозди.
Не говоря ни слова, я схватил пальто и под удивленными взглядами сотрудников выскочил за дверь. У нас впереди было много работы.
В одном, ничем не примечательном городе жил маленький мальчик. Каждый день он ходил в школу, делал уроки, помогал маме и гонял мяч во дворе. На каникулы его отправляли в деревню к бабушке, пару раз он ездил в пионерский лагерь, а однажды даже видел море, побывав в Крыму с родителями.
- Ну и что же здесь такого? - спросите вы, - Мальчик, как мальчик. Самый обычный.
- А вот и необычный! - отвечу я, ибо было в нем нечто такое, на что определенно стоит обратить внимание.
Мальчик любил небо.
Бесконечная, неподвластная синева влекла его и восхищала. Он был очарован ей, и порой, когда малыш сидел дома за книжкой или телевизором, непонятная тоска и дикая грусть приходили к нему, ибо потолок квартиры, в которой он жил, был сделан, к сожалению, не из прозрачного стекла. Тут же окно распахивалось, и юный взор устремлялся к необъятным просторам, ликуя, веря, мечтая…
Он мог часами сидеть на крыше своей родной пятиэтажки, сидеть и смотреть на парящих в недоступной ему высоте голубей. Ничто и никто не сумел бы отвлечь его от просмотра, ни мирские дела, ни обязанности, ни друзья. Как только выдавалась свободная минутка, он мчался на чердак, предвкушая незабываемое зрелище – полет, он увидит полет беззаботных, и безумно счастливых, по его мнению, птиц.
- И почему я не сокол? – думал он, обнимая свои колени. – Почему не могу вот так же вот парить, чувствуя на себе прикосновение ветра? Я был бы самым счастливым существом на земле.
Яркое летнее солнце пекло ему затылок, челка ожила, будто заколдованная неуправляемыми воздушными потоками, он сидел на самом краю, глядя вниз и на другие крыши домов, таких мертвых и таких холодных. Все, что стояло на земле, все, что родилось на ней и все, что было приковано к ней, вызывало у него лишь жалость. Порой ему хотелось спрыгнуть и разбиться, ведь он тоже был таковым – узником.
- Извини, малыш, медицина тут бессильна, - врач-окулист сел за свой стол и скрестил пальцы. – По крайней мере, наша, - вздохнул он. – Грустить не надо, кроме летчиков есть много других интересных профессий.
Мальчик ничего не ответил, надевая очки – самый ненавистный предмет, ибо они, как оковы, закрыли ему дорогу к столь желанной цели, к свободе. Он не будет плакать. Зачем? Просто промолчит, не станет обращать внимания на окружающие его вещи, погрузится в мечтания, где он – пилот истребителя, горный орел, сказочный дракон – не важно кто, главное – чтобы были крылья.
Шли дни, недели, месяцы, только небо оставалось неизменным, ровно, как и мечта, что обуревала малыша. Постепенно был забыт футбол, друзья стали вдруг какие-то скучные, да и школа уже не привлекала дивным букетом ещё не изведанных тайн. Только небо. Целые дни на крыше, пока не выступят звезды, и ночь не зальет черной краской величественную панораму горизонта. Мальчик замкнулся в себе, стал угрюм и даже побледнел. Казалось, ничто уже не сможет утешить и порадовать одинокого малыша, но в один прекрасный летний вечер кое-что все-таки случилось.
Как обычно, в тот день мальчик сидел на крыше, глядя на облака. Но вот пришла ночь, объявив о конце представления, и ему ничего не оставалось, как спуститься с чердака и идти домой. Вечер выдался прохладный, мальчишка обхватил руками плечи, опустил голову и шагал по давно уже выученной дороге. Сквозь дворы, арки и темные скверы опустевшего города.
- Стой, кто идет! – послышалось из кустов. Мальчик вздрогнул.
- Кому говорят, стой!? – хриплый голосок совсем не пугал, даже не смотря на то, что доносился из тьмы.
- Это вы мне? – почти больным голосом поинтересовался малыш.