i dont care
[604x405]

после того как доктора нашли мои дневники, меня посадили в психушку.
там было темно, и одиночные камеры, как в тюрьме, и решетки вместо стен и дверей.
А еще сыро и по стенам ползают какие-то жуки,
хотя возможно жуков дорисовывает мое воображение.
Когда где-то долго находишься с кем-то, постепенно начинаешь перенимать его повадки и привычки,
начинаешь смеяться как он или говорить с акцентом... а когда долго находишься долго
с душевнобольными, то начинает казаться, что ты сам такой, как они.
Я повис на прутьях своих решетчатых стен, как примат, и глажу руками воздух.
Когда кто-то проходит мимо, то я забиваюсь в самый темный угол палаты или бросаюсь на решетки и тяну
руки со скрюченными пальцами, наподобие когтей.
Я научился кричать как раненая птица...
И изо всех сил стараюсь вести себя как здоровый.
Потому что, я один нормальный среди всех окружающих меня психов,
умею кричать как раненый пернатый хищник.
я так стараюсь выбраться отсюда побыстрее, что прячу остальные дневники под
кучу облупившейся краски с пола, прячу под самый бетон.
Я так хочу выбраться
отсюда побыстрее, что поливаю пеной изо рта свои зарытые дневники.
Им нельзя читать дальше.
В темной камере-палате мне снятся темные сны о бычьем сердце, которое я достаю из
под земли и оно, теплое, бьется в моих руках, снятся сны о том, как за сердцем приходит мертвый
териантроп и смотрит в окно квартиры моего детства.
Мне снятся пришельцы-монахи, они совершают свои обряды прямо за моим окном, и обещают, что
все будет хорошо на незнакомом языке.
Я вижу планеты, где все дома, улицы, люди, автомобили, состоят из чернобелого телевизионного снега.
Планеты, где не работают светофоры, и у людей перекошены лица от злости.
На этих планетах я прохожу сквозь стены.
Мне снятся шумы, шорохи за стенами и темнота в дверных глазках.
Мои сны пахнут усталостью и страхом, а иногда смертью, и тогда я
просыпаюсь и забираюсь по решетке под самый потолок и молча свешиваю ноги вниз.
Я пишу послания своему врачу на обрывках бумаги, и на обратной стороне, как в волшебном дневнике
Тома Реддла появляется её ответ:
-Когда я выйду отсюда?
-Когда она двинет собой..

все дальше и дальше
[699x466]

мы бежали вверх по грязной лестнице душного подъезда. Было настолько темно, что я едва мог видеть свои руки, хватающиеся за перила и проводника бежавшего впереди меня. Мы бежали на крышу к чердаку, бежали так быстро и без оглядки, как будто убегали от смерти. Когда бы добрались до последнего этажа, верно хранившего темноту Проводник без остановки метнулся к маленькой черной двери.
- это переход, отделяющий миры.
Он открыл дверь и я решительно склонился над проходом, но Фиш остановил меня.
- Стой, там нет воздуха. Там земля. Этот проход могила этому времени. Оно кончается здесь, на этой границе.
Я почувствовал, как по моей спине ползет липкий страх, почувствовал как шевелится каждый волос на моей голове, вспомнив какой ужас я испытал в штольнах, в тех маленьких пещерах, когда в полной темноте перед моими глазами начали двигаться камни, сужаться стены. Там хотя бы было чем дышать…
- там есть маленькая дверь, - говорит мой провожающий, - это выход..и воздух.
-но там темно! Как мы увидим её?
- я пойду первым и открою, она должна быть где-то слева…в конце перехода.
Он набрал в легкие воздуха и прыгнул вниз.
Я проделал то же самое и, задержав дыхание, прыгнул за ним вниз.
Темнота, вакуум, земля и теплая влага. Мы первый раз живые в чужой могиле.
Легкие жгло, я начинал паниковать. В голове рисовались ужасные картины того, как дверь не поддалась и мы задохнулись. Боялся пропасть здесь, боялся умереть в этой темноте, грязи и смраде. Под ноги попалось что-то светящееся в темноте, твердое.. о боже! Человеческая кость.. скольким эта могила стала последней? Я лихорадочно шарил руками в темноте. Слышал шарканья ног Фила, и да! скрип железа и свет…
Мы выбрались живыми на тот свет.

Здесь горел огонь. Повсюду, по всей крыше языки пламени. И из него сотни знакомых лиц, сотни знакомых… Сотни мертвых лиц.
- Эй!! Смотри, они умерли? Или это фантомы, зловещие предзнаменования?
Проводник не отвечал.
Мои мертвые знакомые вперемешку со звездами эстрады, и просто чужие мертвые лица. Мальчики. Мои мертвые мальчики.
- Макс!!! Макс! – это мой сокурсник!
Я закричал от ужаса. Его белые мертвые глаза смотрели через огонь. Он горел, и не двигался с места, горел во всей этой толпе.
Кто они?
Это грешники?
Это проклятые? Кто? Кто?!
Он был трижды проклят на земле, - ответил кто-то с другого конца крыши.
Мы резко обернулись.
Там стоял старик, похожий на бездомного, с гнилыми черными зубами и пожелтевшими глазами.
- Они все еще живы там. Но тут они мертвые. Так происходит с каждым, кого проклинают, ненавидят или думают плохо о нем.
- смотри, - сказал старик. – и мы увидели как один из мертвых мальчиков стал вращаться вокруг своей оси. Так происходит, когда клевещут.
Здесь можно проследить за всеми грехами, которые совершаются в отношении их.
У другого пошла пена из мертвого рта, он дергался как эпилептик.
- это значит, что на земле он лжет.
А кто-то висел распятым на кресте, он был весь проткнут деревенными палками. Из всего дырявого тела сочилась кровь..
Я не рискнул спросить, что за грех он совершает сейчас там.
Так происходит с каждым.
Я отвернулся от толпы пламенеющих мертвецов, чтобы не увидеть еще знакомых лиц. Я не хотел заметить среди них себя или Фиша. Я не хотел знать. Сердце от ужаса и страха билось как сумасшедшее. Я хотел проснуться от кошмара. Хотел, чтобы все это был сон, чтобы все это было не с нами. Я хотел домой.
- Старик, мы на крыше многоэтажки, здесь фантомы мертвецов, здесь огонь, - тяжело дыша, говорю я , - и это никто не видит снизу?
- нет, это другой мир, он скрыт от глаз. Его видят те, ко прошел безвоздушную могилу.

- пошли, - проводник потянулся меня за руку к новому проходу, в виде лестницы вниз.
Нет, - остановил старик, ему нельзя идти дальше. Дальше может идти кто-то один.
- почему? – негодовал я.
-потому что он там уже был.

Мне пора.

Я так часто смеюсь,
но так и не сумел сделать свой мир веселым. Если сегодня плохо, то я уверен, что завтра будет еще хуже. Я хотел уйти навсегда туда, где нет времени, где нет ничего вообще. Там где не будет даже меня...

Мне разрешили взять с собой телефон.
Так что знайте, если вам придет смс от меня, то она с того света..

перечитываю список своих интересов указанных
мной хз сколько там времени назад
и искренне веселюсь)

14 Февраля 2008 г
08:08:51
Вчерамне пришла долгожданная книга
(вероятно вы её уже давно приобрели и в полной мере насладились текстами),
представленная Otto Dix «город 2 - сумрачные сказки».
В этот сборник вошла моя новелла. Я очень рад.
И выражаю благодарность за это ребятам из Отто Дикс.
Но черт побери, Драу, хоть ты и предупреждал авторов,
но при встрече, откушу тебе ухо, и не виляй хвостом! )

Кто еще не купил книгу – в магазин, шагом ма-арш!

Псы только в снах друзья, а здесь они кусают до крови.
И кто только придумал, что в образе пса приходит Шива?
Наблюдаю из-за стекла машины за тем, что происходит на улице.
Уезжает желто-красный трамвай, к которому прицепились два мальчика.
Они поехали на трамвае, только прямо над рельсами, зацепившись
руками и ногами за какую-то штуку сзади вагона.
Я прошу остановить машину, выхожу и иду на остановку.
На улице снова слякоть и снежные сугробы в разрезе похожи
на огромное сладкое безе с поджаренной корочкой сверху,
только эта корочка – грязь и пыль.
Что со мной происходит в последнее время?
Первое – я почти не вижу снов.
И я узнал почему.
Пришел очередной трамвай, я благородно пропустил
дам и детей и стариков вперед в салон, и не дожидаясь
пока завершиться посадка, обошел трамвай и схватился
за железные штуковины расположенные сзади вагона,
просунув ноги куда было возможно. Я ухватился покрепче
и трамвай двинул вперед.
Он разгоняется сильней и сильней, я лечу с ветерком.
Круто! Йюююхууу, кричу, я - как маленький мальчик, -
ййййюююхуу!!! Кураажж!! Да!! Да-да-даа!!!
Но руки начинают слабеть, а трамвай все несется прочь ,
минуя остановки, минуя замерзающих торопящихся домой пассажиров.
Снег бьет в лицо, снег поет заговорческую трамвайную песню.
Рукам холодно и они все слабеют, трамвай пронесся уже остановок пять,
а я все еще вишу сзади.
Еще пара сантиметров и я начну скрести снег своим позвоночником.
Еще пара сантиметров и я начну считать своим позвоночником шпалы.
Я чувствую как железяка за которую я все еще держусь,
становиться мягкой как резина.
Вот, блин, - думаю я, сжимая зубы.
Надо найти подходящий сугроб и сигануть туда,
тогда есть вероятность, что я отделаюсь легкими ушибами,
но все же вернусь домой, сделаю пару важных звонков,
а может, напишу какой-нибудь текст.
Сосредоточившись на просящимся мимо меня пейзажи,
я обнаруживаю, что…сосредоточившись я не обнаруживаю вокруг ничего.
Только белая пустота.
Белая пустота, рельсы и этот предательский трамвай,
мчащийся на рельсах парящих в невесомости.
Железная трамвайная перекладина стала сначала резиновой,
а потом вовсе начала растворяться, унося за собой в небытие
невесомости весь трамвай.
Держаться мне больше не за что и я просто повис в белом тумане.
Посередине белого ничего. Что делать? Как вернуться назад?
Я сел в белом вакууме сложив ноги по-турецки.
Круто.
Обнаружив в руках черный маркер, я долго вертел его в руках,
а потом медленно стал выводить на теле своё имя..
Что со мной происходит в последнее время?
Я путаю местами буквы, или пропускаю их вовсе.
Живу до 42 января и забываю своё имя, поэтому я старательно вывожу
его на своем теле, на ногах и руках, чтобы не забыть.
Пока я вишу и кувыркаюсь в воздухе мимо проплываю собачьи головы,
нанизанные на колья. Знаете, такие хото-дого-чупсы на палочках.
Псы смотрят мне в глаза, и я слышу их мысли.
У одного пса пошла пена изо рта. Наверное, он бешеный.
Ему не помешал бы десяток уколов...
Что-то щекочет мою голую коленку,
и я думаю, что пора бы придумать план «Б».

!
[600x469]

всегда была спокойна по отношению к ЭМО,
даже иногда защищала несчастных малышей
потом они перестали вызывать
умиление
и стали вызывать смех, когда попадались на глаза
а потом раздражать, а сейчас
просто хочется разорвать на куски сжечь
и прах развеять по ветру, над отравленым озером
или разложив его по полоскам
просто скормить им подобным на драме
и пусть мертвые эмо крутятся в вашем мозгу

Никогда не знал о себе, что очень сложно переживаю прощанья.
Прощанье – для меня целая трагедия. Драма. Со слезами. Честно.
Никогда не замечал в себе то, что я наполовину состою из слез…
Я хотел написать об этом рассказ,
закончив словами: просто когда все заканчивается, надо уходить.
А потом даже сделать хэппи энд.
Долго думал, сидел, между делом писал смс,
слушал как звучит украинский язык.
И тут началось……
Иногда это происходит легко.
В животе что-то лопнуло,
И я с силой сжал кулаки и громко заскрежетал зубами,
сдавленно завопил.
Темно.
Когда я очнулся, то обнаружил себя приколотым к стене копьем.
Оно вонзилось ко мне в живот.
Копье пропиталось моим густым липко-красным соком.
В окне на седьмом этаже зажглась елка,
засияла разноцветными лампочками.
Но мне сейчас не до красоты.
Я вишу в сантиметрах сорока от пола, истекая кровью.
Кое-кто на этот раз хорошо постарался.
Кровь капает на ковер и прожигает на нем круги, кап-кап-кап.
От ковра поднимается витиеватая струйка красного дыма.
Пшш.
Но мне не легче.
Я думаю, все произошло слишком рано, и пытаюсь снять себя с копья.
Рывками, продвигаясь к острому наконечнику, отталкиваюсь
от стены руками.
Стиснул зубы и скривился, издал несколько звуков похожих на
кряхтение со стоном. Чувствую как металлический ствол внутри меня
задевает кости позвоночника. Замечаю, что позвоночник похож на флейту.
Продвигаюсь ближе к концу копья, еще немного.
Чувствую что застрял, меня это злит и я сильным рывком отталкиваюсь
от стены, внутри что-то рвется, зато я соскальзываю с копья и падаю на пол,
в лужу крови.
Я схватил копье и несколько раз ударил им по обоям,
и с криком метнул его в окно и начал скакать, как индеец с зияющей раной по комнате.
У меня между пальцев – перепонки, как у рептилии.
Я не выхожу из дома уже сто лет.
Мои глаза желтые с тонкой вертикальной полоской зрачка.
Я пришелец – чужой.
Огромным острым хвостом я колочу по полу.
Сильнее и сильнее.
Я почти научился вилять им ласково, как собака и гибко как кошка.
Но мне сейчас не до красоты.
Мечусь от стены к стене и молочу хвостом по стенам,
переворачиваю стол, стулья, сшибаю с потолка люстру,
она разбивается в дребезги и осколки попадают
мне в глаза, режут мне веки, оставляют рваные полоски ран.
Переворачиваю кровать, ломаю её ножки.
Мне душно, мне совсем не чем дышать.
Щупальцами пальцев я выдавил стекла во всей квартире
и пригласил в дом семь ветров, пригласил в дом сквозняк.
Я умею говорить с ветром.
Позвоночник-флейта выпирает из моей спины, гнет меня
дугой и я становлюсь похож на человеко-динозавра.
я – король гномов. Я их темный владыка! Я кричу – поднимите мне веки!!!!
И щепки от разваливающего с треском шкафа вонзаются мне в глаза. ААААА!! – кричу я.
Яркие краски по щекам, они красят ресницы красным.
Дыра в моем животе стала еще больше, она разрастается, и скоро я весь стану ей.
Встаю на иглы, расставленные по всему полу и иду по ним.
Я – маг с зияющей раной. Я – колун вечности.
Прыгаю на потолок и ползаю там, извиваюсь и шиплю.
А потом длинным хамелеоньим языком достаю с полки
пузырек с золотой крышкой и вдыхаю все что там осталось.
И меня накрываю горячие крылья чувства влюбленности.
Эйфория.
К голове прилил тепло, кровь хлынула из раны, и серпантином полилась на ковер.
И начался пожар и все запылало и все настигает огонь.
Обои плавятся и воздух накалился и растаял, покалывая меня по всему телу…
Падаю на пол, перекатываюсь на спину, раскинув хищные руки-лапы в стороны,
улыбаюсь клыкастым ртом кривому, потрескавшемуся от ударов потолку.
Эйфория.
Потом прозвенел звонок в дверь, я встал и пошел открывать,
и случайно посмотрел в зеркало…

Все беды, депрессии и угнетенные состояния и
прочий бред (вселенское горе), говорят, случаются от скуки.
Так же, по словам умных людей, простите за тафтологию –
умные люди не скучают никогда. в таком случае
они никогда не испытывают угнетенного состояния
и прочего бреда?
(я рассматриваю понятие «скука» именно в таком контексте)
Конечно нет. Почему люди сходят с ума?
Что не дает им покоя? Что не спокойно в их душе?
При чем тут скука в конце концов?
Делом, можно прогнать скуку,
и отвлечься от главной червоточины.
Любовь – лекарство, панацея.
Да? но вы чувствуете, что что-то тут не так?
Вы чувствуете что-то не так?
Что-то не так...что-то не здоровое
Вам никогда не казалось, что вы устали (обессилены) от слов?
Просто от тех доступных вам слов, образов, картин, звуков?
Доступных вам, как человеческому существу..
Вам казалось что их становится
либо не достаточно, либо они перестают иметь значимость?..
и как будто мир кончается..пшш, бац и все, в это мгновение, сейчас.
и все слова скудны настолько чтобы описать,
чтобы понять, чтобы перестать, или чтобы
наоборот стать, или сказать, что я пудрю вам мозги, например?

потолок сегодня не самый белый
уже три часа подряд
странно
хорошо, что иногда он о себе напоминает
легкими ненавязчивыми подмигиваниями
на луне сегодня особенно жарко
и по прогнозам метеорологов песни
висельников звучат еще громче, их слышно даже здесь..
кто-то из них почесался, и от его тела отвалился кусок мяса
ничего страшного
кто-то кашляет, наверное, много курит
это далеко, дальше чем та фабрика
видишь столбы бурого дыма?
там готовят новое солнце
из сердец тех добровольцев, чьи сердца
особенно горячи и пылают как пламя,
поэтому дым такой красный..
а что будет со старым солнцем?
оно тяжело больно
к нему присоединили трубки и качают через них
свет для тех, кто объявил войну
они пьют солнце из стеклянных бутылок, поэтому их лица блестят,
а глаза наливаются ртутью
они пьют его так много, что солнце заболело радиацией
и теперь эти люди тоже больны и произносят слова наоборот,
поэтому здесь такой беспорядок,
а лекарством
может быть только новое солнце..
я помешиваю в котле новый отвар свободы
осторожно по часовой стрелке
в котле что-то вспыхнуло и снова погасло
наверное, слишком много слез
и лишних слов
надо вычеркнуть их из рецепта
и добавить любви
возьми в шкафу за левой дверкой сосуд с
блестящей лиловой жидкостью,
торопись!
нам нужно вспомнить обрывки снов и растереть их в порошок!
какого они цвета сегодня?

вашему внимаю предлагаю
следующий рассказ, по мотивом моих
страшных снов.



"Лекарство от кошмаров"


Черный человек в черной шляпе с полями, на которых могла бы уместиться вся ночь, любил приходить ко мне через темноту дверного проема. Хотя у него не было имени, не было глаз и рта, он приходил каждую ночь, для того, что бы рассказать мне о моих кошмарах. Черный человек садился на край моей постели и сложив черные руки у меня на груди, начинал свои рассказы. Однажды он мне пел и танцевал про мой страх. Когда у него закончились все песни и рассказы, он хотел забрать меня с собой, но я успел проснуться.
Сегодня мне снова приснился кошмар.
Ночь была безлунной и темнее чем обычно. Фиш ходит в плохом настроении уже три недели. Молчит и все время кашляет. По ночам его кашель мне кажется собачьим лаем. Его что-то тревожило, но я не решался спросить и ждал пока он сам мне расскажет все.
Фиш укололся, запрокинул назад голову и протянул мне шприц. Kончик иглы испачкался в его крови. Я взял жгут, перетянул руку выше локтя и вколол в вену остаток мутной белой жидкости из шприца. Кашель Фиша затих, а потом вовсе прекратился, губы растянулись в улыбке. Он поерзал в кресле, а затем расслабленно сполз с него на половину, руки, похожие на белых пауков свободно свисали с ободранных зеленых подлокотников. Я подошел к нему, сел на пол между его ног и заглянул в его глаза, которых стало несколько. Хоровод прозрачных глаз без зрачков, был похож на калейдоскоп. Фиш чему-то улыбался и никуда не смотрел. Мне было тепло, и все перестало иметь значение, кроме теплоты и калейдоскопа глаз. Потом все стало серым, и глаза сложились в слово «умирать», меня тут же вырвало.
Когда я проснулся, было уже утро. Фиша не было дома. В открытую форточку сильно дуло ноябрем, и воздух в комнате, казалось, был ниже нуля. Я поежился и когда попытался встать, входная дверь открылась и в проеме появилась фигура Фиша, я слабо, но с облегчением улыбнулся, и первое что я услышал от него за три недели: «ВИЧ. Положительный».
Шок заставил открыть глаза. Я долго присматривался к темноте комнаты. Фиш мирно спал рядом. Дурной сон. Я осмотрел свои руки, вены и с облегчением вздохнул, вспомнил, что никогда не был наркоманом, и подумал о лекарстве от дурных снов. Пришло время идти за ним. Откладывать больше нельзя.
Я встал, натянул джинсы и толстовку с капюшоном, чтобы скрыть глаза, разбудил Фиша:
- вставай, собирайся. Нам уже пора.
- куда мы идем?
- на кладбище.

Мы долго шли по заснеженной поляне старого кладбища, ноги утопали в снегу. Вскоре мы дошли до места, где начинались следы и пошли по ним до тех пор, пока не услышали пение людей в черных остроконечных капюшонах.
- мы почти дошли, скоро у нас будет лекарство.
Люди в капюшонах почувствовали наше приближение и прекратили пение. Когда мы подошли ближе, один из них, обратился к нам. Голос из-под капюшона был глубоким, утробным:
- мы ждали вас. Все уже готово. Сейчас его принесут. Он уже застыл, окостенел, но еще не поздно.
Мы с фишем взволнованно переглянулись, но назад пути не было.
Нас усадили в круг к костру, все сидели молча. Сердце колотилось так, что заглушало кладбищенскую тишину. Мне хотелось бежать, бежать без оглядки, забыв о лекарстве от кошмаров, или вообще забыв о сне, лишь бы только не находится здесь, и не видеть…но его уже выносили, шаги приближались и шорох черных плащей предвещал страх. Покойник сидел на стуле, окоченевший, со скошенной на бок головой, мертвые руки висели вдоль боков, почти касаясь заснеженной земли, такой же белой, как он сам. Люди в капюшонах принесли сидящего на стуле мертвеца и поставили перед нами у костра. Ножки стула провалились в снег, казалось, что покойник покачнулся.
- Вы знаете что нужно делать, - утробно прорычал голос из под капюшона и протянул пилу. Мы вам больше не нужны, позвольте оставить вас наедине с мертвецом.
На кладбище остались только я, Фиш, и наш мертвец, и множество других, но чужих мертвых.
Сглотнув, подкативший к горлу ком я взял пилу. Руки покрылись липким холодным потом, и дрожали так, что она выскользнула и упала в снег. Фиш поднял зубасто скалящуюся пилу и помог удержать в руках.
-хочешь, я это сделаю? – Спросил он.
-нет, тогда лекарство не поможет от моих кошмаров, это должен сделать я сам.
Натянув капюшон пониже на глаза, я опустился на колени пред сидящем на стуле покойником. Казалось, что мертвые глаза, затянутые мутной пленкой, осуждающе смотрят прямо на меня. Я замер и сжал покрепче в руках пилу, ухватился за правую жесткую ногу мертвеца стал отпиливать её ниже колена. Кожа распахнулась, обнажая затвердевшее мертвое мясо. Кровь уже загустела и не текла, а кость на удивление легко поддалась зубцам пилы. Все шло хорошо. Осталось сжечь отпиленную ногу на костре и перемолоть сгоревшее мясо и кость в пыль, смешать её с жиром и втереть в виски, чтобы ночные кошмары прекратились.

В какой-то момент мне показалось, что я больше не смогу
писать ни о чем, потому что кончились все мысли
и невидимые кисти перестали рисовать в моей голове образы.
Казалось, что мой мир рухнул и погряз под руинами забот,
проблем, неизбывно-горькой печали и душевного одиночества.
Мне никогда раньше не был знаком дикий острый душевный голод,
от которого забываешь как разговаривать,
как быть искренним, как улыбаться.
Этот голод учит молчанию, смирению и иногда слезам.
Эти слезы синие. Они рисуют собой бесконечность,
синюю далекую, спокойную, мертвую.
В какой-то момент мне показалось, что я безвозвратно погиб.
Сколько стрелок подряд мои пальцы не касались клавиш?
Сколько строк радости забыло мой запах?
И сколько не успел забыть я?
Однажды я услышал, что ноябрь – это ночь среди всего года.
Темная и беззвездная ночь.
Ноябрь, руками депрессий и печалей крадет остатки радости
и надежд, оставляя твое тело совершенно пустым,
даже двух капель слез не оставляет на дне.
Это дементоры вокруг ноября.
Я говорю печаль…Но это не та печаль, которая вдохновляет,
которая тихим приятным теплом разливается внутри,
от которой бродишь опьяненный по улицам города.
Нет эта печаль имеет другую природу. Я изведал уже две из её сторон.
Две сестры, не имеющие ничего общего друг с другой.
Печаль-колдунья, печаль-злодейка,
Печаль-старуха с гнилыми зубами.
И печаль – осень, печаль-листья.
Печаль-уходящее за горизонт солнце,
печаль-глоток-сливого вина на берегу реки,
печаль-вихрь строк и предложений.
В последние месяцы я чувствовал ровную
поверхность жизни и обманчиво-теплые руки смерти,
обнимающие меня каждую ночь, убаюкивающие моё тело,
замораживающие мою душу остатками ноября.
Моя душа не принадлежала мне, поэтому я был мертв все это время.
Я почти сдался, и пошел ко дну озера.
Его мертвецы, голодные и синие тянули за мной свои руки.
Но я воскрес.
Я снова воскрес.
Уже в который раз, меня снимают
с креста чьи-то глаза, чей-то смех, чьи-то руки, чьи-то жизни.
Эмоциональный голод, душевная тоска сделали
меня слабым, бесконечно слабым и уязвимым.
Сумерки заполнили почти все вокруг.
Я разучился ходить, петь,танцевать, смеяться, говорить,
писать тексты, складывать строки. Я стал безразличным ко всему.
Я стал био-роботом, мертвецом, пленником системы, зомби,
Называйте как угодно.
И кто-то спасает меня в очередной раз, сам того
не зная и на этот раз я не позволю им исчезнуть!

почему всегда я выбираю такую работу, с которой хочется сбежать?

автор фото- Алиса Лискин
[466x699]

фото_Liskin
[699x466]

фото_Liskin
[466x699]

foto_Liskin
[466x699]

Сегодня перекрыли одну из центральных проезжих улиц города, из-за приезда какого-то пенька из правительства, что стало причиной тотальных пробок на других улицах, в том числе и там где ходят трамваи. Автомобили ехали по рельсам, трамваи стояли с открытыми дверями в часовой пробке.
Почем спрашивается?
Почему правительству и уполномоченным людям, не покажут истинную картину того, что происходит в городе? Им создают комфорт и удобства на центральных площадях и улицах, наводят там порядок, зажигают фонари, освобождают трассы, а в это время весь город и люди, едущие с работы идут пешком по домам, мерзнут в продуваемом сквозняками трамвае или из последних сил, пытаются поместить в измученную маршрутку свое не менее измученное тело, чтобы хоть как-то добраться до дома? Абсурд!
Что мы можем сделать, как можно оставаться безучастным?
Когда люди, платящие в трамвае дважды за один и тот же несостоявшийся проезд кричат друг на друга и на кондуктора, обвиняя его в пробке, и призывающих его сделать хоть что-то, и когда в ответ от него слышится истеричное «Оно мне надо?», становится страшно… Но люди любят искать виноватого. Любят переложить груз ответственности на кого угодно, только не на себя, и в это время продолжать беспечно вести переговоры по мобильному о повышении уровня продаж. Продажи. Продажи! ПРОДАЖИ! В глазах вместо зрачков денежные знаки и нули, нули, миллиарды нулей. Глаза-счетчичи. Абсурд доходит до своего предела и цивилизация заходит в тупик, и при этом человечество думает о том как продать подороже. Продают все, меня, тебя, себя..свою душу, свою совесть. Проституция дамы и господа. Нам навязывают желания, нам навязывают потребности, нас зомбируют маркетологи и менеджеры, впаривают нам то, что нам заведомо не нужно, заставляя нас страдать от того, что мы не_купили_товар. Продают информацию, заливают гигабайты спама в наши мозги. И получают деньги. Деньги ради денег. Ради накопления. Нужна какая-то вспышка. Короткое замыкание, волна, удар, чтобы люди поняли, что люди бьются о стены, разбивая в кровь головы, в том, что они так похожи на насекомых бьющихся в стекло в сантиметре от воздуха.
Неужели человечество дойдет до того предела, когда разучится что-либо создавать, создавать ради созидания, а не ради миллиардов нулей после единицы. Люди, давайте проснемся, откроем глаза! Перестанем ходить по кругу!
Как можно остаться безучастным?