Какой-то чудак
хотел поместить меня в больницу
за то, что я
не такой, как он,
а я его подбил из ружья,
как птицу,
и закатал
в железобетон.

Другой гений мысли
решил
научить меня жизни
и найти во мне
остатки сгоревшей души.
Но через пару дней,
когда вышел покурить на балкон,
он полетел, как камень,
и был закатан
в железобетон.

А какой-то гопник во дворе
посчитал, что он
круче, чем я,
хотя ему явно не хватало слов в словаре,
ну да один бог ему теперь судья,
потому что не сможет он
пополнить свой лексикон,
будучи закатанным
в железобетон.

А ещё какому-то умнику
захотелось к моей девушке пристать –
а ведь за это можно и по морде дать –
но он хотел себе доказать,
что он силач и тиран,
и утащил он её куда-то в лес,
баран.
И самое смешное то,
что его всё-таки нашли -
он висел на дереве,
едва касаясь головой земли,
а руки и ноги
лежали в сторонке,
а то, чем хотел он приставать к девчонке,
не нашлось ни одним ментом,
потому что было закатано
в железобетон.

«Пластмассовый мир победил,
Макет оказался сильней»…
А может, пора уходить –
Уснуть и забыться во сне?

В глазах жёлтый свет фонарей –
Мы знали, что Он дал нам жизнь…
Но вдруг из блестящих ноздрей
Потёк дорогой антифриз.

И стёклами ярких витрин
Ломаются вера и страх.
Пускай слепят жизнь фонари
Из клеток чужого ребра!

«Пластмассовый мир победил,
Ликует картонный набат»…
А значит, пора уходить
В потёртый от времени ад…

Я закрыл дневник, а значит, незачем писать стихи,
И не будет в этом мире им подобной чепухи.
Так что всё, друзья, прощайте, вот сейчас я допишу
Эту строчку… Ну ещё две… Может больше… Чёрт, грешу.

Я рифмую эти строки, потому что не могу
Быть другим – ведь мысли снова гонят всякую пургу.
Если всё держать в себе, то можно просто охренеть.
Как же мне остановиться? Мысли есть и ручка есть.

А вы смотрите – пишу я каждый чертов божий день –
И «поэтом» называете, оскорбляя мою лень.
Да идите вы все нафиг, никакой я не поэт –
Ни один поэт такого не напишет во сто лет!

Я не помню ни размеров, ни теории слогов,
Не молюсь ни одному из поэтических богов
И ещё – не знаю рифмы, так что если есть «любовь»,
Обязательно найдутся где-нибудь и «вновь», и «кровь».

И опять пишу я бред свой… Сколько можно, мою мать!
Стой, зараза! Стой, придурок! Жаль, что некому стрелять…
Не могу поставить точку… лучше двадцать запятых…
Застрели меня, мой ангел… Ангел мой, ну где же ты?..

Едем дальше ))
Чёрт с вами ))

Это цитата сообщения Scaldir Оригинальное сообщение

Стихи заметает пылью... (из цикла "Пророк в чужой земле")

Стихи заметает пылью,
и книги покрыты пеплом
все что мы считали былью
во мраке давно поблекло.

Уже не волнуют строки
метафоры все забыты
лишь в песнях поются блоки
из набранных слов избитых.

Ужель одряхлела Муза?
иль вымерли все поэты?
нет, стали стихи обузой...
бездарность теперь воспета.

Доколе звучат "муси-пуси"
в гробу глухо стонет Пушкин
шаманит толпа в Ордуси
на плюшевые игрушки.

Покуда поют под "фанеру"
о чем, даже сами не зная
забудутся такт и манеры.
забудут об Аде и Рае.

Забудут, что есть что-то в жизни
помимо "пожрать" и "потрахать"
и ползать по клетке, как слизни,
лишь слюни пуская, и квакать.

И станут все люди похожи
как в стае одной обезьяны
тупые довольные рожи,
резвятся в счастливом дурмане.

Их будут пасти будто стадо
покорных скотов бессловесных
и каждой скотинке награда-
услада всех нужд телесных.

Скотам не нужна духовность,
рабам не нужна культура,
нужна лишь беспрекословность
от винтика инфраструктуры.

Когда запылают книги
запляшет вокруг кострища
в ритмах самбы и джиги
оборванное толпище.

И это станет финалом
тысячелетней драмы,
кумирам с звериным оскалом
воскурят опять фимиамы.

Все станет, как было прежде
и люди вернутся в пещеры,
останутся жить невежды
без разума и без веры....

Как избавиться от мыслей? Мыслей постоянных и временных. Конкретных и всеобщих. Реальных и абстрактных. Существующих и вымышленных.
Господи, как хочется не видеть все эти лайвинтернеты, вконтакте, одноклассники и всё остальное; забыть, забыть, всё забыть, что было и чего не было, что могло быть и что произошло...
А ещё я не могу избавиться от мыслей о закрытии дневника. И если дневник ещё кто-то читает - со слезами на глазах посвящаю это вам, наверное, на прощание.

Я ставил точки с самого начала,
Но жизнь гнала вперёд, и я творил.
Вы слишком долго трепетно молчали,
Мой ангел умер в горе и печали
И больше над землёю не парил.

Я знал, придёт – не рано и не поздно –
Прощания невыносимый час.
С ночного неба осыпались звезды,
Мне уходить и больно, и непросто,
Но слов и мыслей больше нет для вас.

Я засыпаю только на рассвете,
Когда в огне кипит морская гладь.
Я ждал зимы, но наступило лето,
Вопросов нет, остались лишь ответы,
Которых так хотелось бы не знать.

Пусть это будет каждому уроком,
Забудьте о безжизненном Творце.
Так говорили дураки и боги:
Пускай сейчас расходятся дороги,
Они сойдутся всё равно в конце.

Почти утро уже.
А я не сплю. Уснуть так и не получилось. Полежал, повертелся. Встал, сделал кофе. Ненавижу мешать кофе с водкой. Но иногда... Хотя нет, не в этот раз, водка в комнате у родителей.
Я знал, что так и будет. Ну не так. Но что-то такое. Хотел себя помучать, заодно узнать что-нибудь нового и интересного. Но я же знал не всё...
"Нам с тобой осталось недолго"...
Почему так больно, господи, почему...
Неужели какая-то парочка записей, несколько не сказанных в своё время слов могут так ранить меня?.. Неужели какие-то слова могут ограждать меня от всего и вгонять в депрессию? Я так слаб?
Думается мне, что да.
А не был бы слаб, не писал бы сейчас ничего подобного... Не знаю, зачем пишу. Не могу держать в себе.
Мог бы всё это написать в стихах, но стихи уже серьёзно не воспринимаются.
Почему невозможно быть искренними с людьми? Наверно, в первую очередь потому, что не всегда возможно быть искренним с собой... Чего уж там о людях говорить.
Но почему ты не должна увидеть это, а я не должен был увидеть то... Или должен был, но не видел. И никто мне не показал. Я не хочу менять уже ничего. Сил больше просто нет ни на что. Пусть будет всё как есть. И я выдержу всё это, выдержу, куда я денусь... Научусь и буду молчать. Как ты.
И какая же гадость этот кофе. А ведь сладкий. Тёплый. Его аромат так манит, а прикоснёшься губами - и чувствуешь, что это не то...
Всё не то.
А другого нет.
Есть старая загадка: и зимой, и летом - его нету. Ответ: счастье в жизни. Ушло куда-то. А было ли оно вообще?
Не было, не было, не было!
Раньше хотелось ощущений, хотелось чего-то добиться. Теперь ничего не хочется. Покоя? Возможно. Душевного. Все эти дырки в карме объединяются и превращаются в одну большую чёрную дыру... Она так манит своим величием и неизбежностью...
Отличить чёрный и псевдо-чёрный несложно, но у меня плохое зрение. Очень плохое. Мне иногда кажется, что я буду скоро лбом тереться о монитор. Я сижу настолько близко, что одним поворотом зрачков уже не могу увидеть всё, что на экране, надо поворачивать и голову.
А врачи говорят - тебе года два ещё видеть этот мир и всё. Молодцы. Назначают что-то, а я на всё плюю. Мои два года я проживу без их лечения. А дальше... зачем загадывать. Посмотрим. Да и какая разница.
В общем, всё как всегда.
Только почему-то больно очень. Но и к этому надо привыкать. Всё, что нас не убивает... а если убьёт? Или... Нет. Самоубийство не может быть из-за проблем, оно может быть из-за страха перед ними. А страха нет. Ни перед чем уже нет страха. Плевательское отношение ко всему.
Даже окружающие уже так не бесят, как раньше. Хотя, порой срываешься; но они всё понимают, теперь даже семья меня обходит стороной, чтоб не попасться под горячую руку. Всё-таки, бесят.
Злость - это хорошо. Любая злость лучше отчаяния, как верно подметил Терминатор в третьей своей части.
А ещё у меня на столе лежит книга. Называется "Всё о жизни". И там такая правда, что уже ни злости, ни отчаяния, ни равнодушия не хватает. Хочется читать и читать. И забыть обо всём другом. Иногда это даже удаётся.
И я, вот, о татуировке подумываю. Честно говоря, ненавижу тату. Но почему-то очень хочется. Решить бы куда. Да наверно не буду - зачем, ведь завтра передумаю снова. Окончательно решу, когда напьюсь. А пить нельзя - обещал себе. Обещал, что больше не буду возвращаться в этот кошмар. Стихи без водки пишутся хуже, да. Но я готов пожертвовать этими никчёмными никому не нужными творениями ради человека, который не хотел бы видеть меня в таком состоянии.
А ещё где-то в голове у меня перед глазами всё время надпись:
"Вход не для всех. Только для сумасшедших". Да, да, да, чёрт побери, он знал, о чём писал. Только кто есть кто, я понимаю слабо. Да и не хочется, честно говоря. И он наверняка не всё понимал.
Теперь немного о страданиях. Мысли не мои, сразу говорю.
"Жизнь – юдоль страданий и скорби, учат практически все религии.
В жизни вечно нам чего то хочется, и мы страдаем от неудовлетворенности своего желания, а как чего добьемся и получим – на минуточку счастливы, а потом снова страдаем из-за чего то другого, так что жизнь – это сплошные страдания, а счастье – просто временное избавление от страданий, и лучше всего, чтобы не страдать, вовсе не жить, – заключил изобретатель философского пессимизма Шопенгауэр.
Однако человек устроен так, что у него есть потребность страдать, а поводы к страданию он найдет всегда. Даже если у него всё-всё хорошо, он то найдет какую то обиду в прошлом, то захочет быть не таким, как он есть, и уж в любом положении может начать страдать от невозможности отыскать смысл жизни.
Чтобы не страдать, человек должен не хотеть ничего, кроме необходимого удовлетворения чисто физиологических потребностей: воздух, вода, пища, защита от непогоды, секс. Всё. Но это получается не человек, это получается вполне животное." (с) М.Веллер.
Так что будем страдать дальше. Вот такие дела.
А за окном рассвет. Не "заблудился где-то", а пришёл, пришёл, как миленький, да смысла с него теперь - Читать далее...

Муза выпита до дна,
Скоро я сойду с ума.
Мыслей всяких – до хрена,
А в глазах – сплошная тьма.

Сочинять я не могу –
Каллиопу смыла грязь.
Что-то щёлкнуло в мозгу,
Откровенно матерясь.

Потому что нету сил,
Хочется кричать да выть.
Ближних я не возлюбил
И готов их всех убить.

Что-то я хотел сказать,
Только вот не помню что…
Раз, два, три, четыре, пять –
Зайчик на обед готов…

Вспомнил я! – какой-то труп,
Вышел нынче в ай-си-кью,
Пишет мне «привет, мой друг»,
Я серьёзно не курю.

Умер – значит, надо в морг.
Больше нечего сказать.
Из трубы пойдёт дымок…
И не надо сочинять.

Некто, кажется, БодОм,
За тебя тут землю ел,
Раком становился он,
И о смерти всё гундел.

Обвинял меня в грехе
И в отсутствии добра.
Я его послал на хэ –
Согласись, ведь я был прав.

Прокололся он шесть раз,
Малость туповат твой друг.
Ну а ты такая же мразь.
Ведь ты мерзкий синий труп.

Это просто плутовство.
Ты – таков уж твой удел –
Был при жизни ничего,
Но не место трупу здесь.

Так что… знаешь что, мой друг?
Сам ты в этом виноват.
Нарекаю тебя «Труп» -
И ты валишь прямо в ад.

Чтоб ты там сто лет горел
И пытался мир проклясть!
Ладно… Кто ещё посмел
Под руку мою попасть?

А, какой-то там святой,
Греет руки у костра.
Человек он занятой,
А в душе его – дыра.

Её кто-то просверлил –
Я уже не помню, кто. ;)
Он тогда и пил, и ныл,
И сошёл с ума потом.

И теперь он банит всех,
Почему-то – и меня.
Банить – это страшный грех!
Остальное всё – фигня.

Как ему то объяснить?
Так сходить с ума нельзя.
Очень надоело быть
У цепного пса в друзьях.

Так и он пошёл на хэ,
Жаль лишь, что забрал с собой
(Я писал в другом стихе)
Ту, что, позабыв про боль,

Мною грезила весь год,
Но я не хотел. Её
Шлюхою считал народ,
Обсуждал её бельё.

Но я не любил их всех,
И старался защищать,
Затыкал их крик и смех,
Но я был неправ, видать.

Впрочем, я забыл про всё.
Пусть живут – не жалко их.
Это не кошмарный сон.
Просто я такой уж псих,

Что решился написать
О своей судьбе смешной.
Я уже устал молчать,
Так что потерпи, друг мой.

Потерпи ещё чуток –
Три страницы… Или две.
Из ушей пойдёт дымок,
Выбьет пробки в голове.

И тогда я не смогу
Повторять насущный бред…
Что-то щёлкнуло в мозгу –
И я понял: жизни нет!

Есть бессвязный алфавит,
Бесполезные слова…
Кроме счастья и любви
Мне теперь на всё плевать.

И ещё, мой друг, коль ты
Смог осилить этот бред,
Из обычной доброты
Напиши любой коммент –

Мне так грустно, что никто
Не читает мой дневник…

Мы умрём? Умрём. Потом.
А пока – прошу – живи.

Автор - Алекс Бамбино.

Опять звонит мне друг, зовет бухать.
И неохота, но пойду, пожалуй.
Какая это, сцуко, чепуха…
Нет, ангел мой, я не давлю на жалость.

Я сам раздавлен, грубо говоря,
живу как гад и ползаю на брюхе.
Разъелся после армии как хряк
и не во все теперь влезаю брюки.

Обильно пью, обильно также ем,
во всяких непотребствах невоздержан,
стараясь не сойти с ума совсем
(хотя и знаю – это неизбежно) –

пишу порой рифмованную чушь -
от рэпа до рифмованной секстины.
Охота отличаться хоть чуть-чуть
от тех, кто тупо пашет, как скотина.

Работа-дом, по пятницам – в кабак,
в субботу утром мучаться похмельем –
и лучшие (!) живут здесь только так,
а по другому просто не умеют.

Кругом скоты и дауны, не без
вполне занятных даже отклонений.
Обидно только, что любой балбес
кричит, срывая голос, что он гений.

Пусть даже я умен не по годам,
но в жизни, как в дешевой мелодраме,
нет ничего приятнее, мадам,
чем дать в лицо зарвавшемуся хаму.

О, черт возьми, чего же я пишу – я
посвятить в который раз собрался
как минимум секстину – кроме шуток,
рассказать Вам о себе-стадальце,

о том, что не надеюсь ни на что
в безумном царстве суеты и тлена.
О том, что жив единственно мечтой,
чтоб перед Вами преклонить колено.

О том, что все же верю в чудеса.
Да, верю, не сочтите за кретина.
И где-то даже так и написал.
Но только почему-то не секстину.

И потому – нет смысла посвящать.
Но все же для коллекции оставлю.
Питаю слабость я к таким вещам,
хоть это не кастеты и не сабли,

не нож, не бита, не бензопила…
Да, я питаю слабость к бензопилам.
Я Вам одну в подарок бы послал,
но это ни хрена б не изменило.

Простите, что опять я Вас отвлек –
мне это все внутри держать нет мочи.
Любовью тлеет сердца уголек.
Я Вас люблю. Давно. И типа очень.

Бабушка Тоня сломала три весла
О твёрдые волны земного бытия,
Она пила, курила,
Мужчин любила,
И ещё у неё внучка была.

Внучка училась в стольном граде,
И жила она в Зеленограде,
Любила пиво,
Была ленива,
И мечтала об автомате,

Чтобы не летали мухи,
И чтобы пробуждался Ктулху.

Я видел тебя на фотографиях,
Спереди, с боков и снизу…
Дни и ночи без тебя пусты…
Я сломал все правила,
Я принёс тебе цветы,
Бабушкина Лиза!

Она родилась лошадью и девой,
Рисовала маркером на стенах,
Питалась отравой,
Болела забавой,
И порою бывала нетрезвой.

Она фальшивила в каждом такте,
Но улыбалась в экранном квадрате,
Сидела в сети
До десяти тридцати,
На злополучном сайте «вконтакте».

Но тут в её дверь кто-то постучал,
Вошёл и громко сказал:

Я видел тебя на фотографиях,
Спереди, с боков и снизу…
Дни и ночи без тебя пусты…
Я сломал все правила,
Я принёс тебе цветы,
Бабушкина Лиза!

Замолчи, Фредерик!
Ноты свои позабудь!
Ты не даёшь мне уснуть!
Замолчи хоть на миг!

Пошутила судьба:
Все мы уйдём в мир иной
И будем жить под землёй,
Там я встречу тебя.

Ты силён и велик,
Но помолчи хоть чуть-чуть!
Ты не даёшь мне уснуть.
Замолчи, Фредерик.

// Я ничего не пил и не курил //

Серое небо смотрело в окно,
Тучи летали и бились в стекло.
Близким отправив последний привет,
Точку поставил безумный поэт.

Плюнув на дверь, он вышел во двор,
Ждал пять минут и пинал светофор,
В ушах шелестело дыхание ветров,
Он прошёл по проспекту, спустился в метро.

Мерил шагами заполненный зал,
Спёртый воздух подземный вдыхал,
Так пропустил он пять поездов,
Ко встрече с шестым он уже был готов.

Свет показался, качнулась панель,
Он молча стоял у входа в тоннель,
И, когда точки покинули i,
Слёзы рекой на платформу текли.

Он не упал, он шагнул в пустоту…
Последний вагон был пуст поутру.
Он сел у двери, посмотрел в потолок,
С небес улыбался ему Господь Бог.

Пугая прохожих, парней и девчат,
С Боровицкой он вышел на Новый Арбат,
Стоял на дороге, смотрел в небеса,
А кто-то за ним срывал тормоза…

Бампер коснулся уже его ног,
Из «Ауди» вышел понтовый типок,
И с яростным видом типок завершил
То, что не сделала «Ауди» с ним.

Он, грязный, избитый, смотрел в тротуар,
Потом он зашёл в какой-то там бар,
Пиво он пил там и после седьмой
Поймал «Кадиллак» и поехал домой.

Но он не заметил странность такси,
Его в Подмосковье в лес увезли,
Отобрали все деньги и телефон,
Остался привязанным к дереву он.

Но через час развязал он петлю,
Из веток сухих он сделал метлу,
Сел на неё и домой полетел,
А с тёмных небес улыбался Отец.

И так он летел по ночной полосе,
Долго ли, коротко ль – х его з.
Но где-то уже над Москвою его
Заметил на небе отряд ПВО.

В глазах у поэта отражался закат,
Военные целились из ЗРК,
Летел он долго – вверх, потом вниз, -
И на Спасской башне повис.

Спрыгнул на землю, зашёл в мавзолей,
И Ленину дал больших пендюлей
За то, что построил такую страну,
В которой свободу сажают в тюрьму.

За то, что ответов нигде не найти,
Зачем и куда ему дальше идти,
За то, что солнце ушло отдыхать,
И на жизнь поэта ему наплевать.

За то, что правда втоптана в грязь,
За то, что кругом лишь уроды да мразь,
За то, что любви не осталось ничуть,
Плюнул поэт в лицо Ильичу.

Вышел на площадь, поджёг мавзолей –
Бог неподкупен, а Дьявол сильней –
Он шёл и не видел, куда ведёт путь,
Он искал свою смерть, но не знал, где свернуть.

А смерть гуляла со ржавой косой –
Первый, второй, четвертый, шестой...
А поэт пускай ещё поживёт,
Вот если полюбит – тогда заберёт.

И так вот всегда, и так вот везде,
Ты ищешь смерть-паскуду весь день,
А она забирает друзей и родных…
Бог на небе устал и поник.

Автор стиха - Алекс Бамбино.


Когда б мог знать поэт Сергей Есенин,
Кто в наше время с ним себя сравнил,
Он бы в колхоз ушел пахать и сеять,
А на стихи бы пожалел чернил.

Он плакал бы и матерился долго.
А после – идиоту со всех сил
(Сочтя сие своим священным долгом)
Бутылку бы об голову разбил.


Когда бы знал Владимир Маяковский,
Кто мнит себя похожим на него,
Он с горя бы тогда напился в доску
И долго не писал бы ничего.

Потом бы взял предмет потяжелее
И очень-очень громко матерясь,
Сломал бы тем предметом гаду шею,
Втоптав его затем ногами в грязь.


А есть такие – сочиняют песни,
Терзая теми песнями семью,
В надежде на грядущую известность…
Поручик бравый Лермонтов М. Ю.,

Когда б услышал, как городит что-то
Какой-нибудь патлатый менестрель,
Он застрелил бы на хрен идиота,
Сочтя ненужным вызов на дуэль.


Взбесившись очень страшно от обиды
На всяких сочинителей баллад,
Поэт, герой войны Денис Давыдов
Их саблей порубил бы на салат.

И наконец – пишите лучше прозу,
Освойте скрипку, или, там, гобой.
Рифмуя «кровь-любовь» и «розы-слезы»
Не сравнивайте классиков с собой,

уроды.

Уже который месяц
Ты веришь в счастье.
А я уже не верю в счастье.
Я верю только в веру в счастье.
И я живу любовью к счастью
Уже который месяц.

Уже который месяц
Ты не спишь ночами.
И я с тобой не сплю ночами,
Смотрю на свет луны ночами
Смотрю в твои глаза ночами,
Уже который месяц.

Уже который месяц
Разлука травит души.
Режет на кусочки души,
Сжигает в дым и пепел души.
И пожирает наши души
Уже который месяц.

Уже который месяц
Ты веришь в счастье.
А я уже не верю в счастье.
Я верю только в веру в счастье.
И я живу любовью к счастью
Уже который месяц.

За окном – пьяный дождь.
За дождём – грязь весны.
В голове – фальшь и ложь.
А в руке – две иглы.

Под землёй – все мечты.
На столе – монитор.
А с него – смотришь ты,
И в глаза вбит укор.

Однажды… вырву сердце я, и снова станет темно…
По кругу… боль приходит и топчет меня вновь и вновь…
Порвётся… там, где будет самое слабое звено…
Ответь мне… разве стоила этого наша любовь?..

И завтра… послезавтра, даже через тысячу лет
Я буду… сердцем чувствовать эту нелепую боль,
Конечно… если буду ещё что-то чувствовать здесь…
Ответь мне… разве стоила этого наша любовь?..

Молчу я… не могу повторять ледяные слова…
Пускай нас… не рассудит какой-нибудь умерший бог…
На рельсах… лежит моя оторванная голова…
Ответь мне… разве стоила этого наша любовь?..

Свет горит, а в глазах темно,
Ветер воет – и дьявол с ним.
Где и как – уже всё равно,
Я хочу быть другим.

Страх, отчаянье, боль и грусть.
Сжали сердце, будто тиски.
Разрывается моя грудь
От безумной тоски.

А в глазах не горит огонь –
Только холод да чья-то боль.
Капает любовь на ладонь…
Я хочу быть с тобой.

Свет горит твой, а мне темно…
Холодно, будто сотня зим
Залетели в моё окно…
Я хочу быть другим.

Холодный ветер дует в спину. Холодно.
Весна играет на пианино. Молотом.
Все клавиши давно разбиты. Вдребезги.
Ржавеет и гниёт Эгида. В небыли.

Сто лет с закрытыми глазами. Сходимся.
Смеётся избранный Сусанин. Водит нас.
Всегда кончаются дороги. Небылью.
И падают с Олимпа боги. Вдребезги.

На таймере во мне мигает ноль,
Ты не найдёшь клочков моей души...
Любовь здесь познаётся через боль,
А смерть – через твоё желанье жить.

Я выдержу, я знаю, ты со мной,
Для нас преград и трудностей здесь нет,
Но злым огнём в душе мигает ноль,
Мигает много месяцев и лет.

Мне больно оттого, что здесь живут
N миллионов зомби городских.
И каждый раз, когда тебя я вижу тут,
Хочу обнять и защитить от них.

Хочу взять за руку и увести
Туда, где властвует царица Ночь…
Мы всё друг другу загодя простим
И все сомнения отбросим прочь…

Расплылось отражение в воде,
Перечеркнув кругами нас с тобой…
Я вспомнил, как в унылой пустоте
Познал любовь когда-то через боль.

С небес глядит на нас кровавый Марс,
А значит, где-то там, в душе, война.
Она идёт всегда, идёт сейчас…
Но размывает красный глаз волна.

На таймере во мне мигает ноль,
Пускай мигает. Я уже привык.
Любовь не познаётся через боль –
Я понял это в один странный миг.

Никто не может нам с тобой мешать
Бежать навстречу счастью босиком,
Пускай покоится безумная душа…
Ведь мы дойдём, дойдём, дойдём, дойдём!..

Пускай кричат друг друга громче, пусть,
N миллионом зомби городских –
Свечу сомнений я теперь готов задуть,
Обнять тебя и защитить от них!

Плевать, что кто-то будет против нас,
Ведь мы же тоже против них давно!
Пускай запляшет на краю земли Атлас,
Качая звёзд бесформенный венок!

Пускай запомнят все, кто будут жить, -
Любовь не познаётся через боль.
Ты не найдёшь клочков моей души,
Когда я погашу злосчастный ноль.

Холодная мгла. Пустые глаза.
Знаю, конец нескоро.
Пускай все молчат. Пути нет назад.
Слишком ничтожно горе.
Мы падали вниз, смотрели сквозь боль,
Потом заимели гордость.
Есть призрачный страх, но есть и любовь,
И ворох проблем – не новость.
Так пусть в небесах зажигают огни –
Мы скоро уйдём отсюда.
Ты помни о нас, никого не вини –
Здесь мало места для чуда.
Пускай вам поёт несчастный Христос
О жизни вечно-счастливой.
Но он ведь ушёл. Ушёл на погост.
И даже куда-то мимо.
Ведь кто ни придёт, тот равно уйдёт,
Куда-то назад, к истоку.
Пусть тридцать монет Иуда возьмёт
И в зад их засунет Богу.
И знаешь, плевать, мне честно плевать,
Кто небом правит нынче.
Ведь всё это чушь. Пустые слова,
Коих здесь выше крыши.
Устала душа. Но верит душа.
Любит и верит, верит…
В то, что мечты всю боль заглушат
И в рай откроют двери.