Белая гадость лежит под окном,
Я ношу шапку и шерстяные носки.
Мне везде неуютно, и пиво пить в лом.
Как мне избавиться от этой тоски
По вам, солнечные дни?
мой радар лжи чертовски делает мне больно.
чую ложь за версту.
ты лжёшь и солёное слово "ложь" перекатывается по твоему языку на мой, льется из твоих смс ко мне в телефон, стучится шепотом ко мне в уши...
только не в мозг и не в душу.
там радар.
детектор лжи.
он, сука не дает мне спать.
но он - никому не дает мне врать.
Мы расстанемся, в графе «причина» поставив прочерк.
А что указать? «Не мое»? «Не сошлось»? Просто «не по пути»?
Наконец вместо сотой запятой – несколько жирных точек.
И на прощание глупое «не вспоминай. не грусти»
Ты найдешь себе сразу кого-то другого, я знаю твою привычку
Что-то дорогое менять на ненужную чушь.
Все, что осталось от нашего пламя – одна несчастная спичка
И тоска по ночным разговорам где-то в глубине двух душ
А через пару одинаковых лет у меня появится Он.
С которым уже вряд ли предстоит разводить мосты
Он меня полюбит всем сердцем, а я буду также искренне Его ненавидеть
Только за то, что он – это не Ты
Вы встречаете людей, которые преображают вашу жизнь, сами того не зная,
а потом спокойненько предают вас, и вы видите, как они объединяются с вашими
врагами, а потом смотрите, как они удаляются, точно армия победителей,
разграбившая город, на фоне развалин и багрового заката.
— Слушай, а что такое по-английски «How are you»?
- «Как поживаешь» или «как дела».
- А им че, всем интересно как у меня дела?
- Не-а, не интересно.
- А че тогда спрашивают?
- Просто так. Здесь вообще все просто так, кроме денег.
Я разлюбил тебя... Банальная развязка.
Банальная, как жизнь, банальная, как смерть.
Я оборву струну жестокого романса,
гитару пополам — к чему ломать комедь!
Лишь не понять щенку — лохматому уродцу,
чего ты так мудришь, чего я так мудрю.
Его впущу к себе — он в дверь твою скребется,
а впустишь ты его — скребется в дверь мою.
Пожалуй, можно так с ума сойти, метаясь...
Сентиментальный пес, ты попросту юнец.
Но не позволю я себе сентиментальность.
Как пытку продолжать — затягивать конец.
Сентиментальным быть не слабость — преступленье,
когда размякнешь вновь, наобещаешь вновь
и пробуешь, кряхтя, поставить представленье
с названием тупым «Спасенная любовь».
Спасать любовь пора уже в самом начале
от пылких «никогда!», от детских «навсегда!».
«Не надо обещать!» — нам поезда кричали,
«Не надо обещать!» — мычали провода.
Надломленность ветвей и неба задымленность
предупреждали нас, зазнавшихся невежд,
что полный оптимизм — есть неосведомленность,
что без больших надежд — надежней для надежд.
Гуманней трезвым быть и трезво взвесить звенья,
допрежь чем их надеть,— таков закон вериг.
Не обещать небес, но дать хотя бы землю.
До гроба не сулить, но дать хотя бы миг.
Гуманней не твердить «люблю...», когда ты любишь.
Как тяжело потом из этих самых уст
услышать звук пустой, вранье, насмешку, грубость,
и ложно полный мир предстанет ложно пуст.
Не надо обещать... Любовь — неисполнимость.
Зачем же под обман вести, как под венец?
Виденье хорошо, пока не испарилось.
Гуманней не любить, когда потом — конец.
Скулит наш бедный пес до умопомраченья,
то лапой в дверь мою, то в дверь твою скребя.
За то, что разлюбил, я не прошу прощенья.
Прости меня за то, что я любил тебя.
Иногда я вижу часть настоящего в мутной воде своего прошлого.
Я не-на-ви-жу-те-бя. Насквозь.
Хочется удержать, приснись, прикоснись, мне так зябко одному в тишине.
Эта звенящая тишина распирает меня изнутри своими стеклянными стенками.
И я пишу это чтобы никто не-про-чел.
- Будем знакомы - это Наталья, это Настя, а это - доктор показал на самую щуплую девочку - Шура. Мне показалось, голос врача даже потеплел.
- Очень приятно, - ответил я как того требовали правила вежливости.
Доктор взглянул на часы и заторопился:
- Оставлю вас, господа, пора на обход, - еще раз ласково улыбнулся Шуре и направился в сторону лифта.
Наташа была не слишком красива внешне, но очень улыбчива, все время что-то щебетала, показывала клинику, расписывала врачей и пациентов. Настя рассматривала свои наманикюренные ногти, а иногда поднимала томный взгляд и на меня, все-таки я новый человек, тем более не имеющий отношения к больнице.
Шура все время молчала, плелась следом, не поднимая глаз. На ней болтались какие-то мешковатые штаны, с худых плеч свисал серый невзрачный шарф. Ни то ни се, подумал я.
Тем не менее, время пролетело быстро, я угощал девушек конфетами, старался поддерживать разговор, и вскоре вернулся доктор.
- Ну что скажете, милейший? - говорил он мне уже на выходе. - Хорошие, хорошие девочки, жазнь слегонца поломала, но ничего, они еще себя покажут, одна Шурочка чего стоит!
Я не выдержал и заметил:
- Ничего я не разглядел в этой вашей Шурочке. И внешне совсем непримечательная. Серая мышь, - увидев, что доктор укоризненно смотрит на меня, я пожал плечами и попрошался.
- Стойте! - догнал меня чей-то звонкий голос у ограды.
Задыхаясь от быстрого бега, ко мне спотыкаясь шла Шурочка.
- Вы?! - удивился я.
Но еще больше я удивился когда Шура мягко взяла меня за руку, потом отработаным движением заломила ее мне за спину, и ловко прижала меня к стене каменной ограды больницы. Ее разъяренный взгляд, казалось, пронзал меня насквозь. От изумления и резкой боли я не могу вымолвить ни слова.
- Серая мышь?! да что вы знаете обо мне!!! - Шура срывалась на крик.
Никогда, слышите, никогда не смейте судить людей по внешности, или по их прошлому, что думаете, я прохожу курс лечения, так я безвольное существо?! Как бы не так! - Шура топнула ногой.
- Опомнитесь, ради Бога, я не собирался причинять вам зла, - я попытался высвободится из цепких рук Шурочки.
- И доктору ничего не говорите! Я вижу, вы запали на Настю, а что ее голова пуста как высохшая тыква, вы не заметили? Впрочем, куда вам. Самая пара для вас, - Шура со злостью отпустила мою руку.
Ее глаза блестели, грудь вздымалась, она вся была напряжена, будто пантера перед прыжком.
Опасная женщина, подумал я. В этот момент я понял, почему доктор был с ней так ласков, и почему она все время молчит.
Не будут такие женщины приспосабливаться к реальности.
Они будут прогибать ее под себя до упора.
Я потер ушибленную руку, покачал головой вслед удаляющейся щуплой фигурке, вздохнул, и вышел за ворота больницы.
Возможно, во многом я был неправ
Мои доказательства жизни вечно трещат по швам
Возможно мне стоит придать значение снам,
Возможно мне стоит выдумать новый жизненный план (!)
Но возраст моих мыслей увы, слишком велик,
Чтоб вот так, с ходу внезапно менять направление их.
Мои узкие плечи не выдержат тяжести Неба,
Но все хорошо, если у тебя есть крепкий проверенный тыл.
А если ты одинок и так сложно что-то менять
Если ты застрял в лабиринте стен, в сетке ломаных нот,
Сила воли твоя на нуле, и
Твое воображение тоже банкрот.
Если в зеркале утром ты перестал себя узнавать,
Твой застенчивый шаг вперед ничего не решит,
За тобою вряд ли кто-то пойдет.
***
Ты идешь в снегопад, замерзая вконец,
Лишь бы дольше не возвращаться домой.
Хоронишь тайны в переплетах зимних оград,
А сомнения топишь в случайнх разговорах живых людей...