Не стреляйте. Я всего лишь робкий шаг, всего лишь тихий вздох перед остановкой.
Не смотрите – эти шрамы не про вас, не для ваших грустных глаз мне не ловко...
Говорить можно все и обо всех. Плохо или не очень – как вздумается. Если станет легче от плохих слов, значит, пора отправляться в горы. Лечить душу отшельничеством.
Приняв человечество это правило, горы в момент стали бы современными мегаполисами, переполнившись потокам желающих излечить душу. А истинным отшельникам пришлось бы возвращаться назад в поисках уединения...
Утро жжот. Медвед сницца.
Кахда работа в лом – придумай се выхадной средь недели.
И он буит, ток если качествена захатеть. Мечтаю о сне, вине и стихатварениях.
Сцуко! Атпустите в Хималаи, мля!
Прощай, прощай, когда-нибудь умру,
а ты, сосед, когда-нибудь ответь
Лжецу, который делает игру,
когда тебе понадобится смерть.
И. Бродский
Звуки волынки и трели соловья столько же скажут о физике, что и лекция ученого-академика. Все суждения о людях тоже ложь, даже если эти суждения строит субъект о самом себе, пытаясь делать это максимально искренне для самого себя. Мы живем в мире иллюзий, которые сами для себя придумали.
И умрем мы от того, что знаем, что должны это сделать.
Как ни крути.
Я бросаю в воздух монетку
Из фальшивого серебра.
Безразлично – орел или решка.
Все равно это только игра.
Это лунный блик на ладони,
Это тень сухого листа…
Вы поверили мне? Напрасно!
Посмотрите – ладонь пуста...
Если рассматривать отсутствие объективности как неоспоримый факт, я теряю людей потому что я этого хочу. Если же рассматривать преобладание материального на ментальным, расставание происходит потому что этого хотят люди.
Как бы то ни было, я хочу, чтобы мне ответили на один вопрос с этой всей фишкой связанный: кто ближе к истине линейка или термометр?
Приведенный ниже потрясающий отрывок из книги Роберта Уилсона «Квантовая психология» является кратким изложением романа «Процесс» Франца Кафки, который входит в список лучших произведений ХХ века.
Некий человек приходит к Двери Закона и просит разрешения войти. Страж не дает ему пройти через дверь, но говорит, что если этот человек будет ждать неопределенно долго, то, может быть, когда-нибудь в будущем, он получит разрешение. Человек ждет и ждет; он стареет; он пытается подкупить стражника. Тот берет деньги, но по-прежнему не пропускает его через дверь. Человек продает все свое имущество, чтобы предложить еще большую взятку. Страж принимает ее, но все-таки не дает человеку прохода. Прини-мая каждую новую взятку, страж всегда объясняет: «Я делаю это только для того, чтобы ты не терял всей надежды».
В конце концов человек становится совсем старым и больным и знает, что он скоро умрет. В свои последние минуты он, набравшись сил, задает вопрос, который мучил его годами. «Мне сказали, — говорит он стражнику, — что Закон существует для всех. Поче-му же тогда так случилось, что все эти годы, пока я здесь сижу и жду, никто больше не пришел к Двери Закона?» «Эта дверь, — отвечает страж, — была создана только для те-бя. А сейчас я закрою ее навсегда». Он захлопывает дверь, и человек умирает.
Есть в крыльях сила, опять не уснуть…
Мысли, словно кахонное соло, перебиваясь, плывут прочь, вылетают из головы, растворяются в воздухе и медленно опадают на пол едва заметным слоем пыли, чтобы утром унылая уборщица смела их своей тряпкой, растворила в воде и вылила в безмолвие канализационных труб.
Становится страшно, от осознания того, что на этом путешествие мысли только начинается…
Чем подробней их джунгли, тем несчастнее обезьяна.
Вчера был один из счастливых дней, когда мой телефон не издал ни звука. Никто мне не звонил и не писал смс. В поравнявшейся жизни, поравняется душа.
Поскребется, поскребется и успокоится. Останется лишь тешить себя мыслью, что так будет лучше…
Наверное…
Каждый прав, кто свое небо подогнул по себе…
Для того, что бы жить, нужно знать кучу ерунды. И мы ее учим успешно так много лет, что не замечаем грани между обучением и жизнью. С гордым видом мы применяем наши знания, карабкаясь по карьерной лестнице куда-то, непонятно куда. Продолжая закрывать замок на социальной клетке, которую выстроили для нас родители, и мы сами.
Мы говорим, что многого добились в жизни.
Мы говорим, что хорошо зарабатываем.
Мы пукаем в офисные кресла.
И радуемся.
За моим окном 18 берез, я их сам считал…
От бессонницы не спасут литературные шедевры. Так же как импрессионизм не избавит от поноса. Возможно, потому что сам таковым является.
И логика становиться ясной, если допустить, что шедевры пишутся глубокой ночью.
Он курил анашу, пил вино, употреблял димедрол.
Есть ряд вещей, которые нельзя делать с нормальным лицом. Например, вдевать нитку в иголку, или, скажем, мастурбировать. Женщины не могут красить ресницы тушью, не натягивая лицо, широко раскрывая рот. До чего же смешно они в этот момент выглядят!
А еще есть штуки, при которых как раз таки нужно сохранять нормальное выражение, и ни в коем случае не выдать свои эмоции. Так, скажем при разговоре с начальником, когда замечаешь у него листик укропа на зубе. Или когда скрываешь раздражение при виде неприятного тебе человека, с которым приходится разговаривать.
Я это все говорю, а сам сижу спиной ко всем, уткнувшись в монитор, и могу делать со своим лицом все, что мне вздумается, не видя при этом, что делают со своим лицом остальные!
Я-то знаю, мне-то можно, после стольких не-воз-мож-ных…
Журналисты и бродяги скучают по времени икс. Для каждого из малого числа, возможность выбора пропадает после первого витка.
С этим, конечно, можно что-то сделать, вернее сделать то, что хочется отдельному индивиду. Нужно только подумать. Однако этот акт, как известно, не каждому отдельному под силу.
Остается только верить… и журналистам, и бродягам, которые тоже, кстати в этой западне рядом со всеми. Как говориться «в свою очередь».
А я привык всякую бесконечность называть говном.
Полезный, замечу, навык…
Магнитные бури влияют на слово, на головы на гитарные соло…
В моем городе в подземном переходе, которые я так не люблю, играет скрипка.
Унылый скрипач увлеченно взмахивает смычком и не смотрит на равнодушные лица людей.
А люди проходят мимо, ежатся, проверяя по карманам остатки мелочи.
Скрипач все играет и играет.
Люди не смотрят на него, а он на людей.
И объединяет их только звуки, которые издает его скрипка. Как мост через что-то, что невозможно преодолеть. За три минуты прохождения через переход, все эти люди получают горсточку его душевного тепла, выдирают из повседневности свою долю эстетики.
Ведь большинство из них нигде больше не услышит звуки скрипки…
Высокое искусство в подземном переходе.
Это деградация.
Это гибель.