[700x573]
Только что дочитал порнографическую (!) повесть (ИЛ 2013 №1, Алан Беннетт, «Вторая молодость миссис Доналдсон) и спешу поделиться бурными впечатлениями.
Одна английская леди 55-ти лет по истечении множества лет брака освобождается от мужниного ворчания, требований соблюдать заведенные им правила, приторного с ним секса по субботам и прочего попрания исконных феминистических свобод. Освобождается и тут же становится зорко зырящей по сторонам симпатичной вдовой. Симпатичной она, как любая современная женщина, определила себя сама, приняв в учет отсутствие климакса, как такового, наличие пышно взбитой прически и шеренги платьев, скрывавших отвисшие груди и попу. Муженек, уже после того, как покинул юдоль земную, сделал ей отменный подарок: бумаги, по которым миссис Доналдсон, могла бы получать его пенсию, оказались неправильно составленными, и потому перед ней восстала необходимость что-то делать, чтобы сохранить достигнутый уровень жизни. Необходимость эта реализовалась устройством на работу в мединститут, в котором она должна была изображать те или иные болезни, чтобы студенты их диагностировали. Делала она это так изобретательно и артистично, что степенный профессор, ведший курс, влюбился в женщину как непорочный мальчик, искренне страдая, когда какой-нибудь олух-студент расстегивал пуговки ее кофточки, вместо того, чтобы предложить ей сделать это самой.
Второй статьей дохода нашей дамы стала сдача комнаты студентам, с чего самые сливки и начались. С запиской из агентства по изыску жилья, к ней явились Адам и Ева, конечно же, современной сборки. С деньгами у них было туго, и, когда повисла уже пара недель, Адам пришел к хозяйке и предложил ей вместо платы понаблюдать за тем, как они с Евой трахаются. Героиня романа, не бывшая ханжой, немного пококетничала и согласилась. В спальне нанятые любовники усадили миссис Доналдсон в партер, то есть на место, с которого ничего не могло ускользнуть от заинтересованных глаз зрителя. Далее в повести следует натуралистические изображения безудержной плотской любви, при желании их можно обозреть в оригинале. Я не стану их описывать ибо они, эти изображения, напомнили мне чем-то «Гернику» Пикассо и прочие картины эпохи кубизма.
Оказавшись потом в своей пустынной вдовьей спальне, наша героиня испытала нестерпимое желание. Какое? Догадайтесь, женщины! Правильно! Оказавшись в своей пустынной вдовьей спальне, наша героиня испытала нестерпимое желание позвонить подружке и все ей рассказать. Но она удержалась, боясь лицемерного осуждения, не разбавленного в спешке белой завистью, но безжалостно приправленного прогорклой викторианской моралью…
С момента данного события жизнь нашей героини не изменилась, изменилось лишь наполнение времени от 22-00 до 24-00, в течение которого она с помощью блюдца пыталась идентифицировать звуки, раздававшиеся из комнаты постояльцев. Иногда ей везло, и перед взором ее оживали соответствующие картинки нетривиального секса, не имевшего к любви ни малейшего отношения, что свойственно, согласно Энгельсу, эпохе развитого капитализма.
Все хорошее проходит, уступая на время место плохому, окончился и вышеописанный жизненный эпизод нашей героини, уступив место тому, чему обязан был уступить. Адам и Ева разъехались в разные стороны, он в Шотландию, она – в Малави, или еще в какую-то Африку. А место их живого присутствия заняли сплетни, несгораемыми искорками засверкавшие в глазах студентов, которым она изображала геморрой и подагру, а также в глазах все более и более влюблявшегося в нее Профессора. Да, Адам и Ева растрепали всю биографию миссис Доналдсон на клочки не больше пакетика из-под презерватива, а тут еще острый аппендицит, который студенты проморгали.
Однако все плохое рано или поздно проходит, и к нашей леди явилась очередная парочка студентов – сущие Ромео и Джульетта современной сборки, судя по непорочности их взглядов, хорошо знавшие, чем, в случае чего, можно загладить неплатежеспособность. Миссис Доналдсон терпеливо ждала, когда у них закончатся деньги, ждала, прослушивая при помощи блюдечка их комнату, и наконец дождалась и получила свое тет-а-тет, причем вовсе не похожее на то, что видела раньше. Это сцена - апофеоз повести, потом последняя, утрачивая кровообращение, обращается полотенцем, употребленным любовниками после соития. В конце это полотенце проходит еще раз-другой по склизким местам, приобретая законченный букет запахов и оттенков, оно ниже, можете нюхнуть, если хочется.
Так вот, на излете повести Умный Викторианский Профессор решается все же пригласить возлюбленную на завтрак и делает после овсянки предложение выйти за него замуж. Наша истинная леди решает пококетничать: - мол, подумаю, чего там, - а профессор, лошадь которого понесла, предложил сделать это – то есть подумать - в его спальне. На это миссис Доналдсон ответила, что она только что перенесла операцию по изменению... аппендикса и потому
О
30 сент, 2013 в 1:34
Прочитал, вот, французскую литературную котлету, в которой очень много хлеба (40 страниц!), ординарных специй, немного качественного фарша и просто отвратительный конец. Но текст и рефлексии от нее меня захватили, так что послушайте. Жил-был один японский мужчина лет так под 56. У него была недорогая и не очень любимая работа в службе погоды, и каждый день он возвращался в свой пустой и странно для Японии обширный дом с двумя пакетами, набитыми радостно-предвкушаемой экологической едой, так что выбрасывать ему приходилось много, благо мусорный бак рядом. И вот, этот мужчина, естественно, не вполне здоровый от животной такой жизни, как-то замечает, что из дома его исчезают предметы (или просто передвигаются), а количество сока в пакете из холодильника спорадически уменьшается. Не вполне себе веря, он для доказательства, что здоров, усовершенствует обычную линейку чтоб регулярно измерять количество витаминизированного сока в упомянутой емкости, и линейка эта сразу же показывает, что сока на следующий вечер стало на шесть сантиметров меньше! Этот физический факт огорчил его сутью кражи и подвиг в своем следствии на установку веб-камеры напротив холодильника. С момента этой установки метеорологическая его работа уперлась в ребро, ибо сотрудники, все как один, принялись отвлекать его от пристального слежения за покинутым бытом, и потому видел он одни только призрачные промельки, укреплявшие мнение, что тронулся. Но однажды ему, даже на обед ходить переставшему, повезло, - это я так считаю, что повезло, точнее не считаю, а знаю, потому что пририсовал к этой истории, после раздумий, конечно, жизненное окончание. Так вот, ему повезло, и однажды он увидел на своем шпионском мониторе вовсе не признак, а настоящую женщину, проживавшую в его квартире в полное свое удовольствие вплоть до принятия солнечных ванн сквозь распахнутое настежь оконце. Женщина эта была года на два его старше, красивой ее мог бы назвать лишь собственный муж или сын, которых, судя по всему, никогда в природе не существовало, однако никакой неприятности внешность дамы не вызывала, даже напротив. Отправив наблюдение в подсознание, наш герой звонит в полицию, и женщину пагубно арестовывают. После допроса мужчине дают знать, что упомянутая женщина, не достигнув пенсионного возраста, потеряла работу и вместе с ней квартиру, а также средства к существованию, вследствие чего оказалась на улице. Япония, особенно периферическая – это не Рязань, дверей в ней не запирают, и женщина, отметив в праздности своей мужчину и особенности его существования, стала жить вместе с ним, по ходу дела сделав аналогичные ключи. Питалась она из мусорного бака, в который мужчина и соседний ресторан выбрасывали продукты, превысившие срок годности, но иногда ей, в силу женского озорства, хотелось выпить ЕГО сока или скушать ЕГО данончика. Также она принимала ванны в ЕГО ванной комнате и читала ЕГО книги, загибая страницы на сон грядущий. Жила несчастная в дальней комнатке, где был шкаф с нижним пространством высотой в 60 см, в котором она проводила ночи и выходные дни, и в котором хранила предметы своего обихода.
На суде мужчина ничего не требовал, он только повторял, что НЕ МОЖЕТ БОЛЬШЕ ЖИТЬ В ЭТОМ ДОМЕ. Женщине дали мало, скоро она вышла и кинулась к нему. Его не было. Вместо него зияла надпись: ДОМ ПРОДАЕТСЯ.
В продажном агентстве адреса места проживания мужчины ей не открыли, но письмо передать согласились. Послание это полная ***та, типа была в компартии, "это полный песец, я деклассировалась" и т.п. Понятно, автор заблудился и по убожеству западной своей мысли выхода найти не смог.
А по-моему было вот так. Она написала ему, что хочет вернуться к нему, то есть в его дом, и подозревает, что мужчина НЕ МОЖЕТ БОЛЬШЕ ЖИТЬ В ЭТОМ ДОМЕ, потому что в нем не стало ее живой души. Умная, как всякая женщина, она предложила ему вернуть прежнее их негласное сосуществование, то есть она, как и раньше, станет жить в его шкафу и питаться тем, что он выбросит, ну, и красть по-понемножку, будет мыться его обмылками, а взамен он сомнет свое домашнее одиночество в бумажный комок, и к тому же разнообразит рабочее время наблюдением ее солнечных ванн и просто ванн, если установит веб-камеру в соответствующем месте. Мужчина, естественно, согласился, года полтора подумав , и прожили они остаток жизни долго и счастливо и не только в виртуальном пространстве, но и в теплом супружеском ложе...
Всем привет! Кто-нибудь услышал?!
От автора: Случайно обнаружил это, написанное
на Кубе, в своем ноуте. Написанное в ромовом угаре.
\"Вы хотите знать, где пролегает
граница между Оук-Парком и Чикаго?
Это просто! Граница проходит там,
где кончаются бордели и начинаются церкви!\"
Я лежу на лежаке у самого океана. На груди ноутбук с открытым Вордом. Не пишется - пьян. Смотрю поверх экрана. Вижу волны, горизонт, свои ступни в песке, очень мелком. Он липнет к ногам, ко всему. Ко всему, что живо. Песок - из перемолотых океаном раковин и кораллов. Из гладких раковин, хранивших когда-то жизнь «первичноротую». Из кораллов, хранивших жизнь беспозвоночную.
…Волны бухтят, вертятся, накатывают, раз за разом превращая мой белый катафалк в остров. Мне – 61, во мне все искрошено в песок, как раковина или коралл. Но я жив, пока жив. Я чуть старше Хемингуэя, который жил вон там, напротив, с красавицей женой и своей винтовкой. У меня нет красавицы жены, нет винтовки, цирроза, белой горячки и Нобелевской премии. Я - не Хемингуэй.
…Он родился в Оук-Парке. Мама наряжала маленького Эрни в одежды Марселины, старшей на год сестры. И фотографировала. Воочию вижу одно забавное фото. Ему полтора-два. Длинные пушистые волосы, девчачье платье, сам девчонка один в один, стоит в порыве, кому-то радостно улыбаясь. До скольки лет мать над ним потешалась? Почему? Не знаю.
…Однажды мама купила мне, шестилетнему, вязаный костюмчик с узорами и всякими там женскими штучками. Я отказывался его надеть: - Девчачий! - но мама принудила: - Зря, что ли деньги тратила? Ну, одел, пошли на елку. Было стыдно и неловко веселиться в этом фривольном костюмчике под елкой, бегать с красными щеками по залу с другими ребятами, водить хороводы, осязаемо чувствуя себя ни мальчиком, ни девочкой, воображая, что все смотрят на тебя и задаются вопросом: - Кто это?.. Мальчик или девочка? Наверное, девочка, раз так одет.
До сих пор помню этот костюмчик, хотя на следующий же день мама подарила его соседской девчонке, подарила после того, как я сказал, что прожгу его спичками или просто порежу бритвой.
…Эрнест Хемингуэй носил девчоночьи одежды несколько лет. Может быть, его даже посылали в них за молоком к соседям. Став юношей, он занялся боксом, чтобы иметь возможность побить каждого, кто посмеет напомнить об этом, на юношеском его фото это написано на лице. Он всю жизнь доказывал всем и вся, что он мужчина, он доказывал это своим женщинам, друзьям, зверям и рыбам. Он лез в сражения, чтобы доказать себе это.
И что из этого вытекает? Из этого вытекает, что толика женского в нем все же была…
Эта женская Х хромосома! У женщин их две, у мужчин одна, и потому многие из нас в чем-то двойственные, в чем-то бабы. В пять лет я нашел в платяном шкафу мамины лодочки. Надев их, ходил перед огорошенным братом, чувствуя, что вышел за пределы чего-то, за пределы самого себя. Но почему брату не захотелось походить в женской обуви? Я ведь предлагал ему?
Он отказался. Не знаю, в чем тут дело. Может, хм, у меня набор ХY, а у него YX?
Так что вполне возможно, что маленький Эрни, ухватившись ручонками за подол красивого сестриного платья, хныкал, озираясь на мать или служанку: - Хочу, хочу! – и, в конечном счете, получил желаемое. И дал повод домашним женщинам издеваться над собой, вплоть до чик-чик ножницами: «А давай ты совсем девочкой станешь?»
Интересно, почему мать отправила Марселину в первый класс вместе с Эрнестом? На год позже положенного срока отправила? Чтобы сестра присматривала за тем еще братиком? Не позволяла ему что-то делать? Нет, я не психоаналитик, чтобы это понять. Я могу собрать доступное в кучу и подождать, пока что-то в ней само собой сложится. Вот отец Хемингуэя делал в доме почти всю женскую работу, вот Грегори, младший сын писателя. В детстве это яблочко, упавшее недалеко от яблони, самостийно наряжалось в женские платья, повзрослев, ходило с распахнутой ширинкой, пило, курило и кололось, было четырежды женато, имело восьмерых детей, а во втором акте драмы под названием «Жизнь» сделало операцию по смене пола, став Глорией Хемингуэй. Перед этим трагикомическим ходом папуля отдавал не то сына, не то дочь немецким врачам, и те оторвались по полной программе, подвергнув беднягу множеству сеансов электросудорожной терапии с целью избавить его от нарушений полоролевой идентичности. Не помогло электричество, даже высокого напряжения, уж очень крепко сидела в Грегори женщина. Скончалась она, конечно же, вместе с Грегори-мужчиной, в женской тюрьме, куда была заключена за прогулки нагишом по городским улицам.
…Я тоже всю жизнь доказывал себе и другим, что я мужчина. Моя внутренняя неопределенность толкала меня в неопределенность внешнюю. Читая об отношениях Хемингуэя с его женщинами, отзывы женщин о нем, я узнавал себя, влюбчивого рыцаря