Другой друг, И., является мне по ночам с нимбом над головой. За всю нашу 20-ти летнюю дружбу он ни разу меня не предавал, не доставлял неприятностей, всегда был добр и улыбался. У него было много жен и женщин, ни с кем из них он не ссорился, они рано или поздно просто уходили. В армии он простудил позвоночник, и тот к 30-ти годам согнулся вдвое. И. не страдал особо, он улыбался, как святой, который знает, чем все кончится.
Недавно его сын от второй жены, Натальи, записался мне в друзья. Я полез в Инет посмотреть на него, и тут выяснилось из орловской газеты за 2012г, что И. с Натальей живут в глухой орловской деревушке и значатся в списке не получивших полагающихся 15 га земли. Я списался с сыном И. от Натальи, и узнал, что отчество у нее не Петровна, как у орловской, а Павловна.
Значит, мою Лизу-Лизавету звали Наталья Петровна... Горько мне. И А. и И. что-то сохранили, а я все пустил в распыл, никого не простил.
Из "Сердца Дьявола", ЭКСМО, 2000:
- Кстати, о превратностях любви... - решил я его заговорить. - Знаешь, Коля, был у меня друг, Игорь Карнафель. Парень видный, раз женился, два женился, три женился и между женитьбами пару раз подженивался. Жены неплохие были, богатые, симпатичные, породистые, но ни одна его надолго задержать не могла. Так и бегал, пока не познакомился с последней, Лизой-Лизаветой... Влюбился, ни о чем и ни о ком, кроме нее думать не мог. Видели вы наркоманов? Как смотрят, как разговаривают, когда заветная доза, там, в квартире? Вот Карнафель ее наркоманом и стал...
- Ну и что? - пожал плечами Баламут. - Любовь - это наркотик...
- А дело в том, что Лиза эта была горькой алкоголичкой и вдобавок мужиков к себе таскала. И вовсе не периодически. Приведет хахаля и сутки с ним пьет и трахается, а Игорек мой в это время утки ее парализованному отцу меняет и сына, тоже ее, первоклассника, в школу собирает-встречает, уроки готовит. Видел я все это своими глазами и чувствовал - согласный он на все это, лишь бы рядом была. И глаза у него - не забуду... Счастье в них какое-то просветленное, вещественное, тутошнее. Как будто бы он им изнутри вымазался...
Когда был Советский Союз, и я был секретарем комсомольской организации ЮТГРЭ, мне за пламенную работу дали бесплатную путевку по Европе. В те времена! Вы представляете, какой я был комсомолец?!! Я не поехал. Надо было работать, то есть ехать в поле к своим штольням, а я считал себя незаменимым.
И сейчас думаю: - Пусть лучше бы был Советский Союз, а я никуда не ездил, а строил коммунизм, строил бы Землю, на которой не было бы обездоленных и голодных, на которой одни страны и религии не убивали бы другие, на которой каждый житель решал бы, быть ему Президентом или досужим путешественником. Не вышло. Рухнул Союз. Застрелили его любители «Мальборо» жевательной резинкой из коктейльной трубочки...
Неприятности начались, лишь я вступил на американскую территорию, то есть вошел в известное здание посольства - разошлась молния джинсов (made in USA!). Я огорчился, ведь люди кругом, и, открывая очередную нерусскую дверь, приложился лбом к стальному косяку и рассек бровь. Кровь - ручьем, зажать рану нечем, пришлось курткой. Народ российский, в том числе персонал, 0 внимания. Пошел в туалет, а он, американский, на уборке! Минут десять ждал, развлекая посетителей своим живописным видом. Наконец, впустили, умылся, зажал рану (2 см длинной) куском туалетной бумаге,- и по инстанциям. Визу дали быстро, хотя и посматривали с любопытством.
30.11.2015. Первая ночь в Нью-Йорке. Друг-одноклассник не встретил, поехал в гостиницу на бомбиле.
-Сколько возьмешь, - спросил его расположившись на заднем, естественно, сидении.
- 120.
Я: - Вези назад.
Отвез безропотно, и чаевые просил робко. Ничего не дав, пошел к стоянке, сел в обычное такси. Доехал до своего Куинса за 42 доллара. Как в Домодедово! Могут взять и 5000, и 500 за полчаса до Марьино.
Только залез в гостинице в Инет, позвонил Алик (отец у него иранец, мать - украинка). Приехал через час. 46 лет не виделись! Узнал его. Сначала в общем плане, потом в деталях. Голос. Характеры лица. Родинка в краю глаза выросла. Доволен собой. Гордится. Все есть. Внуков полно. Всему рад до восторга, кроме своего английского. Поехали (машина – «Ауди»). Стали искать Настоящий Американский Ресторан. Нашли. Полчаса стояли в очереди. Все было невкусным. Отбивная, цветная капуста, спаржа, соусы, даже соль была невкусной. Зато народ был любопытным. Классные девчонки, как у нас, но какие-то другие. Все смотрят, раскрыв рот, свою лапту или футбол. А мы поговорили. В гостиницу вернулся в 12! Чудно! Часы после полуночи показывали 12-01...
Ничего не могу с собой поделать. Если человек сказал, что приедет встретить, и не приехал, он как бы ступенькой ниже опускается. Почти всю жизнь так. Никому ничто не прощаю. Почему? Потому что знаю: если человек не держит хотя бы единого обещания, это не случайность, это свойство.
Потом Алик еще раз приехал.Подписать мои книжки, которые я ему привез. Неожиданно приехал, хотя я пытался установить время встречи. С женой, милой женщиной. Я был не выспавшимся (такое накорябал!), да и утром надо было вставать в 4… Похоже, он хитрован с собственными интересами. Ну да, украинская кровь...
Бостон.
Эти американцы! Все трезвые, пива даже не пьют, пьяными не ходят, винный магазин не найдешь. И жадные: - Здесь Америка, сэр! Здесь дают чаевые!
А Хеллоуин? 10 градусов на дворе, а эти американки полуголыми ходят, одну девушку наблюдал в лифчике и ажурных чулках. У многих трупные пятна, парня полуголого видел - голова саблей навылет, а он хохочет! Мотаются туда-сюда, в очередях стоят. В кафешки, в забегаловки. Думаете, чтобы нажраться там и потом подраться-поблевать? Конечно! Отстоят час, съедят булку или пиццу, поговорят и опять на улицу людей пугать. Не, нет у них фантазии и острых ощущений.
Еще весь день ругался про себя матом: ненавижу, когда симпатичная девушка матку на камнях морозит. Это у них еще одно удовольствие - взять этого салата (я сейчас такой водкой закусываю) сесть по-восточному на каменный или бетонный блок (скамейку) и остывать, остывать, чтобы с парнем, рядом простату остужающего, глупостей не наделать...
Портсмут.
Это рассказ о женщине-китаянке, ухаживавшей за новорожденными детьми и их матерями только месяц. Только месяц, чтобы они не стали близкими и потому опасными для себя и нее. Она ухаживала за 131-ним ребенком, и никогда не возвращалась, если в семье рождался второй ребенок, и ее звали вновь. Не возвращалась, чтобы не было "истории", которая может ранить и потому ранит. Она никогда не была замужем и не рожала, потому что замужество, даже простое знакомство, как и рождение ребенка, могли нарушить покой в ее мире.
Это рассказ о цепочках зла, рассказ как несчастье,порожденное случайной близостью, рождает неслучайное несчастье.
Научная история ( в том числе и о том, как скрещивали людей с дельфинами)
- - Я - Евгений Евгеньевич, старший научный сотрудник Лаборатории короткохвостых раков Института морской биолингвистики Российской Академии Наук.
- Интересно... - проговорил мужчина с уважением, - А биолингвистика это, извините, куда?
- Это наука, изучающая язык животных... Наибольшего успеха она добилась в изучении языков обитателей моря.
- Слышал что-то о языке дельфинов. А вы, значит, раками занимаетесь...
- Не раками вообще, а короткохвостыми раками. В народе их еще крабами зовут. Есть будете?
- А в них заразы никакой нет?
- Не знаю... Пока не знаю. Ну так будете?
- А вы?
- Интересный вы человек! Чтобы я вареного краба выбросил?
Евгений Евгеньевич, покивав, отломил клешню у большого краба, несильно тюкнул по ней булыжником и, вынув мясо, принялся есть. Когда он, воодушевленный вкусом, принялся за вторую клешню, Роман Аркадьевич не выдержал искуса и, достав из миски меньшего краба, принялся повторять действия Смирнова.
- А чем ваш мудреный институт занимается? - спросил от прожевав первый кусочек.
- Понимаете... Ну, как бы вам сказать... В общем, в нашем институте изучают способы, которыми животные передают друг другу информацию. Давно уже ясно, что навешивать на крыс, мышей и тараканов микрокамеры и микрофоны бесполезно. Контрразведки научились выявлять "жучков" на бионосителях...
- И вы ищете способы, как заставить мышей, тараканов, крыс, а также короткохвостых раков рассказывать дрессировщикам, что они видели в американском посольстве? - усмехнулся Роман Аркадьевич, решив, что собеседник его разыгрывает.
- Совершенно верно, - пристально посмотрел Смирнов. - Дело в том, что память многих животных не отягощена сознанием. Вот почему человек так трудно все запоминает? Потому, что сам себе мешает! Намеренно мешает, сознанием мешает! Эволюция сделала так, что человек вынужден напрягаться и сосредотачиваться, чтобы запомнить что-то. А если бы он не был отягощен сознанием, то запоминал бы все на свете! Вы понимаете - все! И на всю жизнь! Номера билетов на "Королеву бензоколонки" с Румянцевой в главной роли, количество досок на бабушкином заборе, содержание всех прочитанных книг, даже все, что ему когда-либо говорили.
-Я об этом где-то читал... Так вы считаете, что животные, не отягощенные сознанием, все запоминают?...
- Не все, но некоторые.
- Какие?
- Это государственная тайна. У вас по какой форме допуск?
- По третьей был.
- Мало!
- Я догадываюсь, что это короткохвостые раки...
Смирнов оглянулся по сторонам. Никого поблизости не было.
Читать все
http://lit.lib.ru/b/below_r_a/text_1160.shtml
Увлекательный рассказ о двойном изнасиловании
ЧИТАТЬ ВСЕ http://lit.lib.ru/b/below_r_a/text_0320.shtml
Содержание
1. Бес.
2. Бес два.
3. Бес три.
4. Два беса.
Стоит мне немного пожить без радости и без боли,
подышать вялой и пресной сносностью дней,
как во мне загорается дикое желание сильных чувств,
сногсшибательных ощущений, бешеная злость на эту тусклую,
мелкую, нормированную и стерилизованную жизнь,
неистовая потребность разнести что-нибудь на куски...
Герман Гессе «Степной волк»
1. Бес.
Тогда я работал в небольшой аудиторской компании на скромной должности. У меня все было, была квартира, раз в неделю ко мне приходила женщина, раз месяц я ходил в ресторан, раз в год ездил на море.
Женщина моя мне не нравилась – у нее неприятная большая родинка под мышкой и плохие дезодоранты. Зато с ней не было никаких проблем - она приходила в субботу поздним вечером и уходила утром, когда я еще спал. Ресторан мне нравился, но только тем, что официанты знали, что от меня ждать, а скрипач – что ждать нечего. Единственно, чем я жил, так это поездками на море, на свободу. Они были прекрасны, но быстро проходили, и приходилось ехать домой, как в чужую жизнь, как в тюремную камеру.
В то утро – был понедельник - я увидел в вагоне метро женщину лет двадцати семи, необыкновенную женщину. Это была моя женщина — все в ней с первого взгляда бесконечно мне нравилось. И прекрасное лицо, уверенное, но не спесивое, с удивительными зелеными глазами; и статная шея, заметная грудь; и стройные ноги в обворожительных туфельках на высоких тонких каблучках, и дорогое, но скромное платье. На кольцевой в вагон ринулась толпа, и так получилось, что мы стали рядом. Еще как рядом! Ее тонкие духи кружили голову, объединяли общим пространством, ее локоток упирался мне в грудь, моя левая рука прижималась к теплому ее упругому бедру, ее рыжеватые волосы, колеблемые струями воздуха, касались моих щек, шаловливо щекотали нос...
Я, скованный строгим воспитанием, стоял, украдкой посматривая. Стоял, сникая душой, стоял и думал, что никогда такая женщина не протянет мне доверчивую руку, и никогда мы не пойдем с ней в одну сторону, в уютную нашу квартирку, не ляжем в нашу постель. И никогда такая женщина не подарит мне искренних слов любви и нежнейших прикосновений.
Мысли эти, разумеется, расстроили меня, но не особенно, ведь приходили они ко мне по меньшей мере раз в полгода – в столичном городе много прекрасных женщин, и многие из них ездят в метро. Посему, выходя из вагона на своей остановке, я уже думал об отчете, который в тот день кровь из носу нужно было закончить. В зале, импульсивно обернувшись, я увидел, что всколыхнувшая меня женщина идет следом. Сделав вид, что рассматриваю вывеску с названиями улиц, я пропустил ее вперед. Она взошла на эскалатор, оглянулась, конечно же, не заметив меня, стоявшего несколькими ступеньками ниже.
Да, я стоял несколькими ступеньками ниже. Я ездил в метро, одевался, как бог пошлет, был рядовым служащим с рядовыми мозгами, а она была богиня, по стечению обстоятельств спустившаяся под землю. Украдкой, я рассматривал ее нежную шею, ноги, впивался глазами в гвоздики каблучков, и желание обладать ею овладевало каждой моей клеточкой. Я смотрел на нее и вспоминал свою женщину, Тамару, недалекую, не умевшую себя подать, и жившую со мной только лишь потому, что полагается с кем-то жить.
Третью неделю Тамара не приходила — отдыхала в Турции то ли с подругой, то ли с матерью — и третью неделю у меня не было женщины. В который раз разозлившись на нее, своей поездкой нарушившую мой привычный уклад жизни, лишившую меня привычной опустошенности, я принудил себя не смотреть на незнакомку.
Это не помогло. Напротив, оставшись наедине с собой, приковав зрение к ребристой ступеньке эскалатора, я оказался во власти чувств, неведомых ранее, чувств, готовых разорвать меня и мир в кровавые клочки. В паху распалялась неуемная жажда соития с высшим существом, руки стремились схватить это невозможно лакомое тело, повалить, не важно куда – на землю, в грязь, на ступеньки эскалатора, — и, сорвав платье, позволить обезумевшей крайней плоти вогнать в него похоть, освободить ее победными движениями.
Тут глаза мои вновь впились в ягодицы женщины, стесненные упругой тканью; я живо представил, как насилую ее, как это прекрасно, как не сопоставимо с тем, что давала мне любовница, ненавистная моя любовница, давала, фальшиво постанывая. Не знаю, чтобы я сделал бы в тот момент, что сделал, если бы троица молодых парней не встала между нами. Один из них рассказывал в вполголоса сальный анекдот; когда он эффектно кончил, я засмеялся вместе с ними, засмеялся в попытке хоть как отгородиться от своего наваждения.
Все кончается, кончился и эскалатор. Сойдя с него, я осмотрелся, и женщины в толпе не увидел – видимо, последние ступеньки она прошла. Подумав с облегчением: - Вот и славно, - вышел на улицу.
Стояло светлое утро, умытое коротким ночным ливнем, голубое небо неторопливо пасло кудрявые свои облачка, чистые лицами люди шли по
Я не пошел по своим детским делам, вернулся домой, взял совок. Выкопал куст осторожно, как человека, посадил его во дворе, в тайном своем углу, поливал потом, подвязывал и рыхлил под ним землю. Помидоры вырастали огромными, и дома они чувствовали себя как дома...
Реинкарнация навыворот или Сердце дьявола
Мы сидели в пивной. Настроение было хуже некуда. Баламут разругался с женой, Бельмондо поцапался с тещей, я вспоминал глаза Ольги. И вдобавок июнь был мерзким.
- Все бабы - кошки... - сказал Баламут, откупоривая бутылку.
- А все кошки - бабы... - усмехнулся Бельмондо, потирая руки.
- После первого ее исчезновения я хотел уйти, но она не отпустила, продолжал Коля. - Люблю, - говорит, - жить без тебя не могу. И я скис. Не знаю теперь, что и делать... Куды бечь?
- А ты никуда не беги... - посоветовал я, разливая водку. - Если бы она была другой, ты бы ее так не любил. И поэтому я предлагаю выпить за то, чтобы все оставалось, так как есть. Изменится она - и ты разлюбишь...
Мы чокнулись, выпили; Баламут поспешил, и струйка водки потекла по подбородку. Поставив стакан, он отерся, осел в кресле и загрустил.
- Кстати, о превратностях любви... - решил я его заговорить. - Знаешь, Коля, был у меня друг, Игорь Карнафель. Парень видный, раз женился, два женился, три женился и между женитьбами пару раз подженивался. Жены неплохие были, богатые, симпатичные, породистые, но ни одна его надолго задержать не могла. Так и бегал, пока не познакомился с последней, Лизой-Лизаветой... Влюбился, ни о чем и ни о ком, кроме нее думать не мог. Видели вы наркоманов? Как смотрят, как разговаривают, когда заветная доза, там, в квартире? Вот Карнафель ее наркоманом и стал...
- Ну и что? - пожал плечами Баламут. - Любовь - это наркотик...
- А дело в том, что Лиза эта была горькой алкоголичкой и вдобавок мужиков к себе таскала. И вовсе не периодически. Приведет хахаля и сутки с ним пьет и трахается, а Игорек мой в это время утки ее парализованному отцу меняет и сына, тоже ее, первоклассника, в школу собирает-встречает, уроки готовит. Видел я все это своими глазами и чувствовал - согласный он на все это, лишь бы рядом была. И глаза у него - не забуду... Счастье в них какое-то просветленное, вещественное, тутошнее. Как будто бы он им изнутри вымазался.
- Хотел бы я тебе, Черный, такие слова говорить... "Забудь", "Не бери в голову", "Все образуется", - вспомнив, видимо, мою принципиально верную Ольгу, горько усмехнулся Баламут. И, желая сменить тему разговора, обратился к Бельмондо, с аппетитом разделывавшегося с третьим по счету чебуреком:
- Ну, а ты как со своими управляешься?
- А я не управляюсь... Как начнут на меня накатывать и сказать нечего, я иду пиво пить. И пью, пока они за мной не придут. Первый раз три дня пил, предпоследний - пятнадцать с половиной минут. Но здесь, я думаю, не скоро найдут...
- Дык на ком ты все же женился? - поинтересовался я. - На маме или на дочке?
- На дочке, естественно... Диана Львовна, теща моя нынешняя так решила...
Мы помолчали - Бельмондо ходил за второй бутылкой водки и вторым десятком чебуреков.
- Какая попка!!! - похвалил он буфетчицу, вернувшись. - Нет, братцы, это не попка, это божественный зад, это небесное гузно!
- А как Ольга поживает? - спросил меня Баламут, разливая водку. - Давай, что ли, выпьем за ее здоровье.
- Нормально поживает... - ответил я, выпив. - Мне и в голову придти не могло, что она такой заботливой мамашей окажется. Как Ленку родила - клушкой прямо стала. Где ты видел, чтобы ребенка до тринадцати месяцев грудью кормили? Правда, от них одни тряпочки остались. Но она уже договорилась, где надо и спрашивала меня, какого размера сделать.
- Больших не делайте, - посоветовал Баламут. - Все должно быть естественно. А сколько сейчас Ленке?
- Скоро два годика будет. Большая совсем...
- Да... Дочки, дачки, тишь и гладь, сама садик я садила, сама буду поливать, - удрученно закивал Бельмондо. - Затянул нас быт, господа... А может, рванем куда-нибудь за животрепещущими ощущениями? В южные моря, например... Абордажи, мулатки с квартеронками, на сундук мертвеца и бутылка рома? Представьте - Черный загорелый, худой, как черт, - с ножом в зубах и пистолетами за поясом лезет на борт океанского прогулочного лайнера, туго набитого бриллиантами и томными худенькими красотками в норковых шубах и сигаретками в белоснежных зубах от "Орбит" без сахара? Ренессанс...
- А жены тебя отпустят на борт лайнера? - усмехнулся я, вспомнив сложную по характеру Диану Львовну и кошечку Веронику.
- Отпустят... Похоже, орелики, я подругу свою надул. Скоро им не до меня будет...
Читать дальше http://www.proza.ru/2006/12/04-155
На ней были джинсы с большими дырками, и были сквозь них видны черные ажурные колготки, и белая, еще не загоревшая, кожа бедер!
Какая аллитерация!
Жи-жу-жа
бы-бо-бы
джи-ды-дны...- в этих звуках вся она!
Гретхен Продай Яйцо
Перед вами глава из книги «Сердце дьявола» (Реинкарнация навыворот http://www.proza.ru/2006/12/04-155). Герои в ней путешествуют по прошлому, точнее, возвращаются в прошлые свои жизни благодаря чудодейственным Власам Медеи, весьма редкому горному минералу. Возвращаются сначала, чтобы скрыться от врага, поклявшегося их уничтожить, а затем и в попытке прервать его жизнь.
Гретхен Продай Яйцо
Это было кино, когда София посмотрела на себя в зеркало. "Ведьма! Настоящая ведьма! — подумала она, с отвращением рассматривая морщинистое, землистое лицо с безобразными старческими пятнами, длинные редкие зубы, седые волосы... Глаза были, правда, ничего — умные, умудренные опытом. И чуть грустные.
— Да ты особо не расстраивайся, — услышала София голос основной телосъемщицы.
— Да как тут не расстраиваться! — вздохнула София. — На себя страшно посмотреть!
— А ты, что, на ****ки собираешься?
— Фу, как ты можешь!
— А чего? Давай, сходим?! Но только сначала познакомимся — зовут меня Гретхен Продай Яйцо, я главная ведьма этого графства. Пока мы с тобой будем собираться, я кое-что расскажу тебе о себе.
Не мешкая, Гретхен Продай Яйцо засобиралась к выходу в свет. Она поставила на печь две большие выварки, налила воду, затем, присев на корточки, дунула в печку — та деловито загудела.
Пока грелась вода, София узнала, что Гретхен Продай Яйцо — потомственная санитарная ведьма. Санитарная — это значит, что основной и единственной ее обязанностью являлось изведение людей, могущих принести в будущем неисчислимые несчастья человечеству. Таких людей (в обыденной колдовской терминологии — засранцев) санитарные ведьмы чувствуют нюхом на большом расстоянии.
— В последние пятьсот лет совсем хреново стало... — посетовала Гретхен Продай Яйцо. — Засранцы во дворцах и замках спрятались, фиг их там достанешь. Да еще всякими магами и факирами обзавелись... Везде Security. Вот и приходится преимущественно простых людей изводить.
— А кто был твоей последней жертвой? — поинтересовалась София, брезгливо рассматривая свои жилистые руки с корявыми пальцами.
— Мельник Юрген Оберхайм с Нижних Обервиллей. Хороший, порядочный был мельник. Дурного слова никому не скажет, бедных и ленивых подкармливал...
— И это тебе не понравилось?
— Нет, конечно. Видишь ли, на следующий год война должна была случиться, и мельник Юрген, естественно, занялся бы снабжением войска нашего герцога мукой. А нет Юргена — нет хорошей муки, и герцог купил ее у прощелыги Ханса, у которого она была заражена геморрагической лихорадкой. После этого, естественно, у солдат мор начался, герцог вернулся домой восвояси, и война из очень большой и опустошительной превратилась в небольшую разборку с двумя всего десятками трупов...
— И как ты Юргена извела?
— Как, как... Очень просто. По-человечески, можно сказать — подпалила мельницу с двух сторон. Когда он бросился тушить, дом подожгла. Сгорело все начисто — и хата, и амбары, и другие надворные постройки со скотом и птицей.
— А он?
— А он с семьей по миру пошел...
— Да уж... Ну и работа у тебя... А нельзя было просто заразить муку Юргена геморрагической лихорадкой?
— Можно было. Но тогда повесили бы его, а дочек изнасиловали. А так повесили Ханса...
— И дочек его изнасиловали...
— Естественно... Но старшенькая от этого насилия родила очень перспективного мальчика... Он то ли врачом известным станет, то ли санитарным колдуном, не ясно...
— Послушай, — с трудом переварив услышанное, поинтересовалась София, — а добрые волшебники у вас есть?
— Да есть... — вздохнула Гретхен Продай Яйцо. — Куда они денутся? Шарлатаны и лицемеры... Мы, ведьмы и колдуны, уменьшаем количество горя во времени. А они... Вот совсем недавно, лет сорок назад, одна добрая фея спасла от голода маленькую симпатичную девочку... Антуанетта ее звали. Я старалась, старалась, морила, крыс, мышей на их амбар наслала, а когда это не помогло — родителей оспой уморила... А фея, Шарлотта, будь ей неладно, птичьим молочком ее выкормила. И Антуанетта эта, став через пятнадцать лет маркитанткой, заразила сифилисом 127 солдат... А те разнесли болезнь по всей Европе... Вот так вот, милая, такие у нас утюги и скалки...
Оглянувшись на зашипевшую печку, ведьма
Вы летите на красном Феррари, нежный ветер летит вам в лицо, не портя прически, не причиняя неудобств глазам, сокрытым лучшими в мире солнцезащитными очками Ray Ban. Вы только что пообедали в Marcus Wareing, он в знаменитом люксовом отеле Berkeley, а вечером у вас будет секс с лучшим в мире человеком, секс, от мыслей о котором пах пронизывает сладкая истома.
…Когда же все это кончится?.. – думаете вы, стоя у окна и глядя на шоссе, по которому снуют машины, лишь изредка останавливаемые светофором. - Когда же все это кончится? И еще завтра приедет дочь, вся в «Harrods» от туфель до запаха тысячедолларового обеда, будет смотреть презрительно на весь этот хлам за моей спиной, будет смотреть презрительно и говорить, что вчера купила Феррари самой последней модели. Когда же кончатся эти Феррари? Похоже, никогда. А виски кончается, оно всегда кончается, и надо тащиться за ним к этому Али из Бангладеш, торгующему всякой гадостью, чтобы купить Бентли. Когда же все это кончится?.. Когда кончится хотя бы этот невыносимый день? Никогда. И тысячу лет я буду стоять у этого окна, стоять, не в силах его открыть, не в силах улететь в сладкую пропасть...
Роман «Пропащий» (Der Untergeher, 1983; название трудно переводимое на русский язык: «Обреченный», «Нисходящий», «Ко дну») — один из известнейших текстов Бернхарда, наиболее близкий и к его «базовой» манере письма, и к проблемно-тематической палитре. Безымянный я-рассказчик (именующий себя "философом"), "входя в гостиницу", размышляет, вспоминает, пересказывает, резонирует — в бесконечном речевом потоке, заданном в начале тремя короткими абзацами, открывающими книгу, словно ария в музыкальном произведении, и затем, до ее конца, не прекращающем своего течения. Рассказчик пересказывает и истолковывает историю трех друзей, трех приятелей-пианистов, связанных одной общей темой с ее бесконечными повторами: гениальными «Гольдберг-вариациями» Баха, исполненными когда-то одним из друзей, великим пианистом Гленном Гульдом, при этом сыгранными так, что недостижимый уровень этой игры подавляет двух других его товарищей по Моцартеуму, лишает их всякой возможности оставаться в музыкальной профессии. (А.Белобратов. Томас Бернхард: Двадцать лет спустя)
Несколько раз пытался вгрызться в роман - как об стенку горохом. Потом стал читать его короткие вещи - хлам. А сегодня - пошло! Еще как! Понял, что придется перечитывать, чтобы душою уподобиться. Эти австрияки - нечто. Роберт Музиль их всех оплодотворил, но не так, как Толстой - совестливой мыслью - а бегущей строкой слов, то приковывающих, то заставляющих посмотреть на часы.
Если осилю - поделюсь. Знаете, Бернхард иногда бьет по голове выдуманностью, даже ложью, но голова не трескается, воспринимает...
Через месяц:
Фигня какая-то. Косит под психа автор. А я думаю, каждый человек - кирпичик. Без которого здание не построится. Коровник, больница, мироздание. А если кирпичик заболевает, его надо менять, кирпичики не лечатся. Но все дело в заболеваниях. Если кирпичи не болеют - значит, хорошо сделаны. Но некоторые здания строятся из заболеваний. И эти здания самые высокие, в них никто не живет, но по ним ровняются.
У меня к кирпичикам особое отношение, детское.
На окраине Душанбе, — в этом городе я вырос, — дома строили из глины. Люди брали под ногами обычную глину, мать грязи, месили ногами, укладывали в ящик-форму и тут же вытряхивали из него поражающий значимостью кирпич. Затем второй, третий, четвертый. Высушив их палящим солнцем, строили дома. Однажды, — мне было четыре с половиной года, — дед заметил меня, стоящего с открытым ртом перед штабелем сырых еще основ мироздания, заметил, подошел, стал рядом и, положив руку на плечо, сказал:
— Да, кирпичи — это вещь. Из них можно построить все. И знаешь еще, чем они хороши? Тот, кто делает кирпичи, кирпичом стать не может. Иначе говоря, сынок, либо ты строитель, либо глина. Не хочешь в этом убедиться? На, вот, возьми вместо ящика.
Пошарив в карманах, он протянул мне спичечный коробок.
Через два часа я стал творцом.
Я построил свой первый дом.
Маленький, но очень похожий на всамделишный.
Его сломала ставшая не с той ноги бабушка.
Но процесс пошел. Семилетним, переехав к маме, переставшей ездить на полевые работы, я начал со всей округи стаскивать во двор бесхозные кирпичи и построил грандиозную сводчатую башню. Я сидел в ней, совершенно великолепной, сидел на корточках, с опаской поглядывая на шаткую кровлю, когда пришел рассерженный отчим (мать оторвала его от книг). Вытащив и коротко отругав меня, он разрушил мое творенье, и ушел дописывать диссертацию.
Я не расстроился - великолепной башни не стало, но остались кирпичи. И тут же принялся сооружать прочную однокомнатную квартиру с устойчивой двускатной крышей. Не успел я и пота отереть с лица, как в ней появилась хозяйка, миловидная соседская девчонка, появилась и споро приготовила вкусный обед из ста граммов ливерной колбасы и свежих душистых цветов белой акации.
Потом были и другие дома. Кирпичные, деревянные и семейные.
Семейные дома я строил из себя и любимой женщины. И все они разрушились, потому что просто жить, просто быть я не мог. Дед был прав: либо ты строитель, либо глина. А строитель всегда уходит.
Теперь уже, когда все трупы истлели, расскажу вам, как нас женили…
Больше всего повезло Жоре Андрееву, нашему курсовому верзиле. С отрочества он был стеснительным, с девушками мог сблизиться лишь в переполненном общественном транспорте, и при этом так жарко краснел, что девушки расстегивали на кофточках верхние пуговки, отчего, Жора, не бледнея, падал в обморок. В полуобморочном состоянии его подобрала симпатичная дюймовочка Сара Абрамова, которую портил лишь изрядный носик и двухлетний сын, с еще более многообещающим носом.
Саше Сапрыкину повезло меньше. Через два месяца после курсовой попойки, не комсомольского поведения Наташа, во всеуслышание объявила его отцом своего ребенка, зачатого как раз два месяца назад. И Саша, как юный пионер, поперся с ней во дворец бракосочетания, однако его приличного воспитания хватило лишь года на четыре, по прошествии которых он трезво рассудил, что лучше отдавать четверть зарплаты, чем жить с ****ью. ****ь не возражала, наверное, потому, что малолетний ее сыночка стал неотразимо походить на Анвара Мухаметшина, пошедшего к тому времени в гору. Да что тут Мухаметшин, что Жора! Мой любимый папочка узнал о моем существовании лишь на четвертом году брака с моей мамочкой!
Нет, некоторые мои друзья все же хорошо жили. Вот Сергей Кивелиди мальчиком и девочкой обзавелся, обширной квартирой, гарнитуром «Рубенс» и машиной, но когда мы выходили покурить из ресторана, обязательно нервничал: - Знаешь, я ее бы убил, труп ножиком расчленил и выкинул в мусорные баки! Причем без всякого сожаления!
Понятно, она затащила его в его же постель, потом, понимаешь, задержка менструации со всеми вытекающими обстоятельствами, и вся жизнь побоку, ведь детей любимых от нелюбимых женщин практически не бывает.
А я, дурак! Квартира была, свобода, тут появилась Надежда, блинов напекла, занавесок навесила, а потом эта задержка. А до Надежды? Какая любовь была с Наташей! Плакал, стихи писал, жить не мог. И все коту под хвост…
“Тамара, Тамара, ты мне не пара... Я влюбился, женился и с супругой живу...” - пел под гитару Таиров Искандер, наш курсовой весельчак и сорвиголова... Пел, не сводя озорных глаз с нежного личика Тамары, самой привлекательный девушки нашего факультета.
Перед моим днем рождения мама посоветовала мне пригласить Тамару. На мой удивленный вопрос, откуда она вообще ее знает, мама ответила, что эта симпатичная девушка давно ходит к ней на работу и говорит обо мне очень хорошо.
На дне рождения Тамара была умопомрачительна в обтягивающем черном платье, но чувств не вызывала. Под конец вечера я присел с ней на диван, решая, как сказать, что провожать ее будет Игорь Карнафель, уже час бесконечно в нее влюбленный...
Через неделю я познакомился с подругой Тамары, маленькой, очень милой Наташей. До сих пор помню ее открытое лицо, лучащиеся голубые глаза, тонкие, чувственные губы... Я хотел ее видеть всегда, всегда хотел быть рядом. Млел перед ней, руки не мог протянуть, не то, что прикоснуться... Мне до сих пор кажется, что сложись у нас тогда отношения “короче дорога бы мне легла”. Мы стали встречаться, но однажды Наташа сказала, медленно и четко выговаривая слова, что у нее есть парень, и она его любит. Лишь многие годы спустя я узнал, что Тома жестоко избила свою соперницу и вынудила порвать со мной.
На второй практике ко мне начал придираться Роберт Калганов с первого курса. Он часто был безмолвным третьим в Тамариной палатке, куда я частенько заходил просто позубоскалить. Ему, крепкому парню, боксеру-разряднику, мои экспромты не нравилось и потом он, сжимая кулаки, привязывался впритык: “Выйдем, да выйдем”.
Кончилось все поздней осенью. Ночью меня пинали ногами у дверей собственного дома. Человек пять. Когда я уже на звук и свет не реагировал, двое взяли меня под руки, а третий с размаху начал бить в пах... Бить и приговаривать: “Это тебе от Тамары... А это - от Роберта!” А Роберт с Тамарой, как мне потом сказали, стояли в обнимку в жасминовых кустах неподалеку, стояли и любовались моим избиением... Можно было бы сказать, что любовь превратилась в ненависть, но это чушь. Просто девушкам хочется замуж. На клеточном уровне. И еще они говорят своим парням (точнее, говорили - сейчас другие времена), что потеряли невинность в результате коварных действий того-то и того-то, в данном случае, моих действий.
Сергей Раков был самым разумным на нашем курсе и жениться согласился лишь на немке, сосватавшей его в Германию. Не знаю, что у них там получилось, думаю не очень, очень уж неприглядной была немка, а Серый был не прочь залить под воротник.
Еще один друг, Миша, тоже испытал от женского пола по поводу излишней романтичности, да и мне досталось. Женился, я свидетелем был. В общем, три года он девицу одну, обхаживал, а та ни в какую: - После
Многие из знакомых моих и друзей умерли, некоторые пока живы, но путь их – в безвестность. Я против таких путей. Когда-нибудь люди, вслед за Николаем Федоровичем Федоровым, придут к убеждению, что всех когда-либо живших людей необходимо воскресить, чтобы человечество было живо не на какую-то часть, а всецело живо. И тогда мои строчки пригодятся.
НАТАША ЧИПРУНОВА
Не помню ясно, как все получилось. Кажется, шел к Сергею Сапову, закадычному другу и однокурснику, и на него наткнулся. С ним была девушка. Ее звали Наташа-фиалочка, то есть училась на филологическом факультете. Мы проводили ее до дома, пошли к магазину за бутылкой.
- Слушай, Сережа, симпатичная у тебя девушка, — сказал я. — Можно я в нее влюблюсь?
- Мне будет тяжело с ней расстаться, ты же видел, как она хороша.
- У тебя же Ольга?
- Ольга – это навсегда, это будни, это жизнь. А Натали – летняя ночь, без нее мне станет зябко. Уже зябко.
- Зябко? Но ведь это можно исправить?
- Ты думаешь?
- Уверен.
Мы зашли в магазин, купили хорошего портвейна, попили его под цветущей акацией. Давая телефон Натальи, Сергей сказал:
- Ни черта у тебя не получится, ибо она virgo sapiens.
- Я буду на нее просто смотреть!
У нас ничего не получилось. Ее красивое личико завораживало, я немел. Однажды она послала меня к Женьке Козлову, учившемуся курсом ниже, чтобы я сказал ему, что она его любит.
Как-то мы встретились в Москве, Наташа рассказала про резню в Душанбе, как полумертвая шла домой и упала в обморок, увидев, что оставляет следы крови. Город был залит ею.
Долгое время Наташа работала в официальной российской газете, получала медаль от Путина. Выудив ее в Инете, я позвонил, мы коротко поговорили. Когда она сказала: Тебе что-нибудь надо? – я положил трубку.
++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++
РЯГУЗОВА.
Ее звали Шурой. На лекции доктора Ф., безотчетно грызшего ногти, она сидела на первой парте. Увидев однажды, что лектор удрученно рассматривает пальцы со сплошь обкусанными ногтями, сняла босоножку и, протянув к кафедре ногу, сказала матерински:
- Можешь мои погрызть!
Это было в Таджикском Государственном университете на лекции по минералогии где-то в начале шестидесятых.
Незамужняя Рягузова жила в квартире напротив, и я ходил к ней смотреть чемпионаты мира по хоккею – родители не разрешали мне просиживать у телевизора да двух ночи, потому что в гостиной, где он стоял, спала сестренка, а двух телевизоров тогда никто не имел.
Рягузова, смотрела все матчи, даже аутсайдерские, и вела в блокноте карандашные записи, отмечая, кто и на какой минуте забил. Иногда, — очень редко, — открыв дверь на мой звонок, она говорила, что сегодня хоккея не будет, и за широкой ее спиной я видел мужчину из мастеровых.
(следующие причины принуждают человека обкусывать ногти: хроническое эмоциональное напряжение, состояние разбалансировки гармоничного телесного и чувственного развития. У «грызунов» при клиническом обследовании выявляется существование неосознанного, так называемого, внутреннего психического конфликта. При его не удачном разрешении в кризисные периоды происходит нарушения их аффективного (чувственного) равновесия. Кроме того, эти эмоциональные переживания приводят к сложности в адаптации к новым внешним условиям. Образно говоря, воссоздаётся ситуация, связанная с его прошлым, его историей психологического развития, которая мешает жить ему в настоящем, когда «ДУША ССОРИТЬСЯ С ТЕЛОМ, НАПАДАЕТ НА НЕГО И ГРЫЗЁТ»).
ИСКАНДЕР ТАИРОВ
На первом курсе, на учебной геологической практике я проигрался в очко в пух и прах. Даже плавки на мне принадлежали Сашке Таирову, разбитному парню и сыну начальника Памирской геологоразведочной экспедиции. Однако я нашел выход из положения, потому что сам был начальником. Начальником Таирова. Играли мы в горах, в нижнем левом углу той самой площади, которую мой отряд должен был покрыть глазомерной топографической съемкой.
- Или ты возвращаешь мне все, или мы до вечера будем тянуть рулетку вон на ту гору, - сказал я подчиненному. - И, само собой разумеется, летально опоздаем на ужин.
- Так съемку все равно надо делать? - недоверчиво посмотрел Таиров.
- Мы сделаем ее без тебя. Тем более, с тобой мы только дурью маемся.
- По рукам! - расцвел Таиров. - Тем более, я мухлевал. Смотри, как это делается.
Через полторы минуты я приобрел навыки, поднявшие меня на уровень шулера средней руки. Таиров радовался моим успехам как ребенок.
ФЕДЯ СЕВЕНАРД
Федя Севенард поспорил с Сашкой Таировым, что съест в один присест десяток сырых картошек. И съел. Но смешно было не то,
ГОМУНКУЛ
Все задумалось с этого фильма, он был о человеке, непонятный фильм. Где-то в его середине показали заспиртованный мозг – заспиртовали, чтобы был твердым, чтобы можно было взять его в руки и что-то с ним делать.
Его разрезала красивая женщина. Длинным ножом. Показала, как глубоко проникают борозды в средоточие мысли.
*Профессор решил удалить верх своего черепа, надеясь, что мозг его, освободившись, вырастет. Затем пришел к мысли, что все-таки нужен младенец. Профессор сам был как этот мозг стиснутый костной оболочкой, стиснутый, втиснутый сам в себя, разделенный перегородками на многие части и доли
**Наше время. Похищает беременную, вторую, третью – пока не получился Гомункул. Маленький полу-человечек.
Профессор понял, что мозг наш мал, потому что растет в тесноте и потому стремится увеличить свою поверхность мышления (своеобразную панель, типа солнечной).
Прямо в утробе матери он удалил Гомункулу верхнюю часть черепа. Затем - кесарево сечение. Мозг вырос в гибкой оболочке – как гриб дождевик
***Мозг аутиста как бы разделен на 2 половинки, и все хорошо, когда удается соединить их усилием воли.
****Жена - дебил с перевязанными трубами.
++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++
ПЕРВЫЙ ЗАКОН БРАКА
Период полураспада брака составляет в общем случае 3 года
Маркес: Иуда. Иуда был ипостасью Христа. Который хотел упасть до самой глубины человеческой подлости. Иуда есть, потому что в каждом человеке есть Иуда. В Христе тоже.
++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++
МАША, КОТОРАЯ НЕ ХОЧЕТ ИМЕТЬ ДЕТЕЙ
У Маши не было отца. Такое бывает часто. Однажды, играя с мамой в песочнице, она вдруг погрустнела.
— Что с тобой?! - обеспокоилась мама.
— Как сделать, чтобы у меня не было детей?.. — спросила девочка.
— Ты что?! С ума сошла?!! — схватила та дочь за плечи.
— Нет, не сошла. Просто я не хочу, чтобы у меня были дети, такие же несчастные, как я…
— Но почему ты думаешь, что дети твои будут несчастными?
— Ты развелась, значит, и я разведусь…
++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++
СЕКСУАЛЬНАЯ РЕВОЛЮЦИЯ. ТЕЗИСЫ.
Некоторые женщины красятся и наряжаются, чтобы понравиться мужчинам. Из этого можно сделать вывод, что некоторым мужчинам нравятся элегантные женские одежды, обувь и косметика. Так, в качестве первого шага сексуальной революции, снимем элегантные одежды с женщин и отдадим их вместе с косметикой мужчинам, которым они нравятся. Получите, о чем мечтали!
Несомненно, часть женщин, с которых мы «сняли» одежды и обувь, оденутся и обуются вновь, ввиду того, что им, как и некоторым мужчинам подспудно нравятся красивые и элегантные одежды с вытачками, вырезами, декольте и рюшками. Позволим им это сделать и немедленно получим Сексгруппу 1. Ее составят мужчины и женщины любящие одеваться в красивые и элегантные одежды. Совет им да любовь, а тряпок сейчас хоть отбавляй.
Теперь, потерев от удовольствия руки, вернемся к женщинам, которых мы раздели и которые не почувствовали стремления вернуть себе одежды и обувь на высоких завораживающих каблучках. Эти женщины одевались в красивые и элегантные одежды, чтобы скорее раздеться. Отложим их пока в сторону на золотистый пляжный песок или лужайку — партнеры им скоро найдутся.
Так, с мужчинами и женщинами, ценящими красоту, мы разобрались, и на повестке у нас мужчины, замечающие женщин лишь тогда, когда яички и простата начинают ныть, требуя освобождения секретов. И женщины, которым раз в месяц в голову приходит мысль (обычно после просмотра паспорта), что, судя по окончанию фамилии, они числятся в милиции, как женщины и потому надо (неплохо) бы это близким подтвердить, чтоб не хамили и не заставляли забивать гвозди и сыграть в домино. Этих сексуально свободных граждан обоего пола объединим в Сексгруппу 2.
++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++
Волшебники и колдуны
Так получилось, что в жизни я часто сталкивался с волшебниками и колдунами, наверное, потому что сам частенько (и не без успеха) ворожил и колдовал. Я часто писал о них, но никогда о главной их особенности.
Главная их особенность – это чрезвычайной уязвимость. Я знал одну женщину, легко лечившую рак, но способную от одного грубого или лживого слова, слечь от простой простуды на долгие недели.
болочкой, стиснутый, втиснутый сам в себя, разделенный перегородками на многие части и доли
**Наше время. Похищает беременную, вторую, третью – пока не получился Гомункул. Маленький полу-человечек – пока сперматозоид
Кажется, выхожу из ступора. Или депрессии. С утра у двери корзиночку для ключей приладил, да полочку в ванной, теперь на строительный за кафелюшкой голубенькой надо . "Надо" - это просто замечательно. "Надо", значит, просто надо, кому-то надо, что не везде валяется. А с "надо" хорошо. В окне вода на промерзлой земле стоит, пенс внучку прогуливает без пива, значит, сознательный, сосед сверху стучит во сне по трубе парового отопления...
Он меня удивил, этот сосед. Я дюбель вколачиваю, а он стучит: дай поспать, дай поспать, - да так нагло, что матернулся на него в потолок, хоть культурный. На дворе 15-00, я дрелью бетон дырявлю, а он, очумелый, стучит: дай поспать, дай поспать, дай поспать. Я даже на философский мотив настроился: может, с Камышина человек? Вряд ли. С Майдана? Тоже не похоже, они ведь с утра воюют. А кто тогда стучит? Я ведь до десяти имею право хоть отбойником?
И тут, не поверите, случилось натуральное чудо: я текст этот потерял. Не туда нажал, или с нового стука. В общем потерял. Не этот, понятно, а другой, злее написанный, в потерянном пенс пиво пил, а внучка какая-то неживая сзади тащилась. И от этой потери, от этого чуда я совсем в другом мире очутился. В мире, в котором в 15-00 можно постучать соседу по трубе отопления, и станет тихо, потому что сосед перестанет стучать.
Интересно, на сколько парсеков этот мир простирается? Если хотя бы на один - мне хватит. Нам хватит.
Это единичность, полная свобода, поток сознания. Поток Слова, Совести, Поступка.
Как здорово! Вы все нужны кому-то! Но нет у вас свободы совести, слова, поступка!
Срам! и потому есть люди оправдывающие отказ от совести, от слова, от поступка.
А что если казнить их или просто заточить? Или просто заговорить
Да, ты должен жить, чтобы
Да, ты должен говорить так, чтобы
Да, ты должен поступать так, чтобы
Так что такое, эта жизнь если я должен, еще не родившись, должен?
А, МОЖЕТ, МНЕ , НЕ РОДИВШЕМУСЯ ВЫ ВСЕ ДОЛЖНЫ?
Должны не кормить, не учить ходить и бояться, а просто должны, чтобы Все просто было? Были просто и ясно, да так, что отпрыск ваш запишется в науку, чтобы вы были всегда!
Какая чушь! Завтра сотру!
Я - в *опе. Я должен писАть, чтобы жить, я знаю, что умею писАть, но не знаю, что писать этому гребаному миру, я не знаю, что писать этому вонючему козлу, сгнившему в Nobu или в гробу на Мещанской, на Бродвее, в Сене, в особняке или трущобе. Я вижу этого козла с красным клоунским носом , шерсть клочьями, глаза на выкате от газов тленья, ребра торочат шкуру, он сидит в Шевроле марки Жигули, копыта на руле, жена мажет губы, увидев поднятый палец, дети жрут, хрустя целлофаном, жрут думая, что попросить еще. Я вижу этого козла и завидую ему - он знает что живет, а в случае чего врачи ему помогут.
Почему так? Мир смешался.Зрелые люди смешали его, чтобы никто не знал правды, которой нет и у них. Господи! Умирает ребенок! Это всем нравится, все хотят спасти его, они думают, что спасут все. Господи, умирает Мертвое море! Господи, опять взрывают!
Да никто ничего не взрывает! Это взрывается мир, его не спасут уроды! О чем писать? Когда зеленить картошку и собирать березовый сок? Увольте! На это полно дамочек, ждущих принца, да не для себя, а для Оли из сериала.
[640x535]
Я бы с удовольствием родил ребенка, а лучше - родился бы сам...
Как это здорово, родиться самому.
Чуждающийся людей равен Природе (Конфуций).
Тихонечко плачет Природа в людной своей пустыне.
Плачет под Лунной сенью,
плачет под звездной...
Неслышно, колеса скрипят ведь, скребет ведь асфальт засохшая вётла, проснулся к тому мобильник.
Плевать. у меня там природа, не мутота не безличье, природа в моей пустоте да семечки
не, что-то должно получится
Но сколько этих керосиновых ламп осталось?!! О дни мот оры лай не ров!