«Сердце дьявола».
«Это замечательное озеро, располагается в центре горного узла, образованного сомкнувшимися отрогами Гиссарского и Зеравшанского хребтов. Очертаниями оно похоже на сердце. "Сердце дьявола..." - прошепчете вы, узнав, что все вокруг него пропитано ртутью, когда-то поступавшей из глубин по мощным разломам. И скалы в этих краях то тут, то там залиты кровью - большая часть этого токсичного металла связана в кроваво-красной киновари. И связана не с чем-нибудь, а с "дьявольской" серой. Последней дьяволу, видимо, хватало не всегда, и часть ртути, оставшись в свободном состоянии, до сих пор высачивается из трещин капельками и даже ручейками... И потому воду в этих краях можно пить лишь из немногих источников.
А чума, страшная бубонная чума? Да эти горы - собственность притаившейся до поры, до времени чумы! Она здесь везде - в каждом сурке, в каждой лисе, в каждой полевке. Она затаилась в них и дожидается часа. А может, приказа? Ведь были такие приказы - в начале ХХ века от этой безжалостной болезни вымерло несколько кишлаков. В их окрестностях я видел в почвенном слое тонкий слой извести - после смерти последнего жителя царские эпидемиологи полили негашеной известью всю округу. А началось все с пастушка. Гоняясь за бараном, он сорвался со скал и ободрал спину. Знахарь лечил его древним способом, а именно - пересадкой кожи. Он просто-напросто поймал сурка, содрал шкуру и наложил на рану. А сурок оказался чумным, и пастушок утащил в могилу три кишлака.
А что здесь потерял великий полководец Александр Македонский? Почему озеро названо его именем? Почему три года(!) из своих десяти походных он, как привязанный, провел в Согдиане и Бактрии, географическим центром которых является это озеро? И почему на третьем году, в самом конце среднеазиатского похода, он вдруг бросился из Мараканды в эти забытые богом высокогорья? И бросился зимой? Невзирая на лавины и камнепады? Чтобы взять пару никому не нужных крепостиц и встретится с Роксаной? И почему, когда Александр ушел отсюда в Индию, удача покинула его? Удача, которая всегда была с ним? Он отвернулся от нее к Роксане? Или все дело в дьяволе, полновластном хозяине этих мест?
Да, гиблые здесь места. Даже река Ягноб, добравшись до них, вдруг сворачивает в сторону на девяносто градусов и, сменив имя, удирает на север, в неимоверном усилии распилив до основания могучий Зеравшанский хребет. "Геоморфологическая аномалия" - скажут знатоки. Да, геоморфологическая аномалия. И еще геологическая, гравитационная, магнитная, биологическая и историческая - самый настоящий бермудский треугольник. Только гораздо таинственнее. И не треугольник вовсе. На всех космических снимках эти места очерчены жирно-черной, правильной и, скажу вам не без трепета, завораживающей окружностью. Это - космическая мишень. Космическая мишень с Сердцем Дьявола вместо яблочка.
А так называемые Волосы Медеи? Я не верил в их существование, пока в маршруте сам не нашел их удивительные пряди на приземистом кусточке дикой вишни. Тончайшие, длинные, хрупкие, они завораживали, тянули к себе, заставляли верить в невообразимое. И неожиданно исчезали, без остатка растворяясь в горном воздухе. И как эти волосы связаны с названием древнего ртутного рудника Канчоч, что в переводе с тюркского означает либо кровавые волосы, либо волосяные копи? А кто их так назвал? Помните Медею? Страстная женщина, страшная колдунья. Убила брата, убила соперницу, убила двоих детей... А перед этим добыла Ясону золотое руно. Золотое руно, Власы Медеи чувствуете связь? Может быть, Ясон ездил не в Колхиду, а сюда и не за руном, а за ними? И ездил, потому что греки знали о них от истинных арийцев, распространившихся по миру именно с этих мест?
Но места здесь красивые. Невообразимо красивые... Дорога к озеру вьется вдоль Фан-дарьи, в мрачных теснинах сжатой отвесными, километровой высоты скалами. Река то бьется в припадке бешенства, протискиваясь меж огромных валунов и глыб завалов, то, лениво шелестя, растекается меланхолично блестящими на солнце рукавами по вдруг расправившей плечи долине.
В начале лета вода в Фан-Дарье редко бывает прозрачной; чаще она бурая, кирпично-красная или серая. Сейчас вода красноватая (дожди, значит, упали на красноцветы мезозоя). Но мы знали: скоро река на протяжении нескольких сотен метров будет двухцветной - родившись после слияния мутного Ягноба с голубой Искандер-рекой, она не скоро смешает такие разные их воды...»

В этой книжке я опростоволосился - самородная ртуть образовывается при разложении киновари в поверхностных условиях. А в «Войне в «Стране Дураков»» перепутал евстахиевы трубы с фаллопиевыми, и в результате сумасшедшей героине перевязали первые, а не вторые. Я часто ошибаюсь.

http://www.litportal.ru/genre32/author1626/read/page/1/book9561.html

Гляжу на свои
Грязью испачканные руки...
Как будто я вдруг увидел,
Что сталось
С сердцем моим!

Исикава Такубоку

За день до моей выписки - обход. У старика И.И. вырезали желчный пузырь - все хорошо, все зажило.
- Спасибо, доктор! А что с моим кашлем? Вы что нибудь выяснили?
- Видимо, у вас хронический бронхит. Хотя, я не уверен...
- Нет у него никакого бронхита, коллега, - говорю врачу.
Тот, пересиливая себя, спрашивает:
- А что у него?
- Это банальный силикоз и кокетство. Он двадцать лет проработал проходчиком.
- Понятно. А почему кокетство?
- И.И. не может не знать, отчего у него кашель, ведь силикоз - обычная болезнь горняков.

http://www.diary.ru/~outspase/

Клиника Вишневского. Институт! Блестящие хирурги, стажировавшиеся в лучших клиниках Европы.
Обход.
- Будем вас выписывать - мы ничего не обнаружили.
- Как же доктор! Я не могу работать, не могу говорить... - говорит бывший китобой. - Эта икота... В 57-ой мне говорили, что это из-за...(отростка пищевода).
- Ну ладно, посмотрим еще пару дней.
Уходят.
Я говорю несколько минут с китобоем. Выхожу в коридор, догоняю врачей:
- Коллеги, подождите! ( я геолог по образованию)
Останавливаются.
- Я уверен, у этого китобоя особый случай эпилепсии. Он говорил мне, что больше икает, когда волнуется, или предстоит серьезное дело. И еще он несколько лет дышал ртутью, пролившейся под половые доски его комнаты. А ртуть, как известно, определенным образом влияет на нервную систему. Рекомендую вам проверить мою гипотезу.
Лечаший врач, краснея, выкрикивает:
- Знайте свое место, больной!
Я возвращаюсь на свою кровать. Через день им клевать мою печень.
Утром к китобою пришел невропатолог.
И подтвердил мой диагноз. Эпилепсия.

P.S.
Бога ради, не подумайте чего!
Я сам тысячи раз ленюсь включить голову.
Но, когда включаю, разогреваю и даю газ, она меня не подводит.

Интеллект - это то, что дает возможность сапожнику печь пироги.
Кругом люди, научившиеся что-то делать. Одно. Но хорошо.
А мозгов нет. Для одного дела они не нужны.

Comedy Club заработал 3,5 млн долларов!
Мы живем среди тупиц!!!
Конечно. Ведь у нас не пиво делают для людей, а людей для пива. Comedy Club делает. Чтобы заработать больше денег.

Улетаю в 23-40. На улице погано. Этот аватар с собакой...
Рынок в Орле. Пошел вечером купить еды. Все закрыто. Везде мусор. Увидел этого пса. Спал.Отрубился, набив желудок.
Кругом полно мусора.
И есть люди, которые его убирают.

Что-то не то.
Стендаль сказал: Сколько сказано глупостей, чтобы не молчать.

Первый мой ненавистник - Павел Грачев. В шестом классе он, маленький, краснолицый, крепкий, подлетал на перемене сзади и с размаху бил ладонью по глазам. Полчаса после этого я не мог видеть. За что бил? Не знаю. Наверное, я много говорил и был, как тогда выражались, «электровеником», первым «электровеником» в классе. А Грачев, отвечая урок, четыре слова в предложение связывал минуту, за что получал от ликующего учителя твердую тройку с минусом. Еще, без сомнения, он предвидел, как мы встретимся через много лет, встретимся взрослыми. Он предвидел, что я увижу его в синем халате грузчика и телевизором «Рубин» в руках, вы помните, сколько он весил, а он меня - в костюме с иголочки с «Moscow News» в боковом кармане, в модном галстуке, начищенных до блеска ботинках и с умопомрачительной Надеждой справа (в тот день она надела-таки купленные мною французские туфельки с тоненьким каблучком в четыре дюйма).
Предвидеть это было легко, логика стартовых позиций проста и не знает просчетов. Но если бы он напрягся и увидел меня насквозь промокшим в непролазной тайге, тайге, дочиста отмытой многодневными дождями, увидел облепленным вездесущими энцефалитными клещами, гнусом и комарами, если бы увидел в Белуджистане, окруженным десятком шаг за шагом подступающих волкодавов, если бы увидел, как прусь в безлунном мраке с рюкзаком образцов и проб, прусь с четырех тысяч на две или, обмороженный и засыпающий, ухожу от смерти на автопилоте, он точно похлопал бы меня по плечу и угостил «Примой».
Однажды я пересилил себя и отправил его в нокдаун. После этого трое таких, как он, били меня в переулке.
Павел Грачев для меня воплощение вынимающей душу абсолютной неправедности. Он - исчадие неправедности, не прикрытое ничем. Я и другие неправедные люди, прикрываемся белыми одеждами благообразия, чистыми на вид или запятнанными, но прикрываемся или прикрыты близкими. Он - нет: ему нечем прикрыться и потому его неправедность - эта вечный стыд, вечная боль, которую можно унять, лишь ударив, лишь пустив ее в ход.
Иногда мне кажется - его ненависть спасла меня. Нет, не спасла - я ведь погибаю. Его ненависть - это веревочка, все еще связывающая меня с миром, сопротивляющимся гибели. Она пока держит.

Еще меня ненавидела Надежда. Ненавидела так же, как и Грачев, ненавидела из-за угла. И ненавидела многогранно - ведь мы в общей сложности прожили десять лет. В спорах с друзьями и знакомыми неизменно становилась на их сторону. Любую критику в мой адрес воспринимала с ликованием. Предпоследний всплеск ее ненависти разорвал в клочки рукопись моей диссертации, разорвал перед последним со мной разрывом, а последний - помог свински охарактеризовать моральные качества моей мамы в присутствии ее мужа (работая со мной в Управлении, Надя многое узнала).
Она ненавидела меня, как запрещающий знак; как руководство, возбраняющее использование; как футшток, показывающий неподходящую глубину, как бармена, отказавшегося налить, как провидца и очевидца.
Юра Житник, товарищ и коллега, тоже ненавидел. Люто ненавидел... За что? Наверное, за то же, что и Надежда. За чувство собственного достоинства. В меня его не вставили, и я вынужден постоянно его создавать и поддерживать, умножая знания и квалификацию, а также в спорах и обменах мнениями. А в него самоуважение вставили, как ребро, и он был, как глыба, как камень, по которому чесался мой резец, мой язык. Не в силах соперничать со мной (куда комплексу превосходства против комплекса неполноценности?), он взялся за Надю. Клал ей в стол шоколадки, смотрел масляными глазами. Она ему жаловалась, он сочувственно кивал - они были одной крови. Потом мы дрались, я сломал ему руку, и следующие полгода он, засучив рукава, сажал меня в тюрьму.
А мама Лена? Она тоже ненавидит, иногда, но ненавидит... За то, что не такой, как все, за то, что другие, не я, меняют «Мерседесы», одеваются с иголочки, и с ними легко жить и думать о будущем.

улетаю в Атырау (Гурьев) на три дня. Пишите. Привезу дыню. Она будет сладко пахнуть. Медом. Еще рыбку.

Это не опечатка, это действительно двадцать восьмая глава данного повествования. Закончив двадцать седьмую главу, я внимательно прочел написанное и понял: те, к кому я обращаюсь, читать его не станут. Следствием этого понимания была бессонная ночь, к исходу которой мне дано было знать, как переменить будущее последнего своего труда. Я нашел средство заставить читателя внимательнейшим образом изучить его, и мне стало весело - я представил, как люди, этого не сделавшие, раскрыв однажды за утренним чаем газету, огорченно обмякнут на стуле или, наоборот, грохнут чашкой об пол.
Указанным средством станет то, о чем я с великим трудом умалчивал долгие годы, а именно сокровища, которые Александр Македонский сокрыл в Согдиане, а точнее, в Ягнобской долине, перед тем, как направиться в Индию, в последний свой поход. Да, именно возможность стать наследником великого полководца, побудит вас прочитать сей труд. Те, кто сейчас смеется над моим заявлением и надо мной, в ближайшем будущем, несомненно, посыплют головы пеплом несостоявшегося благосостояния, либо не испытанного грандиозного приключения (или прозрения?). Тем же, кто отнесется к нему серьезно, рекомендую изучить эту книгу, ибо место их погребения можно из нее заключить, как посредством анализа текста, так и его расшифровки (см. эпиграф). Перед тем, как приступить к намекам (и запутыванию следов), я вынужден сказать, что в случае моей смерти или неожиданного исчезновения, десяток электронных писем с указанием места погребения сокровищ будет автоматически переслан случайным лицам, и в результате сокровища либо достанутся чиновникам, либо их придется делить, что одинаково неприятно. Также заявляю, что прослежу самым тщательным образом, чтобы ни художественная, ни корректорская правка не изменили в данном труде ни одной ключевой буквы.
Естественно, истинные собственники сокровищ - местные власти - предпримут (могут предпринять) превентивные меры, и человеку, мне поверившему (и определившему место сокрытия клада), возможно, придется либо повременить с десяток лет (я «временю» ухе почти четверть века), либо действовать смело и с выдумкой. Добавлю, что лично мною придумано, по меньшей мере, четыре способа безопасного отвода достояния древнего полководца в личную собственность. Если у официальных лиц возникнут ко мне вопросы, я естественно, объявлю данное заявление рекламным трюком и тут же потребую психиатрического обследования своей персоны, вследствие которого, несомненно, займу свое законное место в соответствующей лечебнице.
Итак, начнем.

http://zhurnal.lib.ru/b/below_r_a/
http://www.litportal.ru/all/author1626/
http://www.diary.ru/~outspase/
КОЛ БУДДЫ

Руслан БЕЛОВ
1.

Еще зимой Евгений Евгеньевич Смирнов решил пройти по черноморскому побережью от «А» до «Я», то есть от Адлера до Ялты без палатки и спального мешка. Наверное, на это предприятие, странное для старшего научного сотрудника солидного института, его толкнула тоска по прежней жизни, а также затаенная надежда встретить Свету, собиравшуюся летом отдыхать на побережье где-то в районе Архипо-Осиповки.
К начальной точке маршрута поезд прибыл в середине дня; город был так себе, побережье, перечеркнутое железной дорогой, тоже, и Смирнов, не долго думая, сел на электричку и поехал в Туапсе.
День стоял жаркий, градусов под тридцать, если не больше, заманчивое море синело рядом, и в Чемитокважде он сошел. Поплавав и полежав потом под солнцем, расслабился и решил дальше не идти, а остаться ночевать. Все вокруг располагало к себе - и горы, кудрявившиеся ярким лесом, и безоблачное небо, и подкупающий шелест прибоя. Беспокойство вызывала лишь узкая черная туча на горизонте, время от времени оживлявшаяся всполохами молний. Однако «Изабелла», купленная в Адлере на рынке, была замечательной, а из парной телятины, приобретенной там же, обещали получиться замечательные шашлыки, и Смирнов решил не волноваться. Поев и опустошив бутылку, он вырыл в галечнике углубление, по профилю соответствовавшее рельефу спины, застелил его одеялом, улегся удобнее и стал смотреть на лунную дорожку. Таинственно блестя, живое небесное серебро тянулось к берегу по сонной темени спокойного моря. Ему, земному и зарывшемуся в землю, захотелось что-то сочинить, блеснуть мыслью, как дорожка, и он придумал, что если бы рядом сидел человек, пусть даже бок об бок сидел, то он видел бы не дорожку Смирнова, а свою, единственную и неповторимую, тянущуюся не куда-нибудь, а к его собственным глазам. Сочинив по этому поводу эгоистическую фразу «Лунная дорожка у каждого своя», он дождался падения звезды, загадал, чтобы у него с дочерью было все хорошо, и уснул.
Буря началась в третьем часу ночи. Вмиг разбуженный наскочившим ливнем, он вытянул из-под себя пленку, укрылся, уселся на рюкзак и стал неприязненно смотреть на распоясавшуюся природу.
Небесная влага лилась сплошным потоком.
От ярившихся молний было светло, море свирепело.
Когда взбесившиеся его волны рычали у самых ног, сверху, с волноотбойной стенки им пришла подмога - хиленький, но сель. По наущению отца-ливня, он сорвал с жертвы пленку, огрел песком и гравием, охладил и вымочил с головы до ног.
Молнии взорвались громом аплодисментов.
«Бис! Бис!» - засвистел ветер.
Смирнов испугался. Холодная дрожь затрясла растерявшееся тело.
«Что делать? - сжался он в промозглый и противный самому себе комок. - Бежать? Куда? Нет, надо терпеть... Не сахарный, не растворюсь. Вот только бы молнией не шибануло».
Терпеть и мокнуть пришлось вечность. Лишь под утро опустошенная ливневая туча подалась к востоку, и небо поблекло. Однако ненадолго - через полчаса приползла другая небесная цистерна, и все началось с начала...
Только к рассвету дождь истощился до мороси, и Смирнов, изможденный и мокрый до нитки, кое-как выжался, собрал рюкзак и, метров двести протащившись с ним, сочившимся влагой, обнаружил, что мучился рядом с уютным поселком под названием Каткова Щель, в котором на каждом доме куксились пропитанные пессимизмом фанерки с одной и той же надписью «Сдается комната».
Через пятнадцать минут в пятидесяти метрах от моря за семьдесят рублей в сутки он снял у семьи измученных жизнью алкоголиков летнее строение. Комнатка, перед входом в которую лежала новехонькая могильная плита в форме косого паруса, была крохотной; в ней пахло сыростью и мышами. Ему и в голову не пришло поискать что-нибудь другое - сверху не течет, ну и ладно.
Солнце выглянуло только через три дня, и он, уставший спать и ютиться, уехал на электричке в Туапсе. Накупив там продуктов на пару дней, пошел к Ялте, каждый день проходя километров по пятнадцать-двадцать. Или по пять, если не шлось.

2.

- Интересно, какая она? - задумался Олег, отведя глаза от смягчившегося за ночь лица Галочки. - Какая? Никто этого не знает, никто, кроме ее самой. Да, кроме ее самой. Потому что когда ты с ней, глаза перестают видеть.
...А этот Карэн - голова. Толковый мужик. Всего лишь за год выстроил красавец-отель у самого моря. Лучший в Анапе. Настоящий дворец в шесть этажей, чем-то похожий на корабль, мчащийся на всех парусах. И название сочинил неплохое и в масть - «Вега-плюс». Номера - от грошовых до президентских. И в каждом - постоянная хозяйка. Это он так придумал - номера с постоянными хозяйками. Платишь деньги и получаешь семью, можно даже с премиленьким ребеночком, который будет называть тебя папочкой и которого можно шлепать по заднице и ставить в угол. И с тещу с тестем можно заказать на Читать далее...

Привет, 1 (один) посетитель на линии.
Я знаю, кто ты. Ты все обо мне знаешь, и потому тебе скучно.
Этот посетитель - я сам.

18:08 Привет!
Привет 13 читателей в день!
Это ради вас, чертовой дюжины я изгаляюсь, пытаюсь что-нибудь оригинальное придумать, заинтересовать Вас. Пытаюсь найти в своих книжках интересные места. Пытаюсь Вас услышать. Хоть ругань, хоть мат, ведь ругань и мат - это интерес, это вывод из равновесия. Нет, я искалечен вами. Я - шут, я неполноценен вашей мне необходимостью. Как мне хочется стать Улиямом! Как хочется, чтобы мою жену-суку трахали в ванной, как хочется иметь самые чудесные пустые глаза
по эту сторону Эль-Пасо...


мой друг Уильям счастливый человек -
чтобы страдать, ему не хватает воображенья
он сохранил свою первую работу
первую жену
он может проехать пятьдесят тысяч миль
ни разу не тормознув
он танцует, как лебедь
у него самые чудесные пустые глаза
по эту сторону Эль-Пасо
его сад - это Парадиз
у него не бывает стоптанных ботинок
у него крепкие рукопожатия
люди его любят
когда мой друг Уильям умрет
вряд ли это случится от безумия или рака
он пойдет мимо дьявола
и вступит в рай
вы увидите его сегодня на вечеринке
он будет улыбаться
попивая мартини
полный блаженства и упоения
пока какой-нибудь малый
ебет его жену
в ванной.
Мой друг Уильям, Чарльз Буковски.

Как хочется послать вас всех, но не могу.
Вы мне нужны.
Как воздух, как пространство, Потому что среди вас - "Другой".
Все вы - это "Другой".


Когда появляется Другой, он разом овладевает всем тем, что нам не дано узнать. Он - вместилище нашей тайны, всего того, что живет в нас, но не может быть причислено к истине. Он не является вместилищем ни нашего подобия, ни нашего различия, ни идеальным воплощением того, что мы есть, ни скрытым идеалом того, чего нам недостает, - он вместилище того, что ускользает от нас, место, через которое мы ускользаем сами от себя. Этот Другой - не воплощение желания или отчуждения; он - воплощение помутнения разума, затмения, появления и исчезновения, мерцания существа. Ведомо, что понятие Другого никогда не возможно объяснить, прибегая к словам, выражающим желание; ведомо, что субъект ошибается, стремясь к тому, что он любит; ведомо, что каждое высказывание ошибочно в своей безнадежной попытке выразить то, что оно стремится выразить. Тайна всегда принадлежит искусственному. Это и вынуждает искать Другого не в ужасающей иллюзии диалога, но устремляться в своих поисках в иные места, следовать за ним подобно его тени, очерчивая вокруг него некую линию, навсегда отказавшись быть самим собой, но не став при этом окончательно чуждым самому себе, следовать, не вписываясь в образ Другого, в эту странную форму, пришедшую извне, в это тайное обличие, повелевающее событийными процессами и необычайными экзистенциями. Другой - это то, что позволяет мне не повторяться до бесконечности.
Ж. Бодрийар «Прозрачность зла».

Нет, все же идите.

Пришел я в себя в хорошо знакомом мне месте, месте в котором прошли одни из самых душещипательных минут моей жизни.
Я пришел в себя в склепе. В бедре ныла рана. Рядом с ней сидел лис.
Сидел и смотрел на меня как на старого, аппетитного друга.
«Ахмад-шах с Хароном заодно... Все они заодно, - подумал я, воткнувшись взглядом в каменистые своды. - Второй раз мне отсюда не вырваться... Хотя... Может быть, Лейла сможет что-нибудь предпринять? Она же на все пойдет, чтобы выручить меня, на все. Нет, не хочу, не хочу, чтобы спасала, не хочу, чтобы рисковала жизнью! Пусть сидит дома, пусть идет в жены к этому гаду... Пусть спит с ним, толстомясым, пусть делает все, что ему захочется... Пусть делает все, чтобы родить мне девочку... Не мне, себе... Меня уже не будет, от меня останутся одни только кости, точнее, те из них кости которые не сможет разгрызть это мерзкое животное».
Я посмотрел на лиса. Он явно раздумывал, приступить ли ему к трапезе прямо сейчас или оттянуть удовольствие минут на пять.
- Ты, сволочь, - обратился я к нему сквозь зубы, - ты, что, думаешь у тебя целая гора мяса, и что тебе ее хватит на всю жизнь? Ошибаешься, жестоко ошибаешься, мерзкая, тупая тварь! Меня хватит тебе максимум на месяц, потом ты примешься глодать мои кости и проклянешь меня за их крепость. А потом ты умрешь, и тебя сожрут мухи! Ты видел когда-нибудь сдохшую на дороге кошку? Мерзкое, я тебе скажу, это зрелище. Оскал, шерсть клочьями, ребра наружу и смрад. Вот что тебя ждет, поганое животное, вот ради чего ты родился на свет!
Лис отвел глаза в сторону. Представил, наверное, кошку с ребрами наружу. Его воистину человеческая реакция на мои слова, придала мне сил, и я вновь обратился к нему:
- А ведь мы с тобой могли бы договориться. Если бы, конечно, ты не был так непроходимо туп...
Лис поднял на меня глаза. Они были настороженно-внимательными.
- Да ты туп, туп и жаден и потому никогда не сможешь использовать свою законную добычу с максимальной эффективностью. Не сможешь даже в такой критической ситуации. И этим ты очень похож на людей, которые используют свое богатство и достояние для скорейшего приближения к духовной и физической смерти...
- Ну, это ты загнул! - прочитал я в глазах лиса. - Не мог бы ты перейти ближе к телу? И без всяких словесных выкрутасов, так любимых болтливыми людьми?
- Фиг тебе! - выпалил я, чувствуя, что инициатива переходит ко мне.
- Ну, как хочешь, - повел мордочкой лис, и по-хозяйски оглядев мое распластанное по земле тело, подошел к здоровому бедру и прикусил его.
- Эй, эй! - вскричал я. - Осади, сдаюсь!
Лис разжал челюсти, усмехнулся (клянусь!) и, приказывая, дернул носом снизу вверх:
- Говори, что там у тебя.
- Тупица рыжая. У нас, в России, лисы славятся умом, а вы тут деградировали...
- Питание хреновое, понимаешь... - погрустнел лис. - Зелени свежей совсем нет, сахаров, водички чистой... Говори, давай, не тяни. Я вспыльчивый от постоянного перегрева и беготни. Будешь резину тянуть, нос отгрызу, гадом буду, отгрызу.
- Ну, ладно, - сжалился я. - Понимаешь, мы с тобой кардинально отличаемся. Ты можешь съесть меня, но не можешь отсюда выбраться. А я не могу тебя съесть (вонючий ты, потому что), но могу, при некоторых условиях, конечно, разобрать выход. Фамеди< Понимаешь? (иранск.).>?
- При каких это некоторых условиях?
- Тупица рыжая!
- Слушай, хватит изгаляться, а? Мне Аллах дал ровно столько ума, чтобы добыть себе мышку и не обожраться до смерти, если он пошлет мне целую гору умного мяса.
- Веревки...
- Что веревки? - оглядел лис стягивающие меня путы.
- Ты можешь освободить меня от них...
- А... - разочаровался лис. - Веревки... Я их разгрызаю, затем ты, третьи сутки голодный, съедаешь меня или просто берешь за задние ноги, трахаешь пару раз об одну стену, пару раз о другую, а потом выбираешься на волю с чувством выполненного долга и моими мозгами на одежде! Да, я об этом варианте своего спасения как-то не подумал...
- Да не буду я тебя жрать. И трахать тем более. В тебе, небось, столько фауны и флоры сидит, что без печени и мозгов через два дня останусь... Слушай, а почему ты сказал, что я здесь третий день сижу?
- Третий день, потому что третий день, - ответил лис задумчивыми глазами...
«Значит, я два с половиной дня провел без сознания... - задумался я. - Да, палка у того белуджа была знаменитой... Но вот почему голова болит не так сильно?»
- Ну, хорошо, уговорил, - смягчившись, уставился в меня лис. - Перегрызу я тебе веревки... Но так как я все-таки рискую, позволь мне получить некоторую компенсацию...
- Мяску из моего бедрышка?
- Да. Всего лишь один байт< Bite - укус.>, хорошо?
- Ну ладно, валяй. Но только не очень усердствуй, а то потом я тебя точно съем с потрохами, из вредности и мести. Да и рану залижи. Говорят, у вас слюна асептическими способностями обладает.
- Хорошо, - ответил лис недобрым взглядом и, не мешкая, вцепился в мое бедро.
Он не успел вырвать у меня уговоренный кусок мяса - снаружи раздались звуки. Они доносились издалека. И, Читать далее...

КОТ В САПОГАХ, МОДИФИЦИРОВАННЫЙ

Руслан БЕЛОВ
1. Кому нора, а кому и дыра...

Мне достался кот. Старший брат к своей усадьбе близ Рублевки получил уютную двухэтажную виллу на Юго-западе и новенький синий «Опель» престижной модели, среднему достался дом на побережье, естественно, Испании и еще один в Буэнос-Айресе. Что ж, они знали, где почесать у тетки.
А мне, невежде, достался черный кот, плюс - стал бы я за ним ездить, - особняк в деревне, в котором он проживал. В последний, оказавшийся относительно упорядоченной грудой досок, прикрытой прогнившим толем, я не пошел - побоялся вымазаться, да и обрушиться от свежего осеннего ветерка он мог только так. Постояв посередине единственной сотки и поглазев на буйство беспризорной природы, я удрученно развел руками и пошел на станцию. Большой, уверенный в себе черный кот, потом я назвал его Эдгаром, вошел в электричку следом, и мне не хватило духа выбросить его в окно. В вагоне, почти пустом, я сел у окна; он устроившись напротив, принялся полосовать меня желтыми зенками.
Мне, намеревавшемуся сладостно поплескаться в философской книжке Кьеркегора, стало не по себе, вспомнился «Черный кот» Алана Эдгара По. Я воочию увидел обезумевшее животное, случайно замурованное в стену вместе с трупом женщины, животное, страшно щерящееся, сидя на раскроенной топором голове. Брр!
- Недобрый знак, что-то меня ждет, - подумал я. - Он навязывается мне, как кот Эдгара По навязался своему хозяину.

***

В приметы я начал верить недавно, а именно с тех пор, как пару месяцев назад шел на службу и прямо передо мной брякнулся на асфальт здоровенный ворон, черный, как смоль. Несколько секунд он лежал, глядя на меня с ужасом, затем испустил дух. На работе, в курилке, я, все еще находившийся под впечатлением увиденного, спросил коллегу, известного знатока черной магии, астрологии и народных примет, что этот эпизод может мне предвещать. Он, посмотрев сочувствующим взглядом, сказал, что, скорее всего, в ближайшем будущем меня, либо моих ближайших родственников ждет что-то нехорошее, вплоть до летального исхода, ибо примерно та же история случилась с Александром Македонским перед самой его смертью от цирроза печени.
И что вы думаете? Коллега оказался прав!
Через неделю тетка Виктория, молодая еще восьмидесятилетняя женщина, внезапно занемогла, гуляя с молоденьким гаучо по морскому бережку Аргентины, и через неделю угасла в расцвете коммерческих сил (их бы мне наследовала, не кота). И вот, вследствие этой смерти, предсказанной вороном, этот кот, черный, как смоль, сидит и смотрит на меня, как на свою законную собственность.
Как тут не поверишь в приметы?..

***

Надо сказать, тетка была права, так несимметрично разделяя наследство - среди близких родственников я слыл непутевым, и слыл, по крайней мере, с первого класса. Почему? - спросите вы? Да потому что держал в доме трех лисят, приобретенных в зоомагазине вместо школьных завтраков, в саду рыл норы и пещеры, вместо цветных йогуртов обожал сгущенное молоко и систематически являлся домой с двойкой по чистописанию, а также с расквашенным носом и синяком на глазу, а то и на двух. Родители не знали, что получал я кулачные травмы, защищая братьев, учившихся во втором (средний брат), и в третьем классе (старший). Они молчали, и я становился в угол или лишался сладкого, но, тем не менее, на следующий день или неделю, увидев, что бьют «ябеду», то есть среднего брата, или «задаваку» - старшего, закрыв глаза, бросался со сжатыми кулаками на ребят, ничего кроме уважения, у меня не вызывавших. Братья всегда ходили чистенькими и умненькими, боялись червяков и ангины, любили обклеиваться пластырями телесного цвета и расцвечиваться зеленкой, говорили «добрый день, милая тетушка» и «ах, тетушка, как вы умны», дарили ей самодельные оды («Тетя Вика, вы как клубника») и рисунки маслом на холстах, на два порядка уступавшие обезьяньим (Ах, ах, как талантливо, как свежо, как искренне», - расцветала тетка), а я, чумазый, с распущенными шнурками, выращивал в огороде репу, чтоб как в сказке вытянуть всей семьей, и, увидев тетушку, замечал, что «надо больше двигаться, а то скоро в эскалаторе застрянете со своей фигурой». Папа мой (в памяти он всегда сидит в плетеном кресле с многостраничной газетой, полной таинственных диаграмм и таблиц), когда я прибегал к нему с чудесным махолетом, собственноручно изготовленным, но почему-то не желавшем летать, смотрел на меня, как на доморощенного Иванушку Кулибина, не читающего газет, и потому не знающего, что на Западе все давно изобретено и все давно летает, и потому не стоит ничего придумывать, а надо просто вынуть бумажник и купить то, что хочется или нужно. Мама моя меня любила (и по-прежнему любит), но как дичка, плоды которого никому не пригодятся.
В конечном счете, умные мои братья то так, то сяк, стали выглаженными юристами-экономистами не-сунь-палец-в-рот, а я, глупый, с репой, махолетом и какими-то не такими мозгами - геологом. Да, геологом, всю Читать далее...

Испугалась. Двойственное чувство.

http://www.litportal.ru/genre40/author1626/book9804.html

...Время шло, и Хирург перестал замечать Дашино лицо. Нет, он смотрел на него, но видел другую Дашу. Ту, которую впервые увидел близорукий одноклассник. Они подолгу разговаривали. В последний день постельного режима разговор зашел о мироощущении.
- Вот был такой фильм - «Матрица». Ты видела?- спросил Хирург после того, как они поговорили о Козлове, только что завезшем трехлитровую банку теплого еще молока.
- Так, краем глаза. И ничего не поняла.
- Там один человек, и некоторые другие тоже, начинали чувствовать, что живут они в фальшивом мире. Одни, как Козлов, чувствовали это интуитивно третьи - осмысляя мир философски, четвертые - исходя из наблюдений. И, в конце концов, оказалось, что они правы. Не будем говорить - роботы, скажем - некие силы, использовали людей для выработки биологической энергии, а чтобы эта энергия образовывалась, в мозги им по проводам заправляли ощущение жизни...
- Ощущение жизни?
- Да. Люди сидели в колбах, заполненных физиологическим раствором, и искренне полагали, что работают, любят, путешествуют, рожают и воспитывают детей. Я сначала не понял этого фильма - как ты смотрел краем глаза. А когда посмотрел во второй раз, уже оказавшись на улице, до меня дошло, что мы все живем в точно таком мире. Некие неведомые силы используют нас, создав подходящий для этого виртуальный мир, а мы думаем, что этот мир естественный... Думаем и живем в нем, хотим его исправить, хотим изменить хотя бы свою его частичку. Но никогда не исправим и не изменим, потому что на самом деле живем в колбах.
- К чему ты это?
- А к тому, что не только я понял, что живу в колбе. Чихай это понял, Козлов подсознательно понимает...
- Я читала в одной книге что-то похожее. Там герой, сумасшедший, разговаривал с Богом. Этот человек говорил, что ему кажется, что Бог людей выращивает для получения душ. Как бройлеров. По определенной методике. Сон, еда, работа, развлечение. Сон, еда, прогулка. Сон, еда, работа, развлечение. Сон, еда, работа, развлечение... А для увеличения душевных привесов повсюду лозунги распространяет: «Знания умножают печали», «Смирись», «Все - суета сует и всяческая суета» «Блаженны нищие духом» и так далее...
- Интересная мысль, - улыбнулся Хирург.
- И еще я читала один фантастический рассказ. Там инопланетяне захватили Землю и сделали из нее ферму для получения высококачественного человеческого желудочного сока... Нужен он им был жизненно. И знаешь, люди очень скоро привыкли к новому образу жизни. Потому что за свой желудочный сок они прилично получали... И могли жить по-человечески... Меня этот рассказ задел - мне показалось, что и я в своей конторе желудочный сок сдаю.
- Я читал эту вещь...
- А сейчас... Знаешь, что мне сейчас кажется? Сейчас, когда я встаю, нет, уже встала на ноги?
- Что?
- Что люди выдумывают всю эту чушь из головы, чтобы оправдать свою жизненную импотенцию. Вот ты специально понял, что живешь в колбе и дышишь не воздухом а физиологическим раствором, чтобы оправдать свои неудачи, чтобы свалить их на некие могущественные сверхъестественные силы. Ты не смог работать с людьми, не смог найти себе хорошую женщину, не смог придумать цели...
- Это ты говоришь!? - рассердился Лизоносов. - Ты, которая сама спряталась в колбу! Всю жизнь карманные мясорубки рекламировала и на даче в высоких гладиолусах пряталась!
- Мне по жизни мало хорошего досталось. Тебе Бог дал много больше, и ты все равно спрятался. Наверное, у тебя «нарушено кровоснабжение правого полушария мозга и пара пустяков с почками, печенью и желчным пузырем».
Они засмеялись.
- Я вытащу тебя из твоей колбы, почти уже вытащил, - сказал Хирург успокоившись. - Только знай, что человек выскакивает из одной колбы, чтобы попасть в другую. Потому что реальный мир состоит из колб или луз, в отличие от выдуманного, состоящего из RAM-радости, флоппи-любви и CD-верности.
- Давай, мы забудем об этой чепухе и выдумаем свой мир? Ты же выдумал мне лицо? И внизу все переделал. А я выдумаю тебе радость, любовь и верность? Так выдумаю, что ты до конца своих дней будешь в них верить?
По глазам Даши было видно, что она что-то пытается вспомнить.
- Давай... - недоверчиво улыбнулся Лихоносов. - У Николая Доризо есть строчки «Ты обмани меня, но так, чтоб не заметил я обмана». Я всю жизнь хотел, чтобы мои женщины меня обманывали. Но они не удосуживались.
- Не стану я тебя обманывать. Я просто все выдумаю, как Пушкин выдумал «Евгения Онегина».
- Женские выдумки сильно отличаются от реального мира... Да что говорить, давай посмотрим, что у нас выйдет. Ты о чем думаешь?
- О, Господи! - вмиг побледнела Даша.
- Что с тобой? - испугался Лихоносов.
- Я вспомнила!
- Что ты вспомнила? Говори!
- Этот человек... Который хотел меня задавить у дома... Мне тогда показалось, что он кого-то напоминает... Какого-то артиста. И Читать далее...

Вечер этот пройдет, завтра он будет другим,
В пепле костер умрет, в соснах растает дым...
Пламя шепчет: «Прощай, вечер этот пройдет.
В кружках дымится чай, завтра в них будет лед...»
Искры, искры в разлет - что-то костер сердит.
“Вечер этот пройдет” - он, распалясь, твердит.
Ты опустила глаза, но им рвануться в лет -
Лишь упадет роса вечер этот пройдет...

Вечер этот прошел, он превратился в пыль.
Ветер ее нашел и над тайгою взмыл.
Солнце сникло в пыли, светит вчерашним сном.
Тени в одну слились, сосны стоят крестом.
В сумраке я забыл запах твоих волос.
Память распалась в пыль, ветер ее унес.
Скоро где-то вдали он обнимет тебя
И умчит в ковыли пылью ночь серебря...


Пятно на стекле...
Это я, прикоснувшись лбом,
Смотрел на цветущую сливу.

http://zhurnal.lib.ru/b/below_r_a/
http://www.litportal.ru/all/author1626/
http://www.diary.ru/~outspase/

Вот мой дневник.
http://www.diary.ru/~outspase/
Плюются читататели...
Плюются на мое "Понимание Бога".
А ведь Кьеркегор говорил, что можно верить лишь в АБСУРД.
А что абсурднее "Понимания"? Ничего. Читатели своими плевками и оскорблениями это доказали.


http://www.diary.ru/~outspase/
http://zhurnal.lib.ru/b/below_r_a/
http://www.litportal.ru/all/author1626/