Маски всего лишь не позволяют разлетаться вирусу дальше 2м. Кстати, в Москве каждый двухтысячный заболел коронавирусом. А сколько их, не выявленных, шатается по городу? Вчера столкнулся с одним в магазине. Он, надрывно кашляя, шел к полке со спиртным, с ним была симпатичная девушка. Умирать, так пьяным, да на девушке? Еще из толпы прихватить   с собой для компании десяток-другой сограждан?

Сказка о смерти и великом визире
(Пересказ)
Однажды великий визирь Бухарского ханства обдумывал дела свои в дворцовом парке, и надо же, из-за куста жасмина - он цвел в ту весну особенно пахуче, - вышла к нему Смерть, погрозила зло бесплотным пальцем и тут же растворилась в воздухе, как и не было ее. Великий визирь заволновался, бросился к хану, рассказав о страшной встрече, попросил разрешения скрыться от Костлявой на самой резвой лошади. Хан не возражал, и царедворец поскакал во весь опор к родному Самарканду. В отеческом доме бросились к нему обрадованные дети, жёны и тёщи, которых он не видел много месяцев, и тут, заставив мгновенно обернуться, легли на его плечо ледяные персты Смерти.
- Пошли со мной, - сказала она бесстрастно. - Земной твой путь закончен.
- Как скажешь... - тяжело вздохнул визирь. - Вот только скажи, почему ты в Бухаре мне пальцем грозила?
- По спискам моим ты должен умереть в минуту эту здесь, не в Бухаре...

Я пил чай, когда он пришел, то есть воплотился вместе с чашечкой дымящегося кофе (он всегда приходит со своим, замечательно пахнущим поджаренными грехами всего человечества). Показывали "Время покажет", которое никак не могло объяснить, почему Россию кормят чилийским лососем за 1700, а не камчатским, которого "завались" и которым кормят весь Китай и всю Японию.
- А твой любимый президент обещал лет семь назад, что завалит всю Россию дальневосточной рыбой, - посмотрел Мефистофель мне в глаза. Я зову его Мефистофелем, не звать же Дьяволом, Сатаной или Чертом? "Мефистофель" звучит как-то по-домашнему, ведь литературный персонаж.
- Так там, наверху, столько дерьма вокруг него, наверное, иной раз и дернуться боится, чтобы воздух не испортить.
- Да ладно тебе! - махнул он рукой. - Вот скажи, что он за свои 20 лет сделал?
- Воссоздал армию и флот, теперь нас все боятся...
- Армию и флот он воссоздал, чтобы за ним не пришли, как за Саддамом и Каддафи.
- Ты уж слишком!
- Ничего не слишком. Народу не нужды Саддамы и Каддафи, народу нужна доступные красная рыба, мясо и развлечения.
- Ты никак коммунистом заделался?! - удивленно посмотрел я ему в глаза.
- А я и не делался. Я всегда был коммунистом, ты что газет не читаешь и Жириновского никогда не слушал?
- И в Аду у тебя коммунизм?! От каждого по способностям, каждому по потребностям?
- Нет, - погрустнел Мефистофель. - У нас там пока социализм, то есть от каждого по способностям, каждому по труду, земному, естественно.
- Ты что так расстроился?
- Да понимаешь, появились у нас там людишки, Верховный Совет агитируют созвать, в общем, все почти как перед развалом СССР. Представляешь, что будет, если в Аду появятся свой Ельцин с олигархами, свой Чубайс, свой Березовский?

Я реально ужаснулся. С одной стороны, наверняка возникнут перебои с углем для поджаривания грешников, задержка зарплат чертям и так далее, а с другой стороны, олигархи разделят Ад промеж себя на радость жуликам, и гореть будет один простой народ, который в Ад по мелочи попадает...

- Ты что так скис? - осклабился Мефистофель.
- Да так...
- Не смотри эту фигню, и все будет хорошо. Они правду-матку с утра до вечера режут, зарезали давно, а все режут и режут за сребреники.

Мефистофель щелкнул пальцами и телевизор выключился. Из него к потолку потянулся сизый, едко пахнущий дым. Рот мой самопроизвольно открылся. Представив будущее без телевидения, я ужаснулся вновь.
- Это шутка, шутка! - захохотал мой гость и тут же дым исчез, а экран засветился знакомыми кадрами фильма "Они сражались за Родину"...
proza.ru/2020/03/23/2008

Когда ему надоедало быть трезвенником, он брал небольшую крестовую отвертку, вставлял ее под прямым углом в левую ноздрю и, найдя головку винта, поворачивал его на 45 градусов против часовой стрелки. После этого ему сразу хотелось португальского портвейна, он одевался и бежал в магазин, раздумывая, что стало бы с ним, если бы он повернул винт на 90 градусов. Только раздумывал, потому что он никогда не экспериментировал с собой - это было опасно. Иногда ему надоедала жизнь отшельника, и тогда он брал маленькую шлиц-отвертку, вставлял ее под прямым углом в правую ноздрю и, нащупав прорезь винта, поворачивал его на 90 градусов по часовой стрелки, после чего неодолимой силой его направляло к телефону и заставляло звонить Люсе и неделю заниматься с ней любовью. У него было много таких винтиков в разных отверстиях тела, и потому жизнь его текла в русле здравомыслия, потому что выпив ящик портвейна, он понимал, что пьянство - это нехорошо и очень быстро возвращался в прежнее состояние, не борясь с безволием и инертностью, как это делают обычные люди, но возвращая винтик в прежнее положение. Одно его мучило - он не знал предназначения восьми винтиков. Восьми! Он думал о них постоянно, воображая, как от поворота одного из них на энное количество градусов вырастут крылья или откроется талант Паганини, от вращения другого он закономерно станет Президентом своей страны и спасет, наконец, ее население от нищеты. А может станет свиньей и хамом, и его зарежут в азербайджанском ресторанчике... proza.ru/2020/02/19/1489

Эту человеческую новеллу я прочитал много лет назад, в юношестве, и с тех пор она стала моей физиологической частью, частью моей крови. К сожалению, имя автора не запомнилось - одно название, - и все интернетовские поисковики не смогли ничем мне помочь. Помню лишь, что написавший ее человек то ли датчанин, то ли прочий швед или голландец. Вот ее краткое содержание:
Один обыденный молодой человек работал в обыденной фирме. Все у него было расписано по часам и минутам: подъем, завтрак, двадцать минут пешком до работы, восемь часов перебирания бумаг за конторским столом, возвращение домой на съемную квартиру, ужин, сон. Так каждый будний день на протяжении лет. Видимо, этот одинокий человек мало зарабатывал и не имел собственного крова, потому знакомой женщины у него не было, по крайней мере, в новелле ничего об этом не говорится, как и о том, чем он занимался в выходные.
Так вот, однажды фирма что-то праздновала, наш молодой человек немного выпил, потому раньше лег и раньше встал. Позавтракав, он вышел на улицу, посмотрел на часы и решил прогуляться, то есть пойти на работу дальней дорогой. Он шел со своей тросточкой, удивляясь необычной для него ситуации некой свободы, что-то обещающей, шел, поглядывая по сторонам, рассматривая вывески и витрины магазинов с окороками и колбасами, туго перетянутыми веревочками. Где-то в конце пути, распахнулось наверху окошко, спешно, кажется, распахнулось, в нем появилась опрятная старушка, появилась, спросила дружески:
- Скажите, пожалуйста, который час?
Молодой человек ответил и через десять минут сидел за рабочим столом, ни о чем не думая, кроме как о своей бумажной работе и необходимости сделать ее хорошо. Вернувшись домой, он поужинал, почитал, может быть, книжку или просто постоял у окна, выглядывая что-то человеческое в людях, продвигавшихся внизу по своим делам или просто так, в свое никуда. Постояв до сумерек, умылся, почистил зубы, лег спать.
Проснулся наш молодой человек много раньше положенного времени, потому что в конечном сне понял, что ему нечем будет жить, если он не пройдет вчерашней дорогой.
Он пошел ею, и снова отворилось окошко, снова в нем появилось причастно улыбающееся лицо, и снова он услышал лично к нему обращенный вопрос:
- Скажите, пожалуйста, который час?..
С тех пор молодой человек вставал раньше. Вставал раньше, чтобы растворилось окошко и в нем появилось что-то лично ему принадлежащее. Что-то, чему он лично принадлежал. Улыбка, секундное единение, повод ждать.
В конце финансового года на фирме случился обычный завал. Наш герой работал до полуночи, на следующее утро проспал и был вынужден бежать на службу кратчайшей дорогой. Весь день он нервничал, даже пролил кофе на брюки, что-то невпопад ответил шефу, а ночью вовсе не спал, ожидая утра и дальней дороги.
К знакомому окошку он постарался подойти не раньше обычного. Оно не отворилось. Вбежав в дом, он узнал, что вчерашним днем старушка умерла.
proza.ru/2013/09/30/165

Мои скульптуры из берегового мусора proza.ru/2012/04/10/1492
На изображении может находиться: 1 человек, стоит, обувь и на улице

Когда твердят, что солнце — красно,
Что море — сине, что весна
Всегда зелёная — мне ясно,
Что пошлая звучит струна...

Мне ясно, что назвавший солнце
Не иначе, как красным, туп;
Что рифму истолчёт: «оконце»,
Взяв пестик трафаретных ступ...

Мне ясно, что такие краски
Банальны, как стереотип,
И ясно мне — какой окраски
Употребляющий их «тип»...

И тем ясней, что солнце — сине,
Что море — красно, что весна —
Почти коричнева!.. — так ныне
Я убеждаюсь у окна...

Но тут же слышу голос бесий:
«Я вам скажу, как некий страж,
Что это ложный миг импрессий
И дальтонический мираж...»

Изменить бы! Кому? Ах, не всё ли равно!
Предыдущему. Каждому. Ясно.
С кем? И это не важно. На свете одно
Изменяющееся прекрасно.

Одному отдаваясь, мечтать о другом —
Неиспробованном, невкушённом,
Незнакомом вчера, кто сегодня знаком
И прикинется завтра влюблённым...

Изменить — и во что бы ни стало, да так,
Чтоб почувствовать эту измену!
В этом скверного нет. Это только пустяк.
Точно новое платье надену.

И при этом возлюбленных так обмануть,
Ревность так усыпить в них умело,
Чтобы косо они не посмели взглянуть, —
Я же прямо в глаза бы посмела!

Наглость, холод и ложь — в этом сущность моя.
На страданья ответом мой хохот.
Я красива, скользка и подла, как змея,
И бездушно суха, как эпоха.

Ты пришла в шоколадной шаплетке,
Подняла золотую вуаль.
И, смотря на паркетные клетки,
Положила боа на рояль.

Ты затихла на палевом кресле,
Каблучком молоточа паркет...
Отчего-то шепнула: "А если?.."
И лицо окунула в букет.

У окна альпорозы в корзине
Чуть вздохнули, - их вздох витьеват...
Я не видел кузины в кузине
И едва ли я в том виноват...

Ты взглянула утонченно-пьяно.
Прищемляя мне сердце зрачком...
И вонзила стрелу, как Диана,
Отточив острие язычком...

И поплыл я, вдыхая сигару,
Ткя седой и качелящий тюль, -
Погрузиться в твою Ниагару,
Сенокося твой спелый июль..

Куры смеются!
Неделю назад Мантуров пообещал Путину наладить производство миллионов масок. Сегодня сообщили, что Россия закупила у Китая 35 миллионов масок!

Сейчас на всех ток-шоу смеются над Собяниным, поливающим Москву дезрастворами. Иногда смех прерывается словами "Деньги отмывают!"

Закрытие киосков в Москве нанесло сокрушительный удар по кормовой базе Роспотребнадзора. Но оставалось еще много предприятий, с которых можно было взимать дань. И тут пандемия! Закрылось почти все, одни продуктовые остались, причем сетевые, с которых много не возьмешь. И тут родилась блестящая идея! Тестирование! 10 000 000 москвичей Х 5000 руб = 50 000 000 000! Вот это деньги!
Короче, кому пандемия, кому мать родная.

Когда я умру, не размышляйте обо мне. Не найдя себе места среди вас, я стал ангелом, я летал над вами и собой. Летал, лишь для того, чтобы вам было теплее или прохладнее от лета моего. Да, многие называли меня курицей, но ведь помнится лишь похвала. Она врезается в память. Я пытался быть справедливым, и что? Своей справедливостью я казнил близких. То есть жил и заставлял жить...

Упивайтесь счастьем! Фотографируйте его! Сувенирте! Потому что случатся времена, когда вам придется доказывать себе, что счастье есть. Или, по крайней мере, было.

.

Эх, был бы я Путиным, я бы сказал своему народу: - Если через год мироеды меня не убьют, вешайте!
Меня бы точно убили, но потом вы выбрали бы такого же, как я, через 2 года другого, через три года - третьего. И вы сломали бы клетку, в которой живем, и стали бы слуги народа людьми, а не прожорливыми свиньями!

Вот говорят, тот Родину предал, этот королеве присягнул. Я ничего не говорю. Я настроил свой телек, и когда на экране появляется, к примеру, Брилев, телевизор переключается на другой канал. Это бы хорошо, да только иной раз и не упомнишь, на каком канале только что был...

Про маму и фотоаппарат ФЭД. Мать с отчимом в понедельник уезжают на полевые работы поле, а у нас с друзьями назрел пикник за городом. Причем, пикник замечательный - на каждого из нас приходилось по две девушки (это по статистике по две, а на деле у Сапова была Оля Гальцева без вариантов, у Лазариди - Валя, так что по жизни мне предстояла три дня отдыхать с четырьмя девушками. Подумав, я пригласил Игоря, чтобы было кому сплавить трех. Он согласился, мы поехали к нему за вещами, а потом ко мне. Пришли, естественно, веселые, и мама стала на рога. "Мать с отцом уезжают в поле на два месяца, а он на пикник собрался, да еще пьяный! Никуда не поедешь!"
Пожав плечами, мы с Игорем удались в мою комнату, стараясь не шуметь, выбросили рюкзаки в окно, и я пошел его "провожать". Мама нас увидела, когда мы, довольные своим вольтом, надевали рюкзаки. Увидела, и, высунувшись из окна, закричала - "Воры! Воры! Ловите!" Мы бросились прочь, но, к несчастью в соседней школе начинались уроки, и сходившиеся ученики организованно нас пленили. Пикник снялся с повестки дня, Игорь ушел домой, а я полез в ванну, чтобы никого из домашних не видеть. И надо же было такому случиться, что мать вошла, когда я, уйдя под воду, считал секунды. Подумав, что я решил в отместку утопиться, она схватила меня за волосы и со всех сил треснула головой о чугунную ванну. Я от растерянности и боли ушел под воду. На следующий день мама купила мне фотоаппарат с экспонометром, о котором я давно мечтал. Потом Сергей Лазариди сказал, что после пикника осталось семь бутылок вина - моя доля, и они их разбили.

В те времена у меня было 3 друга. Один школьный – Игорь Карнафель и 2 университетских: Сергей Сапов и Сергей Лазариди. Еврей, русский и грек.