Как же это у людей выходить быть "на волне"? Как же они успевают делать то, делать это. Делать всё. Тут дышать-то не успевает, а они.... Оглянутся на перекрёстке, поднимут свою изящную ножку на каблуках исчезнут, чтобы завтра Он прочитал о них в газетах, увидел репортажи, услышал по радио. Может быть, дело в том, что у Него непрестанно болит голова, и Он, искренне Веря в Божественное Исцеление, не может и мыслить о чём-то другом.
А было бы просто смехотворноо видеть Его носившегося из одного угла жизни в другой. Видеть, как Он сплетает воедино нити своего будущего.
Актёрам, порой, очень сложно. Но, наверное, безумно интересно. Играть Хаос.
Переверни страницу,
И не смотри назад.
Забудь про все,
Что мешает идти.
Сожми мою ладонь,
И посмотри вперед,
Забудь про все,
Что мешало бежать.
Все в наших руках!
Прямо сейчас!
На ваших глазах!
Прямо сейчас!
Рад видеть тебя здесь.
Хочу услышать твою лесть.
Запомни мой взгляд,
Почувствуй в нём яд.
Когда ты выбрал путь,
Что было не вернуть.
Кто рассказал тебе,
Что будет легко.
Смотри в мои глаза.
Увидешь в них себя.
Забудь про все,
Что мешало бежать!
Все в наших руках!
Прямо сейчас!
На ваших глазах!
Прямо сейчас!
Рад видеть тебя здесь.
Хочу услышать твою лесть.
Запомни мой взгляд,
Почувствуй в нём яд.
Come a little bit closer
And hear what I've got to say
Burning words of anger
Of hate and desperation
What if I break the silence?
What if I do forgive the past?
I know it might sound funny
To tell you what I felt
I mean I really loved you
It's a shame - my fault - I know
But why - but why
Why are you so stupid?
But why - but why
Why are you so stupid?
Fuck you and your killing lies
I hate your pissing attitude
Why did you have to go so low
Trueler - Copycat
What if I break the silence?
What if I do forgive the past?
Sucking like a vampire
The blood of all your friends
But sorry, my blood was poisoned
Now burn in hell
You killed the love
You killed the trust
What if I break the silence
What if I do forgive the past?
"Да здравствует Стриптиз Души, Господа и Леди!" - воскликнул старый японец, расекая себе седые волосы на груди, добираясь лезвием до самых своих кишок и уходя им в неизвестном направлении вниз. Отдавая себя Идее всегда есть опасность оказаться снизу того, кому Идея отдаётся. Эти Его мысли не стоили того, чтобы быть написанными, однако, влюблённость в свои же безумно пустые глаза и обмёрзшие пальчики на ногах не давала молчать. Для молчаний найдутся у Него в ванной пара мочалок. И поделом им.
Have I, without knowledge, made a subtle pass at you, or have the poses that are mine to strike then perhaps posed a threat to you?
Have I crossed the thin line now, that guards your un-enchanted barn, was it my simple friendliness that stirred the peasants, causing this alarm?
Hänsel, call your soldiers back, this witch sticks to her gingerbread.
Girlfriends, wives or fiancees will save your sacred straightness from disgrace.
Such ugliness laid eyes on you in conversation, plain to see.
Your signals, clearly advertising, stressing the obvious to me!
Oh, bite your tongue, is it too much to ask for, can’t you just for once, keep it in.
Oh, please don’t say it … - spare me your painful arrogance!
Hänsel, call your soldiers back, this witch sticks to her gingerbread.
Girlfriends, wives or fiancees will save your sacred straightness from disgrace.
Say:
Have I, without knowledge, made a subtle pass at you, or have the poses that are mine to strike then perhaps posed a threat to you?
Have I, out of saddest habit, stared for too long at one spot?
Or has my silence been mistaken for pondering on your private parts?
Hänsel, call your soldiers back, this witch sticks to her gingerbread.
Girlfriends, wives or fiancees will save your sacred straightness from disgrace.
Обнять за шею ребёнка,
И постараться не сломать ему жизнь.
Исцелит себя доктор,
Не бойся, не бойся малыш.
Теперь всё в порядке,
Мы можем идти танцевать,
А дядя в тельняшке
Придёт твои сны убивать.
Он ведь и правда думал, что праздник - это нечто интимно семейное, тёплое, радушное...родное. Представьте же его удивление, когда, выйдя из квартиры, Он обнаружил, что на каждом последнем столбе висят разноцветные шарики, гирлянды, стреляют петарды шальные дети, и в каждом, в каждом, дворе творитя праздничный хаос. Представили? Вот и Он не смог себе этого вообразить.
Оставались последние приготовления, когда в дверь постучались Скука и Обыденность. Давно не виделись, говорят, Ты как тут без нас? И странная такая тоска накатила, хоть иди в сортир вешаться на бельевых верёвках, прикрученных заранее чьей-то заботливой рукой к источнику Света - прозаической лампочке. И Праздник всем будет, и Ему хорошо. Ан нет. Не все пакости ещё сделаны на этом Свете, так что Тот Свет может пока дышать спокойно гарью и тленом своих обитателй.
Неся этот пафосный бред, Он не забывал о том, что в четверти квартала и в десяти часах от Его дома есть Любовь, и что вскоре они встретятся, а Он, как это бывало раньше, забудет, что такое "Жить".
С утра можно было бы написать что-то зверски интересное или, наоборот, неинтересно зверское, но.... Даже на это не было сил, чего уж там говорить о желании. Когда кажется, что вот это голубое полотенце над головой сейчас рухнет на Его пустую голову, вызвав в отсутствующих мозгах цепную реакцию из ряда вон выходящих взрывов прыщей на пятой точке какого-нибудь большого министра. Самому страшно становилось, если представлял такое в своих снах. Поэтому утро выдавалось на редкость дружелюбным и даже весёлым, чего не магла испортить даже маленькая, но ожидаемая неприятность, связавшая Его с неким Апостолом. Да и в рифме этого высказать было нереально, а что Он делает, когда не может писать? Првильно. Он не пишет. Или пишет. но не то, что хочет. и получается то, что получается. И Ему наплевать, как это выглядит. Пусть у этого хоть восемь половых органов и всего три четверти головы с половиной глаза в каждом ухе.
Съедает время жизнь, съедает, Друг Мой. И не оставляет даже огрызка от всего сущего и не существующего даже в Его замыслах. "Все вокруг галдят...." А Ему бы только выспаться. Потеряли оригинальность. А может её и не было. Банальность. Раздирающие единое на части слова. Хаос в чувствах. Хаос на сцене. Хаос в Душе.
Скажи, что не люблю -
Увидишь свои слёзы
В моих словах, в моих стихах
Раздастся возглас прозы.
Скажи, что сердцу наплевать -
И в луже расцветут сирени,
Растаешь в дыме сигарет,
Забудешь обо мне в апреле:
Весной всегда бывает тяжело,
Особенно, когда напьёшься
Таблеток, может быть, вино,
Пойдёшь стекла нажрёшься.
На утро голова болит,
В желудке будто режут вены -
Кто знает, может быть, и Ты,
А может кто-то, кто Тебе поверил.
Скажи, что не люблю тебя.
Скажи, не бойся, я в восторге!
От твоей глупости. Любя,
Прощу и горе опознаю в морге.
Один и тот же ритм изо дня в день. Одни и те же фразы, одни и те же мысли, не имеющие конца и края своего. Оставалось только надеяться, что хоть когда-нибудь эти мучения сойдут на нет по причине полнейшей опустошённости тела и духа. А стало быть и сердце забьётся совершенно в другом ритме. Дневник для него превращался из Оплота в Дом Негативных Эмоций. А почему бы и нет? Вокруг столько плакс, чихающих соплями на свою судьбу и клянущих людей, их любящих, что грех не покрасоваться табличкой: "я тоже так умею!" Возымеет ли это эффект? Возымеет, куда денется. Или Отымеет, что тоже немаловажно в тех порно-условиях, в которых оказались Его мозг и Душа. Какие интересные силки из ритма и рифмы.....
А что это за форма просторечий,
Где Ты употребляешь слово "мразь"?
Где Разум мыслями колонны душ калечит
Где поднимается над миром казнь?
Какого чёрта?
Вы устали биться?
За честь, Любовь, Паскудство пропустив в себя,
Я перевёл на Вас все стрелки -
Вы уж простите, я это любя.
На вашу печень возлагал надежды:
А вдруг себя проявит третий глаз?
А почему во лбу он должен быть? Конечно,
Практичнее, чтоб он смотрел вовнутрь нас.
Разрежьте странные предплечья ночи,
Пройдитесь скальпелем от головы до пят -
В крови измажьтесь. Между прочим,
Я был на вашем месте, только между карт
Я простирал пространство мирозданий:
Роптающих и веселящихся красот.
А что? Я не могу быть покаянием
Для Ваших неудавшихся высот?
Какого чёрта?
Вы устали биться?
Молитесь, коли нет сил даже встать!
Да бойтесь, коль претит вам даже помолиться,
Ведь всё равно боитесь, как бы перед Богом не насрать
В свои бездонные карманы денег,
В свои сердца, чернёные судьбой.
А сумерки сгущались - час отмерен.
Успейте дочитать журнал "PayBoy".
Чуть неуверенно. Под залпы Колыбели Сладострастий. Что бы ещё такое сотворить, чтобы разнести к чертям скупую реаль? Что бы такое ещё продумать, чтобы голова в конец наглоталась таблеток и послала сознание туда, куда ходят только портовые шлюхи по праздникам? Какого чёрта происходит в мире, и всё мимо? Вопросы, Вопросы, Вопросы. А времени нет. И Даже дышать не успевает. То сидит в своей норе, будто загнанный до потери ориентации гомосексуалист. То носится словно саблезубая бешеная белка по чёртовому колесу метро. Стало быть жив. и на том спасибо.
И умирают Святые,
А солнце-паганка смеётся над ними.
Дышать аж противно От солнечной гари и пыли.
И умирают Святые,
А люди всё так же заводят машины.
Смотреть невозможно на шумные драки в квартире.
И умирают Святые,
А сердце не хочет прощаться с любимым,
Оно неизбежно
Неинтересно
Раскроит свой разум посмертно. в Могиле.
Он не наживается на Смерти, но истинно скорбит и помнит о содеянном этим Человеком. Светлая Память.
Он презирал чужую Боль
И ненавидел свои Слёзы.
Он даже ел на ужин соль -
Хотел и в унитазе видеть звёзды.
Он, как дурак, гонял чертей,
Когда они в его мозги влезали.
Бедняк. Без дома. Без детей.
Он был судьбой. Его не признавали.
Писал стишки, когда не пил,
Гулял с соседской собачонкой.
Стонал, но шёл, когда хватало сил,
И падал под ноги Христу-мальчонке.
Он жил сто тысяч лет вперёд,
Когда людей ещё не стало.
Он был судьбой. Но тонкий лёд
На коже Солнце не признало.