Голодная женщина идет
Меж мавзолеев, меж больничных очеред.
Голодная в дали, снаружи
И изнутри -
Дух и мощи.
Голодная женщина
От зари, до зари
Готовит супы
Из собственной кости.
У нее нет мужа,
Нет сына,
Есть одна только дочь,
Что плачет голодной
Весь день и всю ночь.
Голодная женщина
Не свободна
И не сделает голодную свободной
Не один закон,
Не один мужчина,
Не один сумасшедший дом.
Голодная женщина
Ненавидит спать,
Ей снится сытая Божья Мать,
И Святому Духу не любит
Женщина ноги раздвигать.

Новое поколение уходит в экстаз
Новое поколение
Потерявшееся в правде, то лжи
Абстракционизме и Гениальности.
Новое поколение нас
Без рода и ценности,
Без Бога и верности,
Без пола и девственности.
Новое поколение
Вдыхающее героин
Борющееся с фантомом,
Что не победим
Новое поколение нас
Отца не имеющих
Выращенное матерями бредящими
Новое поколение
С телами тлеющими
Новое поколение нас
С глубокой пустой глаз
Тяжелой раной на душе
Поколение на отцовской войне
Живущее и не в реальности
И не во сне
Новое поколение нас
Вдыхающее углекислый газ
Поколение средь убитой природы
Алкоголь употребляющее в утробе
Поколение технологий
Поколение теорий
Поколение переевших
Поколение не доевших
Все равно и те, и те,
И те, и те,
И те, и те
На войне, Войне, ВОЙНЕ!


Разве в них будущее?

И тут встает один за другим,
Один за другим:
Те кто в коме, амнезии был
Те кто безбожно пил
Те кто банально глаза раскрыл
Их мозг, их мир не сокрушим
Их гены, как руки переплетены
-- все братья, все сыновья Земли.

Человек дворняга
Познавший много "ра-да"
Отравленный цианистым ядом
Убитый пулеметным зарядом
В его карманах денег нет
Его греет рассвет,
... свет, свет...

Человек бродяга
Что жил на хлебной крошке
Говорил правду, получал по бошке
Имеет мир, а не квартиру
Морщины, а не отшлифованную мину
Без денег, без стен, без времени,
Но в самом центре Круга
-- он Вселенная вырвавшаяся из круга.

Раз, два, -- , четыре, пять,
Свято руки буду целовать.
И с Венеры, да, на Марс
Глазами буду перелетать.
Все горные изгибы на руке твоей
Пройду рукой своей.
По рекам-венам проскользя
С запястья до дельта-треугольника.

Разбиваюсь об асфальт на кусочки водных капель.
Мне в любви любви не жаль,
Только мокренький мой плащик...
Прибежало мое время
И мне не куда от него бежать.
И Луна теперь, как бремя,
Глаз широкий округляет у окна:
Что ты смотришь, серебряный гений?
Ты же знаешь, что я теперь не одна.
Что зовешь меня, моя природа?
Зовешь и плачешь порой у окна,
Ведь тону не в свободных водах,
-- Утопаю в нем на всегда.

Слезы в тучах. В небесах
золотые купола.
На полу совсем одна.
Тело душиться в огне.
Тело нервом в потолке.
Тело веной на стене.
Тело голое мое пеплом,
пеплом чрез окно.
Угнетает тело томный звук теней
от деревьев веток и огней свечей.
Истекает кровью дождя вождь.
В черных косах тела
мечется чужая вошь --
Ложь. Точеный серп луны.
Капилляры света в
Черной мантии видны.
Сухая тишина.
Сухая комната.
Сухой стал дождь.
Высохло тело.
Всохла дрожь.
Грезы кучей в Небеса.
И в закрытые глаза
Кровь живая красная
Струей солнечного света
отрефликтирована.

Дребезжит душа, как свечка.
Я наивная овечка.
Я наивная овечка,
все иду за пастухом.

Молвит искренне, что любит,
а потом как даст плугом.
Я безумная овечка
все терплю и забочусь лишь о нем.

Утром в поле, я на воле под крутом
И наверное, от боли.
И наверное, от боли
не смотрю на лес и не глазком.

Молчаливо небо, солнце, поле,
Лишь назойлива оса,
Лишь назойлива оса
жужжит: "Дура, дура..."

Все. стекает слякоть
по лицу Земли.
и грязь втянула
грязь свою.
Я не могу, молчу.
И дождь вбивает
гвозди в землю.
И ветер рвет
Вселенную.
Я не могу,рыдаю.
Догорает вулканическое солнце
за дымовым туманом.
Я в концентрированный лагерь
своей болезни себя заковала.
Стены, пепел, стены вокруг.
Крики, стоны, крики слышны.
Я не могу, ору.
Небо дыма,
море огня.
Тишина.

Я перекрасила свои двери
черной краской
в траурный цвет.
Я забила все эти двери;
красной краской --
"Ее здесь больше нет."
Разбила Восточную стену
для Великого окна --
бесконечного неба,
солнечного светла.
Разрушила фундамент,
что разъедали крысы и черви,
дав им свободу, дав им уют.
Посадила в сырую землю
-- в центре--
твою алую розу-- мою.
Пусть пульсируют ее вены,
Пусть ее листья растут.
По утру -- перетащила книги
и достала свои пыльные листы
-- дадут корни-- к вечеру.
Голой на землю легла,
Бьет в голову живая вода.
Минералом хоронясь,
К космосу стремясь.

Как ты мне нужен сейчас!
Как ты мне нужен...
Капают слезы из глаз
И на улице стужа.
Мои руки холодные,
хоть и окутана я.
Мои мысли голодные,
как волки сжирают меня.
Не прельщает ни что, ни зовет,
и чай уж не греет,
и сон не берет.

Как ты мне нужен сейчас,
как ты мне нужен
хоть на часок
и я бы прожила еще месяц,
а может и год.
Боже, как ты мне нужен!
Ты сделал меня такой слабой,
простой, не тянущейся к славе,
живой. Живой! Живой!

И я рву свитер зубами,
необъятное расстояние меж нами.
Молю хотя б голос услышать твой
по телефонной трубке, а лучше в живой.
Как ты мне нужен, милый мой,
чтоб успокоить сердце
и растущую пустоту.
Ты мой бред наяву,
Я тебя люблю.... люблю...

Ты знаешь, я начиталась уже
-- туберкулезом больна.
Ты знаешь, накачала себя,
что скоро умру я.
И я представляю себе
эти последние дни
прикованные к постели;
эти кошмарные сны
и завывание метели;
тазики горячей воды,
капельки крови
и теплые руки твои
согревающие любовью.
Мне так не страшно умереть--
вкусив небесного вина.
Мне так не страшно умереть--
зная, что ты есть у меня.
И пусть комната будет в гротеске
от болезни беспричинно возлюбившейся мной.
И пусть воют волки и горят свечки
длиннейшей ночью темнейшей зимой.
Мне не страшно смотреть в глаза смерти:
завистливой, жадной, злой -- земной.
Наши души навечно вместе и любовь бесконечна--
оставят меня живой.

Я не могла уснуть опять--
томя себя сомнениями,
жизненными утверждениями;
готовясь отаковать
за задетое эго,
разбитые надежды--опять.

Меня послали на три буквы,
уверив в непригодности сия
и отсутствия таланта у меня.
А я рисую и пишу...
Что же делать?
Выть на Луну?

"Ты плывешь по течению",
унизили, "как говно".
Никого не волнует мое эго
и самость -- всем все равно.
Да, только холодно...
И что же делать?
Выть на Луну?

Мне робко сказали, "Мы вас не понимаем,
каких иных моралий приверженка Вы?
Простите, вы извращаете нормы и языки."
Конкретно душу засрали...
И что же осталось делать?
Выть на Луну?

Разъяснили, "Вы как бабочка-- то взлет, то падение.
Не для нашего мира Ваше рвение.
Мы не в силах просчитать траекторию Вашего продвижения
И Вы отказались в нашу игру играть.
Что с Вас можно взять?"
И ничего не осталось делать...
Как выть на Луну?
Угу.

Осталось лишь выть на Луну:
серебряную, вечную, светлую и беспечную.


И стала я, как Луна,
холодная, молчаливая и одна;
по утру уходящей в туманные леса,
ненавидя лучи солнца и начала дня --
игривого, мнимого и смазливого,
яркого, но лживого.

Как я хочу любить!
Без раздумий, выводов, сомнений.
Как я хочу сгореть безумно
от любви, что называют неразумной.

Переступив через собственные силы,
светом озарить наш мир унылый;
тебе всю глупую себя отдать,
не требуя взамен осыпать изумрудом.

Вдыхаю воздух переживаний,
становлюсь немного гуманней,
упрощаю свои слова,
снисхожу до тебя.

Я боюсь думать о будущем --
неизвестном, мною вымышленном.
Я боюсь увидеть тебя
через год, а может через два.

Я боюсь потерять эту любовь,
что правит мной и дает кислород.
Мне хочется ворочать горы,
молится Богу и дарить свободу.

Ты есть и мне от этого тепло,
Ты есть и мне от этого светло.
И пусть ты в постели с другой --
мне все равно. Я люблю, мне хорошо...

Мария Калина

She was a tiny ballerina;
Of dance, of art tsarina.
She soared in a flight
Against the gravity – so light –
Elusive dance on pointers
Unreal for the gawkers.
Inconstant and impulsive,
Beyond the hyle – impassive.

He was a cragsman.
On surface common human:
Slow and sure; in armature
His principles were pure.
All life towards the pike,
In limitations and the strike.
Never weak, but only winner
In the man’s game inner.

Once, in a half a second flight,
She reached his enduring height.
In antipolar, but equal might,
Mesmerized he dropped the right.
Without the wings, without the magic,
He stepped and fell in logic
And emptiness that under
Devoured him with his wonder.

He stepped and fell, and so,
Must know – the ballerinas also tend to fall,
For public never knows, at all,
The broken legs since afterglow.

Я попыталась написать стихотворение
по всем канонам --
в структурах, линиях превзойдя.
Увы, увы не вышло великого творения
В сухой эстетике я правил забыла,
какая мысль же меня вела.

И я смотрю на это новое искусcтво,
прямого смысла в нем не найдя,
но так приятны нечеткие оттенки слов,
принявших новый смысл для меня.
Я их читаю не ради глубоко думы,
не ради познания сущности житья.
Мне нравится движение, дыхание, мелодия,
оттенки, краски, ритмы...--
Абстракционизм в поэзии. О,да!

Я белой ночью смотрю на белый потолок.
Я темной ночью смотрю на темный потолок.
Я при рассвете смотрю на огненные рельсы
на них туманный паровоз
стремительно уходит под откос.
Я при закате смотрю на розовых фламинго,
что тянут наземь занавес oscuro цвета
и посиневши в индиго свете,
уходят в лес.

И если не найти вам смысла
в моем безграмотном творении -
найдите лед и бейтесь об него,
да так, чтоб лед смог
выбить все ваши сомнения
и мозг остолбиневши, в транс
от ритмичного движения, войдя -
увидел то, что вижу я.

Я словно была в плене, смутно ступая по реальности. Какой-то сверхъестественный экстаз гармонии завоевал мною с вечера, после прочтения "Holy the Firm".
....
Но сейчас я нахожу себя плачущей в туалете и спрашивающей вопрос моего существования: Чего нам не хватает? Почему мы не можем радоваться и быть кристально счастливыми? Почему мы бездушно слепы?
Странно, но я не плачу из-за боли в душе и не из-за стресса. Во мне нет провоцирующих эмоций. Я пуста.
В последнее время, я нахожу это эйфорией: пустой вой без эмоций. Просто необходимость организма очищаться.
.....
Перемещаюсь к свету. Нет солнца, нет тепла, но есть свет в прозрачности воздуха. Реальность. Холодная жесткая реальность, в думе теней, крепко сжимает меня своими цепкими обьятиями, вызывая дрож на моем теле. Я чувствую в ее свежем космическо-морозном дыхании как никогда комфортно и спокойно. Её холодный свет заполнил комнату, а теперь заполнил пустую меня."Ты не одна.... ты не одна...", -- шепчет мне, в лескую дрож вводя, она.

Я курю свои-и мечты
каждый день,
наполняя воздух тобой.
Наши сенсации вечны,
даже тень
еще кружит в танце с тобой.

Я смыкаю губы на-а-а тебе,
притяжение сильнее
чем лунное к живой Земле.
Я вдыхаю твои токсины сново,
ощущение вновь ново,
как после полета стоять на земле.

Я наслаждаюсь этим долгим
вдыханием твоей дымчатой души
в сердечные артерии и мозги.
Я наслаждаюсь от легкого
безсознания пытаясь задержать
дыхание, чтобы услышать пульс любви.

Холодно, холодно в дрож
бросало меня,
когда утром, когда утром
реальность и ложь
посещали меня.

Они скитались у окна
широкого, широкого,
как вся стена.

Они друг друга там душили,
то целовались, то лобзались,
и в теплый покрывальный мир мой
посягались.

Так суматошно тенями серыми бродили,
не различимы, не различимы -
сестры до могилы.

Но все же так незначительны,
незначительны,
с той ослепительной,
ослепительной, белой чистотой,
что за окном, широким окном.
Эх, ой...

Корки апельсина,
что с ароматом бодрящеe милым;
цветы жасмина
и чай зеленый стынет...

Как притягателен белоcнежный мир,
где мы танцуем средь покрывальных долин;
где лучи солнца, как струны арфы,
звучат задевая наготу нас;
где, как с водопада Ниагары
лечу бесцельно в глубину твоих глаз.
И в этом рук-ветвей переплетении
бесконечном;
И в этом безмолвном царстве счастья
быстротечном,
Мы, нежно прильнув губами,
возвышаемся над мирами.

Ты слышишь - эйфория, милый?