привет, весёлый эльф.
я поставлю тебя на полку, где стеклянный тоскливый снег
а потом отрежу лапку за лапкой

Которую уже ночь подряд
Лежу, пританцовывая.

З.Ы. и вспоминаю позапрошлое письмо на ступне



Вчера я танцевала "Чердце предано метели" Блока. Получилось грустно.
Сегодня я станцую "Пропёр океаном", если не забуду после полуночи.

З.З.Ы. и ещё я сегодня видела в метро что-то женское и мило-абсурдное, не сейчас не вспомню, что именно.

Настроение сейчас - Скучаю

*сердито*
- А когда я про тебя молюсь, я читаю про "погибающую заблудшую девицу Елисавету"
*обиженно*
- А я... а когда я про тебя молюсь, я читаю "Укрощение злых сердец".

Настроение сейчас - устала

Я вспомнила, как моя учительница русского хотела получить на день рожденья калейдоскоп. И мама ей его подарила.
Значит, учительница – друг. Она наша. Человеческая.

З.Ы. почему-то мне тоже кажется, что все велосипедисты – мои друзья.

"Раньше под секундой понимали 1/86 400 суток, теперь же секунда – это 9 192 631 770 колебаний атома цезия."


Первый или второй класс. Горят трескучие лампы. Высокая учительница в черном каре пишет число. Это шестерка. И еще шесть нулей.
«Шесть нулей» - говорит она.
Это столько видов насекомых в мире. 6 000 000.
Теперь мне кажется, что это не очень много.
Меня почему-то никогда не впечатляли большие цифры. Они не казались мне большими. Они занимают так мало места на бумаге.
Они непонятные какие-то. Думаю, в моем сознании я все их могу заменять словом «много».

Гравитация снова будет. До осени.
Я сворачиваюсь в кокон, как гусеница перед превращением. Пора укутаться слад-коватым дымом, пора увидеть то, что прячет магнолиевый ладан и мокрая холод-ная трава.
Придется снова смириться с гравитацией.

*плетет макраме*

Настроение сейчас - Ладан
В колонках играет - Sanctus!! Sanctus!! (Lacrimosa)

Запах пластилина опьяняет меня.
Наверное, Бог, держа в руках первоматерию, чувствовал что-то отдаленно похожее.

Настроение сейчас - слепила стегозавра, арргх)
В колонках играет - Ein...zwei...drei...vier...Eckstein, Eckstein!

- Ты знаешь её?
- Это мой враг.
- Не твой, а наш...

А вот я думаю...осенью, когда уже можно будет ходить во всем черном...
Взять и повиснуть так рядом на детском турнике, вверх ногами, сложив руки на груди - как летучие мыши.

Мы не знали, куда мы идем.
Может быть, вслед за Лихо – туда, где не будет ни боли, ни людей в белых халатах, ни каталок, ни предсмертных криков детей. А, может быть, возвращаемся обратно на зем-лю, где нас ждут.
Мы не знали. Просто мы шли по пояс в теплой темной воде, девять детей в изо-рванных одеждах, и мы были счастливы. Потому что были свободны.
А впереди, у самого горизонта, мокрым красно-розовым шаром зажигался рассвет.

Как-то раз я разговаривала с шизофреником. Настоящим. Я не знала тогда, что он боль-ной, только удивлялась некоторой категоричности и абсурдности его суждений.
А он сказал мне вот что:

- Знаешь, какой самый умный вопрос? «Почему».
- А знаешь, какой самый умный ответ? «Не знаю».

И, честно-слово, он прав.
Процесс истолкования неистолкуемого, коим я одержима, приводит к Hafvilla. Всегда.
«Не знаю» - что может быть проще и правдивей? Я могу придумать тысячу причин, каж-дая из которых удовлетворяла бы вопросу «Почему?», одну невероятнее другой, но правдой будет только «Не знаю».
А кто знает? «Никто».
Ибо мы есмь человеки.
Ибо наше Сознание таково.

З.Ы. «Да что же такое этот ваш Снарк?» - спрашивали читатели.
«Да не знаю я! Сам не знаю!» - отмахивался Льюис Кэррол.

Гроб-Крокодил.
Цветной и полосатый. Правда. Он спрятан в траве.

...Безумный Монти - это муравьед. Точнее, чучело муравьеда.
Ему почти 300 лет или что-то около того. Он носит пенсне и очень любит термитов с песком на завтрак.
А на самом деле его зовут Монтгомери МОнтгомери Монтгомери.
И еще он мой воображаемый друг.

Никита, познакомься.
*Безумный Монти жмет руку Kogemrka*

Наблюдения-За.
Иногда страшно их проводить, потому что боишься разочароваться. Боишься смотреть, как люди час за часом живут Наизусть.
На-и-зусть.
И даже хуже: как будто в искусственном парке, в котором все до последнего пластикового листика с тонкой паутиной проволочных прожилок, все сделано человеком. Это - его. Этот парк - его творение, в нем он Властитель. А вне парка - враждебная и опасная территория. Туда нельзя. Те, кто туда суются - сумасшедшие. И детей тоже нельзя пускать. Пусть они тоже живут наизусть, ведь так спокойнее всего, так надежнее, так проще... жить наизусть.

Да?!

Сегодня тени Луны будут переливаться друг в друга.
Наверное.

А во сне я увижу Паука.
Теперь я знаю, почему у него нет тени.

Когда Африка умер, он стал пасти в небе стада. Пушистых, взбитых ветром серовато-синих Абиссинских Голубок. Вот одна из них отбилась от стада и забрела прямо к горизонту, откуда вырывается светло-желтое свечение, последний вздох доведенного Луной до самоубийства светила. Оно было влюблено в Луну, а Луна смеялась и кидала в него копья. Много копий, острых, как зубы Большого Льва, когда он еще был молодым и охотился сам. И Солнце умирало, а его кровь алой дорожкой разливалась по морским волнам, падала на темные вершины лесов.
- Как красиво, - говорили люди.
- Какой дивный закат! – говорили люди.
А Солнце ничего не говорило. Оно умирало. Каждый день. И каждый день по-разному. А утром возрождалось, как Феникс, пораженное красотой Луны, ее серебристым ореолом, ее бархатистым звонким светом, ее голубовато-желтым ликом…
Африка пас небесные стада. Всех животных, которые умерли вместе с ним и превратились в облака.
Когда умирали белые звероловы, их лица были черными и злыми. Черные тигры скалили зубы, их глаза горели кровью.
Когда умирали черные Биа, их лица были светлыми и счастливыми. Белые тигры тихо ходили вокруг них, а глаза их улыбались. Биа будут теперь жить в лесах Другой Африки. Разноцветной. Да.
Солнце умирало. Африка неспеша вел Кастрюлика, за ним покорно шли гепард, две гориллы, гиена, Черное Пламя, Блестка и рыжики. Жирафы, зебры, бегемоты… леопарды, слоны, бесчисленное количество коз… никто не отставал, никто не нападал друг на друга.
А рядом с черным мальчиком шел волк. Волк закрыл один глаз, и мальчик тоже закрыл.
Было совсем тихо и почти совсем темно.
Волк улыбался.

Вот уж не думала, что Ящериццо настолько подвержено влиянию такого чувства, как "ревность" - разъедающего мысли, как ржавчина или кислота.

Настроение сейчас - нехорошее
В колонках играет - ...un der Hoffnung tief im Blick...

Нет. Я была не права.
Наложение миров подобно кроссинговеру.
Оно очень важно.
Миры могут взаимнообогащаться.
И красных ниточек станет еще больше.

З.Ы. Спасибо всем, кто был. I LUV U ALL :) :) :) !!!!!!

- Почему у людей нет хвостов?
А представьте себе, если бы эволюция пошла не так, и они были!
Какую бы тогда одежду шили, как дрались)... и какие хвосты были? Наверное, очень разные. Можно было бы запросто услышать комплимент6 какой и тебя хвост роскошный...

- Зачем людям нужен лоб? На нем ведь ничего нет.
Наверное, на нем надо что-то рисовать. Он, наверное, предназначение имеет сходное с классной доской. Ты на нем рисуешь то, что в данный момент отображает состояние твоей души).
Или для третьего глаза. А почему бы и нет? Почему у людей не три глаза? обзор был бы больше... и место свободное занял бы...

Два противоположных мира никогда не должны проникать друг в друга.

Никогда.

Иначе начнут действавать силы, которые ты уже не остановишь, и один из миров будет разрушен.

Я даже знаю, какой из них.

Твой.