Мы пока слишком близко, и кровораздел
Так мучительно тяжко нам давит на плечи.
Но когда мы увидим друг друга в прицел,
Станет легче, мой ангел. Клянусь, станет легче!
Время вылечит всё, что навеки рвалось
И однажды, столкнувшись сентябрьским полднем,
Мы уже и не вспомним, как все началось,
Да и чем всё закончилось - тоже не вспомним.
(с) Сергей Калугин
Ты знаешь, как трудно бывает проснуться,
Суметь разлепить непослушные веки,
И выйти в свинарник заплеванных улиц,
Где вовсе не волк, человек человеку?
А это созвездие – глюки от боли,
Закончится вой, со слезами растает...
Твое одиночество – добрая воля,
Ей тоже хреново.
Ее не бывает.
Ты видишь – она пробегает по небу,
Ты знаешь, что белых волчиц не бывает,
Но ты видишь смысл во всем, что ты делал,
Пока Белая волчица ищет свою белую стаю.
(с) Александра Павлова ("Кошка Сашка")
Ужасно жаль, что все мои друзья в какой-то момент бросили вести блог. Когда-то можно было прогуляться по Лиру или по соцсетям - и понять, что у кого происходит, если не в жизни (не все писали о конкретных событиях), то в душе. А в последние годы я захожу на чужие страницы, хочу понять, что происходит с друзьями, как-то приобщиться к их жизни - а там одни репосты. Происходят какие-то серьезные, драматические события, а на страницах пара шуток и картинок, и контакта нет. А писать людям и спрашивать "как дела?" мне трудно себя заставить, да и вопрос этот - при отсутствии исходной информации - настолько безличный, что предполагает такой же тупой и безличный ответ типа "все отлично, устроился на новую работу". "О, на работу, класс, желаю удачи". Маразм.
И почти невозможно найти верный тон. Если есть запись, например, о том, что человеку грустно, или какие-то его мысли на любую тему - то ты отзываешься на это, и сразу знаешь, что говоришь о чем-то важном для своего собеседника. И это - ключ к взаимопониманию. А на вопрос "как дела?" мне в большинстве случаев самому трудно отвечать, потому что - какие именно дела? Самые общие, типа здоровья и благополучия? Или с профессией? Или с творчеством? Или с душевным состоянием? Если человек не уточняет, то я не знаю, что его интересует, а уточнять наугад тоже дико - спросишь о работе, а у человека в этот момент несчастная любовь и разбитое сердце. Или наоборот. Нет, все-таки ужасно жаль, что блогов почти не осталось.
Читаю "Алую королеву" Грегори. Язык, конечно, не настолько сочный, как в "Другой Болейн", и драматизма тоже на порядок меньше, но все-таки очень здорово. Сначала я читал довольно безучастно, но примерно к середине меня затянуло. Генри Стаффорд и Томас Стэнли удались на славу. Начинаю думать, что Джордж Мартин списывал Петира Бейлиша как раз со Стэнли. Вообще, в отличие от "Другой Болейн" в "Алой королеве" самые удачные персонажи - мужские, а вот женщин, которые были бы так же колоритны, как Анна и Мария, в этой книге нет. Но зато А.К., как и все прочие романы Грегори, несет в себе явный феминистический подтекст. Все героини Грегори страдают от того, что женщина является имуществом, предметом торга и сосудом для деторождения. Мне кажется, такие книги, наравне с романами типа "Прислуги" Кэтрин Стокетт, в бОльшей степени способствуют усвоению ценности и значимости равноправия, чем современные [весьма унылые] потуги создавать произведения, пропагандирующие идеи недискриминации и демократии. Есть, конечно, в этом жанре и удачные произведения, но чаще, к сожалению, выходит нечто пошлое и плоское. По большей части, полагаю, оттого, что писать (или снимать кино) с позиций недискриминации стало "хорошим тоном", так что тема недискриминации и равенства в произведении уже не гарантирует, что автор страстно верит в эти ценности - теперь он может "верить" в эти вещи просто потому, что это стало респектабельным, или же вовсе заниматься внутренней цензурой.
Сегодня мы окончательно убедились, что Тибо, наш преподаватель по французскому из Красного креста, в обычной своей жизни - студент-филолог. Улики таковы - когда ему понадобилось объяснить нам слово "свидетель", и он не сумел вспомнить английский перевод, он попытался подойти к ответу через Кафку - "Помните, у Кафки был такой роман...". Он зло высмеивает тех французов, которые не знают правил французской грамматики, и уверяет нас, что, если мы запомним то или иное правило, то будем писать по французски "лучше, чем большая часть коренных французов". При слове "поэзия" Тибо начинает цитировать Верлена, а на просьбу одолжить карандаш достает из своего пенала перьевую ручку. Все это безошибочно указывает на то, что он - филолог. Ну а по возрасту он может быть только студентом - ему всего 20 лет, он младше большинства учеников из нашей группы. Очень милый юноша. Предостерегает нас от того, чтобы смотреть какие-то местные телеканалы, которые "с утра до ночи передают всякую чушь о терроризме", при обсуждении обеда говорит, что купил себе сыр ("я же француз!") и умеет свистеть не хуже, чем я сам.
Хотел бы я когда-нибудь тоже пойти работать в Красный крест, но только в качестве психолога.
Знаете, что я больше всего люблю в Лионе? То, что у всех инвалидов - наикрутейшие самоуправляемые коляски, и даже человек, который может шевелить только одним пальцем и носит дыхательную трубку, совершенно не выглядит стесненным - ездит по улицам, самостоятельно заезжает в автобусы и в магазины, носит какую-нибудь яркую и модную одежду. Который раз вижу, никак не могу привыкнуть (после российских инвалидов). Это потрясающе.
Или еще - отцы с детьми. Каждый день встречаю мужчин, которые гуляют с маленькими детьми. Катают их в колясках, или на плечах, или ведут за ручку. Пап с детьми не меньше, чем мам. И они, в отличие от россиян, не выглядят ошарашенными холостяками, которыми всучили чужого ребенка присмотреть за ним на пять минут, а именно ведут себя, как родители - вытирают детям сопли, поправляют капюшончик, разговаривают с ними, объясняют, почему не надо в автобусе носиться по всему салону.
Люблю католические церкви, которые встречаются почти на каждой улице, и их торжественный, полуготический, полуроманский стиль. На первый взгляд, все церкви здесь похожи друг на друга, на второй - каждая обладает собственной, неповторимой атмосферой. Я хотел бы побывать во всех, но пока мы не осмотрели даже пятой части.
Ну, про женщин на мотоциклах я уже писал. Женщины любого возраста и любой комплекции на любых мотоциклах, от маленьких скутеров до наикрутейших тяжелых монстров - это одна из лучших черт Лиона и Парижа.
А еще я люблю разнообразие человеческих типов, которые встречаются нам каждый день. Достаточно зайти в метро, чтобы увидеть вокруг себя людей со всеми возможными оттенками кожи, прическами и разрезом глаз. Самые красивые, пожалуй, темнокожие женщины (тут разнообразие типов настолько велико, что описать их невозможно - от супер-современных молодых студенток до консервативных женщин средних лет), похожие на монашек молодые женщины в хиджабах, а также пожилые мужчины-арабы - невысокие, с характерными суховатыми лицами, черными волосами с проседью и стремительными движениями. Я не люблю только компании подростков, которые ведут себя шумно и агрессивно - толкают друг друга, хохочут и лапают девушек - не поймешь, то ли детская игра, то ли настоящие домогательства. Да это и на самом деле что-то среднее, поскольку эти мальчики довольно смутно сознают, что делают. А девушки (по сути, еще девочки) смеются, им все нравится. В России таких тоже было много, в их присутствии никогда не чувствуешь себя спокойно. Постоянно думаешь - уже пора вмешаться, или это
Мне бы хотелось написать о "достигаторстве" и аргументах из серии "соберись, тряпка!". В настоящей жизни они чаще звучат так - "ты должен прекратить жалеть себя и начать что-то делать". Эти рассуждения обычно свойственны благополучным людям, которые смотрят на чужую проблему с позиции "ну я же смог!". Статьи о "достигаторстве", которые я видел, сводятся либо к тому, что автор проповедует идею "хватит ныть, иди работай!", либо к попыткам устыдить заядлых "достигаторов" рассказами о том, как их самодовольство разрушает собеседника вместо того, чтобы помочь ему собраться. Я решил пойти другим путем. Поскольку "достигаторство" - это вполне естественная реакция, которая присуща каждому из нас, я предлагаю оценить его спокойно, без фанатичных проповедей "о работе над собой", которые так любят представители Синтона, и одновременно - без прекрасных, но порой слишком абстрактных рассуждений гуманистов о поддержке человека вместо "ценных указаний" и упреков.
Итак, могут ли "достигаторские" рассуждения помочь? Да, могут. Но для этого должно совпасть несколько обстоятельств. Прежде всего, у человека, которому "достигатор" вознамерился помочь, должно быть достаточно ресурсов для решения его проблемы.
Предположим, что ресурсы есть, или их можно как-то изыскать. Дальнейшее зависит от характера того, к кому вы обращаетесь. Есть люди, которые, услышав, что вы осуждаете их за слабость и бездействие, рассердятся и преуспеют вам назло. Вы, скорее всего, потеряете на этом друга, но зато добьетесь своего. Еще одна удобная мишень для "достигаторских" упреков - это человек, который придает очень большое значение мнению окружающих, особенно - авторитетных лиц. Почувствовав, что вы его не одобряете, он испытает сильную тревогу и сделает все возможное, чтобы снова заслужить ваше признание. Вы, опять-таки, добьетесь своего, но вместе с тем - усилите его зависимость вас. В таком случае вам следует признать, что в долгосрочной перспективе вы не помогаете ему стать сильнее, а подкармливаете его слабость и зависимость. Возможно, что вы даже получаете от нее удовольствие. Третий случай успеха "достигатора" - это случайный успех. В человеке долгое время шла внутренняя работа, подготавливающая его к тому, чтобы приняться за решение своей проблемы. И когда сил накопилось достаточно, слова "достигатора" сработали, как спусковой курок. "Достигаторы" очень любят рассказывать истории таких успехов и приписывать себе заслугу от внезапной и взрывной активности другого человека, но я думаю, что это не вполне обоснованно.
Кому аргументы "достигаторов" категорически противопоказаны, так это людям в состоянии депрессии. Одним из главных проявлений депрессии является неадекватная оценка человеком самого себя, своих возможностей и собственного будущего. Люди в депрессии и так смотрят на мир с идеей - "другие люди в состоянии справляться с трудностями, а я нет, я полное ничтожество".
Существует грустная закономерность - когда значительный процент людей говорит "мне не нравятся оба кандидата", и самоустраняется от выборов, к власти приходят люди вроде Путина и Трампа. Основной электорат всех путиных и трампов мира - это "вата", люди ограниченные, агрессивные и нетерпимые. И эти люди всегда кожей чувствуют момент, когда разумная часть общества отравлена пассивностью - примерно так же, как подростки чувствуют момент, когда учитель выдохся и потерял контроль над классом. Тогда эти люди вырываются вперед, как правило, настолько шумно и с таким размахом, что нельзя отделаться от ощущения, что весь народ сошел с ума. Неудивительно, что у людей, чьи вкусы и мировоззрение несовместимы с "ватой", в такие моменты наступает чувство безнадежности. Я думаю, что не один я был подавлен ощущением, что английский Брекзит и успехи Трампа - предвестники грозных перемен, которые коснутся каждого из нас.
Но во всем есть и положительная сторона. Те же победы "ваты", которые могут довести чье-то уныние до наивысшей точки, могут в то же время послужить мобилизующим толчком для тех, у кого есть ресурсы, чтобы мобилизоваться. Я сейчас говорю не про американцев и, конечно, не про штаб Хиллари Клинтон. Я говорю прежде всего о самом себе. Сегодня я почувствовал, что победа Трампа не только опечалила меня, но и оказала тонизирующее действие, как ушат ледяной воды на голову. Мне захотелось (еще) больше делать для того, чтобы приспособиться к новой жизни и быстрее осуществить намеченные мной цели, которые еще вчера казались достаточно далекими, чтобы не беспокоиться о них прямо сейчас. Нет, беспокоиться необходимо, и притом - прямо сейчас, поскольку "завтра" всегда слишком поздно. Я вспомнил то, что твердо знал вплоть до 2014 года и "закона о протестах" - иногда нужно бежать изо всех сил, чтобы хотя бы оставаться на прежнем месте. И то, что в России все мои усилия потерпели такое сокрушительное поражение, а сам я ощутил себя надломленным (да что там, разлетевшимся на тысячу кусков) - нисколько не опровергает эту истину. Надо собраться и бежать - в конечном счете, в деле движения общества вперед каждый ничтожный миллиметр - это плод неистовых усилий миллионов, среди которых, как ни странно, важен каждый человек.
Так что спасибо, Дональд Трамп.
Прочитал вчера "Ребекку" Дафны дю Морье. Очень старался убедить себя, что для 1938 года это неплохо, а у меня просто искаженное восприятие. Но ничего не получилось. Терпеть не могу этот сюжет - неловкая, неопытная и не знающая жизни девица и Таинственный Незнакомец, который слишком хорош для нее (слишком зрелый, слишком богатый, слишком популярный и тд). Разумеется, он ведет себя так, как будто бы ни в грош ее ни ставит, и, разумеется, в финале выясняется, что он безумно в нее влюблен, но Таинственные и Мрачные Обстоятельства не позволяли ему проявить свою любовь.
Прочел в рецензии, что "Ребекка" похожа на "Джен Эйр". Как бы не так. Джен Эйр - не пустое место, которое с замиранием сердца смотрит в рот Таинственному Незнакомцу и пытается разгадывать Великую Загадку его жизни, игнорируя повседневную грубость и хамство с его стороны. Если ей грубят, то она говорит, что ей это неприятно. Если ее пытаются превратить в содержанку, она негодует. А если поступки любимого человека расходятся с ее представлениями о правильном и неправильном, она уходит, а не приносит все на свете в жертву "благородной страсти". Словом, Эйр, несмотря на свою бедность и зависимое положение - человек со сложившимися убеждениями и чувством собственного достоинства. А главная героиня "Ребекки" - это просто какой-то кошмар. Во-первых, у нее нет имени. То ли оно ни разу не звучит в тексте, то ли звучит, но до того мимоходом, что никто его не запоминает. Во-вторых, все ее поступки - это цепь нелепостей и неизменно следующих за ними угрызений в стиле "ах, какая я неловкая, неумная, не соответствующая своему положению...". И если поначалу, когда она становится хозяйской богатого поместья, ее растерянность вполне понятна, то пару месяцев спустя подобная беспомощность уже выглядит дико. В-третьих и в главных, героина сама считает себя полным ничтожеством. Надевая маскарадный костюм, она испытывает восторг по поводу того, что другой образ на время скрывает ее собственную, блеклую, неинтересную личность. Совершенно не понятно, почему читатель должен сопереживать такому персонажу. Разве что из тех же побуждений, которые заставляют покормить голодного пищащего котенка? Но котенок - не хозяин собственной судьбы. А эта девушка легко могла бы измениться, если бы не извлекала из своей некомпетентности и беспомощности выгоду - во-первых, перекладывая все дела на окружающих, а во-вторых, получая законный повод без конца жалеть себя.
И дело тут не в том, что авторы должны писать только о привлекательных героях. Дело в том, что глупость и некомпетентность главной героини не должны быть стержнем, на котором держится сюжет. Все до единого важные события "Ребекки" вертятся вокруг того, что героиня делает очередную глупость. Впрочем, это касается не только главной героини. Остальные персонажи, словно сговорившись, ведут себя, как дураки. Есть такое выражение, idiot plot, сюжет на идиотовой тяге, который развивается только за счет нелепости мотивов и поступков всех героев. Ну так вот, это он самый. Правда, мне легко представить, что во времена, когда быть откровенным и делиться собственными мыслями и чувствами было не принято, человеческая жизнь полностью состояла из таких сюжетов. Но должны же быть какие-то границы. Скажем, если человек ведет себя, как твой заклятый враг, пугает тебя каждым своим взглядом, вообще как будто бы преследует тебя, станешь ли ты руководствоваться его советом в каком-нибудь важном для себя вопросе? Думаю, нет. И ни один нормальный человек не станет. А вот главная героиня "Ребекки" именно так и делает. Причем предполагается, что
Перечитывал свои черновики десятилетней давности. Очень сочувствовал Проконсулу, с которым мы в те времена вместе пытались стать писателями. Боже мой, какую дрянь я ему посылал.
Вчера мы с Соней были на воскресной мессе в Saint-Genis-Laval. Утро было туманным, но теплым. Наш пригород выглядел совершенно безлюдным - за всю дорогу нам встретилось только несколько человек, которые выгуливали своих собак. Однако, когда мы поднялись на холм, мы увидели большую группу прихожан, собравшихся у церкви. Особенно мне запомнилась одна девочка лет семи. Родители явно постарались одеть ее нарядно - белые чулочки, белые туфельки, юбка в складочку. Но девочка была очень решительная, и, когда видела в толпе каких-нибудь знакомых детей, направлялась в ним строевым гренадерским шагом, исключительно комично сочетающимся с этими чулочками. По-видимому, большинство прихожан этой деревенской церкви давно и хорошо знакомы. Мы, конечно, выделялись среди них - и лица у нас не совсем обычные, и одеты мы по-другому. Но, если кто-нибудь и обращал на нас внимание, то смотрели вполне приветливо. Во всяком случае, я не чувствовал никакой неловкости, которая обычно бывает, когда оказываешься в незнакомой обстановке.
Вообще, французы очень деликатные, внимательные люди. Когда мы вошли в церковь, какая-то маленькая девочка очень хотела дать мне книжечку с текстом службы (там целая полка таких книжечек, и все берут их перед мессой, чтобы следить за ходом службы, а потом кладут на место). Но я был слишком погружен в себя и даже не заметил эту девочку, так что она даже растерялась. Это все мне Соня рассказала, она шла следом и взяла у девочки книжечку, чтобы та не расстраивалась. А потом началась служба. Это была первая католическая служба, которую я посетил. Она довольно сильно отличается и от православной, и от протестантсткой. Прихожане сидят на длинных скамьях, а в определенные моменты все дружно встают, чтобы петь или читать молитвы. Не считая тех моментов, когда священник за кафедрой читает проповедь или тексты из Евангелия, играет орган. Самое захватывающее ощущение - это когда все люди в церкви, как будто в едином порыве, поднимаются на ноги и начинают петь. По идее, такая большая толпа людей (а в воскресенье в местной церкви очень людно, прихожане занимают все скамьи, и еще стоят в боковых проходах) должна звучать нестройно, но из-за того, что все хорошо знают молитвенные тексты, и еще, я думаю, из-за гармонизирующих свойств высоких сводов потолка (акустика там просто потрясающая) вся эта толпа звучит, как настоящий хор. Это удивительно красиво, перехватывает дух.
Вообще, у меня сложилось впечатление, что здесь прихожане принимают более активное участие в церковной службе. С кадилом ходит не дьякон, а мальчики из церковного хора в белых мантиях. Всего их восемь или десять человек, самым младшим - лет по 9-10, самым старшим - около пятнадцати. Они же носят высокие подсвечники и крест. Евангельские тексты с кафедры читает не только священник, но и люди, вероятно, не имеющие духовного сана, а сами являющиеся прихожанами - я сужу по тому, что послание апостола Павла с кафедры читала женщина, а женщин католики пока что не рукополагают. Несколько пожилых людей собирали пожертвования в специальные плетеные корзиночки. Во всем чувствуется почти оркестровая гармония и слаженность, которые, при всем при том, не выглядят искусственно и не мешают сосредотачиваться на внутреннем смысле происходящего.
После органа, самым восхитительным в местных церквях я назвал бы витражи. Высокие романо-готические окна красивы сами по себе, но лучше всего они в тот момент, когда выходит солнце. Стены как будто раздвигаются, и помещение становится воздушным и сияющим. Окна как будто накаляются, становятся ало-золотыми. Но это нужно видеть, описать я не могу.
Я очень много плакал, потому что за последние несколько лет у меня постоянно не хватало времени, чтобы оплакивать свои потери. Умер Леша. Умер Хэллокс. Посадили Ильдара. ***** сходил с ума на моих глазах, трудно представить что-нибудь ужаснее его страданий - это многолетнее погружение в безумие, когда нити, связывающие человека с реальностью, расползаются у него в руках, вопреки всем его попыткам удержаться на краю этой бездны отчуждения. Если вдуматься, то в нашей жизни, под тонкой пленкой повседневных дел, скрывается целая бездна
Есть у меня одно профессиональное и человеческое затруднение. Я часто оказываюсь в ситуации, когда мой собеседник (друг, клиент или просто знакомый) постоянно озвучивает депрессивные идеи вида "В моей жизни все плохо", "Со мной вообще не может произойти ничего хорошего", "Никто никогда не полюбит меня" и т.д.
Если начать обсуждать эти идеи, очень легко соскользнуть в игру "адвокат и прокурор", в котором собеседник, в роли прокурора, обесценивает себя и свою собственную жизнь, а тебе приходится волей-неволей исполнять роль адвоката и доказывать, что эти обвинения несостоятельны. При таком раскладе (когда "прокурор" всегда внутри тебя, а "адвокат" всегда на стороне), ситуация становится безвыходной, и разговор может без всяких изменений повторяться сотни раз. Поэтому естественно переложить задачи "адвоката" на самого собеседника - предложить ему самому выступить в свою защиту и опровергнуть собственные дисфункциональные идеи. Но вот тут как раз и начинается самое сложное. Когда я предлагаю человеку самому сказать о себе что-то хорошее, или же опровергнуть высказанную до этого идею, то обычно люди даже не пытаются этого сделать. Очень часто они говорят - да, я понимаю, что то, о чем я думаю, это неверно, нерационально и не соответствует действительности. _Разумом_ я всего этого не думаю. А то, о чем я говорю - это не мои _мысли_, это мои _чувства_. Очень сложно объяснить такому человеку, что мысли и чувства каждого из нас теснейшим образом взаимосвязаны, и что процесс, по меньшей мере, двусторонний - чувство нелюбви к себе и одиночества порождает определенные навязчивые мысли ("я никому не нужен", "я ничтожество", "моя жизнь ничего не стоит"), а эти навязчивые мысли, в свою очередь, подпитывают чувство собственной никчемности и одиночества. Порочный круг.
На самом деле, убеждения человека с депрессией - отнюдь не "просто чувства" и не "просто мысли", а мощные аффективно-когнитивные конструкции, которые вырабатывались и закреплялись на протяжении многих лет, а чаще - даже и десятилетий, и поэтому сопротивляются любой переоценке и тем более опровержению. За этими убеждениями стоит такой пласт опыта и переживаний прошлого, что эффективное сопротивление подобным мыслям требует необычайной твердости, решимости и энергии. А уж никак не вялого "ну да, я понимаю, что все это не рационально, но..." Вопрос, который меня занимает, заключается в том, как убедительно показать необходимость сильной мотивации, последовательности и систематической работы с собственными мыслями в борьбе с депрессивными установками. Когда от подобных депрессивных установок страдал самый близкий мне человек, и нам обоим стало очевидно, что обычной рефлексией и сочувствием тут не поможешь, я просто посоветовал ему прочесть "Когнитивную терапию депрессии" Бека. Идея оказалась очень плодотворной. Но такой совет пригоден не для всех - для того, чтобы засесть за Бека, человеку _уже_ требуется серьезная мотивация. Это не самая легкая и увлекательная книга (правда, мне-то она нравится, но это профессиональное. Читать подобный труд по физике или по экономике для меня было бы мучительным).
Прочел подборку статей, посвященных установке памятника Грозному в Орле и предстоящему открытию памятника князю Владимиру в Москве. Основное чувство, которое вызывают эти события и их освещение в СМИ – это, конечно, стыд. Для сравнения, попробуйте представить, чтобы сегодня, в 2016 году, в центре Парижа устанавливали бы огромный памятник королю Хлодвигу, а где-нибудь в Лионе открывали монумент Людовику XI. Или чтобы в Англии с необычайной помпой чествовали Этельберта I и Генриха VIII. По правде говоря, такое трудно было бы вообразить даже в виде анекдота. Но зато подобное «монументальное искусство» на службе господствующей идеологии выглядит вполне естественно по меркам отсталых азиатских государств. Это, разумеется, не новость, что Россию можно сравнивать не с Англией или Норвегией, а только с Турцией и Казахстаном, но все-таки обидно, когда тебе лишний раз доказывают это с такой неприятной очевидностью.
Массовая поддержка этого проекта населением выглядит еще печальнее. Правительство, которое только что недосчиталось полтриллиона рублей на зарплаты врачам (https://www.vedomosti.ru/economics/articles/2016/10/1..), имеет наглость открывать дорогостоящие памятники и гордо рассуждать о величии и непобедимости нашей страны. А население это поддерживает и охотно раздувает щеки. Утверждается, что памятник установлен на добровольные пожертвования россиян. Но никакой открытой финансовой отчетности по сбору средств, разумеется, нет, так что никто не может ни узнать, какая часть проекта оплачена за счет пожертвований, ни – тем более – проверить добровольность этих взносов.
Кстати, вот еще немного азиатчины. На открытии закладного камня на месте будущего памятника выступал Гундяев. Для него на земле расстелили ковер (https://static.life.ru/rsn/posts/2015/11/394110/c2b4e..). Ему, грешному, ходить ногами по земле не по чину. На любые расстояния он перемещается на машине, с кортежем и охраной, а если стоит – то только на коврах. Допустим, Иисус ходил пешком, но где Иисус – и где Гундяев. Надо понимать!
А вот – участник одиночного пикета против установки памятника.http://samlib.ru/img/s/simonenkow_w_i/wr201/kw-09.jpg иhttp://cdn.varlamov.moslenta.ru/imgs/2015/11/03/12/12.. Россия - это такая страна, в которой вору и ханже Гундяеву другие воры обеспечили кортеж и холопов с коврами, а с людьми, которые мирно и без оружия высказывают свое мнение, поступают, как с преступниками.
Ну и еще немного – об истории и культуре, которой так гордятся (якобы) инициаторы всей этой клоунады с памятниками. Грозный, проигравший Ливонскую войну, разоривший страну и втравивший ее в ужасы Смутного времени у них – национальный герой и символ величия России. На голове князя Владимира почему-то красуется шапка Мономаха, только без креста. Одежда бедного Владимира тоже весьма аутентична (http://www.vesti.ru/doc.html?id=2810352). Золотой князь невероятно
Самые тяжелые, печальные и безысходные конфликты - это, определенно, те, которые происходят в детско-родительских отношениях. Во-первых, потому, что негативные эмоции в таких конфликтах копятся годами. Во-вторых - потому, что разрешение конфликта, по идее, требует равноправия и уважительного отношения конфликтующих сторон друг к другу, а родители, выясняющие отношения с детьми, свято убеждены, что их статус заведомо выше, поэтому они имеют право на такие слова и поступки, которые по отношению к себе они сочли бы страшным оскорблением. А в третьих - потому, что у родителей и детей обычно совершенно разные представления о конструктивном разрешении конфликта.
Если супружеские пары иногда все-таки обращаются к семейному психологу, то дети и родители не делают этого практически никогда. Бывает, что, пока ребенок еще маленький, родители идут к психологу из-за каких-нибудь проблем, но в девяти случаях из десяти они надеются, что он как-нибудь "исправит" их ребенка, чтобы он (ребенок) стал таким, каким бы им хотелось его видеть. Тот факт, что у ребенка (даже маленького) тоже могут быть свои причины для недовольства, даже если он пока не в состоянии самостоятельно отрефлексировать и выразить свои претензии, в расчет не принимается.
Ну а если речь идет о взрослых детях и об их родителях, то вообще - пиши пропало. Одна моя подруга, будучи уже довольно взрослой девушкой, долго уговаривала мать вместе сходить к психотерапевту, но мать отказывалась, говоря "я не верю в психотерапию, нам это не нужно". Я вижу в этом полное смешение понятий "Я" и "МЫ" - я не верю в психотерапию, мое мнение по умолчанию важнее твоего, поэтому и обсуждать тут нечего. А ведь проблем обычно - выше крыши.
Например, поскольку в российских семьях бить детей считается вполне нормальным, большинство моих ровесников в детстве сталкивались не только с эмоциональным, но и с физическим насилием. И я сейчас отнюдь не о родителях, которые избивали своих детей телефонным проводом или тушили об них сигареты - нет, я говорю о нормальных, добропорядочных и любящих родителях, которые считали совершенно правильным и допустимым бить своих детей, считая это "наказанием" за их проступки, отнимать или уничтожать в качестве наказания их личные вещи (особенно любимые) или грубо вторгаться в их приватность - читать смски, личные дневники, шпионить за тем, как их ребенок проявляет свою сексуальность (это не нормальная ситуация, когда подросток, обливаясь потом от страха, тайком мастурбирует в душе и больше всего боится, как бы его родители не разоблачили его "грязные" занятия). Такое поведение родителей всегда наносит подрастающему человеку травму. Однако до поры до времени он, разумеется, не смеет даже заикнуться о своих переживаниях. Когда же человек становится достаточно независимым и зрелым, чтобы высказаться о насилии, которое он переживал в родительской семье, попытка поднять эту тему вызывает настоящий шквал негодования. Вот примерный перечень типичных реакций:
Я решил почитать французских классиков - ведь нельзя же жить в стране, не зная ее литературы. Стал читать "Отверженных" Гюго, и сразу же споткнулся об его манеру пережевывать одну и ту же мысль по десять раз и добавлять к каждому действию романа длиннейшие "поучительные" рассуждения. Пример - вот Жан Вальжан пытается ограбить булочную, чтобы накормить семерых детей своей сестры. Его за это отправляют на каторгу на пять лет, а за каждую попытку побега добавляют новый срок, так что в сумме он проводит в тюрьме девятнадцать лет. И все это за то, что он фактически пытался украсть булку хлеба, да и ту не смог (его поймали). Казалось бы, этой истории вполне достаточно, чтобы понять, как чудовищно действовало правосудие в начале 19-го века. Но Виктору Гюго этого мало, и он на протяжении трех глав с неописуемым занудством обсасывает идею "закон безжалостен к бедным". Эта мысль настолько глубока и противоречива, что я только что выразил ее в трех словах - но Виктору Гюго понадобилось больше тысячи. Причем это многословие и бесконечное морализаторство даже не спишешь на эпоху - Гюго с Дюма родились в один год, 1802, и были представителями одного и того же литературного направления, но при этом Дюма не докучал читателям бесчисленными обличениями, размышлениями и умозаключениями, бестактно прерывающими ход повествования.
В этом Гюго похож на Льва Толстого с постепенным превращением "Войны и мира" из хорошего романа в скверное философское эссе ("сейчас я расскажу вам, что я думаю о роли личности в истории. Что значит - вам неинтересно?.. Ничего, я буду краток. Через каких-нибудь сто, сто пятьдесят страниц я обязательно вернусь к своим героям").
Проблема в том, что авторы почти всегда готовы возомнить, что только им под силу исцелить больное человечество от его заблуждений. Тут включается сократовская логика - если бы люди знали, как жить правильно, они бы жили правильно, а раз они живут неправильно, значит, их надо срочно научить, как надо. И тогда, раздувшись от сознания своей высокой миссии, подобный автор начинает просвещать других людей, чаще всего зацикливаясь на пяти-шести идеях (но зато отлично пережеванных). Само собой, честнее было бы оставить свою философию для публицистики. Но, поскольку даже наиболее самонадеянные авторы догадываются, что людям более чем наплевать на их "спасительную философию", они всегда готовы подмешать свое лекарство для больного человечества в очередной роман - авось, читающая публика проглотит их пилюлю вместе с остальным произведением.
Ну и последнее - в тех главах "Отверженных", которые я успел прочесть, Гюго не столько изображает реальность, сколько пытается подробно _рассказать_ о ней, и только изредка переключается на собственно художественный стиль. Это усиливает ощущение неровности