Я очень долго не решался подступиться к эпизоду, в котором Альды действуют и разговаривают, как люди, потому что пассовал перед сложностью такой задачи. Спасибо, Соня. Именно благодаря тебе, я наконец-то смог представить себе Альдов - не далеких и загадочных, но в то же время не похожих на людей. Которых можно сделать действующим лицом в книге, не боясь, что такое приближение разрушит волшебство.

Так получилось, что на Литэре большинство авторов составляют женщины. И большинство книг, которые я просмотрел на этом сайте, соответственно, были написаны именно женщинами. Именно поэтому мне бросились в глаза, как в этих книгах описываются взаимоотношения полов. С одной стороны, герою-мужчине могут приписываться ум и развитые способности к эмпатии – по мере развития сюжета, автор демонстрирует, что его персонаж и котенка с дерева снимет, и чужого ребенка в беде не бросит. Но, выстраивая отношения с женщиной, такой герой почему-то считает ниже своего достоинства беседовать на равных, серьезно воспринимать претензии партнерши и совместно находить какие-то решения. Если партнерша выражает недовольство, то герой либо отшучивается, отказываясь признавать существование проблемы, либо жестко «продавливает» свою позицию, в чем бы она ни заключалась. Возможно, женщины, которые создают подобных персонажей, убеждены, что мужчина должен доминировать в отношениях, а если он этого не делает, то он «неправильный» мужчина – и поэтому изо всех сил стараются изображать своих героев «правильными». А возможно, это бессознательное отражение того, что авторы-женщины наблюдают в своей повседневной жизни (и тогда это тем более печально). В любом случае, по моим личным ощущениям, такие эпизоды портят даже потенциально-интересные произведения, отбивая всякое желание читать про такого персонажа дальше. Разумеется, герой литературного произведения не обязан быть идеальным. И то, что тот или иной герой незрел, эгоцентричен или просто груб, само по себе не мешает мне читать его историю. Но, когда автор хочет вызвать у читателя уважение и симпатию к герою, и старается убедить меня в его уме, неравнодушии и прочих ценных качествах, а потом тот же персонаж внезапно начинает демонстрировать дешевые мачистские стереотипы – то такое сочетание выглядит так же неприятно, как аристократ, сморкающийся в скатерть, и после такого эпизода продолжать читать про этого героя мне уже не хочется.

Еще один момент, бросающийся мне в глаза – это часто встречающееся в таких книгах потребительское отношение героев к женщинам. Чтобы подчеркнуть привлекательность своего героя, авторы-женщины охотно делают его красавчиком, пользующимся большим успехом у женщин (девушек, девочек – в зависимости от заявленного возраста героя). Такой герой рассматривает женщин, как источник удовольствия, ставя свои любовные похождения на одну доску с кружкой ледяного пива, выпитого в жаркий день. Такой подход низводит женщин, ублажающих подобного красавчика, до положения неодушевленного предмета. А героя, допускающего подобное отношение, показывает, мягко говоря, не с лучшей стороны. Нет, разумеется, если он член сообщества фрилавщиков, участники которого – что мужчины, что женщины – договорились доставлять другу другу необременительное удовольствие, действуя полностью осознанно, разумно и свободно, то все прекрасно. Но, поскольку ни одного подобного сообщества я в этих книгах не встречал, то следует признать, что за подобным персонажем тянется целый шлейф несчастных, обманувшихся, разочарованных людей. Однако в книгах на Литэре все эти «победы» часто преподносятся, как боевой убор вождя из ярких перьев. И это было бы неудивительно, если бы эти книги сочинял какой-нибудь пикапер, с утра до ночи тайком от мамы зависающий на форумах «Как уломать любую девушку за полчаса». Но почему в подобном духе пишут сами женщины – это вопрос, заслуживающий более пристального внимания. Может быть, дело опять-таки в стереотипах в стиле «мужчина по своей природе полигамен»? Конечно, кто-нибудь из женщин может искренне считать, что, если их герой не полигамен, он не будет восприниматься читателем, как «настоящий мужчина», и все прочие его «мужские» качества тоже окажутся под вопросом. Но я думаю, что дело тут не только в этом. Давление на авторов-женщин, которое вообще-то имеет тысячу видов и форм и заслуживает отдельного поста, часто включает в себя претензию, что женщины «не понимают мужскую психологию» и не способны создавать реалистичные мужские образы. Так что неудивительно, если в итоге кое-кто из авторов-женщин начинает бессознательно воспроизводить в своих романах гендерные стереотипы – так гораздо проще избежать придирок, оскорблений и претензий.

Ну и последнее, момент, заставивший меня прямо-таки похолодеть – это описание одних и тех же действий персонажей, в одном и том же абзаце текста, словами, несущими совершенно разную эмоциональную окраску. Про мужчину пишут, что он «оживленно говорил» с приятелем. Женщины «тараторят». Голос расстроенного мужчины звучит «печально». Голос огорченной женщины – «плаксиво». Мужчина «рассердился». Женщина «взбеленилась». Применительно к жестам, улыбке, интонациям мужчины без конца употребляется прилагательное «насмешливо» или «спокойно и насмешливо». Когда мужчина отвечает отрицательно, часто пишут, что он «отрезал». В отношении женщины, беседующей с мужчиной, употребление всех этих слов практически исключено. Они передают ощущение Читать далее...

Рассуждения из серии "у меня был опыт общения с плохим психологом, поэтому психологи..." всегда напоминают мне то, как люди с опытом тяжелых отношений рассуждают об отношениях, и какие требования они предъявляют к потенциальным партнерам. И плохой партнер, и плохой психолог - это, конечно, довольно травматичный опыт, но еще обиднее, когда негативный опыт из прошлого начинает определять мышление человека, а сам человек этого даже не замечает. После плохих психологов (и плохих отношений) люди либо начинают в принципе отрицать необходимость психологии (или отношений), либо требуют от психолога (потенциального партнера) чего-то невозможного. Эти требования, по существу, сводятся к формуле "или идеальный психолог (партнер) - или никакой!". Применительно к психологу это выражается в нереалистическом требовании, чтобы он имел опыт во всем на свете, в частности, чтобы психолог лично пережил все те же трудности, что и его клиенты, и чтобы при этом человеческие слабости и недостатки были ему чужды. Кроме того, после неудачного опыта общения с психологами профессиональных психологов часто подозревают в снобизме, стремлении манипулировать клиентом и навязывать ему свои ценности - и это точная копия иррациональных страхов типа "все женщины хотят моих денег" или "всем мужикам нужно только одно".

Вчера приезжала Кристина Вантаа, рассказывала о своих попытках получить убежище в Европе в 2004-2006 годах. Она была одним из первых русских беженцев-ЛГБТ, и уехала из РФ в то время, когда Россию еще считали "безопасной и демократической" страной. Так вот, Кристине много раз отказывали в получении убежища и пытались депортировать ее назад на Родину. Спасаясь от депортации, она успела побывать практически во всей Европе - Нидерланды, Дания, Финляндия, Швеция, Германия... Жила в Лапландии, бывала в концентрационных лагерях, сидела в депортационных тюрьмах. Совершила огромное количество поездок, не имея документов и практически без денег. Даже в самой сжатой форме ее рассказ о перенесенных ею испытаниях заставил меня испытать глубокий шок. Вы читали роман "Возлюби ближнего своего"? Это мое любимое произведение Ремарка. Если вы пока что до него не добрались - оно посвящено тому, как беженцев из нацистской германии, словно скот, гоняли туда-сюда через европейские границы. Ни одна страна не хотела принимать у себя этих нелегалов, так что их ловили и вышвыривали из страны. А там, на противоположной стороне границы, сразу же опять ловили и гнали назад... и так до бесконечности, иногда по пять раз за одну ночь. Беженцы голодали, проявляли чудеса предприимчивости, чтобы раздобыть себе фальшивые бумаги и какой-то заработок, выполняли самую тяжелую и неприятную работу за гроши - ведь их права не защищали никакие местные законы. Когда читаешь эту книгу, ужасаешься тому, как люди "с паспортом" переставали видеть человеческое существо в любом, кто не имеет документов и находится в их государстве нелегально. Все, что показалось бы преступным и чудовищным по отношению к другому человеку, воспринималось, как что--то естественное и нормальное по отношению к такому беженцу. Но это не опишешь, лучше почитайте самого Ремарка. Я просто хочу сказать, что, когда я читал "Возлюби ближнего своего", то я - как когда-то с сочинениями Солженицына - воспринимал описанные там события, как часть другой эпохи. Но вчера, когда я слушал рассказ Кристины, я понял, что, по сути, изменились только декорации, все обстоятельства остались прежними. Как только ты покидаешь мир, в котором твои права обеспечиваются какими-то бумагами, ты сразу же перестаешь быть человеком. С тобой будут обращаться хуже, чем с собакой - и никто ни на секунду не подумает, что происходит что-нибудь недопустимое. Ни одному из тех людей, которые будут равнодушно обрекать тебя на насилие, отчаяние, проституцию или безумие, ни на секунду не покажется, что они обращаются с тобой бесчеловечно. Они будут относиться к твоим словам и к твоему существованию как угодно - с насмешкой, раздражением, усталым равнодушием, но только не с сочувствием. Ты просто выпал из той категории людей, которым полагается сочувствие - примерно так же, как какой-то русский барин мог быть сострадательным и тонким человеком с представителями своего сословия, но ему просто не пришло бы в голову подходить с той же меркой к мужику. Но только это происходит не в какой-то исторической эпохе и не в книге, это происходит в настоящую минуту - изменяется только название тех групп, которых не считают за людей. Кристина говорит, что положение ЛГБТ сейчас стало намного лучше, но на деле это означает только то, что в настоящую минуту издеваются над кем-нибудь еще - сирийцами, или беженцами из Восточной Украины, или над любыми нелегалами внутри любой страны.

Я чувствую моральную ответственность за то, что я принадлежу к "благополучным" беженцам, и не хотел бы закрывать глаза на неблагополучие других людей - ничем, по существу, не отличающихся от меня и моих близких. Я нахожусь в чужой стране и не участвую в ее политике, следовательно, я могу помочь исключительно как психолог или волонтер благотворительной организации. Живя в России, я много работал с людьми, пережившими физическое и сексуальное насилие, а также с теми, кто столкнулся с ксенофобией и травлей, и я был бы рад помочь русскоязычным беженцам в качестве психолога-консультанта. Сейчас я обдумываю свои возможности. Насколько просто мне было работать в составе большой психологической службы, например, Горячей линии Российской ЛГБТ-сети или Кризисного центра помощи женщинам и детям, настолько же сложно подступиться к такой задаче в качестве частного лица, поэтому я был бы благодарен за любой совет по поводу организации или сообществ, с которыми можно было бы сотрудничать. Заранее спасибо всем, кто отзовется.

Вот, допустим, пишете вы фэнтези. Но не один роман, а, например, дилогию или трилогию. И какой-нибудь герой, игравший значительную роль в вашей первой книге, оказывается совершенно не востребованным во второй. И, как следствие, выпадает из повествования, переставая оказывать какое-либо влияние на сюжет и на судьбу ГГ. И вот читатели интересуются – а как там мистер Н?.. Что с ним случилось дальше?.. А вы чувствуете совершенную беспомощность, поскольку, получается, что ничего с ним не случилось, просто он пошел своей дорогой, а ГГ пошел своей, и больше они не пересекались. В жизни такое сплошь и рядом происходит, но в литературе это выглядит неаккуратно. В хорошо продуманном романе никаким случайностям не место. И вот тут вы начинаете страдать и ломать голову над тем, что делать с потерявшимся героем.

Обычно авторы их убивают, чтобы никаких вопросов не было. Но, если вдуматься, убийство персонажа – очень хлопотное дело. Для начала, надо будет аккуратно вписать его смерть в сюжет, чтобы она не портила уже сложившуюся композицию романа, а потом еще придется как-то отразить влияние его трагической судьбы на жизнь и на характер главного героя… в общем, целая история. В конечном счете, убивать героев стоит только там, где автор (и ГГ) эту смерть действительно способен пропустить через себя и воспринять ее, как настоящую трагедию. Я пару раз без шуток плакал от того, что тот или иной герой погиб. Короче, «зачищать хвосты» убийством персонажа – это не мое. Второй вариант, который напрашивается в подобном случае – несколько раз упомянуть пропавшего героя в следующих книгах, чтобы создалось впечатление, что его жизнь продолжается где-то на периферии вашего повествования, и просто перестала влиять на основной сюжет. Пока что я именно так и поступил, но не могу сказать, что чувствую большое удовлетворение от этого решения. И на это есть причина – в среднестатистическом романе в жанре фэнтези всегда по меньшей мере в полтора раза больше персонажей, чем необходимо. Эта избыточность всегда бросается в глаза, когда читаешь чужие книги, следовательно, нужно подозревать ту же ошибку и у самого себя – наверняка не ошибешься.

Я задаю себе вопрос – не правильнее ли объединить «пропавшего» героя и кого-то из героев следующих книг в один собирательный образ, чтобы убить двух зайцев сразу: 1) раз и навсегда решить проблему с «потеряшкой» и 2) сократить количество действующих лиц? Проблема в том, что каждый автор успевает привязаться к своим персонажам, так что изменить даже одну заметную черту, не говоря уже о том, чтобы превратить двух разных персонажей в одного, кажется святотатством, грубым и насильственным вторжением в структуру текста. И это именно тот момент, когда ты перестаешь понимать, что в данном случае будет ошибкой – то ли инфантильное отношение к своему тексту, как к чему-то завершенному и неприкосновенному (распространенная идея начинающих писателей, которые пишут кучу лишних сцен и диалогов, а потом не решаются от них избавиться), то ли желание перекроить готовый текст и уже существующих героев под свое абстрактное представление о хорошей (в композиционном смысле) книге. Видимо, придется проверять свои идеи опытным путем, то есть поэкспериментировать с черновиками, попытаться превратить двух персонажей в одного, и посмотреть, что получается – хороший новый персонаж или Тяни-Толкай.    

Демьян Бедный в письме к Сталину утверждал, что выучил немецкий язык за два месяца, находясь в Германии на лечении. В частности, он нанял немку, и по два часа в день беседовал с ней на разные темы, "насилуя ее своим произношением", конец цитаты. Вообще Демьян, конечно, тот еще слизняк и мерзкий ябеда - противно читать, как он на десяти страницах ноет Сталину о своих обидках и клянчит у него новую дачу, приправляя эти причитания неизменной оговоркой "только не подумайте, что я прошу о личном, в моей просьбе нет ничего личного" (все, разумеется, на благо пролетариата - и мой персональный вагон, и квартира моя в Кремле, и форд с личным шофером. Вот и дачу мне на благо народа постройте, "комнат на 4-5"). Но с языком, чтобы за два месяца, да еще и пытаясь вылечить тяжелую болезнь - вот это молодец, мне даже завидно. Если, конечно, это не вранье. Он в этих письмах сам себя обсасывает, как леденец, жмурясь и причмокивая - поди угадай, где правда, а где просто похвальба.

У вас бывает такое, что вы понимаете, что книга нелогичная, банальная и плоская, и, по-хорошему, надо бы ее бросить и забыть о ней, но почему-то вы к ней возвращаетесь, опять пытаетесь ее читать, но после нескольких страниц, конечно же, плюетесь и бросаете, и так – несколько раз подряд?.. Обычно в такой книге есть какая-нибудь сцена, которая на голову выше остального текста – яркая и эмоциональная, в отличие от окружающих ее картонностей, нелепостей и (часто) откровенной мэрисьюшности. И эта сцена застревает в голове, так что потом из раза в раз берешься перечитывать провальное произведение в надежде, что волшебство повторится – но оно, естественно, не повторяется.

Я в очередной раз споткнулся о такую книгу, и теперь не могу справиться с прямо противоположными чувствами: с одной стороны, текст раздражающе убогий, и ощущение впустую потраченного времени при чтении сильнее, чем при беспорядочном просмотре соцсетей. С другой стороны, пролог у этого романа замечательный и очень многообещающий, и даже теперь, когда уже понятно, что дать обещанное автор просто не способен – тоска по несбывшейся хорошей книге тянет к тексту, как магнитом. 
Чувствую себя той мышью, которая плакала, кололась, но никак не могла перестать жрать кактус. 

Вчера в разговоре с Леной К. коснулись очень интересного вопроса - о работе (над текстом) "по расписанию" и "по вдохновению". А сегодня, попытавшись кое-что отредактировать, я вновь вернулся к этому вопросу. Вот, казалось бы, редактирование уже написанного текста - гораздо более механическая, простая работа, чем создание текста "с нуля". И все равно. Пока вдохновение есть, кажется, что нет ничего проще, чем редактировать. Когда нет вдохновения, то понимаешь, что это вообще невозможно, что у тебя попросту нет доступа к тому пласту текста, который делает его "плохим" или "хорошим". Все, на что ты (в этом состоянии) способен - это убрать опечатки или лишние запятые. А о том, чтобы улучшить текст, можно даже не заикаться. Все-таки создание художественного текста - это не какая-то работа, которую ты совершаешь, это работа, которая совершается в тебе. Хотя вдохновение, конечно, нужно для любого дела - и чтобы посуду вымыть, и чтобы неправильные французские глаголы выучить. Просто в других делах отсутствие вдохновения сказывается на темпе работы, на ее качестве, на субъективном ощущении усталости и низкой продуктивности - а в писательстве отсутствие вдохновения попросту делает работу невозможной.

Не бывает авторов "дисциплинированных" или "недисциплинированных". Если какой-то автор в состоянии писать регулярно и помногу, это само по себе не значит, что он работает без вдохновения - это значит, что его внутренняя организация, все эти синапсы и нервные связи работают так, что для вдохновения достаточно какого-нибудь слабого возбудителя - открыл свои черновики или прочел о чем-нибудь волнующем, и все пришло в движение. Это личная особенность, но не заслуга - точно так же, как нельзя считать заслугой человека, например, ускоренный обмен веществ. И это свойство можно потерять в любой момент - с талантливыми авторами это иногда случается. Но если речь не о каком-то бешеном метаболизме вдохновения, а исключительно о навыках и мастерстве, то в результате будет не плохой или хороший, а "качественный" или "некачественный" текст. А качественный текст - это резиновая женщина. Различие между "хорошим" и "добротным" текстом заключается не в том, что происходит в сознании у автора и под его контролем, а в работе подсознания, которым мы не управляем. Именно импульсы из подсознания, выражаясь современным языком, и называют вдохновением. И сколько бы создатели различных руководств по "креативности" (не перевариваю это слово) не утверждали, что этими импульсами тоже можно управлять, реально эти рассуждения ничем не отличаются от заявлений о левитации или телекинезе - в смысле, рассуждений пруд пруди, а сам телекинез никто продемонстрировать не может.

На нашей группе поддержки для трансгендерных людей иногда всплывала такая тема, как "гетеронормативные отношения". Это такие отношения, в которых поведение партнеров и их ожидания друг от друга во многом зависят от гендерных стереотипов. Раньше я относился к гетеронормативным отношениям спокойно-положительно, в стиле - "ну, если людям нравится, почему нет?". Потребовался год совместной жизни с Соней, чтобы осознать, что гетеронормативные отношения в принципе кажутся мне противоречащими базовым человеческим потребностям. Думаю, я не захотел бы состоять в подобных отношениях даже при условии большой любви к гипотетическому гетеронормативному партнеру, потому что чувства типа страсти или восхищения - это одно, а повседневная жизнь с подобным человеком - совершенно другое.

Весь этот год я наслаждаюсь тем, что в наших отношениях все вещи существуют сами по себе - физиология отдельно, гендер - отдельно, а характер и манера поведения - отдельно. Мне нравится отсутствие какой-либо ассиметрии в быте и домашних делах, в ожиданиях друг от друга, в соотношении запроса на поддержку и готовности ее оказывать. Но главное - мне очень нравится, что те особенности поведения, которые вырабатываются в процессе гендерной социализации, не остаются в нашей паре данностью, а постепенно изменяются, подстраиваясь к нашим подлинным желаниям и потребностям. Обычно получается совсем наоборот. Женская социализация во многом направлена на то, чтобы не выражать свое недовольство, а сдерживать его в интересах сохранения комфортной атмосферы. Из-за этого многие женщины в отношениях до последнего терпят какие-то не устраивающие их моменты, а потом, естественно, взрываются. Кстати, женщин часто обвиняют в манипулировании вида "я не стану говорить о своем недовольстве, но буду выглядеть такой несчастной, что другой человек сам захочет выяснить причину этой грусти" - но я думаю, в реальности такое поведение может не иметь с манипуляцией ничего общего. В силу женской социализации, в неприятной ситуации мозг блокирует "опасные" мысли о причинах недовольства, и возникает грусть и оцепенение. Так вот, вступая в отношения, женщины чаще всего не работают над преодолением этого (и других) последствий своей социализации, а, наоборот, еще сильнее цементируют эти последствия. Аналогичным образом, среднестатистический мужчина, выстраивая отношения с партнершей, не пытается преодолеть типичные последствия мужской социализации, вроде проблем с отслеживанием и принятием эмоций - что чужих, что своих собственных. Я очень рад, что в нашем случае это не так, и мы всегда стараемся открыто обсуждать любые наши мысли, одинаково внимательно и бережно относимся к эмоциям друг друга. И еще я рад, что мы не только можем быть и сильными, и слабыми - смотря чего мы захотим в конкретную минуту - но и способны проявлять любое чувство, будь то нежность, страсть, испуг или печаль, в той форме, в какой нам захочется, а не в той форме, в какой нам диктуют гендерные роли. Очень странно сознавать, что большая часть людей по-прежнему считает, что мужчинам _полагается_ проявлять страх (и прочие эмоции) не так, как женщинам, а поступать иначе - "неприлично" или "недостойно". Даже если человек не произносит ничего такого вслух, скорее всего, эти стереотипы зафиксированы у него на уровне подкорки, и живет он именно по ним. А значит, и к партнеру он (сознательно или же бессознательно) подходит с той же самой меркой. За последний год я совершенно перестал понимать, как члены гетеронормативных пар выживают в своих отношениях, и как такое может нравиться.

PS - на всякий случай: не путайте два слова, "гетеросексуальный" и "гетеронормативный", это разные слова. Если у вас возникло искушение обидеться, погуглите, что значит "гетеронормативность" - очень может быть, что это не про вас.      

Из забавного. Гуляя по Парижу (пока мы проходили собеседование в ОФПРЕ), Рора случайно задела рукавом какого-то мужика. Она была так сильно поглощена своими мыслями, что по рассеянности извинилась перед ним по-русски. И это оказалось роковой ошибкой. Мужчина очень оживился. Оказалось, он албанец, который живет в Париже, но обожает Россию и все русское. Учит русский язык, уже несколько раз ездил в Россию, но самое главное - он горячо поддерживает Путина и его политику. Россия, говорил он, следуя за Ророй по пятам, имела "исторические права" на Крым, поэтому она права. И войну в Сирии он тоже одобряет. А на предстоящих выборах он будет голосовать за Фийона, потому что тот - друг Путина. Впоследствии мы думали, что хорошо было бы убедить этого пламенного путиниста переехать в Россию, желательно - вместе с друзьями и единомышленниками. Там как раз освободилось место после нашего отъезда. А для мировой гармонии необходимо, чтобы тело человека находилось там же, где его душа. Очень мучительно, наверное, сочувствовать России и ее светоносной борьбе за свои "исторические права" и за "традиционные духовно-нравственные ценности", задыхаясь среди пошлого парижского благополучия и бездуховности.

Ночью страшно мучился от зубной боли. Не сумев заснуть до пяти утра, спустился вниз, нашел таблетки, выданные Роре именно на случай зубной боли (парацетамол плюс кодеин), с отчаяния съел двойную дозу. Я не знал, что кодеин, хотя и слабое, но все же наркотическое средство. В течение минуты (небывалый срок для обезболивающих) исчез даже намек на боль, и стало очень тепло и до безобразия приятно. Часа три пролетели совершенно незаметно, в разговоре с Никсом, но проснулся я с тяжелой головой и ощущением, что я плохо соображаю. Когда приду в себя, надо будет по горячим следам добавить реалистических деталей в сцены, где герои "Стали и Золота" употребляют люцер.

Мой друг, Саша К., всегда упорно отрицал возможность эммиграции - каждый раз, когда ему бывало совсем плохо, и мы (уже успев прийти в отчаяние) предлагали: "Саш, а может быть, тебе уехать?..", он отвечал, что не хочет рассказывать кому-то про "бедных русских активистов, которых замучили на родине". Я тогда не мог этого понять. Согласиться с жизнью в невыносимых условиях, с пожизненной (и постоянно прогрессирующей) депрессией, задумываться о самоубийстве - но при этом отвергать возможность эммиграции из-за того, что нужно будет кому-то что-то объяснять?.. Вчера я наконец-то понял, что должен был чувствовать мой друг. Когда ты уезжаешь из своей страны, чтобы просить убежища, то ты (как правило) уже давным-давно находишься за гранью выгорания. Мысль о том, чтобы говорить об активизме, вызывает у тебя почти физическую боль. Лионские ЛГБТ и феминистки делают доклад о положении ЛГБТ в России и просят поделиться информацией - а ты чувствуешь, что ты не можешь говорить об этом, что тебе до тошноты невыносимо снова прикасаться к этим ранам. Ты избегаешь этого. Ты можешь что-то вспоминать в кругу друзей, и это иногда бывает весело - думаю, что солдатам тоже иногда бывает весело вспоминать какие-нибудь вещи о войне. Среди своих. Но пытаться рассказать об этом посторонним людям, даже самым дружественным и доброжелательным - немыслимо. Ты чувствуешь себя немым, нет, хуже, чем немым - заживо погребенным, по ошибке затесавшимся среди живых. Так выглядит депрессия. Я знаю, как это работает, но в данном случае то "Я", которое об этом знает, и то "Я", которое переживает эти чувства - как бы два отдельных человека, и один из них не всегда в состоянии помочь другому.

Собеседование в ОФПРЕ, если подойти к нему формально - скучная бюрократическая процедура, во время которой чиновники пытаются найти какие-то несоответствия в твоих словах. Если подойти к тому же самому мероприятию по-человечески, то это издевательство, которое становится не лучше, а гораздо хуже от того, что с тобой обращаются вполне корректно, не повышая голос и не проявляя никакой враждебности. (В конце концов, враждебность собеседника мобилизует. Если ты воспринимаешь человека, как врага, ты уже защищен от большинства его воздействий). Какое бы тут привести сравнение?.. Собеседование с ОФПРОЙ больше всего похоже на ситуацию, когда ты рассказываешь кому-нибудь о пережитом изнасиловании, а человек вежливо сомневается, что 1)изнасилование на самом деле было 2)что это было именно насилие 3)ты не сфальсифицировал все доказательства насилия, чтобы получить от этого какую-нибудь выгоду. Будучи психологом, я утверждаю, что такое отношение (какими бы аргументами его не оправдывали) является преступлением против человечности. Я знаю, что найдется множество охотников говорить, что "ну это же чиновники", "ну им же надо как-нибудь проверить", "не стоит принимать такое отношение на свой счет" и прочее, и прочее. Отвечу - да, я понимаю, что это чиновники, и что в том виде, в каком она есть, эта система не может работать по-другому. Но это не делает такое положение вещей нормальным. Да, разговор с чиновником - это не психологическая консультация и не звонок на телефон доверия. Но обсуждаемый материал и его значимость для человека остаются в точности такими же, как если бы он говорил о них с психологом, это константа его восприятия. Человек, который вынужден рассказывать об изнасиловании (репрессиях, преследованиях, давлении), не виноват, что его слушает чиновник. Он не виноват, что этому чиновнику (по долгу службы) полагается подозревать его во лжи. И, безусловно, такой человек, заслуживает другого отношения.

Опять же - существует очевидное различие между уточняющим вопросом и вопросом, который задан нарочно для того, чтобы выбить тебя из равновесия и показать, что собеседник подозревает тебя в обмане. Первый тип вопросов никогда не смутит человека, который говорит правду. Когда тебе задают вопрос второго типа, ты чувствуешь себя лгуном и дураком, даже если точно знаешь, что все твои слова полностью соответствуют действительности. Пример - среди прочих документов из нашего досье мне показали фотографию, на которой мы с Никсом лежим на асфальте в окружении омоновцев. Вопрос интервьюера - это вы сделали эту фотографию? (Каким, простите, образом? Лежа на земле?) Нет, не я. А кто ее сделал? Не знаю, какой-то блоггер или журналист. По вашей просьбе? Нет, я ничего о нем не знаю. Где вы взяли эту фотографию? Не помню, где-то в интернете... В этот момент ты начинаешь чувствовать вину за то, что вовремя не выяснил, кто сделал эту фотографию, и не запомнил, откуда ты ее скачал, хотя на самом деле это дикость - половину моих фотографий мне кто-нибудь скинул в личку через третьи руки, и притом сто лет назад. Но сути дела эта не меняет: к концу подобного диалога ты чувствуешь себя так, как будто бы ты нарядил в ОМОНовцев своих приятелей и сделал этот снимок с помощью палки для селфи. Самое печальное, что этого эффекта легко можно было бы избежать, если бы те же самые вопросы Читать далее...

5 декабря 2011 года я вышел на протесты за честные выборы (те самые, с прорывом оцепления ОМОНа и объявлением "стратегии-19 - все на улицу"). 5 декабря 2016 года мы едем в Париж, на собеседование с ОФПРОЙ о получении убежища во Франции. Все, что происходило между 5 декабря одиннадцатого и 5 декабря шестнадцатого, было путем от первого ко второму. Очень грустным, но естественным (в нашей стране) путем.

Перечитываю документы, готовлюсь к собеседованию и думаю об этом.

Захотел отдохнуть и посмотреть какой-нибудь известный фильм, который я еще не видел. Выбрал "Солдат Джейн". Фильм потрясает тем, что он вроде бы посвящен борьбе с дискриминацией, однако в первые десять минут его создатели успевают продемонстрировать трансфобию, лукизм и гомофобию. Позорище. Выключил на двенадцатой минуте.

Ненавижу Литрес. Ненавижу этих падальщиков, наложивших лапу на огромное количество хороших книг. И еще больше ненавижу их кастрированные "ознакомительные фрагменты", которые валяются и тут, и там, и постоянно попадаются нормальным людям вместо полных текстов. Ненавижу вас, уроды. Да здравствует Флибуста, Рояллиб и все пираты на свете, слава им ныне, и присно, и во веки веков, аминь. 

О чем мечтает каждый автор Самиздата (и не только Самиздата)? Разумеется, о том, чтобы ему писали комментарии. Вопрос – какие именно. Я попытаюсь рассказать о том, на что автор надеется, заглядывая в комментарии, и что обычно получает. Разумеется, все это очень субъективно, кто-нибудь другой может испытывать совсем другие чувства.

Комментарии, которые мы часто получаем.

1. Короткие комментарии в духе «Спасибо», «Спасибо за проду!» и т.д. Автор рад, что у него есть постоянные читатели, которые дают понять, что им небезразлично его творчество, но чувствует легкое разочарование из-за отсутствия конкретики.

2. «Когда будет прода?». Казалось бы, следует радоваться, что читатели не забывают Автора и его произведения, но на деле этот комментарий вызывает сильную фрустрацию, поскольку автор сам не знает, «когда будет прода». Правда, я знал авторов, которые работали по расписанию, стабильно публикуя проду каждый день или каждую неделю. Но обычно это все-таки не так.

3. Комментарии людей, которые относятся к событиям в романе так, как будто персонажи – их знакомые. «Я так надеялся, что этот негодяй получит по заслугам, а он в результате оказался в выигрыше!». Или «вот бы тут сложилась романтическая линия между персонажами А и Б!». Автор чувствует себя польщенным тем, что ему удалось создать живых героев, судьбу которых можно принимать так близко к сердцу, но одновременно с тем он чувствует растерянность. В большинстве случаев, если автор пишет не фансервисную прозу и не Мэри Сью, любые события в сюжете не существуют сами по себе, а работают на выражение авторской идеи. Если бы Наташа вышла замуж за Болконского, Овод сумел бы объясниться с Монтанелли, а Скарлетт сразу поняла, что ее чувства к Эшли – просто детская иллюзия, то получилась бы совсем другая книга. Каждый автор в глубине души надеется, что его произведение будет восприниматься как единство смысла и сюжета, а не как один только сюжет. Впрочем, должен признать, что чтение по главам, да еще и с перерывами по времени, сильно препятствует такому восприятию.

4. «Здравствуйте, автор, я читаю вашу книгу, но не умею описывать свои впечатления, поэтому просто хотел(а) бы вас поблагодарить». Автор тронут тем, что комментатор решил отозваться на его произведение и выразить свое небезразличие к нему, но думает, что тут возникло недоразумение. Потому что для того, чтобы написать Самый Лучший Комментарий, как раз не надо ничего уметь. Это ведь не рецензия. После школьных сочинений у людей обычно существует убеждение, что делиться впечатлениями о литературном произведении – это особое искусство, и что в этом деле нужно соблюдать какие-то формальности. Хотя любая мысль, возникшая в процессе чтения, ничем не приукрашенная и не затемненная, как раз и представляет собой самый лучший комментарий – в смысле честности и пользы автору.

Комментарии, о которых мы мечтаем, но которых почти никогда не получаем.

1. Любые комментарии по смыслу (повторюсь, что очень важно различать сюжет и смысл). Например, если мы говорим о тех же «Унесенных ветром», я бы с удовольствием спросил у Митчелл что-то вроде: «насколько вы сами согласились бы с идеей Ретта, что люди типа Эшли Уилкса – «порода чисто орнаментальная», а существования заслуживают только люди типа Скарлетт, Батлера или миссис Мэрриуэзер? Как вы думаете, может ли способность человека выживать в эпоху потрясений служить мерилом его ценности как таковой?». Или спросить у Дивова с его «Выбраковкой» - «вы все время повторяете, что «Выбраковка» - это антиутопия, но в процессе чтения упорно создается впечатление, что вы упиваетесь тем фантастическим будущим, которое вы описали. Вам не кажется, что ваши чувства относительно этого нового порядка, как минимум, амбивалентны?».

2. Комментарии, которые указывают на логические нестыковки в сюжете или в поведении героев. Хрестоматийный пример с форумов по Гарри Поттеру – Рон утверждает, что боится пауков из-за того, что, когда ему было три года, Фред и Джордж превратили его любимого плюшевого мишку в паука. Поскольку в тот момент, когда Рон с Гарри учатся на пятом курсе, Фред и Джорд все еще остаются в Хогвартсе, следует считать, что они старше своего брата на два года. Получается, что они владели трансфигурацией в пять лет, причем способны были превратить неживой объект в живой. Да при таком раскладе их должны были бы принять в Хогвартс сразу в качестве преподавателей! Чаще всего такие нестыковки легко можно устранить, если какой-нибудь внимательный читатель вовремя укажет на них автору. А иногда какая-нибудь нестыковка рушит логику всего сюжета – и тогда тем более необходимо, чтобы кто-то открыл автору глаза ДО того, как он

Читать далее...

За чашкой кофе. Соня: "Когда я мучилась на тему "трансгендерность или все-таки нет?!", по всей Москве висели рекламные плакаты "Время сменить пол!". Я тогда подумала, что у Господа довольно специфическое чувство юмора"

Увидели мы тут в Лионе точку бук-кроссинга, и я прихватил оттуда книжку для детей, решив, что она пригодится мне, чтобы тренироваться в чтении по-французски. Сегодня стал ее читать. Начинается эта добрая детская книжка так: мальчик играет во дворе с ребятами, а в это время его мама умирает от чахотки. Он приходит домой, а она мертвая - руки уже окоченели, глаза смотрят в потолок, а по лицу мухи ползают. Мальчик начинает рыдать, а какая-то старая женщина, то ли родственница, то ли просто соседка, запрещает ему плакать, потому что "твоя мама была храброй, и ты тоже должен". Наверное, если бы я читал по-русски, я бы не обратил особого внимания, но сейчас я читал медленно, и меня проняло. До меня вдруг дошло, что старые детские книги вообще ужасно кровожадные - вечно там осиротевшие дети, трущобы, чахотка и черт знает, что еще. Причем все это - в таких подробностях, что жуть берет. Представьте, что ваш маленький ребенок приходит домой с прогулки - а по маминому трупу мухи ползают. Или что он засыпает на одной кровати с умирающей подругой, как Джен Эйр или Люда Влассовская. Или что его продают чужому человеку, как Реми у Гектора Мало. И нечего тут плакать, потому что "мама тоже была храброй". Брррр!

Современная психология и основанная на ней философия довольно бодро отвечают на вопрос страданий, говоря – «если не можешь получить того, что хочешь, просто перестань этого хотеть». Рационализм как метод психотерапии. Я, конечно же, не против. В большинстве случаев, для моих клиентов и для меня самого это работает. Иррациональные убеждения вида «Я ничтожество, если не получу эту работу», или «я умру, если не буду с этим человеком», или «я обязан помогать другим, и не имею права сказать «нет»» нуждаются в корректировке и, заметим в скобках, хорошо такой корректировке поддаются. Но, в конечном счете, содержание любого консультирования определяется запросом. Большинство моих клиентов обращаются ко мне с запросом «Я не хочу страдать, помогите мне с этим справиться». Ни один пока что не сказал – «я вижу в собственном страдании экзистенциальный смысл, помогите мне научиться жить с этим страданием». Я думаю, что понял бы такого человека, и охотно взялся бы совместно с ним работать над его запросом. Правда, временами мне встречались люди, которые, казалось, видели в своем страдании важную часть своего человеческого «Я». Но, к сожалению, чаще всего оказывалось, что это либо подростковое позерство, превращение своих страданий в средство самопрезентации, либо источник всевозможных выгод и удобный инструмент манипулирования. Либо и то, и другое сразу. (Замечу в скобках, что позеры не особо щепетильны в отношении своих страданий – им не так уж важно, что произошло на самом деле, а что они просто выдумали, лишь бы их истории способны были потрясать воображение. Хуже всего то, что после парочки таких знакомых начинаешь подозревать в позерстве всех подряд, и, если кто-нибудь рассказывает тебе чересчур трагичную историю, ты сразу чувствуешь глубокий скепсис – хотя, вообще-то говоря, жизнь ежедневно дает нам пример таких трагедий, что среднестатистическому позеру, с его куцым опытом, такого в жизни не придумать). Короче говоря, страдающие люди вида «нет, я не Байрон, я другой» или «это мой крест, и я его несу» мне попадались, а страдающие люди типа Кьеркегора, Ницше и Шестова – нет. Наверное, они не обращаются к психологам. А жаль. Это дало бы уникальную возможность раздвинуть границы психотерапии, найти в ней что-то более глубокое, чем рациональный метод, сделать ее в прямом смысле слова экзистенциальной. То, что мне попадалось под названием «экзистенциальной психотерапии» до сегодняшнего дня, обычно не заслуживало этого названия, сводясь к тому же самому – «давайте проанализируем, как именно это работает». А это не годится. Это то же самое, что пытаться разобраться в черных дырах с помощью отвертки.

Помните Соловьева, «милый друг, иль ты не видишь…»? Мне всегда казалось, что это стихотворение звучит очень оптимистично. Но недавно я открыл в нем новую, трагическую глубину. Можно черпать в идее Соловьева радость, пока думаешь, что «отклик искаженный» - это исключительно «житейский шум трескучий». А все «то, что сердце сердцу» - это как раз из мира «торжествующих созвучий». Но, в конечном счете, все наиболее ценное в нашем мире – дружба, сострадание, взаимопонимание, любовь и прочее – на деле плоть от плоти этой реальности, со всеми ее непреложными законами.

И, может быть, теперь я знаю, что такое «подпольный человек» Шестова. Это не только человек в невыносимых обстоятельствах, но и любой благополучный человек, чьи потребности вступили в неразрешимый конфликт с реальностью. Когда, имея все, что только можно пожелать, ты понимаешь, что имеешь все – и ничего. Это как сделка с Дьяволом – он даст в обмен на твою душу то, что ты попросишь, но, получив желаемое, всегда понимаешь, что это НЕ ТО. Но только тут все еще хуже, потому что нет и не может быть в этом мире того, что ты ищешь, а то, что у тебя есть и что было бы пределом желаний для какого-то другого человека, тебя не удовлетворит.