Посоветовал жене романы Робин Хобб, которые люблю за их неспешность и психологизм. Соня сломалась на третьей книге "Саги о Видящих", не вынеся депрессии ГГ, а я подумал про другие книги, куда менее талантливые, чем у Хобб, однако тоже полные нытья. Как-то так вышло, что почти во всех книгах в жанре фэнтези, написанных от первого лица, герой (или же героиня) постоянно жалуются на свою нелегкую судьбу, могущество своих врагов, непонимание со стороны друзей и родственников, и так далее, и все тому подобное. Пожалуй, больше всего раздражает то, что почти все эти "страдальцы" являются либо представителями высшего сословия, либо бастрадами, которые - при всех своих несчастьях - живут лучше, чем 99% людей в средневековом мире, даже при наличии в нем магии.

Подобному герою наплевать, что тысячи людей вокруг него работают с рассвета до заката, умирают от болезней, голода или банальных зимних холодов. И уж тем более ему плевать на многочисленных безликих слуг, которые с утра до ночи обслуживают его аристократическую задницу. Он, разумеется, не стирает свои вещи и не моет за собой посуду. Его руки не болят и не трескаются от полоскания белья в холодной воде. Он никогда не очищает выгребные ямы, куда сам же гадит - у него есть более серьезные дела! При этом нашего героя никогда не посещает мысль, что, если он и не получил от жизни все, что хочет, ему все же повезло гораздо больше, чем другим. И правда, зачем обращать внимание на то, что у тебя всегда есть теплая одежда, еда и крыша над головой, а все твои дела нередко ограничиваются... учебой, о которой большинство людей в твоей стране не может даже не мечтать? Это не важно. Главное, встать в позу благородного страдальца и сказать - "Никто меня не любит и не понимает! Все ко мне несправедливы!". И читатель, как ни странно, часто покупается на жалобы таких героев, начиная искренне сочувствовать эгоцентричным инфантилам, потому что автор тоже им сочувствует и всячески поддерживает своих персонажей в их смешных претензиях - вместо того, чтобы ввести в повествование более умного героя, который дал бы поглощенному собой ГГ пинка под зад и объяснил ему (или же ей) что они не единственные люди в мире, и что их нелепые проблемки меркнут перед настоящими проблемами.

Я не хочу сказать, что человек должен чувствовать себя счастливым просто потому, что у него есть еда и крыша над головой. Я имею в виду зацикленность героев на самих себе. Простой пример - значительная часть первой книги Хобб посвящена нытью ГГ о том, что Баррич его не понимает. И это говорит человек, у которого перед глазами отец Молли, который постоянно напивается и избивает ее, так что она ходит с расквашенным носом! Но это наблюдение почему-то ни на секунду не заставляет Фитца подумать "а ведь Баррич не злой человек и искренне заботится обо мне". К третьей книге эгоизм и неблагодарность Фитца успевают нагноиться до такой степени, что он орет на Баррича - "ты меня спас просто потому, что ты ничтожество, которому всегда надо с кем-нибудь возиться, без этого ты не знаешь, чем себя занять!". И это тот момент, когда Фитц выглядит откровенно противно. Его нытье "я не хочу быть человеком короля!" тоже звучит нелепо. Хочется сказать ему - разуй глаза! Ты правда думаешь, что те люди, которые стирают твои грязные штаны, прямо-таки мечтают этим заниматься? Но почему-то их загубленная стиранием чужих штанов жизнь тобой не воспринимается, как вселенская несправедливость.

Спасибо Джорджу Мартину за то, что Джона Сноу быстро излечили от его нытья, ткнув его носом в то, что большинству людей в Дозоре повезло гораздо меньше, чем ему. С другой стороны, герои типа Сноу извлекают для себя уроки из упреков окружающих и что-то изменяют в своем поведении, в то время как героев типа Фитца упрекать бессмысленно - от всех упреков они только глубже погружаются в хандру.

Я люблю новеллизации истории о короле Артуре - "Хрустальный грот", "Туманы Авалона", "Короля зимы". Но недавно, перечитывая "Короля зимы", я впервые обратил внимание на то, что Корнуэлл сделал своего Артура редкостным подонком. Герой-рассказчик постоянно заявляет, что Артур великодушный, добрый, милосердный человек, хотя на самом деле вся так называемая "доброта" Артура - просто политический расчет. Ни щепетильности, ни сострадания к конкретным людям у Артура нет, вся сущность его мотивации - "нам нужен мир в Британии, поэтому не надо ссориться". В начале книги кажется, будто Артур готов смириться с чем угодно, лишь бы сохранить всеобщее согласие. К примеру, когда друг Артура, Овейн, делает жену их побежденного противника своей рабыней, Артур молча позволяет своему приятелю сколько угодно насиловать пленницу и издеваться над ней прямо у себя под носом. Никаким великодушием к несчастной женщине он не обременен, и ее крики не мешают ему спать. Однако очень быстро выясняется, что "мир в Британии" является для Артура высшей ценностью только до той минуты, пока в жертву миру можно приносить кого-нибудь другого - но не самого себя. Как только нужно поступиться ради мира не чужими, а своими интересами (отказаться от своей безумной страсти к Гвиневере и заключить союз с Повиссом через брак с принцессой Кайнвин), сразу выясняется, что мир в Британии не стоит жертв. К черту Британию, к черту грядущую войну и уже заключенную помолвку! Кто влюблен - тот вправе думать членом, а не головой, аминь.

Артур в упор не замечает, что его супруга - редкостная стерва. Ладно, думает читатель. Может быть, стервозность Гвиневеры задевает в сердце ее мужа какую-то трепетную мазохистскую струнку, и он не был бы так счастлив с другой женщиной. Но то, что развлечения Гвиневры разоряют королевскую казну, а страна все глубже погружается в разруху - это уже невозможно называть "чисто семейным делом" нашей сладкой парочки. Наверное, Артур в романе Корнуэлла хорош только одним - он раскрывает миф о "трезвомыслящем политике", который должен быть готов закрыть глаза на какие-то частные несправедливости (вроде насилия или издевательства над пленной девушкой) ради Высокой Цели. Строго говоря, у большинства людей, которые стремятся приносить частные интересы в жертву политической необходимости, проблемы те же самые, что у Артура в "Короле зимы". Благополучие страны, конечно, стоит жертв, но исключительно чужих. Нет, разумеется, порой можно и самому чем-нибудь поступиться за идею - но, конечно же, не самым важным и желанным для себя (пусть самым важным жертвуют другие!). И такая жертва, разумеется, должна быть добровольной - не в пример всем остальным, которые страдают "в силу исторической необходимости". И, конечно, если такой человек чем-нибудь жертвует, то это непременно должно вызвать благодарные рукоплескания, хотя он сам при виде чужих жертв обычно просто пожимал плечами, говоря - "ничего не поделаешь, кому-нибудь всегда приходится страдать". Но, впрочем, я отвлекся. Я просто хотел сказать, что наш Артур - настолько лицемер, что уже попросту подлец.

И знаете, хотя я никогда не относился к тем читателям, которые не любят положительных героев и предпочитают им разнообразных "обаятельных мерзавцев", перечитывая "Короля зимы", я начал понимать, почему многих критиков и рецензентов страшно раздражает одна только мысль о положительных героях. Персонажи - всегда плоть от плоти своих авторов. Создать по-настоящему хорошего героя может только очень добрый, сострадательный и мудрый человек. Поймите меня правильно, я вовсе не хочу сказать, что Корнуэлл так безнадежно запорол свой образ Благородного Героя, потому что сам он злобен или глуп. Просто если автора цепляет в людях вовсе не великодушие и сострадание, а что-нибудь совсем другое - скажем, противоречивость человеческой природы - то попытка сделать своего героя добрым и великодушным приведет только к тому, что выйдет еще один пресный и унылый негодяй в сияющих доспехах, который болтает о добре и милосердии и с постной миной совершает всяческие гадости. И согласитесь, что такой герой гораздо отвратительнее, чем любой злодей.

Мы наконец-то получили статус беженцев.

Со вчерашнего дня пытаюсь почувствовать торжество от получения этого статуса. Не получается. Видимо, ко всем главным событиям своей жизни подходишь настолько измотанным, что вместо запланированных криков "ура!!" и прыжков переживаешь странную душевную контуженность. Единственное исключение, которое я могу вспомнить - наша свадьба. А все остальное происходит именно так. Сначала долго предвкушаешь, как ты будешь счастлив, когда случится некое Грандиозное Событие, а потом сознаешь, что оно _слишком_ грандиозное, и тебе еще нужно время, чтобы от него оправиться. Вчерашний маленький семейный праздник выглядел одновременно трогательно и довольно бестолково - наша светлая, уютная гостиная, где мы занимаем до смешного мало места, виски с колой и разговоры с близкими в различных мессенджерах и в Скайпе. Чувство радости, которое переживаешь исключительно умом, пока оцепеневшая душа приходит в норму после пережитых потрясений.

Знаете, в последние недели я все время вспоминаю одну старую историю. Дело было в ОВД Китай-Город. Этот участок и так-то относится к одним из наиболее паршивых ОВД Москвы, но в тот раз там творилось вообще черт знает что. Нас били, пристегивали к решетке наручниками, Елене Костюченко следователи предложили "пососать их болты" и плюнули в лицо. Короче, развлекались, как могли. Кто-то из наших успел спрятать телефон и рассказать правозащитникам о том, что происходит. После этого приехал Горинов. Но ему не дали даже войти в участок. Его вышвырнули на улицу прямо у нас на глазах, игнорируя все его требования допустить к задержанным защитника. До сих пор помню эту картину - интеллигентного вида мужчина средних лет что-то говорит о соблюдении законности, а его бьют, толкают в грудь и буквально живой массой выдавливают за дверь. Но, как ни странно, в тот раз - не в пример прочим нашим задержаниям - на этом дело не закончилось. После изгнания Горинова кто-то очень сильно поднапрягся, и прислал к нам в ОВД другого человека - молодого и гораздо менее интеллигентного мужчину в дорогом пальто и... с корочкой помощника депутата Госдумы. Этот мужчина ничего не стал говорить о соблюдении законности. При первой же попытке полицейского его толкнуть он просто дал ему по морде. А когда тот завопил о 318-той статье, вытащил свою "корку", помахал у полицейского под носом и сказал: "Маме жалуйся". И беспрепятственно вошел в участок.

Когда нас начали отпускать, этот помощник депутата предложил нам с Никсом отвезти нас сначала в травмпункт (снять побои), а потом в Управление собственной безопасности - написать заявление об избиении в полиции. Я очень удивился. На дворе было двенадцать ночи. Я заметил, что в такое время УСБ уже закрыто. "Сейчас будет открыто" - сказал мне помощник депутата. И он оказался прав. С помощью взмахов депутатской коркой и барственных окриков нашего спутника следователи из УСБ приняли наше заявление немедленно. После этого наш неожиданный помощник отвез нас домой. Единственное, о чем он просил нас с Никсом - никому не называть его фамилию и партию, чтобы не скомпрометировать себя помощью ЛГБТ-активистам.

Думаю, что наша главная проблема - я хочу сказать, и Никса, и Ильдара, и того же Горинова, - заключалась в том, что мы хотели жить в России по закону и по совести. А это невозможно. Тот, кто хочет жить в России по закону и по совести, быстро становится несчастным, одиноким, замордованным и полусумасшедшим маргиналом. Можно говорить о справедливости или законе до тех пор, пока до крови не сотрешь язык, но правда в том, что всем, кроме тебя (и горсточки других юродивых) с рождения понятно, что законность, правовое государство, Конституция и многое другое - это только фантики для дурачков, что-то вроде дежурных заклинаний о победе коммунизма, а реальность, ее плоть и кровь - это совсем другие вещи - связи, деньги, "корки" и мигалки. Говорить о равноправии (особенно с трибуны, в галстуке и пиджаке) - это умно, но в самом деле ВЕРИТЬ в то, что человек с мигалкой на машине и учитель средней школы обладают равными правами, может только полный идиот. Мы были идиотами. Мы говорили полицейским о законе, хотя полицейские - в отличие от нас - все понимали совершенно правильно. К примеру, они понимали, что не существует Триста восемнадцатой статьи. Есть только мы, которых можно безнаказанно избить - и есть помощник депутата, который может безнаказанно избить кого-нибудь из них. И, махнув коркой, усмехнуться - маме жалуйся!

И вот поэтому я рад быть здесь. Здесь тоже есть бесправие и полицейский произвол. Но только что, когда какой-то полицейский изнасиловал задержанного дубинкой, это всколыхнуло всю страну. Масштабные уличные протесты. Уголовное дело против полицейского. Бурлящие от возмущения соцсети. И, в конце концов, французский президент, навестивший пострадавшего в больнице. Специально для тупых - я не хочу сказать, что здесь, в Европе, земной Рай. Здесь всего-навсего НЕ АД. Но для того, кто жил в Аду, это имеет колоссальное значение.

27 января 18:18

Самая печальная особенность соцсетей - когда дело доходит до самого интересного, всегда оказывается, что ты не можешь об этом написать. То это неэтично по отношению к другим людям. То небезопасно. То не вписывается в рамки приличий. В результате получается, что жизнь - что-то среднее между психологическим триллером и криминальной драмой, а потом читаешь собственные записи и думаешь - не знал бы, кто это писал, решил бы, что у человека самое серьезное событие недели - прочитать новую книжку. Снова, что ли, завести личный дневник? Описывать все эти дикие истории, чтобы не позабыть со временем. Может, когда-то пригодится, как наброски для остросюжетного романа.

30 января 0:46

Сегодня общался с подругой, которая решила бросить курить и наклеила никотиновый пластырь. Сначала подшучивал над ней по этому поводу, в стиле, что она еще вернется к сигаретам. Потом услышал историю про терапевта, который не хотел выписывать ей никотиновый пластырь и вообще выпячивал губу, в стиле "я не верю в ваш настрой". Стало стыдно. Извинился. Очень жаль, что в близких отношениях легко допустить какую-то небрежность. Скажем, если бы мне клиент сказал, что он решил бросать курить, я бы постарался его поддержать. А с друзьями из-за неформального общения часто теряешь грань между дружеским подколом и нарушением чужих границ. Впрочем, сам я, действительно, несколько раз бросал курить, а потом возвращался к этой привычке. В целом и общем, когда в жизни все достаточно спокойно, я легко могу не курить неделями (убедился в этом, переехав во Францию), но, как только случается какой-то стресс, сразу хочется покурить. И мне действительно трудно представить, как курильщику бросать эту привычку, если уровень стресса при этом не меняется. Это очень тяжелая задача. С другой стороны, я думаю, что, если в такой ситуации у человека все-таки что-нибудь получится - то это будет повод для десятикратных поздравлений. От души желаю, чтобы так и было.

1 февраля 20:54

1 февраля в Лионе наступила весна. Днем было +13. Я пошел гулять, а потом позвонил Соне и пригласил ее на свидание. Это захватывающее ощущение, потому что обычно мы все время вместе, поэтому я никуда её не зову. А ждать, пока любимый человек приедет в назначенное место встречи, очень здорово. Я даже захотел купить цветы. Но как представил, как мы с ними, бедными, будем несколько часов ходить пешком - раздумал. А прогулка вышла замечательной. Были на развалинах римского амфитеатра, а потом пошли смотреть средневековый замок. Лучший день за весь прошедший месяц.

[700x393]

Представил я сегодня встречу автора (себя) с главным героем моей книги, и задумался, что бы он мне сказал. Но сколько я ни думал, в голову упорно лезли только стихи Неймана, "Моление о чаше" - "Знаешь, папа, так тихо в рощице. Ни зверей кругом, ни людей. Мне совсем умирать не хочется - даже ради твоих идей. Ну не звали б меня учителем - был бы плотник, пастух, рыбак... Папа! Можно не так...мучительно? Или лучше - совсем никак?.."
И действительно. Садист ты, Рэй. Чертов садист... 

Знаете, что всегда казалось мне самым страшным в российском протесте? То, что наиболее честные и последовательные из протестующих в России рано или поздно начинают выглядеть (и даже в своих собственных глазах) кем-то вроде городских сумасшедших. Сначала это случилось с активистами Стратегии-31, потом с теми, кто выходил на Манежную площадь и сторожил мемориал на мосту Немцова, теперь с теми, кто поддерживает Дадина. Количество людей, готовых что-то делать, так мало, что все их действия не производят никакого эффекта. Точнее, единственным реальным результатом всех их действий остаются жертвы, которые изо дня в день, из года в год приносят эти люди. Их потраченное время и подорванные силы, денежные штрафы, которые им приходятся платить – все это ужасающе реально. А на другой чаше весов – крайне эфемерное удовлетворение, что ты что-то сделал правильно. Вопреки логике, вопреки увещеваниям окружающих, призывающих подумать о себе, ты поступил по совести. Это освобождающее чувство – поначалу. Но в конце концов ты понимаешь, что попал в ловушку. Что твое «по совести» всегда будет расходиться с элементарным здравым смыслом. Что ты принесешь все мыслимые и немыслимые жертвы, а в итоге не добьешься ничего. С тех пор, как начались протесты в поддержку Узников 6 мая, я участвовал, должно быть, в паре сотен таких акций – массовых и одиночных, относительно спокойных или очень радикальных (разумеется, только по меркам путинской России). Но, к несчастью, все эти усилия были потрачены без видимых последствий. Издевательства над теми, кто освободился, отсидев свой срок по Болотному делу до конца, сейчас, по сути, уже забыты, а на митингах в поддержку политзаключенных звучат совсем другие имена.

В конце весны я осознал, что, пока я живу в России, у меня есть только два пути. Либо я из раза в раз хожу на мирные протесты, превращая свою жизнь в череду мучительно однообразных издевательств (автозаки-полицейские участки-нападения титушек-снова автозаки), и мало-помалу выгораю, погружаясь в беспробудную депрессию, либо я пытаюсь действовать так, чтобы мои действия были нацелены не на процесс (не предавать собственных убеждений, поступить по совести), а на результат. А всякая ориентация на результат в России – это страшно. Потому что, если тебе не дают участвовать в политике, если ты знаешь, что, едва ты выдвинешь свою кандидатуру на хоть сколько-нибудь значимый выборный пост, как на тебя заведут уголовное дело или вообще проломят тебе голову – то что же тебе остается? Исключительно насилие. Насилие – это, увы, единственный язык, который понимают и который уважают наши оппоненты, от титушек на Манежной площади до высших эшелонов власти. Сейчас это уже в прошлом, и поэтому признаюсь: искушение было чудовищным. Когда ты обозлен, измучен и вдобавок за пять лет протеста приобрел такой запас цинизма, глубину которого ты даже сам не сознаешь, идея причинить кому-то зло не вызывает оживления – ты просто начинаешь относиться к ней очень спокойно. И вот это, на мой взгляд, страшнее, чем любой аффект или порыв. Я был почти готов сказать себе, что, раз насилие – это единственный язык, который «им» понятен, значит, это тот язык, на котором нужно с «ними» говорить. По счастью, после некоторой внутренней борьбы я все же отказался от этого вывода. Я сказал себе, что обезьяны иногда «коммуницируют» между собой, кидаясь друг в друга экскрементами, но это все-таки не значит, что нужно участвовать в марафоне по бросанию дерьма, а значит, что следует по возможности избегать коммуникаций с обезьянами.

Кроме того, наши методы борьбы, о которых в интернете спорят так, как будто именно они определяют ситуацию, на самом деле целиком и полностью _определяются_ текущей ситуацией, и вместе составляют тот порочный круг, по которому уже несколько сотен лет ходит наша страна. За неудавшейся попыткой свергнуть окончательно зарвавшуюся власть – сознание того, как страшно далеки борцы с системой от народа, после этого «хождения в народ», попытки просвещения народных масс, потом отчаяние, переход к индивидуальному террору, дестабилизация, гражданская война – а потом новой государственный террор. Можно играть до бесконечности, изредка подновляя декорации. Хоругви, красный флаг, потом опять хоругви.

Большинство людей, мечтающих о революции, видят проблему в том, что, хотя в России всегда много недовольных (строго говоря, «довольных» у нас просто нет), но это недовольство исключительно аморфное. Мои товарищи не раз высказывали надежду на то, что какие-нибудь внешние события, вроде невыплаты зарплаты или пенсии, заставят недовольных действовать и поучаствовать в свержении путинского строя. Может быть, и так. Может быть, если жизнь станет окончательно невыносимой, люди действительно выйдут на улицу требовать перемен. Но я спросил себя: действительно ли я и эти люди захотим _одних и тех же_ перемен? Какой процент людей в России реально заботит неукоснительное соблюдение прав человека, прекращение репрессий и давления на журналистов, разделение властей?.. Даже среди Читать далее...

Наконец-то в нашей новой квартире появился интернет. До этого мы пользовались исключительно мобильным. Мастер, который пришел делать wi-fi в первый раз, выдал большую порцию разнообразных "la putain" и "merde!", и ушел, так ничего и не установив. Французы - вообще люди на удивление неспешные. В России представители сферы услуг лезут из кожи вон, чтобы удовлетворить клиента лучше и быстрее конкурентов. Если ты живешь в Москве, то привыкаешь, что любое неожиданное дело, даже самое экстравагантное, может быть сделано в любое время, независимо от дня недели. Привыкаешь к виду взмыленных задерганных сотрудников и к круглосуточной работе продуктовых, ресторанов, даже книжных или магазинов техники.

Здесь я такого не встречал - должно быть, из-за профсоюзов. Оставлять заявки на каких-то сайтах вообще бессмысленно, надо звонить, причем, как правило, не один раз. Через недельку кто-нибудь придет и что-то сделает. Причем тот, кто придет, не будет производить впечатление человека, который до тебя обслужил двадцать других клиентов и до конца дня обслужит еще сорок. Мастер, делавший нам интернет, немного посидел в гостиной с Ророй, рассуждая с ней о том, что Путин - это тот же Трамп, но только хуже, расспросил о том, почему мы не смотрим телевизор, и только потом ушел, прощаясь с видом гостя, заглянувшего на чай.

Подобная неторопливость жизни вызывает двойственные чувства. С одной стороны, ты чувствуешь досаду, когда удивительно простых вещей, вроде вай-фая, нужно ждать по две недели. С другой стороны, чертовски здорово не чувствовать себя рабовладельцем, выжимающим все соки из других людей. В России меня всегда раздражало это возмутительное отношение к работнику, когда, каким бы делом ты ни занимался, продаешь ли ты мобильники, или работаешь курьером, или сидишь в офисе, твой наниматель хочет, чтобы ты убивался за каждого лишнего клиента так, как будто от количества проданных тобой пылесосов или банковских страховок зависят судьбы мира. Из-за высокой конкуренции и полного отсутствия защиты прав сотрудников такая вещь, как бережное отношение к себе, становится чем-то немыслимым, по принципу - если не хочешь вкалывать, как лошадь, зачем ты вообще пошел работать? На твое место целый коридор желающих.

Когда-то, много лет назад, когда я еще учился в своем первом институте, я надумал подработать и заговорил об этом с менеджером моего любимого кафе. Представьте себе мое изумление, когда мне сообщили, что оклад официанта составляет девять (девять!!) тысяч в месяц, а все остальное - это чаевые. И за эти девять тысяч ты должен работать 2 через 2, каждая смена - по двенадцать суток, все расходы на дорогу и обеды - за твой счет. Впоследствии, когда я слушал, что рассказывали мне мои друзья, которым доводилось поработать официантами, курьерами, операторами колл-центров или продавцами, я все больше убеждался, что над дверью почти каждой фирмы можно с чистой совестью прибить табличку "ЗДЕСЬ ИСПОЛЬЗУЕТСЯ РАБСКИЙ ТРУД". И это еще относительно порядочные работодатели, которые, по крайней мере, сразу сообщают о своих условиях и платят то, что обещали. О тех, кто стал героями разнообразных черных списков, потому что грабят и обманывают собственных сотрудников, я вообще молчу.

Короче, несмотря на то, что мне не чужд банальный эгоизм, и мне действительно _удобно_, когда кто-то расшибается в лепешку, чтобы выполнить мои желания как можно лучше и быстрее, я все же испытываю чувство счастья, видя местную неспешность, потому что она означает, что ты можешь выполнять свою работу, сохраняя человеческое равенство с клиентом и не чувствуя себя прислугой.

4 января, 8.02

С тех пор, как мы переехали, мы открываем в нашем новом месте жительства все новые и новые достоинства. Во-первых, в первом этаже нашего дома располагается маленькая пиццерия, в которой продают невероятно вкусную пиццу, такос и выпечку по неправдоподобно низким ценам. Мы оказались там в первый же вечер после переезда - вся прихожая была заставлена вещами, Рора, героически доехавшая до нового дома в кабине грузовика с коробками и чемоданами, осталась подписывать с Элен последние бумаги, а мы с Соней пошли за едой. Как москвич, я привык к тому, что дешевая выпечка - это полуфабрикат, который при тебе разогревают в печке, и пережил глубокий шок, когда хозяин стал при нас раскатывать тесто скалкой. Это оказалось дольше, чем мы думали, но в двадцать раз вкуснее. Хозяева, кстати сказать, арабы, и большая часть их клиентуры - тоже, поэтому при встрече и прощании все говорят друг другу "салям". Я ждал пиццу и думал - а можно мне сказать "салям", или лучше не стоит? Когда люди ради нас с Соней вспоминают какое-нибудь русское слово, это всегда очень приятно. Я бы тоже хотел сделать собеседнику приятно, но боюсь, что буду глупо или странно выглядеть. Впрочем, может быть, со временем я все-таки решусь.

Пока мы жили в Пьер-Бените, мне казалось, что приветливость соседей может быть особенностью этого района - как-никак, это почти деревня. Но мы быстро убедились в том, что Виллербан ничуть не хуже. Окружающие готовы утопить тебя в доброжелательстве, стоит тебе выйти из дома. Пример: пока мы перетаскивали вещи, с нами успели поговорить несколько человек, и все рвались нам чем-нибудь помочь, а один подобрал пуговицу, оторвавшуюся от Сониного рукава, и пытался вернуть её нам. Но мы его не поняли, а руки у нас были заняты, поэтому он подошел поближе и аккуратно положил пуговицу ей в карман пальто. Ночью идешь за соком, натыкаешься в магазине на мужчину самого пугающего, по российским меркам, вида - треники, кроссовки, хмурое лицо - а он машет тебе рукой, "Бонжур, мадам!.." С ума сойти.

Ну и последнее - мы обнаружили в соседнем квартале огромный супермаркет, Лидл, по ценам и размерам похожий на наш Ашан. Взяли тот же набор продуктов, что обычно - вышло раза в полтора дешевле. Вроде бы мелочь, но при нашем положении немаловажная.

Сама квартира тоже совершенно восхитительна. Нам очень повезло, что знакомая наших знакомых решила сдавать это жилье как раз тогда, когда мы безуспешно пытались найти себе квартиру. Здесь просторно и тепло, что особенно ясно ощущается после нашего домика, где я с утра до вечера ходил в зимних ботинках, свитере и шапке, а если кто-нибудь включал горячую воду, чтобы помыть посуду, от нее шёл пар. И где гуляли убийственные, в прямом смысле слова, сквозняки. Мне кажется, я проболел все время с октября по переезд, и остальные тоже. Но теперь все это, слава богу, позади, и мы наслаждаемся немыслимым комфортом. В гостиной можно устраивать бальные танцы, до того она огромная. Спальни очень просторны и уютны. Пока мы отсчитывали дни до переезда, мне казалось, что я буду совершенно счастлив, когда эта цель будет достигнута, но на самом деле мне немного грустно. Прежние условия были так экстримальны и так сильно походили на какой-то южный лагерь вроде тех, в которых я бывал подростком, что я, скорее, ощущал себя туристом, а не эммигрантом. Вновь попав в зону комфорта, я впервые осознал, что это все - не какое-то затянувшееся приключение, а жизнь.

Хочется верить, что она окажется счастливой и насыщенной.


5 января, 14.21

Январь в Лионе похож на российский апрель - голубые просветы между облаков, холодный влажный ветер и ощущение чего-то беспокойного и многообещающего в воздухе. Выходишь из квартиры после новогодних праздников, а тут весна.

У нас закончились каникулы, и мы опять пошли на курсы в Красный крест. А по дороге встретили несколько школьных экскурсий. В Лионе, кажется, очень любят школьные экскурсии - куда бы мы ни ехали, всегда встречаем хоть одну такую группу из ребят от пяти до семнадцати лет, которые организованно куда-то едут под присмотром педагогов.

7 января, 22.48

Очень легко сочувствовать человеку, когда нам ясно, от чего конкретно он страдает, будь то дурные отношения в семье, несправедливость, горе или просто чье-то хамство. Можно поставить себя на его место, осознать, что тебе тоже было бы хреново, и тем более охотно поддержать его. Совсем другое дело - когда у человека, скажем, эмоциональное расстройство. Он без конца пишет или говорит о суициде, истощении, апатии, тогда как причина, по которой он испытывает эти чувства, остается совершенно непонятной окружающим. И рано или поздно (чаще рано) это начинает раздражать. Возможно, потому, что, сталкиваясь с чьей-то эмоциональной болью, мы теряем и свои ресурсы тоже, и обычно восполняем их, когда нам удается поддержать другого человека или чем-нибудь ему помочь. Когда наше сочувствие приносит пользу, мы испытываем радость, и она залатывает брешь, пробитую чужой бедой. Эмоциональные расстройства страшны тем, что это Читать далее...

В связи с одним недавним гнойным комментарием решил поделиться мыслями об эммиграции. Так вышло, что больше половины тех людей, с которыми мы вместе выходили на протесты, сейчас живет где-нибудь за пределами России. Глеб, Анно, Хабиб, Ильмира, Дима, Паша… Наша жизнь на новом месте складывается очень по-разному. Кто-то счастлив, а кто-то чувствует себя потерянным и борется с депрессией. Кто-то живет благополучнее, чем жил в России, а кто-то работает с утра до ночи, получая сущие гроши. Но, парадоксальным образом, как бы ни складывалась жизнь протестных активистов за границей, это становится поводом для попреков. Если ты всецело погрузился в новые дела и не желаешь больше слышать о России и ее проблемах, люди говорят – мы так и знали, все его заботы о России были только притворством, чтобы получить убежище. Если, напротив, ты волнуешься и пишешь о российских новостях, то тебе говорят – какое ты имеешь право рассуждать о наших внутренних делах, живя в другой стране? Если ты даешь понять, что на новом месте тебе лучше, чем на родине, то ты предатель и русофоб, который отрекся от своих корней. А если ты, как один мой товарищ, мучаешься от ностальгии и рассказываешь о своих переживаниях в сети, это становится поводом для самого низкого злорадства, в стиле – так тебе и надо, говорили же тебе, что там тебя никто не ждет. В конечном счете совершенно безразлично, счастлив ты или несчастлив, называешь ты себя американцем, русским или человеком без гражданства и национальности. Всегда найдутся люди, которые думают, что они вправе предъявлять тебе претензии просто потому, что ты уехал, а они – остались.

Чтобы в будущем не тратить времени на то, чтобы отвечать каждому такому комментатору отдельно, я отвечу сразу всем. Все беженцы, кого я знаю, уехали из России не по доброй воле. Каждый из нас потратил массу сил и времени, борясь за то, чтобы в России можно было жить достойно, и уехал из страны только тогда, когда все наши силы окончательно иссякли. Знаете, чего нам больше всего не хватало, пока мы вели эту борьбу? Вас, мои дорогие патриоты, ветераны интернетовских боев. Вас, с вашей непреклонностью и ясным пониманием собственной правоты. Где же вы были, мои славные? Почему я не помню вас в лицо, а помню только ваши аватарки и очередные высеры на чьей-нибудь стене? Мы так нуждались в вашей помощи, пока у нас еще была надежда что-то сделать для России. А вы – по крайней мере, большинство из вас – наблюдали за нашими очередными действиями с тем же чувством, с каким люди ходят смотреть бои без правил. Только не «ух ты, класс, какой удар», а «ух ты, класс, какое жуткое винтилово, поставлю лайк и сделаю репост». Короче, вы «поддерживали» нас примерно так же, как римляне, надо полагать, поддерживали своих любимых гладиаторов. Вы, возможно, выходили на какое-то количество протестных акций, но реальную борьбу, страдания и риски всегда оставляли на кого-нибудь другого.

Мне кажется, я понимаю, почему эммиграция протестных активистов вызывает у вас такие сильные эмоции.
С одной стороны, вас раздражает то, что мы разрушили вашу инфантильную мечту о суперменах, которые всегда готовы жертвовать собой за ваши интересы. Вы, как все любители трагедий, приготовились устроиться в удобном кресле и следить за мрачными извивами сюжета, чтобы в конце концов пережить катарсис, когда героев будут хоронить или сажать – и вдруг такой облом. Гамлет остался жив, ходит с Офелией на пруд и размещает в интернете снимки лебедей и лилий. Вот ведь гадство!.. Но позвольте вам заметить, что мы тоже люди, и не нанимались тешить вас своей достойной сожаления судьбой. Хотите сильных ощущений – ради Бога, вы отлично знаете, как именно их можно получить. Только давайте, для разнообразия, вы будете получать желаемое за свой счет, а не за наш.

С другой стороны, следя за активистами, вы постоянно чувствовали себя трусами, поэтому при первой же возможности радостно стали вымещать свою фрустрацию на тех, кто был ее причиной. Мне подобный способ самоутверждения кажется жалким. Тот факт, что активисты могут уставать, терять надежду и менять свои решения, не делает их трусами, а вас не делает смелее, чем вы есть. Но если вам приятно – наслаждайтесь. Призывать вас перестать было бы так же бесполезно, как и призывать вас выходить на митинги – я занимался этим несколько последних лет перед отъездом из страны, так что не строю никаких иллюзий относительно призывов.

[700x393]

Знаете, чем еще замечательна жизнь во Франции? Рора пошла за покупками и встретила соседа, который владеет магазином в соседнем доме. Спрашивает - вы открыты? Сосед отвечает - нет, но я вас проведу. И ведет Рору в магазин прямо через свою квартиру, чтобы она могла выбрать все, что нужно. А жена соседа подарила нам мандарин, когда мы с Соней заходили к ним за шоколадом. Люблю добрых и приветливых людей. В России ради этого чувства беспричинного радушия и братства надо было ездить автостопом. Здесь наши соседи ходят к нам за обезболивающим, а мы к ним - за сахаром, и наша соседка Аделин приходит к нам, чтобы спросить, не нужно ли нам чем-нибудь помочь во время переезда.

Тут в Пьер-Бените очень милая и семейная атмосфера. Люди очень добрые, причем не только те, кто живет рядом, но даже те, которые с нами почти не пересекаются, вроде владельца местной пиццерии, прихожан из местной церкви или случайных людей, с которыми вместе ждешь автобуса на остановке. Все удивительно доброжелательны и радушны. Причем, если в России всякое сближение подразумевает автоматический переход к неделикатности, то здесь люди охотно одолжат тебе сахара, если у тебя дома он закончится, подвезут на своей машине, встретив в соседнем квартале, и предложат вина, если устраивают вечеринку, но никто не станет давать непрошеных советы относительно того, как надо жить.

Конечно, реальная Франция не столь пасторальна. Но мне все равно нравится то, что я вижу. В конце концов, добро остается добром, даже если рядом с ним существует немало зла

Судебные приставы попытались арестовать наш российский счет. Благодаря идиотизму приставов и неповоротливости банковской системы извещение об аресте счета пришло раньше, чем деньги реально успели списать, так что все деньги удалось спасти. Если у вас есть штрафы, то снимите ваши деньги с карт, особенно сбербанковских. Уродам снова не хватает денег, пытаются вытрясти их отовсюду, откуда только можно. Пока я считал, что мы лишились денег, я хотел написать пост о том, что на фоне остального людоедства мелочи вроде такого грабежа меня не впечатляют. Но, раз уж вы даже воровать нормально не умеете, то я скажу иначе - обломитесь, мрази, хрен вам, а не наши деньги. Пускай добрый Дедушка Мороз пошлет вам ящик валерьянки, чтобы вам было проще объясняться со своим начальством

У нас тут зашла речь про "Сталин-эффективный-менеджер", и Рора рассказала про свою поездку в Румынию. Там гордятся Дракулой - не как литературным персонажем, а как правителем. Потому что "при нем был порядок". Говорят, золотую монету можно было обронить на площади, а через неделю найти на том же месте - все боялись воровать. Короче, чем человек опаснее, как психопат, тем он эффективнее, как менеджер, и я считаю, что важнейшей среди всех традиционных ценностей является мечта о коронованном вампире.

Созвонились вчера с мамой. Она вспоминала свое детство. Рассказывала, как к прабабушке с прадедушкой съезжались все члены семьи - прежде всего, их семь детей, потом мужья и жены этих семерых детей, а также все их дети. Варили ведро картошки, резали селедку, очень-очень тонко нарезали и раскладывали по тарелкам колбасу. А еще на столе всегда стояла водка (иногда к ней добавлялся самогон), и к середине долгого застолья начинались хоровые песни.

Родственники, по большому счету, очень мало знали друг о друге. Смутно помнили, кто где работает, и хорошо запоминали имена чужих супругов и детей. Все остальное оставалось тайной. Это праздничное единение людей, даже не представляющих, кто из них чем живет, показалось мне чем-то загадочным. Мама пыталась объяснить, что они чувствовали себя одной семьей. Если человек твой родственник, "родная кровь", тебе становится неважно, чем этот человек интересуется и во что верит.

Может быть. Но мне все-таки трудно уложить у себя в голове такую мысль. Возможно, потому, что я не представляю себе никакой семейный праздник с участием нас с женой и моих родичей. Из всей моей семьи нас с Соней как супружескую пару приняли только двоюродная сестра и мать. Бабушке вообще решили ничего не объяснять - она считает, что я уехал во Францию учиться. И дело не только в том, что она впала в детство, разговаривает прибаутками и поет фронтовые песни. Будь она в здравом уме, я все равно не смог бы объяснить ей ни свой брак, ни нашу с Соней эммиграцию. Мои политические и религиозные убеждения, моя гендерная идентичность и участие в протестах всегда были настоящим камнем преткновения в нашей семье. И я действительно не в состоянии представить, как бы мы с Соней сели бы за празднично накрытый стол с людьми, которые поддерживают Путина и РПЦ, уверены, что в наших бедах виноваты "внешние враги России", и что главная задача нашего народа - это сохранение "традиционных ценностей". Даже не знаю, кто кому доставлял бы бОльший дискомфорт - мы им, или наоборот.

Мне жаль, что это так. В преддверии Нового года я думаю о людях, которых разделяет с близкими политика, религия или предрассудки. Если вы читаете мой пост, то я желаю вам, чтобы, как бы ни складывались ваши родственные отношения, вы встретили Новый год в окружении людей, родных вам если не по крови, то по духу, и ничто не омрачало ваше настроение.

Ищу картинку для обложки третьей части своей книги. Поскольку наиболее важные события с героем происходят в заключении, хочу найти какое-то изображение, связанное с тюрьмой. Человек в цепях, или какой-нибудь сырой и мрачный каземат, или пыточная камера (но только без озер кровищи и без лишних натуралистических подробностей). Увы, на Deviant.art и других сайтах все возможные запросы на английском или русском языке выдают, по большей части, порнографию в стиле BDSM, а мне уже смертельно надоело любоваться на голые задницы. Должен существовать какой-то более приятный способ найти нужное изображение. Пожалуйста, дайте какой-нибудь совет.

С утра искал для праздника рождественскую музыку. И неожиданно наткнулся на аудиозапись с интригующим названием "Мой парень - католик". Оказалось, это аудиописьмо какой-то прихожанки православному священнику, с вопросом "можно ли заключить брак с католиком". Я тут же стал прикидывать, как бы я сам ответил на подобное письмо. Сначала вопрос показался мне надуманным. Среди моих друзей есть христиане, атеисты, сатанисты, мусульмане и буддисты - это если не считать агностиков и равнодушных к религии людей - и нашей дружбе это совершенно не мешает. Потом я понял, что лукавлю сам с собой. В большинстве случаев мировоззренческие разногласия действительно воспринимаются, как должное, и не играют большой роли в наших отношениях. Но, если мы становимся по-настоящему близки, то разногласия мало-помалу воспаляются. В конце концов они становятся невыносимыми, поскольку разрушают наши представления о близости и понимании. Рано или поздно они заставляют нас почувствовать, что наша тайная мечта о дружбе и любви на практике несовместима с реальностью, и что в конечном счете все мы обречены на экзистенциальное одиночество. Несколько лет назад я разошелся с самым близким человеком из-за несовместимости наших мировоззрений. А совсем недавно налетел на тот же камень преткновения с еще одним близким другом - и, хотя это не повредило нашим отношениям, однако эта ситуация в который раз продемонстрировала исключительную важность любых философских разногласий. Чем больше я узнавал себя и других, тем лучше понимал, что наша "точка зрения" - это не просто маленькая точка в бесконечном окружающем пространстве, это пересечение координат, начало отсчета, которая определяет все, и что, в конечном счете, даже искренней симпатии и воли к пониманию на деле недостаточно, чтобы преодолеть этот разрыв.

Верю ли я в счастливый брак, скажем, христианина с атеистом? Да, но только при условии, если хотя бы для одного из них их религиозные убеждения не являются той осью, вокруг которой выстраивается его мировоззрение. Настоящая любовь между искренним атеистом и таким же искренним христианином - это бесконечное страдание для них обоих. И об этом честно было бы предупредить заранее. Но православный и католик?.. Разумеется, со стороны судить довольно трудно, но неужели разногласия настолько велики?.. Меня, к примеру, так и тянет пошутить на тему "если вы за завтраком не спорите о том, как родилась Дева Мария и от кого именно нисходит Святой Дух, то вашему союзу ничего не угрожает". Но, может быть, я ошибаюсь? Может быть, ситуация, когда супруги, будучи христианами, ходят в разные церкви, празднуют разные праздники и выполняют разные обряды, в самом деле обещает множество проблем, типа - где и в каком возрасте крестить детей, в какую церковь их водить, и прочая, и прочая?.. (Прим. автора: пожалуйста, не нужно устраивать в комментах срач на тему "допустимо ли крестить детей", пост не об этом). Словом, ответ священника мог бы быть довольно интересным, если бы в конечном счете его рассуждения (в той же аудиозаписи) не свелись к тому, какие существуют правила по поводу венчания католиков и православных, и что должна сделать эта пара, чтобы такой брак считался настоящим православным браком. Я не знаю, может быть, этот священник куда лучше меня понял, что имела в виду прихожанка, написавшая письмо. Но, вообще-то говоря, если человек хочет обсудить свой будущий брак с точки зрения "правильно это или неправильно", "можно мне это сделать или нет", лучше всего было бы посоветовать такому человеку повзрослеть и принимать решения, не спрашивая разрешения у "старших" - а никак не принимать на себя роль взрослого дяди, который готов растолковать, как будет правильно. Тем более, что сам вопрос - если задуматься над ним хотя бы на минуту - представляется достаточно сложным и интересным, чтобы исследовать его, не останавливаясь на формальном, догматическом ответе.         

Готовимся в первому в нашей жизни католическому Рождеству. Ужасно жаль, что из-за болезни я не попаду на рождественскую службу в Сен-Жени-Лавале. Думаю о том, что Лас наверняка пойдет на службу у себя в Казани. Хочется передать привет Косте Покровскому и прихожанам Кротова, с которым я встречал прошлое Рождество 7 января. Ну и еще я думаю о Маше Рябиковой, Ольге Мазуровой, Лене Смирновой и всех остальных знакомых христианах. Дорогие мои не-единоверцы, пользуясь удобным случаем, хочу сказать о моем бесконечном восхищении вами и вашей верой, и еще раз повторить, как я вас всех люблю.

Знаете анекдот?
"— Это невыносимо. Я здесь никогда не закончу роман. Завтра же утром уезжаю в дом на озере.
— Какой дом? Какой роман?! Ты же сварщик, Вася…
— Нет, это невыносимо!"
Так вот, наверное, каждый человек, который пишет книгу, хотя бы раз мечтал уехать в дом на озере, где бы его никто не беспокоил, и он мог с утра до вечера сидеть за письменным столом. Но только большинство людей при всем желании не может это сделать. Последние пять лет я писал в перерывах между учебой, работой, сменами на телефоне доверия, митингами, арестами и черт знает, чем еще. Иногда нагло забивал на что-нибудь из перечисленного, чтобы с головой уйти в создание очередной главы. А иногда (хотя и редко) получалось, что времени вроде бы достаточно, а вот ресурсов - ни физических, ни эмоциональных - не осталось.
Кто бы мог подумать, что мечта об озере и доме, где можно будет спокойно дописать роман, внезапно сбудется во Франции. Я болен и почти не выхожу из дома. Я встаю, пью кофе, открываю ноутбук, и, почти не вставая, сижу за ним до десяти или двенадцати часов вечера. Потом выкладываю то, что написал, на Самиздат, и перечитываю старое, пока не лягу спать. Я забываю пообедать, у меня болят глаза, и иногда я долго не могу заснуть - физических усилий, вызывающих усталость, почти нет, а память и воображение напряжены весь день, так что инерция работы не дает расслабиться по несколько часов после того, как я выключу свой компьютер.
Но знаете - я очень, очень счастлив.

Джин Плейди в своей книге «История испанской инквизиций» рассказывает о женщине, которая несколько раз являлась в инквизицию с рассказами о том, что она якобы была любовницей самого дьявола, однако инквизиторы упорно отказывались начинать процесс и отсылали эту женщину домой. Мы попытались представить, как это могло выглядеть на самом деле. В результате получился вот такой набросок.

- Что тут у вас?
- Суккуб, - голос помощника казался сдавленным.
- Опять суккуб? – искренне удивился Хорхе. Выдернув из рук странно безвольного помощника листок заполненного протокола, он начал привычно бормотать себе под нос. – Демон в обличии высокого мужчины с очень светлой кожей и пронзительными черными глазами… кхм… возник посреди комнаты… спала… не в состоянии сопротивляться… медленно подошел к кровати и приник губами к… Господи Боже мой!! – шокированный Хорхе выронил листок. – Что это вообще такое?!
- Донна Изабелла, - замогильным голосом ответил брат Хуан. – Пришла, как только мы открыли двери, брат Андреас только-только очинил перо. Торчала тут все утро, еле удалось вытолкать ее вон за полчаса до вашего прихода.
Хорхе запустил пальцы рук в свои редеющие волосы, с ужасом глядя на лежавший на столе листок. В глаза бросались все новые и новые подробности недавних прегрешений донны Изабеллы. Та явно жаждала очистить себя покаянием, и в своем христианском рвении не упускала никаких деталей.
Совершенно никаких.
- Ты ей сказал, что это просто плод ее воображения? – нервно осведомился Хорхе. – Пускай носит нитку освященных четок, и по десять раз читает «Ave», прежде чем ложиться спать, и тогда все пройдет.
- Я говорил, - уныло отозвался младший инквизитор. – Еще в тот раз. Мне кажется, она над нами издевается.
Хорхе присмотрелся к своему помощнику получше. Когда Хорхе вошел, лицо Хуана было раскрасневшимся и потным, но тогда старший инквизитор посчитал, что юноша просто страдает от жары. Однако в комнате не стало холоднее, а лицо Хуана постепенно начало приобретать нормальный цвет. Краснота сползала с его лба и щек неровно, пятнами, из-за чего молодой инквизитор стал похож на пеструю буренку.
- Где секретарь? – осведомился Хорхе резче, чем ему хотелось бы.
Глаза помощника забегали.
- Он… отлучился. По нужде.
Брат Хорхе заскрипел зубами. Ясно, по какой нужде он отлучился. Их в этом Богом забытом городишке всего трое – ясно, что именно Хорхе вынужден будет давать обоим своим помощникам отпущение грехов. А хуже всего то, что он даже не может воспринять произошедшее, как грех. Бедняге Андреасу двадцать два, Хуану вообще семнадцать. Хорхе представил себе донну Изабеллу, которая сидит на стуле, томно опустив глаза, и обстоятельно рассказывает его братьям обо всех деталях ночного визита своего воображаемого демона.
Эта картина (вкупе со всплывающими в памяти цитатами из протокола) неожиданно заставила Хорхе осознать, что его собственные сорок три – тоже не настолько зрелый и свободный от соблазнов возраст, как он полагал.
- Эта женщина меня с ума сведет, - процедил он. – Напомни, откуда она?..
- Из Сан-Монико.
- Но это же отлично! – встрепенулся Хорхе. – У них там свой капеллан. Пусть он и принимает ее исповедь.
- А он сказал, раз речь идет о самом Князе Тьмы, то он, как приходской священник, не имеет никакого права назначать ей епитимью. И отправил ее к нам.
- Князь Тьмы?! Какой еще Князь Тьмы! – взбесился Хорхе. – Любому дураку понятно, что у этой вдовушки одни мужчины на уме! Другая бы на ее месте завела любовника, а этой набожность не позволяет. Вот ей и мерещатся разные демоны в каждом углу… - «Но мы то здесь причем?!», хотел закончить Хорхе, но успел в последнюю секунду прикусить себе язык.
Однако оказалось, что Хуан отнюдь не так наивен, как можно было подумать, исходя их его возраста.
- А знаете, мне кажется, ей не нужны любовники, - внезапно ляпнул он – Вполне хватает… исповедников.
Под взглядом Хорхе уши у мальчишки запылали. Но он все равно упрямо досказал.
- Я слышал, что бывают люди, которые любят… ну… смотреть. А донне Изабелле нравится рассказывать.
«В подробностях» - подумал Хорхе, снова посмотрев на злополучный протокол. Он отошел к окну, чтобы спокойно поразмыслить над создавшейся проблемой. С донной Изабеллой нужно было что-то делать…
За спиной у Хорхе хлопнула входная дверь.
- Ну, ты как? – с порога спросил запыхавшийся Анреас. – Ффух, пронесло... Я думал, что еще чуть-чуть – и напорюсь прямо на старого хрыча.
- Я уже здесь, Андреас. Уже здесь, - задумчиво ответил Хорхе, не оглядываясь. Андреас испуганно икнул.
Опершись жесткими, костлявыми локтями о широкий подлокотник, Хорхе размышлял. В конце концов, он должен был признать, что никаких идей по поводу донны Изабеллы у него нет. Вздохнув, он развернулся к своем молодым помощникам.
- Есть у вас какие-нибудь идеи относительно того, что делать с донной Изабеллой?.. – спросил он.
- Сожжем?.. – подумав, предложил Андреас.
- Тьфу, придурок, - выругался Хорхе. – Прости, Господи…
- А почему нам не сделать так же, как священник из ее Читать далее...

Чтобы отвлечься от работы, посмотрел обзор Баженова на фильм "Страна чудес". Испытываю непреодолимое желание с кем-нибудь поделиться впечатлением, поскольку я в глубоком шоке. Боже мой, и те же люди, которые рекламировали "Страну чудес" в российских новостях, и говорили, что она передает национальный колорит, потом обвиняли "Левиафан" в русофобии. Да черт возьми, эта "Страна чудес" - дистиллированная русофобия, и если мы считаем, что этот фильм действительно "передает национальный колорит", то нет ничего чудовищнее, чем принадлежать к подобной нации.