Весь день мне снилась гора Вильгельма, туманная и шумящая кронами своих высочайших пальм и иных деревьев, названия которых ветер, бывало, выдувает из грязной воды мутных тропических рек. С вершины этой горы можно увидеть Тихий океан таким, какой он есть на самом деле, а если приглядеться, то заметить медленно плывущую вдоль длинного подводного хребта, опоясывающего почти весь океанический шельф, крохотную ладью...
"Смотри, как Таинуи, Те Арава, Матаатуа, Курахаупо и Токомару -
Все плывут по огромному океану.
Ствол дерева был выдолблен из Гаваики,
И так была построена Такимуку.
Одну ночь провели на Рангипо,
И на заре Аотеа отправилась в море.
Вот челны Уенунку,
Чьи имена отдаются в небесах...
Разве можно забыть их славу,
Если они вечно плывут в волнах нашей памяти"
И с потертой гравюры глядит на меня трехметровой высоты резной нос величайшей маорийской лодки, я слышу песни, пришедшие из самой глубины времен
"Взгляни на мое весло - Те-року-о-уити!
Оно трепещет, как крыло птицы"
То было величайшее из времен, когда татуированные гребцы искали страну густых туманов, а их боги кололи своими узловатыми дубинами острова, создавая волшебные архипелаги...
"Рукоять моего рулевого весла рвется к действию,
Имя моего весла - Кауту-ки-те-ранги.
Оно ведет меня к туманному, неясному горизонту.
К горизонту, который расстилается перед нами,
К горизонту, который вечно убегает,
К горизонту, который вечно надвигается,
К горизонту, который внушает сомнения,
К горизонту, который вселяет ужас.
Это горизонт с неведомой силой,
Горизонт, за который еще никто не проникал.
Над нами - нависающие небеса,
Под нами - бушующее море.
Впереди - неизведанный путь,
По нему должна плыть наша ладья." Полинезийская морская песня
Бывает такое утро - когда точно знаешь, что началось лето. Смотришь за окно, а там как будто бы что-то открылось, какая-то дверь, где-то далеко далеко в холмах, за дрожащей полосой раскаленного горизонта, за полянами, рогатыми жуками, перелесками, одинокими лесными протоками, озерцами и чащобами, за полями, за ивняками, за самым краем мира.
И тогда сразу становишься опять десятилетним мальчиком, который на самодельном плоту дрейфует мимо крохотных заиленных островков огромной реки, по воде, залитой солнечным светом... Это не детство овладевает твоей памятью, это нечто большее, то, что забыл когда-то, и уже не вспомнишь никогда, нечто такое, о чем помнят только по ночам, во сне. Или шаманы.
Ранним утром мы увидели, как из тумана, струившегося между сырых унылых сосен, показались чьи то неясные фигуры. Люди, пришедшие из самой глубины веков, медленно шагали по сосновым иглам и щепкам, мы почувствовали запах горящего сырого дерева. Их закованные в потертое железо тела были от нас на расстоянии нескольких метров. Я ощутил на лице дыхание незапамятных времен, когда бесконечная зима бушевала за окнами, затянутыми бычьим пузырем, когда ночь была вечной, а по реке безостановочно двигались через морозную мглу ледяные торосы. По узеньким извилистым тропинкам шагали люди с расплывчатыми лицами, отрешенно приходящие в эту жизнь, отрешенно же из нее уходящие в небытие, в вечность.
Иногда прямо в душном метро нахлынет этот запах мокрых сосновых щепок и гари, перед глазами встает предрассветный осенний лес и ощущается чье то безмолвное присутствие, только звякнет что-то в тишине...
Древние темные времена, сколько всего они укрывают в себе. Под мшистыми кочками лесных болот, под слоем лишайников, сосновых игл, под корнями деревьев таится еще нечто туманное, нечто вечное, подсознательное. Нечто, что заставляет меня пристально вглядываться в темноту ночного леса.
Блуждающие огни зовут меня в Подземную Страну, где льется рекой грибное вино и песни на несуществующих языках отдаются в гулких коридорах извилистых каверн.
Kairos!
Звезда над западным берегом разгорается все ярче; сумерки опускаются на мою комнату, окна которой выходят в пустоту. Воспоминания о никогда не происходивших Историях тревожат меня, яркие картины всплывают перед глазами, сменяют одна другую, этот калейдоскоп странных образов увлекает меня настолько, что я надолго забываю о реальности, отрешаюсь от нее.
За всеми ими стоит что-то странное и существующее наяву – какой-то огромный безграничный мир, которого мы не можем ни наблюдать, ни чувствовать, только улавливать странные его отблески между кронами деревьев.
Белоснежные псы с ярко-красными глазами, разбегающиеся по осенней листве… Вся тьма времен поднимается из-за далеких Карпатских гор, тени, удлиняясь, накрывают собой унылые лачуги у подножий лесистых гор.
Приближается время метелей, время завывающих северных ветров.
Снился ли мне тот заснеженный мост, мелькающие ели, дорога, уводящая за поворот Зимы? Снилось ли мне то черное небо над лесным озером, небо без звезд…
Сколь велика грусть моя, ибо нигде не могу отыскать я дверь в эти долины вечных снегов, в эти загадочные потайные вселенные, спрятанные где-то совсем близко…
В один из прозрачных дней сентября уйдем мы по усыпанной сухой листвой дороге к далеким бухтам, где корабли отчаливают от берега морских сумерек и уходят к неизвестным доселе сторонам света. Раскачивающиеся на палубах медные фонари тают в темноте под скрип старого, изъеденного морскими термитами дерева. Кем мы станем у тех далеких берегов? Одинокими ли героями со странными и пугающими лицами, блуждающими среди бескрайних болотистых чащоб, тусклыми огоньками извилистых уютных пещер или просто полетом выпи над заросшим прудом, затерянным в миллионах проток? Какая книга расскажет о нас на своих потертых рваных страницах, извлеченная на свет ярко-пылающего камина старым библиотекарем, готовящимся уйти вслед за нами…
Что же напоминает нам дно Атлантики?
Сочетание подводных гор высотой в несколько километров и "шрамов", уходящих в глубины также на несколько километров; унылых глубоководных равнин и извергающих лаву подводных вулканов; континентальных склонов, круто обрывающихся к ложу океана, в которые врезаны каньоны, еще более величественные, чем Большой Каньон на суше, и мелководных плоских банок, прибежища кораллов, планктона и косяков рыбы; грандиозного, тянущегося на юг вдоль всей Атлантики срединного океанического хребта и подводных хребтов, секущих ее "поперек"; плосковершинных гор-гайотов и обширных подводных плато...
Город на пороге лета - в это время обычно сердца и разбиваются о его чугунные завитушки. Когда-то я начал свое долгое путешествие по Невскому проспекту - оно длится и теперь, только ботинки слегка запылены, и взгляд чуточку усталый.
День сменяет день, сезон следует за сезоном, лесные горизонты приобретают то оттенок серый, то темно-зеленый, и вечный ветер колышет сосновую шелуху над пропастью предрассветного озера. По темной воде движется серебристая лодка, тишина, тишина над миром...
Из-под травянистых лабиринтов поднимается кверху туман, состоящий из мириадов крохотных галактик, плывет над дымчатыми полянами, зеркальными водами затерянных в безвременье озер и речушек, над верхушками расплывчатых деревьев и перепутанных кустов. Белоснежная птица поднимается на восходящих потоках прохлады все выше и выше, и в ее странных глазах отражаются далекие перелески, подернутые пеленой, рощицы и горбатые холмы на западе.
Воздух наполнен тончайшей кисеей влажных испарений, оседающих на листьях прибрежных деревьев матовой пленкой. Туман... Сколько раз я двигался сквозь него, стоя на носу лодки, теряя связь с миром, оставшимся во вчерашнем дне, со всеми людьми на свете, оставаясь наедине с пронзительным чувством безграничной печали. Купаясь в этом тумане, я ощущал, как проходит он сквозь мое тело, оставляя что-то во мне такое, что не исчезнет никогда, вечные следы на сердце. Вся моя жизнь представлялась мне тропинкой, бегущей вдоль величайшей из рек и упирающейся в обрыв, за которым то ли падение вниз, на камни, то ли стремительный полет над пропастью, то ли золотое море, спрятанное вон за теми дюнами.
Это как будто бы выглядываешь из окон замка, стоящего на болоте - за мутно-зелеными ландшафтами далекий маяк, крошечный, словно звездочка на поверхности августовской ночи. Бесконечно одинокий огонек в самом сердце полночных равнин, тлеющий уголек скрытых от нас непонятных миров, чьи корни скрыты под водой, водой, зовущей нас следовать за своим течением.
Шаг за шагом, по дороге темноты, нас увезет экипаж, освещающий дорогу тусклыми медными фонариками, возничий с птичьим клювом будет самим безмолвием, и луна будет волчьим глазом плавать в сумрачных небесах.
"... бесконечность не впереди нас, она сзади, все ближе и ближе, словно октябрьский шторм, догоняет нас и скоро поглотит..."