Давно это уже прочитала на сайте Феникса. Иногда перечитываю его снова и размышляю над этим. Кто знает, что там было на самом деле...
Надеюсь, это не нарушение копирайта, что я выкладываю этот текст здесь без ее разрешения.
Saint-Olga
" Комплекс Каина" ( Ветхий Завет), Каин/Авель, NC-17
Предупреждения: насилие, инцест. Верующим и людям, трепетно относящимся к Библии, читать не рекомендуется.
- Где брат твой, Авель?
Что мне ответить Ему? Что мой брат – во ржи на другом краю поля, и красный ручеек течет с виска его на землю?..
* * *
… гремит гроза, молнии кромсают черное небо, и ветер врывается в пещеру, и воет, воет, воет…
- А-а-а!!!
Я выкатываюсь из-под толстой шкуры, мне страшно, страшно, страшно, мне пять весен и я боюсь грозы, я бегу от страха к единственной защите, которая есть у меня в этом мире, к отцу и матери, к матери, от которой пахнет молоком и медом и у которой мягкие руки, к отцу, у которого есть большая дубина, он прогнал ею волка, а волк выл так же, как ветер… я вбегаю в их пещеру…
Мама стонет. Отец стонет тоже, но мама – громче. Отец прижимает ее к ложу, к шкурам. У нее белые бедра, и глаза закатились, видны одни белки и лишь иногда – темные, огромные, дикие зрачки. Отец тяжело дышит и мнет ее полную грудь.
Мне становится еще страшнее, но теперь совсем по-другому. Ветер страшен, потому что он злой, и гроза – Его гнев, но то, что происходит сейчас… непонятно… страшно…
- Папа!
Я и сам не ожидал услышать свой голос, и он прозвучал так странно, тоненько и испуганно и странно…
- Папа, отпусти маму! Ей же больно!
Мать вздрогнула. Отец дернулся еще раз и обернулся.
- Иди к себе, Каин! – отрывисто, задыхаясь, очень зло сказал он. Я попятился. Я никогда не видел отца таким. Он никогда так со мной не говорил.
- Иди… иди к себе, сынок… - выдыхает мама. И от этого мне становится совсем страшно. Я разворачиваюсь и бегу к себе, и зарываюсь в одеяла, укрываясь от ветра и грома, но больше всего – от стонов и белых-белых полных бедер в темноте…
* * *
Горит полдень, испепеляющий жар гонит все и вся в тень, и я следую его велению и собственному желанию. В роще есть озеро, полузаросшее камышом, и туда я иду, к прохладе и чуть затхлому запаху воды, как всегда хожу в такие жаркие полуденные часы, вот уже тринадцать весен…
Мать уже там. Но я подхожу тихо, и она не замечает меня, не погружается, как обычно, в воду по шею, не машет мне, прося уйти или отвернуться, не спешит на берег, где лежит в траве бесформенной кучкой одежда. Она стоит недалеко от берега, черная вода едва прикрывает колени, и я застываю, глядя на белый-белый силуэт, округлый и гладкий, и встает перед глазами та картина из детства – полные бедра и низкие стоны, и страх перед непонятным, но отчего-то он так сладок, этот страх, и в животе вдруг начинает приятно тянуть, а между ног подрагивает…
Из-за спины вылетает с веселым визгом Авель, огибает меня и с разбега бухается в озеро. Мать оборачивается и, ахнув, садится в воду. Мне жарко, но вместо того, чтобы сбросить одежду и последовать за братом, я отворачиваюсь и убегаю в лес.
* * *
Их как будто стало двое. Есть мать, мама, она готовит мне обед и мимоходом треплет по голове, от нее пахнет молоком и медом. Но где-то рядом всегда есть Она, у нее белые бедра и дикие глаза, и от разметанных волос исходит пьянящий запах мускуса, но к нему почему-то примешивается такой неуместный аромат молока…
* * *
Она спит. В пещере желтоватый полумрак, и в нем ее кожа кажется темной, совсем не такой, какой она была тогда, ночью – сиренево-белой… Она спит, шкуры-покрывала сползли, обнажив полную грудь, и я подхожу ближе. Она ровно дышит, и грудь поднимается и опускается, поднимается и опускается… Я не помню, зачем пришел сюда, я не могу оторвать взгляда от размеренного ритма движений, и рука тянется, тянется, пока ладонь не касается мягкой податливой плоти, плотной светлой кожи и нежного темно-коричневого расплывшегося соска.
Я вздрагиваю, пальцы чуть сжимаются. Она поворачивает голову и смутно выговаривает:
- Адам…
И открывает глаза. В них сонный туман, потом узнавание, непонимание и легкий испуг.
- Каин?
* * *
Отец был очень зол. Я живу теперь в пещере на дальнем краю поля, далеко от матери и от Нее, но Она приходит ко мне по ночам, странные сны, где смешиваются белые бедра в темноте и темная мягкая грудь в желтом полумраке, и светлый силуэт по колено в черной прохладной воде. И я наполняю пещеру своими стонами, извиваясь на шкурах от томительного ощущения внизу живота, а потом вытираю о них липкие ладони.
* * *
Я заметил белую тень у озера, там, где всегда купалась Она, и прокрался к берегу, следил за светлым силуэтом, нарезанным на полоски стеблями камыша, так сладко ухало внизу живота, как ночью, когда мне снились полные бедра и стоны, а когда белая тень выбралась на берег в фонтане брызг – оказалось, что это Авель.
* * *
- …во славу Твою! – заканчиваем мы в один голос.
Нож вспарывает горло ягненка, и алая струя плещет в огонь. Руки Авеля в крови, но лицо
Читать далее...