достать огромный синий конверт - слегка помятый, потрёпанный, с залоснившимися уголками - открыть осторожно, не дыша, и аккуратно положить ещё несколько песчинок.

вот ты идёшь по ночному проспекту, а навстречу запозднившийся трамвай - внутри свет мерцает, будто в волшебной шкатулке из детской сказки, и кондуктор вот-вот достанет из-под сиденья тяжёлую мантию, расшитую звёздами - практически один в один с теми, что над головой сегодня, только в зеркальном отображении - и улыбнётся одним всего уголком - сразу и не разглядишь, если не ждёшь - но по-настоящему, как все настоящие волшебники.или сидишь за низким неудобным столиком - кто только придумал такие, и зачем, главное - напротив прекрасного темнокудрого мальчика, который точит тебе непонятно с чего вдруг карандаши, разглядываешь родинку на его левом ухе, и понимаешь, что таких надо оберегать, холить и лелеять, его маме и девушке белые хризантемы в почтовый ящик подкидывать, и пылинки с этого звенящего хрусталя сдувать аккуратно сквозь полуулыбку. стоишь посреди закрывающегося через пятнадцать минут иностранного супермаркета, в недоумении замерев,  - лампочка в левом верхнедальнем углу слегка потрескивает -  и наблюдаешь, как твой бывший почти_учитель в этой гастрономической вакханалии крабовые палочки лично для тебя и ещё одной девочки пытается отыскать, и искренне расстраивается, если не получается. со смущённонеловкой улыбкой слушаешь, что дикция, аккуратность и выдержанность стиля у тебя и впрямь далеки от идеала, но несмотря на это, можешь позвонить в любое время дня и ночи и напроситься на чай с плюшками и ключицу - пусть не ту, из-за которой количество вдохов и выдохов в последнее с трудом сходится, но зато совершенно искренне и с табу на любые иносказания.

скоро хватит на целый песочный домик, можно будет спрятаться в него, дверь изнутри закрыть крепко-накрепко и смотреть сквозь цветные окошки, краешек синей занавески осторожно отодвигая. гостей изредка зазывать.

Настроение сейчас - calm

в качестве сноски к эпитафии мне предложили несколько вариантов: "любила всё ставить на самый край", "не вынесла бремени надуманных идиосинкразий", "i just curse the sun so i can howl at the moon" и ещё один. всё с пометой *скабрезноиронично*. [да-да, я опять so-called глумлюсь и в этой плоскости тоже, а некоторые окружающие даже не думали отставать]

 

 в каждой капле осеннего дождя зашифрован чей-то ответ. потому и кажется, что дождь всё смывает и заслоняет. каждую секунду мимо тебя проносятся миллиарды маленьких истин, бесконечный поток, по сравнению с которым всё то, над чем ты корпишь и от чего бегаешь, кажется всего лишь приставучей шелухой. если бы можно было остановить мгновение, ты б провёл хоть миллиард лет в поисках  _своего_  ответа, чтобы потом пустить поток заново, крепко зажав в кулаке единственный имеющий силу смысл. проблема заключается в том, что даже если однажды тебе и удастся остановить время, ты никогда не сможешь пустить его вновь.

 

скорее, для меня самой   +   ++ : у меня опять "охота к перемене мест слагаемых", и если мне и на этой неделе не дадут визу, я, во-первых, сойду с ума , а во-вторых, умру от многомерной зависти

 

Когда на каком-нибудь семейном торжестве кто-то голосом, подводящим итоги, говорит "Главное - это здоровье", ты закатываешь в угол глаза, стараешься вежливо спрятать выражение лица под названием "Да что вы знаете о жизни" и запиваешь очередной микстурой, не подобающей сознательным девочкам, либо тихо улыбаешься (в зависимости от обстоятельств) всем этим белым горам, волнам, "Ты спишь?", ответсвенностям, зелёным куполам.. А через некоторое время ты лежишь, задыхаясь, в кровати и, наверное, первый раз в жизни жалеешь, что не обладаешь даром верить в дешёвые и не очень ритуалы, которые привели бы тебя к неизбежному спасению если не жизни, так хоть души - было бы чем отвлечься. Все эти разговоры про "Мне предсказали, что я не доживу до 18ти", "Я умру в 24, как Янка, в 27, как Курт Кобейн", "А я где-то в 45, а то в 50 - морщины и старость " хороши ровно до тех пор, пока эти цифры кажутся чем-то не очень далеко отстоящим от бесконечности и пока веришь, что наступит тот день, когда нечего будет хотеть. Смотришь в кино на девочку, которую бросил_мальчик_не_понимают_родители_и_учителя _некоторые_одноклассницы_краше_раза_в_три_ и_таблеток_как_раз_должно_хватить_так_знающие_люди_говорят_по_крайней_мере, а перед глазами два выпирающих позвонка на сгорбленной спине женщины, у которой дочка 15 минут назад из окна выбросилась. Когда неожиданно осознаёшь, что слёзы по поводу нерешаемых математических задачек, изводящей невзаимности и чьей-то смерти не отличаются по цвету, наступает пятиминутка ненависти к самом себе и всему окружающему. Потом, правда, отпускает, как бы не божился, что больше никогда, что теперь всегда, что понял разницу, осознал, запомнил, бла-бла-бла.
Так что у меня тут скоро спадёт температура, я забуду это своё малодушное "пожалуйста, только бы проснуться с утра,  а со всем остальным я справлюсь", в который раз пересыплю в другие ёмкости зёрна и плевла и снова стану циничной, ноющей, пафосной не_то_чтобы_дурой, но как-то мерзенько.






Настроение сейчас - ну я всё-таки проснулась, да

      Время несётся так, как будто что-то украло и боится теперь, что будут пытаться остановить, вернуть бесчеловечно назад, влепят почти два года без всякой надежды на неоспоримое право на прогулки и случайных гостей, здоровые сны и полисмысленно завлекающий взгляд глаз, пытающихся время от времени найти пристанище в тихом сыром уголке, пока август атрофируется сухим мелким дождём.
 
      Брось ты всё, иди налегке. В конце концов, осень же наступила, и никому не нужна эта многолетняя пыль, что собирается в комковатые гири – из тех, что привязывают лёгким атлетам к ногам – они потом, когда снимут их, не бегают, а летают, как птицы в сторону севера. Была бы я своим отцом, у меня бы уже через 50 дней родилась дочка – черноглазая, с какими-то немыслимыми для младенца вихрами, лопочет что-то непонятное – кто ж знал, что получится вот такое неловкое, с грудой слов вместо общепринятый моральных устоев и ворохом идиосинкразий, перекинутых через правое плечо. До смены караула десятков ещё больше месяца, а у меня уже мурашей чуть ниже лёгких столько, что на целый дремучий лес хватит да ещё на два инсектария – стараются, подводят итоги, радостно шевеля совсем недавно появившимися усиками – предмет отроковской гордости -, сообщают, что за это время мне надо успеть сделать то, чего нормальные 'down-to-earth' люди добиваются уже лет пять, и, надо признать, достигли немалых успехов. А я не только при желании могу выглядеть на меньше_18ти и по этому поводу проходить с хитрой ухмылкой мимо касс, куда сознательные люди вносят свою лепту, но и ума у меня на все 12. И кто его знает, насколько нужны мне эти 3 на десяточку, два по цене одного, 8 лет за два месяца, гарантируем.




Настроение сейчас - охота к перемене мест слагаемых

     Древнегреческие волхвы носят тёмно-синие одежды в пол, неслышно бродят по кромке волн и поворачивают кольцо на пальце левой руки ровно три раза, чтобы оно поменяло свой цвет. Луна тогда зависает неподвижно в воздухе, суша меняется местами с морем, земля – с небом, тьма – со светом, а потом снова начинает дуть прохладный ветер и всё возвращается на свои места.
     Когда волхвам скучно, они садятся играть в карты, и в прибрежных пещерах долго ещё потом время от времени раздаётся смех проигравшего: всё остальное он поставил на кон. Для выигравшего в небе остаётся всего три звезды, которые он без конца пересчитывает днём и ночью, боясь лишиться хотя бы одной. С каждым поворотом кольца что-то сжимается внутри него и снаружи и отпускает не совсем сразу после того, как он понимает, что это всего лишь ещё одно кольцо поменяло свой цвет, а звёзды пока на месте.
     Когда случается ничья, где-то на другом континенте через три моря начинается осень.

Настроение сейчас - calm

"Пора, впрочем, сказать правду и о деле Фауста. Все бесстыдно лгали о нём, а Гёте - лучше и гениальней других, чтобы напустить побольше тумана и утаить суровую правду. Хотя, конечно, не надо бы мне этого говорить, ибо если я чего и не люблю, так это отнимать надежду у людей. Но в конце концов, подлинная трагедия Фауста не в том, что он продал душу дьяволу. Подлинная трагедия в том, что нет никакого дьявола, чтобы купить вашу душу. Никто на неё не зарится."

"Иногда я поднимаю голову и по-дружески смотрю на брата своего Океан: он притворяется будто бесконечен, но я-то знаю, что он тоже повсюду наталкивается на свои пределы, и вот отчего, конечно, весь этот шум, весь этот грохот"



Настроение сейчас - а я б не удержалась и наверняка бы продала

"Я не умею говорить о море. Знаю только, что оно разом избавляет меня от всех обязательств. Всякий раз, глядя на него, я становлюсь блаженным утопающим"
(с) Ромен Гари. "Обещание на заре"

Мне срочно нужен богатый родственник (можно не особо богатый, можно не особо родственник) с домом на берегу моря. Чтобы было куда ездить зимой кутаться в колючий свитер, а летом устраивать добровольные самосожжения несколько раз в день под шум волн.
Я абсолютно не умею рассказывать о своих поездках на море. Потому что каждый раз, когда начинаешь в ответ на чьи-то расспросы рассказывать про пляж, город, экскурсии, температуру, меню завтрака и ужина, на середине каждого предложения понимаешь, что всё не то, всё не так, совсем не за этим ты туда ездишь, совсем не того ищешь и непонятно каким образом находишь.
Это странное ощущение, когда ещё вчера ты наблюдал за тем, как волны смывают твои следы на песке, а сегодня варишь пельмени в пустой городской квартире под родную (не в том смысле, что русскую) музыку, покинет очень скоро, но, пожалуй, это одно из того, что составляет в данный момент некий очень значительный для меня смысл.

ЗЫ Ромен Гари - гениален. У него все книги не похожи друг на друга до такой степени, что если бы не его имя на обложке, я бы никогда не сказала, что это писал один и тот же человек. (То есть, честно говоря, литературовед из меня не многим лучше, чем что-либо иное, но тем не менее.) И мало того, что они все не похожи друг на друга, так они ещё и нравятся все.
ЗЫ2 по традиции: время, умножаясь на расстояние.. и далее по тексту.

"Мадемуазель, я в Вас безумно влюблён... Нет, не так: Мадемуазель, я Вас люблю. Я полюбил Вас в тот самый первый вечер, когда увидел Вас. в тот самый первый миг... миг... вечер... миг... Я полюбил Вас в тот самый миг, когда впервые увидел Вас.. когда впервые Вас увидел. Вы были..."

   Мадемуазель, почему ваш стакан виски до сих пор полон? Вы что, не изучили план эвакуации в этом забытом богом месте? Вы надеетесь, что отсюда можно сбежать? здесь ведь даже нет ни одного вокзала или аэропорта, что уж говорить о кассах предварительной продажи билетов.
   Мадемуазель, вы, ей-богу, смешны. Вы похожи на на маленького нахохлившегося совёнка. Будто вам никого не хотелось поцеловать уже года эдак два. А вчера порезали язык о половинку невкусного леденца. На ваших пальцах нет ни одного кольца - только царапины, нет, ну как так можно, в вашем-то прекрасном возрасте.
   Мадемуазель, почему вы плачете? вы надеетесь, что этим людям вокруг на вас не наплевать? вы думаете, это даст вам что-то, кроме слегка покрасневших век? Или вы считаете, что солёный виски вкуснее? Даже мексиканцы запивают свою кактусовую отраву напитком поприятнее. По крайней мере, по цвету больше подошёл бы к вашим волосам.
   Мадемуазель, куда вы всё время смотрите? Там за окном унылый пейзаж, он того не стоит. Одна сплошная пыльная пустыня, и даже та одинокая белая гора не красит горизонта. К ней уже давным давно никто не ходит, да и... Мадемуазель, постойте, куда же вы уходите, погодите, я ж ещё не сказал вам самого главного, пожалуйста, не уходите, далась вам эта гора, да куда же вы, стойте, стойте, куда же вы...

"Мадемуазель, я в Вас безумно влюблён. В тот самый первый вечер, то есть миг, то есть не первый, а... Тьфу ты."

Настроение сейчас - межнациональный отходняк

    Ты знаешь, что однажды придёшь на какую-нибудь скалу – она обязательно будет белой, с плоской колючей вершиной, а внизу – обрыв, какой любили рисовать в 18 веке. Ветер там завывает так, что сил не остаётся ни на одну из мыслей. Облака – как ты всё время пытался нарисовать в рыжем блокноте, но так и не получилось, теперь уже поздно – вон они, настоящие, прямо совсем рядом, кажется, только встань на цыпочки, и сразу дотянешься. Пальцы дрожат так, что можно подумать, будто ты никогда раньше не ходила на цыпочках по белому обрыву. Ты каждый раз оттягиваешь этот момент, разрываешься на части рвёшься на море, рассказываешь, что черепахи с гигантскими ластами тебя привлекают больше, чем ветер в нестриженных уже целую вечность волосах. Или что готическая европейская архитектура завораживает куда сильнее, чем где-то далеко затерявшаяся скала – попробуй, найди её ещё, попробуй доберись до вершины, попробуй не смалодушничай в последний момент – стоит ли оно того, оценит ли кто, не забудет ли даже первый встречный через два дня.  Тебя не мучает совесть из-за бесконечных отсрочек всего лишь потому, что ты знаешь, что рано или поздно ты возьмёшь одну-две самые важные для тебя вещи – не дай б-г это окажется какой-нибудь чепуховый пустяк кем-то давно подаренный – оставишь всё остальное без сожаления и обязательно придёшь туда.
    Ты потому и живёшь вечно – каждый день, как звук порвавшейся струны – что надеешься на очередную ничего не меняющую отсрочку, боясь признаться, что можешь давать их сам себе одну за другой до бесконечности.

окулистическая альтеромания
душевная блаптофобия
охота к перемене мест слагаемых
псевдозаумическая графозависимость
что там у меня ещё написано в истории неизлечимых болезней?

 

Настроение сейчас - кого я всё время обманываю

Осторожно: Дыбр

     Божок логики забыл о моём существовании

     Если я прихожу домой часов в 7 утра, невыспавшаяся, со стёртыми ногами, нарушенной пространственной грацией [хотя она и так-то
не сахар, не соль, и даже не нечто неотъемлемо мне присущее в той степени, чтобы не замечать её вообще как природное явление] и недовольным бурчанием
на «не забудь, плз, отправить с утра письмо М.Н.», хотя там диван ещё разбирать в соседней комнате да пятно от винища как_можно_
быстрее_лучше_бы_бла_бла_бла… так вот: если я прихожу, и, пока отправляю это злосчастное письмо, на той стороне и-клм-нета в мой
адрес завистливо тянут «счастли-и-иии-вая», мне на какое-то время становится действительно абсолютно наплевать, что на самом деле все
7-8-9 часов до этого момента я чувствовала себя человеком до ‘нытья под ложечкой’ покинутым теми, с кем на самом деле хочу проводить
время. И я намного искреннее, чем делаю даже более обыденные вещи, стучу заплетающимися пальцами в ответ «ха, а то! У меня же теперь
по жизни “speciailize in having fun”, просто надо….»
     Если я раскидываю по полу всей, хоть и не очень большой, квартиры листы бумаги формата А-5, А-4, А-2478 с какими-то перечёркнутыми,
исправленными, кривыми кракозябрами и не чувствую при этом никаких угрызений совести, прямо как люди «особого склада ума», я и сама
на миг верю, что у меня ‘там’ всё сложено по какой-то похожей схеме, и да, чёрт возьми, я гениальна: я сажусь за перевод не за неделю, а
за 8 часов [включая а_5_из_них_хорошо_бы_поспать] и, как фокусник-виртуоз, в последнюю минуту заставляю вылетать из принтера желанные усатым
дядей или напомаженной тётей листки, ехидно цапающие меня за нос, ибо к новому месту обитания принтера привыкаешь не то чтобы сложнее,
чем к иному расположению кнопочек на телефоне, но тоже не очень.
     Мне кажется, что если я сейчас напишу здесь что-нибудь бесстыдно незашифрованнооткровенное, после которого у знающих и было_бы_чертовски_
приятно_если_бы_помнящих людей не сможет остаться никаких вопросов из разряда «а может быть, она имела в виду всё-таки не…», напишу, например,
как внезапно поняла - будто в огромную пропасть провалилась на скорости 3с -, что с 23-24 октября 2006 года я не могу, по-моему, всерьёз думать ни о
ком, кроме человека, who made that my day, хотя тупо и агрессивно стараюсь ни в коем случае никому в этом не признаться даже в х-моменты, в_том_
числе_благодаря_мне_всего_несколько_раз_за_год_выпадающие, стоит мне написать, и эти уже почти два года [боже, столько не живут с подобным образом
ментальной жизни, с этим режут вены, или выскакивают замуж за первого попавшегося, или забрасывают неанонимными истеричными признаниями] добрый дядя-металлург
с завода, в котором мы все живём, возьмёт и переплавит по другой формочке, и даже если это будет формочка на безшансовминус-основе, то как-нибудь.
[правда, тогда, конечно, поначалу придётся всерьёз бороться с желанием потратить всё оказавшееся под рукой на операцию по вырезанию того, что отвечает у
homosapience/insapience за тонкие материи] Хотя, конечно, логики тут никакой, ибо, как минимум, писать подобное надо не в то окошко, которое находится по
адресу, незнакомому людям, осведомлённым о точных обстоятельства дела.

     Если б в меня вбили основы логики в начальной, средней, старшей школе, ну хотя бы когда-нибудь, хотя бы в будущем… хотя, если бы их вбили, подобных
ситуаций вообще не возникало бы, и я б никогда не узнала бы, что логика - полезная штука. как сейчас знаю, что ловкость при обращении со стаканом, до

Читать далее...

Я построю свой маленький персональный ад и буду приглашать туда на ужин людей, которые меня когда-то обидели. Нет, не подумайте, никаких телесных истязаний: я ж не основатель очередной религии, которая за пороки души наказывает физическими мучениями. Я куда более цинична.

Настроение сейчас - ля-ля-ля

        Давеча, лёжа на непонятно откуда взявшихся тулупчиках в газоне [каким-то знаковым в последнее время данный тип природного покрытия у меня становится: может, к добру, может, наоборот] придумали замечательную игру. То есть, конечно, наверняка, как всегда, кто-то до нас её уже когда-нибудь придумывал, но мы сделали это независимо от них, честно-честно. Суть игры заключается  в том, что берётся заготовка "Самое/ая/ые ............. этого года", подставляется вместо точек что-нибудь "концептуальное", пишется на бумажке, кидается в какую-нибудь ёмкость [например, в красный полиэтиленовый пакетик] вместе с другими подобными бумажками, тщательно перемешивается, а потом всеми по очереди тянется и рассказывается что_попалось, задушевным или не очень тоном. Времени требует много, людей вокруг - во многих отношениях приятных и располагающих, а намерений - самых честных и чистых.
        И не болтала бы я про всё это с каким-то странным выражением лица, если бы не:
        относительно легко, хоть и не без некоторых потерь с многочисленных сторон, справившись с "Самым последним знакомством", "Самым запомнившимся прикосновением" и "Самой ужасной книгой", я посыпалась на "Самом добром поступке". Не то чтобы я не совершала добрых поступков за этот год, но все, которые приходят на ум, как-то не тянут на "самый" Если бы я спасла беднягу-котёнка из горящего сарая, пожертвовала многомиллионный лотерейный выигрыш детям африки или перевоспитала юного садиста, всё было бы легко и просто. А тут даже не знаю, что думать о своём моральном облике: потому что если нет "самого", или хотя бы нескольких, то вроде как и ничего нет.
        Вот у вас какой самый добрый поступок был в этом году?

Настроение сейчас - "specialise in having fun"(c)

а вообще забавная защитная реакция в виде вязкого флуда и раздражения лишь на отсутствие горячей и холодной воды и анимированную рекламу.
я это к чему: может, кто научит меня, хотя бы как реклама на лиру отключается? на колодец за водицей я уж, так и быть, сама сбегаю)

...
Иногда мне кажется, что вообще на всё, что я говорю в этой жизни, стоит поставить списки автозамены, за исключением, разве что, "извините, вы выходите?" и "до горьковского, пожалуйста, туда-обратно"

Настроение сейчас - bien

        Ты стоишь и куришь бесчисленные сигареты одну за другой. Странно, ты ведь почти не курил раньше. Ну да ладно: спрятавшись за дымной завесой легче придумывать сказки.
       

        Знаешь, последнее время так получается, что мне хочется общаться лишь с двумя людьми: одну я знаю почти всю жизнь (на самом деле всего 6 лет, но разве это имеет значение), а второго видела на этой неделе третий раз в жизни, увижу ещё несколько, и он навсегда исчезнет из реальности, имеющей ко мне какое-либо отношение, ибо столь популярные в нынешнее время e-mail и icq – это совсем не то (впрочем, кому я объясняю). Хотя, знаешь, может, именно в этом и кроется основная причина – время и определённость такие сложные штуки. или наоборот – простые? А думаю всё время о тебе, но только это не сказка – присказка, а потому не важно.
       

        Ты сидишь в тёмной комнате, перелистываешь страницы пыльной книги – они так здорово шуршат -, и сигаретный дым заслоняет половину неба. Оказавшиеся по разные стороны звёзды удивлённо переглядываются: они никогда не рассматривали  друг друга в подобном свете. Дым вьётся вдоль немного потрёпанных годами стен: ты всегда считал, что клеить новые обои поверх тех, на которых дорогие тебе когда-то люди писали стихи, рисовали смешные рожицы и желали приятные сердцу мелочи – это моветон. С лестничной площадки сквозь узкую щель под входной дверью проникает предрассветная тишина; какой-то там знакомый знакомых давно предлагал помочь – оттуда же зимой холодом тянет, а летом пьяными голосами, у него и инструмент свой есть, да и вообще тут работы на пятнадцать минут. но ты бы тогда не сидел здесь сейчас, ведь правда? С тишиной всё просто: она от тебя ничего не требует, кроме сигаретного дыма, всегда терпеливо ждёт, пока ты найдёшь зажигалку, и не будет устраивать обиженных истерик, если ты вдруг передумаешь. Ты следишь за едва различимыми в темноте кольцами дыма и замечаешь вдруг тетрадь, или книгу, или карандаш синего цвета. Будь ты великим художником, ты бы нарисовал сейчас прекрасный портрет: из тех, которые никому никогда не показывают из-за опасения быть разоблачёнными в большей степени, чем понимаешь себя сам. Но будь ты великим художником, тебе бы вряд ли пришлось его рисовать. Поэтому ты просто пишешь письмо, которое тоже, скорее всего, никогда не отправишь, отговорившись тем, что не покупал конвертов уже лет 10 и забыл, как выглядит лицо девушки с почты, да она, наверное, уже давным давно уволилась, вышла замуж и родила весёлого пухлого карапуза. Впрочем, кто в наш век пишет письма, когда на столе ещё почти полная пачка сигарет, а до рассвета - два часа. Да и кто в наш век придумывает сказки самому себе.

Настроение сейчас - bien

Придумай мне тему для разговора, и я постараюсь болтать без умолку: расскажу своё мнение, мнение моей мамы, бабушки, моих несуществующих сестёр и братьев, моего начальника, мужа, любовника, учительницы начальной школы, дворника, который каждое утро у тебя под окнами метёт своей скрипучей метлой, отнимая драгоценные часы сна, прибавляя драгоценные минуты полусонной улыбки. Я расскажу тебе, что я думаю по этому поводу, что думала раньше, что буду думать через неделю, что думаю по мнению окружающих, что думаю в своих неровных строчках, что могла бы думать, если бы тогда ответила "да", а в другой раз "нет".
Придумай мне распорядок дня. И я буду вставать с петухами, с первой росой, с последним трамваем, с началом сиесты, с окончанием бала, с многозначительной улыбкой, светлым взором и заевшей в голове со вчерашнего дня глупой песней. Я буду засыпать под шум прибоя, рокот мотора, шелест тетрадных листьев, клацанье компьютерной мышки, журчание пенных напитков, мурлыканье огромной кошки, с туманом во всём теле, тихими мыслями и вселенским спокойствием.
Придумай мне смысл этого маленького лета, и я брошу всё и всех, забуду то, что обещала не забывать каким-то ненужным людям, отменю все встречи, сдам все билеты, вычеркну Сицилию и страну Ч. с карты мира и поеду хоть на край света.

Ну или, в принципе, можешь просто научить меня развлекать необщительных американских девочек, подарить бессрочную евро-визу и свалить нафиг из моего маленького, не особо уютного сейчас, мирка.



Настроение сейчас - чего это я)

        В городе, где горизонт стал всего лишь чертой, разделяющей мир
на три части, сегодня выпал осадок. Такой иногда оседает в стакане, не
давая возможности выглянуть внутрь, тем паче извне.
        Время - услужливый холод. Может заставить в нужный момент всё
тело вздрогнуть от тяжкого хохота или усыпет зыбкой синей извёсткой
слишком рьяно старавшихся уцелеть.
        И мне начинает казаться избитым всё то, что в тот момент никто не
осмелился бить. И город сжимается в сизую точку, сводя на нет эхо:
теперь здесь что петь, что выть, что пить, что выйти на люди крепко сжав
кулаки, не нашедши за пазухой любимые цветные мелки, растерев
водкой виски, подтянув носки, от загустевших красок чуть не сдохнув с тоски..
        Время - услужливый лепет, отрицающий любую бессмертность
навязчивой мысли. Время (озабоченный лекарь) когда-то пряталось в
слове 'верность' - идеалам, чья вертикальность в городе одного горизонта
не обретает смысла, но зато сообщает тебе с пространством некую
мерзкую соразмерность.





Настроение сейчас - хорошо хоть экзамен завтра

Возомнив себя центром вселенной, невольно начинаешь принимать всё на свой счёт.

Какая вчера гроза была! Хочу, чтобы мне однажды на ДР подарили такую, упакованную в 6 вложенных друг в друга коробочек, перевязанных синеватой ленточкой.

Кто придумал, что дождь похож на слёзы. Он похож на  что угодно, только не на них. Хотя бы на множество бабочек, вырвавшихся из внезапно открывшейся коробки - никто не подозревал, что они там - все считали, что открытки, или карамельное ассорти, или коллекция фантиков на худой конец. Какая-то маленькая девочка, пробегавшая мимо с игрушечным ведёрком (или обручем - с чем там ещё счастливые девочки летней порой бегают), пыталась сказать, что в коробке что-то шуршит, но её быстро подняли на смех, объяснив, что она просто слишком долго пыталась собирать замки из рассыпающегося бисера - это шуршание ей на всю жизнь теперь останется. А теперь все стоят завороженные, подняв глаза к небу, хотя бабочек уже давно нельзя различить среди мокрой листвы и звёздной пыли.

Там-па-ра-рам по стеклу. Как стая обезумевших от счастья синих голубей. И сразу хочется танцевать по подоконникам и перилам, как пару лет назад, когда никто не пытался искать в танцах каких-то напоказ зашифрованных обещаний.
Там-па-ра-рам в оставленное открытым окно (забыли закрыть). И комнату затопляет от стенки до стенки чем-то очень похожим на _то_ счастье города "трёх водных пространств".
Непреодолимое крышесносящее чувство, что всё это только тебе. Непреодолимое крышесносящее желание поделиться со всеми.

"...and you know what i feel. It's a new dawn, it's a new day, it's a new life....." правда, это уже не только и не совсем о том)

Настроение сейчас - хочу ещё один ливень

"В начале 60-х я служила геологом в проектной конторе с неблагозвучным названием «Ленгипроводхоз». Находилась она на Литейном проспекте, в доме 37. Этот дом приобрёл известность благодаря стихотворению Некрасова «Размышления у парадного подъезда». Побывав весной 2000 года в Петербурге, я нашла этот нарядный в прошлом подъезд в таком полуразрушенном виде, будто кто-то бросил в него фугаску.
        Правда, наша шарага никакого отношения к знаменитому подъезду не имела. Входить к нам надо было с чёрного входа во втором дворе, миновав кожно-венерологический диспансер, котельную и охотничье собаководство.
        Однако наш замызганный двор имел свою привлекательность — в нём имелся стол для пинг-понга.
        Бродский жил на улице Пестеля, в двух кварталах от нашей шараги, и раза два в неделю, во время обеденного перерыва, заходил ко мне на работу, чтобы сыграть во дворе партию в пинг-понг.
        Однажды, за несколько минут до перерыва, я услышала доносящиеся со двора раздражённые мужские голоса. Слов — не разобрать, но кто-то с кем-то определённо ссорился. Я выглянула в окно, и перед моими глазами предстало такое зрелище. На «пинг-понговом» столе сидел взъерошенный Иосиф и, размахивая ракеткой, доказывал что-то Толе Найману, тогда ещё находящемуся в до-Ахматовском летоисчислении.
        Найман, бледный, с трясущимися губами, бегал вокруг стола и вдруг, протянув в сторону Иосифа руку, страшно закричал. С высоты третьего этажа слов было не разобрать, но выглядело это как проклятие.
        Бродский положил на стол ракетку, сложил руки на груди по-наполеоновски и... плюнул Найману под ноги. Толя на секунду оцепенел, а затем ринулся вперёд, пытаясь опрокинуть стол вместе с Иосифом.
        Однако Бродский, обладая большей массой, крепко схватил Наймана за плечи и прижал его к столу. Я кубарем скатилась с лестницы и подбежала к ним.
        «Человек испытывает страх смерти потому, что он отчуждён от Бога, — вопил Иосиф, стуча наймановской головой по столу. — Это результат нашей раздельности, покинутости и тотального одиночества. Неужели ты не можешь понять такую элементарную вещь?»
        Оказывается, поэты решили провести вместе день. Встретившись утром, они отправились гулять на Марсово поле, читая друг другу новые стихи. Потом заговорили об одиночестве творческой личности вообще и своём собственном одиночестве — в частности. К полудню сильно проголодались. Ни на ресторан, ни на кафе денег у них не было, и поэтому настроение стало падать неудержимо.
        В результате стали выяснять, кто же из них двоих более несчастен, покинут и одинок. Экзистенциальное состояние Бродского вошло в острое противоречие с трансцендентной траекторией Наймана, и во дворе института «Ленгипроводхоз» молодые поэты подрались, будучи не в состоянии справедливо поделить одиночество между собой."

(с) Людмила Штерн. "Бродский: Ося, Иосиф, Joseph"

Настроение сейчас - take it as it comes (c)

"Каценеленбоген стал объяснять мне назидательным тоном, что я не имею права так горевать над кошкой, когда целый мир... Я выставил за дверь их обоих: его и мир. Мэй - человеческое существо, с которым я крепко связан. Всё, что мучается у вас на глазах, становится человеческим существом.  <...> Столько нервов из-за кошки, не правда ли? Но что вы тогда забыли в этой книге?"
(с)Роман Гари "Белая собака"