Какая не была бы простая, ожидаемая, типичная для Европы выставка в Тейт Модерн "Rodchenko and Popova: Defining Constructivsim", сложно проигнорировать ее масштабность и перенасыщенность, которая не просто не утомляет, но захватывает своей фееричностью поисков, исканий и начинаний. Мане писал Прусту, умолял, чтобы его картины не разошлись по рукам, потому как смотреть их надо вместе. Ротко со своей странной улыбкой говорил в видео-интервью, что самое страшное для картины остаться одной. Но, по-моему, особенно необходима эта дружность и бесконечность для вытсавок конструктивистов: ведь здесь и суть в поиске, в дискурсе, в бесконечном множестве опций и вариаций. Одним словом, за колличественность большое спасибо Тейт, которая может себе такое позволить.
Естественно, набор объяснений русского конструктивизма включает в себя такие уже устоявшиеся понятия-факторы как: Большевистская революция, переорганизование мира, отрицание иллюзорности, концентрирование на фактуре, отсутствие стабильности и постоянное движение. Ну да бог с ними: хорошо, что уже усвоили и это! Зато здесь и многочисленные живописные работы из всевозможных частных собраний, и рисунки Поповой для "Вербовки" и ее попытки вместе с Мейрхольдом остановить шествие монументальщины в архитектуре взамен на констркутивистские элементы, которые бы контактировали с толпой, и родченковские дизайны от ангара для самолетов до лампочек для богемного столичного кабаре.
[280x435] [354x280]Дизайн ангара
[280x420] [280x415]дизайн киоска
дизайн лампы для кафе
Конечно, не обошлось без понимаемого и обожаемого Европой Кандинского, которому был отведен целый зал, хотя и было оговорено, что его влияние на Попову и Родченко было лишь частичным, не подавляющим. Разъяснять это целым залом, по-моему, было вовсе не к чему, хотя и было радостно посмотреть на прекрасные работы мастера из тейтовских запасников.
Очень удачным вышел шестой зал, где гармонично собрали объемные скульптурные конструкции, вмонтировав в стену экран, показывающий документальные хроники о том, как функционировали некоторые из представленных - и не только - работ. Следующий зал посвящен выставке 1921 года 5×5=25. Последующие огромные залы переполнены замечательной подборкой плакатов, фотографий, вырезок из газет и журналов. Среди них такие непонятные, нервозные коллажи, рожденные на волне НЭПа с его лихорадочным динамизмом и поспешностью; концепция "нового быта" 1920-ых годов, где конструктивистский дизайн был призван для украшения мебели, предметов обихода и одежды. Большая секция отведена 1923 году, когда Попова и Степанова непосредственно занимались дизайнами для текстиля. Позже Попова особенно удовлетворенно вспоминала именно об этой своей инициативе, когда идеи конструктивизма смогли достичь довольно широкой аудитории, не исказившись и не опошлившись. Здесь же собраны театральные эскизы к костюмам и декорациями, крутят ролики из экспериментальных фильмов.
[280x421] [280x411]
В последней комнате, довольно оригинально воссоздан проект "Рабочий клуб" Поповой, представленный еще на Парижской выставке в 1925 году. Уголок Ленина, шахматный стол, книги и газеты - все такое геометрическое, чистое, ясное, открытое. Я там даже посидела, полистала каталог выставки и монографию по Поповой, а также свежий Daily Telegraph. Текст последнего зала жестко, короткими предложениями обозначает появление АХРРа, гонение на свободных художников и набирающий силу соцреализм, и на этом пессимизме затихает.
Это цитата сообщения Ирина_Штромберг Оригинальное сообщение
На кончике ножа - 2.
В продолжение темы про японскую современную архитектуру. |
Буду постепенно рассказывать про давно и недавно посещенные, но не описанные лондонские выставки.
Была терракотовая армия из Китая, был римский Адриан, теперь настала очередь иранского правителя шаха Аббаса, правившего в Иране в течение 42 стабильных лет (1587-1629). Очередная выставка Британского музея из серии "Правители мира" не может не быть пряной, сумрачной, состоящей сплошь из тканей и непрерывной линии каллиграфических сплетений, если дело идет об Иране и его расцвете во время правления Аббаса.
Ну что же, Британский музей, построили вы в свое время в центре музея эту доминрующе-устрашающую ротонду, теперь мучайтесь в выставками, которые приходится закручивать спиралью, алогично компоновать из-за узкого и круглого зала. Впрочем, неудобность выставочного пространства забывается, как только ты засматриваешься на тонкую нитку каллиграфии, на узоры на фарфоре и невесомую прозрачность тканей. Конечно, учитывая то, что европеец очень мало знает об истории восточных стран, выставка перенасыщена текстами с непрекращаемым упоминанием сложночитаемых имен и терминов. По крайней мере, выбор остается за зрителем: либо вникать и разбираться, постигая смысл, контекст и мотивацию, либо просто наслаждаться экзотической красотой и немыслимым совершенством исполнения.
[200x373]
Я совмещала эти два способа познания. Особенно интересно мне было проследить, как стремится изобразить себя шах в изобразительном искусстве, учитывая, что одной из главных тем моего курса по Поздней Античности было "изображение императора в изобразительном искусстве". Всего два отдельных изображения шаха на листах манускрипта можно найти на выставке. На первом, написанным индийский автором во время посольства в Исфахан, изображен мудрый и сильный, самодостаточный правитель. На втором, написанном уже иранским мастером и на закате лет правления великого Аббаса, основной темой является заслуженный отдых и умиротворение в компании молодого и красивого, безбородого юноши. Интересно, что на монетах, которые через каллиграфию насыщены информацией о вере и силе государства, император на изображался: ему важнее было быть косвенно ассоциируемым с теми благотворительностями, которые он спонсировал. Также он сохранял для истории свое имя в монументальных надписях на зданиях, им построенных - не даром для искусства Востока каллиграфия всегда не просто красивые письмена, а часть их визуальной, а не только вербальной культуры. По сохранившимся материалам, шах Аббас предстает перед нами как сочетающий в себе огненность темперамента с аскетичностью его жизни.
[показать] [показать]
Даже я, совершенно равнодушная и непонимающая текстиля и его фактурной и эстетической прелести, не могла насмотреться на то плотные и геометрически-яркие ковры, то на тончайшие золотистые материи с какими-то подобными колокольчикам нежным цветами. Конечно, все выставки об иранском искусстве и истории обречены не неполноценность уже потому, что невозможно на фотографиях передать всю притягательную синеву и монументальность их архитектуры. Кураторы выставки сделали еще один шажок вперед, чтобы приблизить дух местной архитектуры к посетителю выставки: поставили друг на против друга огромные экраны, разместили под ними скамеечки и запустили нарезку из видов глазурных синих куполов, чугунных решеток и прочих архитектурных чудес.
[показать] [200x300]
Но есть на выставке и тема европейских отношений с Ираном тех дней - это знаменитые портреты посла в Иран от Великобритании и его жены: Роберта и Терезия Шерлей (Sherley), - которые не так давно уже красовались на выставке Ван Дика в Тейт Британ. Красивые, богатые восточные костюмы занимают большее пространство полотна, с некоторыми, однако, элементами европейского костюма, например, манжетами и воротничками. В руке Терезии пистолет, оказывается, изображен не как очередная аллегория, а скорее как отсылка на реальные случаи, когда, подвергнувшись нападениям, она была вынуждена защищать себя и мужа. Часы - ставший модным атрибут в Иране благодаря восхищавшему иранцев мастерству западных часовщиков. Одним словом, чувствуется диалог культур: очевидно, что Роберт
Сегодня на лавочке в Гринпарке трое "невежд" читали Пушкина. Александр Сергеевич, но мы вас вспоминаем многим чаще, чем только в день вашего рождения. И вот уже на следующий неделе я (как главная "невежда") буду смотреть на третьяковочный портрет Пушкина кисти Кипренского.
Александр Сергеевич, я вас очень люблю! И путь говорят, что обычно любят больше либо Пушкина, либо Лермонтова. Ведь вы мне простите мою всех-охватывающую любовь и лермонтовское обожание! ;)
[350x419]
Быть может, в Лете не потонет
Строфа, слагаемая мной;
Быть может (лестная надежда!),
Укажет будущий невежда
На мой прославленный портрет
И молвит: то-то был поэт!
Луна, разрезанная ровно пополам, ровно посередине блеклого синего неба, уставшего от целый день палившего и дышащего с него жаром солнца. Привычная, ритуальная изнеможенность беспрестанного повторения перед завтрашним экзаменом. Смеркается очень быстро, но электрический свет зажигать не хочется, и потому читаю у самого окна, жадно насыщаясь красотой, пока совсем не стемнело. Вы только послушайте....
Свежеет, и блеск вечера меркнет. Меланхолично засинели поля, далеко-далеко на горизонте уходит за черту земли огромным мутно-малиновым шаром солнце. И что- то старорусское есть в этой печальной картине, в этой синеющей доли с мутно- малиновым щитом. Вот он еще более потускнел, вот от него остался только сегмент, потом - дрожащая огневая полоска... Быстро падает синеватый сумрак летней ночи, точно кто незримо сеет его; в лужках уже - холодно, как в погребе, и резко пахнет росистой зеленью - только изредка повевает откуда-то теплом. В сумраке мелькают придорожные лозинки, и на них, нахохлившись, спят вороны... А на востоке медленно показывается большая голова бледного месяца.
Как печальны кажутся в это время темные деревушки, мертвую тишину которых будит звук рессор и бубенчиков! Как глуха и пустынна кажется старая большая дорога, давно забытая и неезженая! Слава богу, хоть месяц всходит! Все веселее...
Бунин, "Золотое дно", 1903
И я знаю, что если можно так красиво писать, так полно чувствовать и так проникновенно любить свою страну, то мне есть к чему стремиться и я не одна. Я завтра напишу вам про далекую Византию, про рождение Константинополя и про святого Симеона Столпника. Напишу так, чтобы вам, мои драгоценные экзаменаторы, было бы также хорошо, душевно и вдохновляюще, как мне сегодня, когда читаю Бунина.
Поехала я вчера смотреть Ясуо Куниоши в Королевскую академию. Нарочно люблю ходить в Академию именно по выходным, когда там многолюдно и приглушенно, прилично-светски шумно. Единственное из мне известных мест, где можно вдоволь насмотреться на чистокровных англичан: высоких, с вытянутыми лицами и чрезмерно большими руками с красивыми ровными пальцами и длинными ровными, скромно уложенными волосами у девушек. Бегает много кривляющихся, но деловых, а-ля маленькие взрослые, детей в платьицах и наглаженных костюмчиках.
Прекрасная выставка для выходного дня. Минимум напряжения, минимум нужды в дополнительных знаниях: надо лишь хотеть разглядывать, рассматривать, разгадывать и наслаждаться. Выставка в четырехкомнатных залах на верхнем этаже, но смотрится намного дольше обычных, потому что невозможно пройти мимо ни единой гравюры, бросив лишь беглый взгляд. Жаль, что приходилось довольствоваться подслушиванием лишь скучных и разумных комментариев образованной, чопорной английской публики, и так не хватало наших оригинальных и эмоциональных откликов, постоянно мною слышимых в музеях на Родине.
Не задумывалась, что у японцев 19 столетия существовало довольно неоспоримое разделение тем: один рисует гейш, другой пейзажи, третий воинов. Ведь это так похоже на систему Холшера, когда Фидий - скульптор богов, Пракситель - людей, а Поликлет - героев! Большинство фигур воинов не избежали очень барочной, динамичной, горизонтальной позы, точь-в-точь копирующей Лаокоона. Надеюсь, простимо мое постоянное сравнение с западной традицией: во-первых, к тому моменту контакт был уже налажен и у Кунионши есть пара работ, где он напрямую заимствует стиль и композицию у голландцев, во-вторых, мы все равно судим всегда относительно того, что нам ближе и понятнее. На удивление много водных сюжетов и чудищ, есть эквивалент нашей чудо-юдо рыбы-кит, есть много изображений женщин и растатуированных тел. А все эти воины, сражающиеся с рыбами, змеями и прочей тварью, не могут избежать аналогии с нашим святым Георгием!
Кстати, рыба карп - символ мужской сохранности.
[340x501]Естественно, присутствует весь стандартный набор приемов, столь поразивших в свое время европейцев: обрезанные фигуры, не помещающиеся в пределах гравюры; повернувшиеся спиной, а порой и вовсе лишь угадываемые за раскрытыми зонтиками фигурки; цветущие ветки на переднем плане или неожиданная пустота в самом центре изображения. Мне очень симпатичен образ этого художника, у которого были постоянные конфликты с властью, нежелание работать по госзаказу, но и несогласие отказаться от сложностей, уйдя в подполье. Именно поэтому столь умны, часто юмористичны его работы, в которых ему приходилось буквой угождать цензуре, пряча истинные смысл для тех, кто сможет его прочесть. Символично, что с целью скрыть отсылку на современность, Куниоши забирался куда-нибудь в историю или менял имена, что видящим только формальное цензорам, было невдомек.
[422x330]Замечательная, очень басенная вышла у него юмористическая серия, в которой он людям приделывает головы животных, рыб и птиц. Удивительная и непонятная серия про театр кабуки: тут видимо пока лично не испытаешь ощущение от одного из спектаклей, не поймешь! Саркастические гравюры, в которых главным персонажем выступает глазастый фаллос и пейзажи, которые у него считались не столь удачными, как у того же Хирошиге, а лично мне понравились своими милыми, уютными темами типа "летний дождь" или "листопад".
Кстати, напомню, что начала учить японский я именно увлекшись пост-импрессионистами, а через них и японской гравюрой. Никакого удовлетворения, скажу я вам: большинство знаков на них китайские! Хотя, была парочка, на которых я все прочла и даже разобрала три слова!
Один из воинов
[300x425]Очаровательная идея молитвы под водопадом
[320x457] [500x330]Осьминожки
[527x340]Удивительная серия "составных" портретов. Так похоже на Арчимбольдо,хотя нет никаких намеков, что Куниоши его знал
[271x400]Зашла посмотреть на рисунки Benjamin Westа, заодно прошла и основную экспозицию,
И если в прошлый раз Бодиам разделил мир на дневной свет и ночную темноту, то в этот раз движущей силой были перепады от желто-солнечной жары до бело-инейного холода.
Тепло
...и радостно было уже всю последнюю неделю, которая, несмотря на пропитанность нарастающей угрозой экзаменов, светилась долгожданным Бодиамом, открывающимся в пятницу. В ту самую пятницу я упорно промолчала весь семинар, отдаляясь насколько возможно от салонности и линеарности Энгра, чтобы через час уже отправиться на святое святых - Бодиам. Асфальт на улице Стренд тем временем согрелся, став мягко-серого цвета, а Национальная галерея смотрелась совсем белесо-выгоревшей под лучами разогревающегося солнца.
На поезде из Лондона я только и езжу, что на Бодиам, так что мост Роберта (Robertsbridge) для меня теперь родное, узнаваемое по пустой платформе и заброшенному сарайчику место. В поезде я сквозь напряженность последних страниц "Каменного моста" Терехова разглядывала скучные и упорядоченные лица возвращающихся на выходные домой англичан, взором отдыхая лишь на типичных, живых и любопытных школьниках в теплой зеленой форме и идиотских шапочках, которые они снимают, как только выходят за пределы видимости педагогов и родителей.
Какой теплотой и ненапряжностью пропитана готовность моих друзей приехать забрать меня со станции. Поджидая их, я всматривалась в каждую из редко проезжающих машин, глупо-искренне улыбаясь какому-то мальчику с огромным рюкзаком, которого вскоре забрала на машине соскучившаяся мама. Одуванчики и редкие лютикоподобные создания на тонких ножках обещали вновь придать Бодиаму жизнеутверждающую желтую окраску, не столько ассоциирующуюся с сумасшествием, сколько с бесшабашностью, которой Бодиаму и не занимать, при всей его умиротворяющей элегичности. Потом вроде бы становилось прохладнее, вечерело, но было столько долгожданных встреч, первых, размашистых вопросов-ответов, что еще долго не одевала в рюкзак запрятанную кофту.
А потом мы сами взялись сохранять тепло. Еще только расставляли палатки первые прибывшие, а мы с удивительным и светлым Анваром взялись разводить костер. Смесь ответственности в выборе места, умелости и опытности Анвара, заставившего костер разгореться с одной спички, приноса дров и выбора чурбанов и бревен для будущих зрительных мест. Было что-то грустно-эсхатологическое в сознании того, что этот самый костер, который мы впустили в мир, проживет беспрерывно всего три дня, чтобы потом быть потушенным или оставленным нами же, его создателями.
В поисках подходящего бревна для первого укострового ряда, мы с Анваром пошли параллельно заброшенным железнодорожным путям по классической, немецко-романтической аллее из высоких раззеленевшихся уже деревьев, освещенных оранжевым, предзакатным солнцем. По пути приметив хилую тарзанку, мы дошли до символически ограничительного заборчика, за которым необработанное, но и не заброшенное поле и кусок свежей железной дороги, прихорошившейся столь же свежим, румяным крупным гравием. А заброшенный состав, когда-то оставленный здесь то ли из жалости, то ли из-за хлопотности его умерщвления, здесь заканчивался свободным от зеленого брезентового покрывала, открытым вагоном. Естественно, мы залезли. Мы шли по дырявому от ветхости полу, среди дверей с надписью first class", скопления болтов и гаек, рассыпающихся на ржавую пыльцу, если их взять в руки. Было ощущение, что ты в фильме. Наверное, потому что фильм как никакое другое изобретение приблизил человечество к мечте путешествия в прошлое. Мне, естественно, представлялось как проходил, проверяя билеты, по этому когда-то прочному полу контроллер, как у этого выбитого окна скучала ,томно и небрежно следя за мелькающим в окне пейзажем молодая девушка, непременно в шляпке, и непременно в сапожках со шнуровкой и на низеньком каблучке. И пусть потом этот паровоз стал достопримечательностью Бодиама, а мы с Анваром как знатоки водили туда новоприбывших, чтобы те растаскивали болты и шурупы на сувениры, мы оставались его первооткрывателями, нам в тот первый вечер светило уже заходящее, прохладное солнце, а взяли мы оттуда лишь бревно, на котором потом могли бы сидеть укостровые люди. Другое дело, что его мы так и не использовали по назначению, ибо из него начали разбегаться муравьи, которых не сдающийся Анвар еще пытался выкурить костровым дымом.
Холодно
Заслуженно и своевременно стемнело, зарождающеся-бледный при дневном свете костер стал привычно рыжим и функционально-освещающим. Так начиналась пятничная ночь, самая уютная, самая изысканная и преданная по своему составу и самая ностальгическая, когда по прошествии целого года звучат, по большому счету, те же самые песни, исполняемые теми же самыми голосами. Гитара по кругу, время от времени ужимки про то, что еще недостаточно выпил, чтобы спеть. Галкин наконец-то спел лучшее из своего репертуара, мы отрепетировано дружны были,когда исполняли "Блондинку Нину"; была традиционная Бричмула, на загляденье много было Саснна с наилюбимейшим мною репертуаром. И
В пятницу вечером скучные англичане всегда довольствуются пабом или мюзиклом. Впрочем, есть и те, которые готовы, как и я, наслаждаться музеями открытыми до 10 вечера. В эту пятницу, несмотря на близость экзаменов , я пошла в галерею Барбикан на через-два-дня-закрывающуюся выставку Le Corbusier. Причем, шла каким-то новым маршрутом, по улицам, сплошь застроенным кебабами с узорчатыми арабскими названиями, гирляндами повисшими на рекламных щитах над входом. Вечерело, и уже собирали свой скарб последний торговые лавки. Всюду валялись поломанные вешалки, раздавленные мандарины и полупротухший грейпфрут выкатился на самую середину улицы. Негр в вязанной кепке, нагло уставившейся своим козырьком набок, упаковывал коробки с дисками, названия на которых были написаны крупным шрифтом черным фломастером. Я вспоминала, как недавно Владимир Толстой, приезжавший в Лондон на литературную неделю, рассказывал мне, что когда он лет 20 тому назад приезжал в Лондон, не было ни одного арабского магазинчика, а встретить негра в метро было чудом. Добро пожаловать в постколониальные времена, господа.
Как бы не был велик и разнообразен художник, выставки-монографии всегда потенциально однообразны и предсказуемы. Но умеют же в Барбикане даже скучную выставку-монографию превратить в двухэтажное изящество с инсталляциями, диорамами, видео-нарезками из архивов и компьютерными воссозданиями несостоявшихся проектов.
[300x375] [373x230]Настоящий творец, хороший архитектор и нехороший художник - на мой вкус, естественно. Корбузье действительно создал новую архитектуру, архитектуру, которая работает. А его ранние виллы, несмотря на их террасы, открытые крыши, узкие неожиданные окна пропитанные изученностью и чутьем классики римских вилл. В нем много начитанности, много стадий поиска, много увлечений: и архаика, и классика, и африканское искусство, и средневековье, и прерафаэлиты. Он многим увлекался и многому подражал, чтобы потом самому стать законченным, самозавершенным воплощением стиля, целой школой в одном лице. Из его пяти принципов наиболее узнающимися я бы назвала террасы на крашах, горизонтальные окна ленточкой и приподнятость строения над землей. Неоднозначно воспринимается его сакральная архитектура (St Pierre Church): церковь у него действительно какое-то предысторичное, аморфное состояние. Пожалуй, настораживает именно эта подвижность и готовность меняться в отличии от традиционной иерархичности крестово-купольной византийской церкви. В такой церкви мне бы хотелось не молиться, а отвлекаться на ее строение и поверхности. Это все же слишком искусство, для того чтобы быть церковью.А вы знали, что Корбузье принадлежит проект Дворца Советов для Москвы в 1931-32 годах? Ах, эта утопическая социалистическая архитектура - ее боишься, потому что она действительно заставляет тебя себя чувствовать именно так, как запланировано и задумано, а не как тебе хочется. Она не дает права выбирать. Убеждена, если бы все те проекты, оставшиеся только на бумаге, были бы осуществлены, мы были бы совсем другие. На самом деле, многие несовершенные парижские проекты до подозрительного напоминают какое-нибудь Братеево и прочие окраины и мультяшную заставку к фильму "Ирония судьбы" с шагающими вряд однообразными высотками.
[473x320]Символично, что пугающее меня до сих пор маленькое, самодостаточное государство Барбикан (с его школой, церковью, кладбищем, двумя жилыми высотками и культурным центром) строилось британскими последователями Корбузье - тем символичнее и атмосфернее было провести выставку именно здесь.
А вчера была слишком хорошая погода и слишком много это понимавших, вываливших на улицы горожан. Спасалась от толкотни и уже слишком навязчивого солнца во французской библиотеке, где рассматривала альбомы Корбузье вдогонку пятничной выставке. Потом встретилась с замечательной и обаятельной Александрой (Не вижу стен) и побывала на конференции по графологии, где все участники отталкивающе простые, убогие, но тем не менее пытающиеся и очень добрые.
И кто придумал этот скучный bank holiday в понедельник, когда закрыты все библиотеки?!
[533x400] [533x400]
Когда сидишь в библиотеке с 9:30 утра и усердно готовишься к уже панически близким экзаменам, то часам эдак к пяти хочется себя чем-то отвлечь и побаловать. Именно так я попала сегодня на лекцию «четырех современных художников, собравшихся вместе, чтобы обсудить свои студии или мастерские», на которую идти вовсе не собиралась. Не сказать, чтобы я вдруг полюбила современное искусство и теперь без омерзения буду заходить в новомодные залы Тейт, но что-то зацепило, заставило задуматься-передумать, так что вот уже третий час ночи, а не спится и размышляется, не говоря о том, что ритульное чтение в автобусе по дороге домой также было заменено думами.
Еще ни разу, на моем веку уж точно, в институте Курто так сильно не задерживали лекции, лишь оттого, что один из участников опаздывает. Узнав, что Антони Гормли (http://www.antonygormley.com/home.html) только что прилетел из Москвы, мне стало не жаль потерянного времени, захотелось скорее увидеть человека, еще не отмывшегося от ее насыщенного и эклектичного воздуха. Конечно, я знала Гормли, ведь мы даже проходили пару его работ в рамках учебной программы. Помню также, как год тому назад мы с друзьями, гуляя по South Bank, поверили на минуту, что человек на крыше – живой.
[500x375]Но я не знала, что этот художник столь очарователен, что у него такое доброе лицо и глаза за кругляшками очков, что он так интеллегентен, образован, так целостно верит в то, что нет правильного и неправильного. Слушая его, я точно соглашалась, что мы живем в захватывающее время, когда канон расшатан и многое имеет право на существование. Моя беда скорее в том, что я не всегда могу отличить «зерна от плевел».
- А я как раз хотела у вас спросить, как вам в Москве? Как там «художественная атмосфера»? Я ведь сама из Москвы.
- Ты из Москвы? О, там было очень хорошо, я невероятно впечатлен. Последний раз я был в 1990 году. Многое изменилось, многое происходит, столько энтузиазма.
- И как вам кажется, это все правильно происходит, развивается? Мы на правильном пути?
- А разве есть правильный? Мне было невероятно приятно, что меня так радушно встретили. Вы очень гостеприимны, человечны и дружелюбны.
«Ему немного подпоешь и делай с ним, что хошь...» - стоит только похвалить Москву в моем пристутствии, я сразу влюблюсь в человека. Но в этот раз это было вторично очарованию, уму и вере, еще цеостности Гормли. Мне опять кажется, что я вот-вот пойму для себя, что же за время такое, в котором я живу и как с ним обращаться. Эти летние каникулы в Москве должны стать особенными и объясняющими. А мы...Как писал мой вечный Тургенев: «Мы еще повоюем, черт возьми». Даже в мире, где нет правильного и неправильного.
Вот, оказывается, как бывает. Жила я себе в своем мирке, устроилась удобно в моей родной Византии и Античности. А вот сегодня прислали нам выбор курсов на следующий, заключительный, дипломный год. Сижу и плачу. Давно так безнадежно не плакала. Похоже, мне придется выбрать либо викторианскую Англию (что еще и не так уж плохо, на мой вкус), либо искусство Кубы после 1959, либо послушать их версию на тему Orthodoxy and Dissidence in Soviet Bloc Art. Потому как из "старенького" либо про английских святых 12 века, либо замечательный East and West at the Time of the Crusades, но с отравительным преподавателем....
Очень хочется, чтобы кто-нибудь меня утешил и сказал, что и это будет очень интересно. Хотя я и не поверю...
Я знаю, что я зануда и ботаник, но мне правда нравится ходить на все "внепрограммные" лекции, которые проводит наш институт, будь они про феминизм в исполнении самой Гризельды Поллок или про новое прочтение Троянской колонны. За эти два года убедилась, что есть по меньшей мере два мира, в которых посторонний рискует не понять чужого, закрытого языка. Это общество, так называемых, "пикассоистов" и знаменитый мир "мидивалистов", изучающих средневековые манускрипты. Я сегодня час слушала про Vat. lat. 3305 и еще раз убедилась, что не понимаю, как можно серьезно и с удовольствием копаться в том, какому мастеру, какой рисунок принадлежит и откуда он был заимствован.
Листаю сейчас каталоги аукционов русского искусства 19 века и contemporary, которые пройдут в Sotheby's, когда я уже буду в Москве. Боже мой, ну откуда у них такой прекрасный Нестеров, столько Кустодиева и совершенно неожиданного Гудиашвили!? Хоть бы одним глазком взглянуть!..
[333x333]
Три месяца я прожила вместе с ней. Я читала про нее ранним утром, я читала про нее на ночь, так что иногда по-старчески выпадала книжка из заснувших рук. Я выиграла малый travel grant, благодаря чему поехала в Рим, чтобы влюбиться в город и убедиться, как она красива. А потом мне надо было на четверть сокращать свой текст, и я делала это уже механически, занудно, тайно сохранив на компьютере "мою", полную версию. Вчера я потратила практически последние деньги, чтобы напечатать мое эссе на гладенькой бумаге и обернуть в переплет с красивым классически-черным корешком.
Я сегодня ее отдаю. Про мою Мадонну дель Пантеон теперь прочитает мой профессор и еще два преподавателя других вузов страны. Я не лукавлю, мне не столь важна оценка, сколько тот опыт, та жизнь, которую я прожила с ней, тем более, что она теперь всегда со мной, хотя я ее и отпустила.
Ах, этот прекрасный академический мир. Интересно, надолго ли меня хватит?..
[250x507]
Это цитата сообщения NADYNROM Оригинальное сообщение
Дамы в черном на полотнах знаменитых художников
Дамы в черном на полотнах знаменитых художников
Одно время присоединилась к популярному на ресурсе флэшмбу по собиранию тематических живописных подборок. Одной из таких подборок были дамы в черном на полотнах знаменитых художников.
Вот решила своей небольшой подборкой поделиться участниками сообщества.
Ваша светлость, дама в черном,
Тает след в тумане зыбком...
Я ответственен, бесспорно,
За нелепую ошибку.
Но чем строже наказанье,
Тем возвышенней прощенье.
Как похоже на призванье -
Это позднее прозренье.
Запоздалость комплимента.
Неуверенность ответа.
Зазмеившаяся лента,
Словно путь в былое лето,
В давние воспоминанья
Поцелуев рукотворных.
Это все-таки призванье,
Ваша светлость, дама в черном...
Вы уйдете в бесконечность,
В листопадное смятенье.
Я, спеша, срифмую Вечность
С этим траурным Мгновеньем.
Время, может быть, излечит,
Но заставит с новой болью
Ждать суда случайной встречи
С неслучайною любовью...
© Андрей Белянин
ДАМЫ В ЧЕРНОМ НА ПОЛОТНАХ ДЖОВАННИ БОЛДИНИ
Lina Cavalieri
[605x700]Читать далее
ОСТОРОЖНО! КАРТИН МНОГО!
Для того чтобы почтить память отдавших свои жизни той войне совсем не обязательно раз в год идти к памятнику с горяще-красными цветами. Тем не менее, вот уже третий мой лондонский год я езжу на 9 мая к Imperial War Museum, к памятнику советским воинам, чтобы принять участие в церемонии возложения цветов. Наверное, мне сложно отвыкнуть от танцами и школой заложенной привычки концертов, выступлений, празднеств на 9 мая. Каждый год мы читали стихи, такие что вслушивались даже стены и рыдали не только ветераны, но и родители, сотни раз слышавшие эти срифмованные строчки на наших репетициях. Каждый год мы выступали на районных и городских площадках Москвы с веселыми, узорчатыми танцами: Калинкой, Барыней, Коробейниками - а под конец пели красивую добрую песню и детские, не очень понимающие еще ручки нашей младшей группы протягивали ветеранам красные гвоздики.
Я выросла в то время, когда в школе был особенно силен "культ войны", который теперь так модно критиковать. Смотр строя и песни, стихи, круглые столы с ветеранами, школьный музей "Юнг огненных рейсов" - я не жалею, я счастлива, что все это было, было и останется со мной. Сквозь множество наигранного пафоса, нескончаемость из года в год повторяемых, читаемых по бумажке пошловатых речей представителей муниципальной власти, тысячу раз отрепетированных стихов, маршировок и улыбок, тем ярче светило и грело то самое, настоящее, и все очищали из года в год маленькие, сморщенные слезы ветеранов, непременно сидящих в первом ряду, так что даже во время вертушек невозможно не видеть в зале эти добрые глаза и блестящие ордена.
Вчера было хорошо. Было солнце, дети, зеленая трава и красные цветы - то что рисуют малыши на рисунках на тему "мир". Были старики англичане, которые подходили, спрашивали откуда я, благодарили меня за то, что советские люди сделали для победы над фашистами, искренне улыбались и радовались моей молодости. А потом, вдруг, тоненький, чистый голос пел акапелло "Мне кажется порой, что солдаты". Слегка дрожащий и иногда надрывающийся, он был так девственен и осторожен, что все замерли, и невозможно было услышать ничего кроме этого голоса и искренне пробирающихся, шуршащих по щеке слез. Очень сильно.
И слава богу, что даже в наш век пропаганды "альтермодернизма" и анти-историчности, есть мы, которые помним. По-моему, так.
[467x350] [320x427] [300x400]
Несмотря на грядущие экзамены, сегодня поеду помогать мистеру Темплу с каталогом для новой выставки русской иконы, потому как на многочисленные лондонские выставки. Который грозятся скоро закрыться, никто бесплатно не пускает. Хотя я как всегда целый день просиживаю в подвальном помещении нашей библиотеки, доходят до меня слухи, что там днем солнечно и прохладно. В следующий вторник устный экзамен по китайскому – отмучаюсь, а в следующем году обязательно вернусь на мой родной японский!
Сегодня к нам в институт с лекцией приезжает Sible de Blaauw! (византинисты поймут мою восклицательнознаковую радость!) Завтра же после лекции по ориентализму моего родного и любимого Antony Eastmond, который первый вставил в лекцию целый блок про Верещагина, уезжаю на очередной Бодиам, где будут песни, волейбол, душевные люди и русскость. Расстраивает разве лишь то, что сирень-то уже отцветает.
[467x350]
Закончилась Неделя русской литературы, которой я исправно ждала целый год – самое русское, самое интеллектуальное и домом пропахнувшее событие русского Лондона! Первые три дня прошли на книжной ярмарке среди холодящего глянца рекламных листовок, едкого запаха свеже-напечатанных журналов и книг и строгих дамочек на скучно-черных каблуках. Слепящая одержимость делала безвкусными и второстепенными все прочие стенды, прямой дорогой подводя к Х505, где говорили по-русски, среди прочих книг лежал тот самый каталог с выставки «Советское наивное искусство», а где-то на столике издательства Русского музея внушительная монография по Шварцманну.
В расположившееся пососедству PEN Café заходил на 15 минут Умберто Эко, который говорил с изящным итальянским акцентом, шутил и был неопровержимо прав, утверждая, что главное отличие искусствоведческого эссе от художественного произведения, что мы имеем своей первоначальной целью доказать что-то заранее нами сформулированное. В затихших где-то на втором этаже семинарных комнатах я зачем-то слушала словоблудные, насковзь читаемые рекламы и саморекламы о развитии печатой промышленности в России.
Никогда я еще так упорно и нацеленно не ждала 6:30 каждого вечера, никогда еще так не читала столь невнимательно последние каталоги выставок, сидя в привычном низком кресле растрепанно-красного вида на пятом этаже Waterstones Piccadilly. Быков был могуч и обворожителен; Шишкин загорелый и пресно безынтересный; у Аканина самый красивый голос, замедляющий и все разъясняющий; Терехов впечатлил более всех своей неестественной скромностью и закомой мне одержимостью поиска исторической и человеческой правды; у Славниковой такие непоколебимые, убедительные нотки в медленной, чеканящей речи и образность и узорчатость увлеченного рассказа об Урале и о школьных коллециях полудрагоценных камней. Нежным и добрым, по-домашнему душевным оказалось знакомство с Майей Пешковой, которая, как добрая и трудолюбивая пчелка из детской книжки, трудится и собирает интересный и нужный материал о русской литературе.
Апогеем был субботний вечер поэзии, когда у Галиной было хорошо все, но особенно такой красивый, мудрый и устало-улыбающийся «Восток», Месяц читала довольно однообразные, но милые и добрые стихи,а потом спел казацкую песню так, что лица большинства русских приняли тот самый картинный, но искренний и в-даль-глядящий удивленно-умировторенный взгляд, а Аркадий Штыпель был энергетически футуристичен, честен и музыкален.
Все уехали. Сегодня большинство из них пойдет на работу в редакцию, кто-то сядет писать очередную книгу или дописывать начатое. У меня же осталось очень многое: воспоминания, услышанное, уже на полпути пройденный «Каменный мост» Терехова, вера в талантливую мощь моей страны, надежда на то, что и я чем-то пригожусь, а еще гарантированное право ждать теперь целый год новой встречи в последнем для меня учебной лондонском году. А там, дай бог, свидимся и на родной земле!
[576x360]
В субботу я наконец-то добралась до Британской библиотеки, где меня дожидалась толстая книга на немецком “Salus Populus Romani”. Эта долгожданная, только в Британской имеющаяся книга должна была стать одним из самых полезных источников для моего эссе, но после пяти часов усердного чтения, я поняла, что про Мадонну дель Пантеон ничего нового мне не поведают, написала заключение к эссе, полное торжественности и нежности к моей рассыпающейся иконе, а потом вспомнила, что сегодня последнй день выставки Умберто Боччиони!
То что сто лет тому назад Маринетти написал свой знаменитый манифест, хорошо по крайней мере тем, что в этом году было проведено множество маленьких и больших выставок скульптуров-, архитекторов- и художников-футуристов. В Estorick Collection хорошо всегда: там встречают тебя непременно шумные итальянки-студентки, подрабатывающие смотрителями в этой итальянской коллекции; во дворе всегда солнце, а в кафе хозяйски расселись местные, с замечательным, окраинным английским произношением, которые в сам музей-то и не заходили, пожалуй, ни разу.
Есть много клише в популярном восприятии живописи, с которыми я упрямо борюсь, но особенно мне невыносимо распространенное в последние годы мнение, что футуристы – служенники фашизма, разрушители всего человечного и вообще страшные люди. Это вот ваш хвалимый кубизм занимается разрушение формы, а футуристы, многие из которых (Боччиони, Рассало, Северини, Балла) гениальны, отнюдь не дробили и не разрушали, а изучали, пробовали, боялись, дерзили, игрались с тем новым, что нес с собой век технологии, скорости, машин. В конце концов, они были умны невероятно, но еще и получалось у них красиво и нарочито, но по-доброму нагло и самонадеянно. До сих пор одним из любимейших моих эссе прошлого года остается то самое, в котором я рассматривала способы и приемы, используемыефутуристами для передачи звука через визуальность живописи.
Собственно «Боччиони: Unique Forms» выставка маленькая и посредственная, но очень ухоженная, добрая и домашняя, на которой две трети рисунков и скульптур (или фотографий) из частных собраний. А вот зал Модильяни так и остался лучшим, что есть в основной экспозиции Estorick Collection: обзывайте его творчество, как хотите, но нет, он не банальный стилизатор и очень любил свою модель и человека в принципе.
А в воскресение я решилась-таки пойти в какую-то новодмодную, недавно открывшуюся галерею современного русского искусства. Во-первых, Ливерпуль стрит по выходным, с ее развалами, на которых дикая смесь наворованного от велосипедов и красных туфлей до фарфоровых статуэток и каких-то жутких картин. Люди там ходят в коричневых вильветовых штанах с потертыми коленками, или туфлях на высокой платформе, или в платьях с высокими плечами и юбкой-клеш. Во-вторых, на домах не пишут номера, а в нужном мне доме 22 запечатана дверь и явно идет ремонт, и только высуновшийся покурить рабочий поведал мне, что откроют галерею через месяц и уж точно никак не ранее. Так не состоялась моя очередная встреча-знакомство с этим загадочным и ускользающим русским современным искусством. Зато скверики там замечательные, в них я долго еще читала про Манеи Бодлера, как всегда играла в мою любимую игру flaneur, наблюдая за всем и всеми, но особенно за моим соседом по лавке –китаянцем с огромным фотоаапартом и томиком китайской поэзии, листы которого он переворачивал столь вдумчиво и лениво.
А сегодня я шла домой от Хампестеда пешком в час ночи: жутко орали лисы, у каждого дворика мне зажигался автоматически свет, чтобы идти было веселей, а гул каблуков так громко разбредался по улочкам, что я боялась как бы не разбудить этих неволнующихся, довольных, сладко-спящих англичан
[533x400]
Это цитата сообщения Mages_Queen Оригинальное сообщение
Уличная магия Джулиана Бивера (Julian Beever)
Объемные рисунки мелом на тротуаре.
В Guildhall Gallery на выставку Watts: Victorian Vision я пошла пешком, пробираясь между толпами "пасхальных" туристов у собора святого Павла и уже начавших выходить на свой заслуженный ланч работников Сити, этих слащавых стройных красавцев в выглаженных брюках и крупно-задых, в некрасивых туфлях на низеньком каблуке офисных мисс. На время ланча Лондон пропахивает быстро-готовящимся кофе в бумажных стаканчиках и треугольными сендвичами с салатом.
В Guildhall Gallery я хожу по пятницам не случайно, в Guildhall Gallery по пятницам бесплатный вход и единственные во всем городе смотрители, сравнимые с московскими, водят бесплатные экскурсии. Из-за экзаменационного подготовительного периода я шла ненадолго, только на выставку, которая грозилась закрыться на днях, а упустить Уаттса, моего любимейшего из прерафаэлитов художника, я не могла. Уточню, для тех, кто не имеет представления о галерее, что это собрание Корпорации Лондона, которое город начал собирать еще с 17 века. Во время второй мировой галерея была разрушена и вновь открылась только в 1999 году. Самое ценное в собрании, которое насчитывает 4 000 работ, пре-рафаэлиты и пейзажи Джона Констебля . На постройку галереи было затрачено 70 миллионов фунтов стерлингов, именно поэтому здесь все чисто, вход платный, ковры красные, свежие лилии мутантски-огромных размеров в гигантских вазах, а экскурсоводы с красивейшим английским и богато одетые.
[533x400]Пытаясь сконцентрироваться только на выставке, я не удержалась и присоединились к экскурсии именно тогда, когда компания из трех человек-экскурсантов направлялась в залы к прерафаэлитам: две пожилые ухоженные дамы, одна из которых явная англичанка, а другая говорила с, по-моему, греческим акцентом и один из тех стройнотелых офисных красавцев, который постоянно отвечал на какие-то смс и вообще не выпускал из рук телефон. Экскурсовод был очаровательный пожилой джентльмен с белой бородой, полный внимательности и остроумия, готовый "читать" картины на нескольких уровнях, уверенный в высокой начитанности и интеллигентности своих слушателей - а это всегда подкупает. Он по нашей просьбе завел нас к Уаттсу, потом как всегда к Россетти, Милле, Ханту и прочим членам братства. Я знаю людей, которые уверены, что любить пре-рафаэлитов, этих извращенно-эротичных, стилизованных отравителей морали - дурной тон. Я же не могу, раз в них влюбившись, не наслаждаться их символизмом, техникой,натурализмом, доведенным до абстрактности, остроумием и интеллигентностью.
Уаттс оказался еще богаче и разнообразнее, чем я о нем думала по его "Надежде", которая висит в Тейт в постоянной экспозиции и стала одной из первых запомнившихся мне в Лондоне картин.Уаттс был очень умный, наблюдательный, ищущий, честный, монументальный и глобальный человек. Особенно впечатлили пейзажи и после-итальянские картины бедняков.
[380x507]А вечером я пошла в Национальную галерею, где по пятницам вход до 9 вечера, играют живую музыку (чаще всего скрипка) и можно легкомысленно побродить по залам: в этот раз я предпочла французов и англичан 19-начала 20 века, а потом, чтобы закрыть тему пре-рафаэлитов, зашла полюбоваться моей любимой Nativity" (1500) Боттичели. Запланировано купив приезжающему на днях Дмитрию Быкову подарок в книжной лавке, я в уже в вечернем, освещенном фонарями мраке поехала домой.
Я дождалась, когда дождь станет нестерпимо беспощадным и народ попрячется под крышами. Только тогда я отправилась через мост в Hayward Gallery на очередную скоро-закрывающуюся выставку. Проходя через Сомерсет Хаус, заглянула на трехзальную бесплатную выставку фотографий Лодона. Фотохудожника зовут Richard Bryant: он богато-качественный, крупноформатный, впечатляющийся и вообще очень и очень не дурен. Мне очень поравилась фотография «Призрак», в которой столько воздуха и Тернера, а густо-черные линии матч пересекаются, образуя некий иероглиф, обозначающий воду и нежный закат. Хорошая фотография с Банкси: я тем временем начинаю все больше любить и сознавать нужность этого художника-хулигана, большого умницы и оппозиционера.
[533x400] [533x400]Те доброжелательные отношения, которые я день за днем налаживала с Лондоном разрушились до основания, как я уже успела пожаловаться, после поездки в Москву, а потом сразу в Рим. Но осталось у Лондона одно, что на время примиряет меня с ним: его влажная дождливость. Когда я шла по мосту Ватерлоо, когда крупно капало с неба, мелкими брызгами обдавали летящие машины и на поручнях моста набухли крупные капли, мне было хорошо и насквозь мокро, так что капало с носа. Мой бантик в косе промок, потемнел и отяжелел – его аристократической натуре явно нравилось промокать гораздо менее, чем его хозяйке. Ладно, в следующий раз спрячу под пальто, будет мяться в тепле и сухости.
Пока стояла в небольшой очереди за билетами, с меня натекла эдакая приличная лужа. «The Russian Linesman», которую составил супер крутой анлийский куратор Mark Wallinger, показалась неплохой даже моему консервативному, застывшему где-то в начале 20 века вкусу. Мне нравится, когда сложность и интеллектуальность сочетаемости объектов заранее оговорена, когда ты приходишь на выставку и понимаешь, что тебе сейчас надо будет внимательно смотреть, примечать и думать. Я старалась так и делать, в награду за что очень приглянулись несколько отдельных экспонатов-фильмов-инсталляций и в целом идея того, как анархично зритель может передвигаться по выставочному пространству, но одновременно наблюдая, не ходит ли он по экспонатам (была там одна натянутая по стене и затем по полу красная веревка, на которую я чуть не наступила), будет ли смотреть весь фильм или часть, будет ли прислушиваться к непрестанно работающему радио. Мне близко то главное, что, как мне показалось, беспокоит куратора: как обращаться с информацией, которую мы теперь знаем, а раньше знать не могли. Отсюда x-ray картины Тициана, фотографии 3-D со второй мировой и снятые на камеру перестрелки во время гражданской войны в Югославии, которые, как напоминает табличка с текстом, в свое время не только не показывали, но и не говорили. Есть там и замечательный, по-моему, коридор: серый офисный ковер, стены выкрашены белым, на потолке длинные офисные жа лампы. Идешь, идешь прямо, поворачиваешь направо, идешь, а потом тоже самое поднимается наверх! То есть ты упираешься в стену с ковром, но создается иллюзия, что ты сейчас сможешь пойти перепендикулярно земле, но, увы.
Про название: да, я тоже сразу же купилась на слово Russian, но русского искусства там и не упоминалось. Оказывается, на финале Чемпионата мира по футболу в 1966 советский арбитр засчитал выигравшим у Западной Германии англичанам спорный гол. Отсюда и подзаголовок выставки – “Frontiers, borders and threshold”.
[380x507]У музея замечательная политика: билет продается сразу на две выставки, поэтому не зайти на Anette Messager невозможно. И ведь это одна из самых прославленных современных художниц, пару работ которой я даже учила к экзамену в институте год тому назад. Куча разорванных, подвешенных, механизированных, смутированных мягких игрушек; естественно, коллажи из фотографий обнаженных частей тела; череп из перчаток, у которых вместо пальцев остро наточенные карандаши; чучела птиц в вязаных кофточках под навзванием «отдых пенсионера»...Мне продолжать? Очень неприятное ощущение от выставки, а вы бы видели, как много приходит групп детей-школьников, а кто-то даже что-то зарисовывал и конспектировал. Впрочем, понравились две задумки: огромная комната с дверным проемом посередине, из которого поддувают шикарную красную ткань, которая волнами течет на зрителя и успокаивается у его ног – ощущение картинки из дорогой рекламы, роскошь красной шелковой материи, а звук завывания, за которым следует шурщащая тишина напомнил тревожную ветренную ночь в дервне под конец августа. Еще забавно выглядела инсталяция из надуваемых морских водорослей, звезд, медуз и прочих тварей: они сначала шумно надуваются по очереди, забавно «заползая»