*

на безлюбовье – и первый встреченный – роковой.
хватаешь его за руку, ведешь домой.
ложишься на спину, голая, под него –
лежишь, глядишь, не чувствуешь ничего.

он кончил – браво! – право, широкий жест.
Взгляд на часы: «О, Боже, почти что шесть.
Пора-пора: работа, семья, дала.
Мне было клево. А ты так легко дала…»

* *

а по счету «три» - наступает твоя Москва:
все как в песенках – купола и колокола –
я не помню слова, но кружится голова
…
а по счету «два» напиваюсь в ночном купе
мне не спится без винно-водочных и т.п.
на соседней полке – храпящее канапе
..
а по счету «раз» открываю глаза. Закрываю кран
корка смыта, но – остается еще кора
выхожу из душа, из города. Мне – пора

* * *

«раз два три четыре пять»
Бог идет тебя искать,
кто не спрятался в кустах –
Он не виноват
от зачатья до креста
долог путь и я устал
сосчитай меня до ста
забирай назад

(с) Оля Хохлова

А давайте вместе с культом Ебли создадим еще и культ Жратвы, а? Раз уж мы решили гордиться прущей изо всех щелей физиологией, то надо быть последовательными. Будем сношаться прямо на площадях, жрать руками все, что можно разжевать, будем справлять нужду прилюдно - и называть все это громким словом "свобода".

мысли в пометках NB гнойной коростой
письма в следах недавних самокопаний
сниться каждую ночь – так несерьезно
взрослые мальчики так не поступают

время сплюсует умножит разделит вычтет
тянется нитка-жизнь крутит катушку
сниться каждую ночь – входит в привычку
взрослые мальчики в сны входят беззвучно

как там тоскливо душно уныло тесно
/только без слез (!) пообещали дескать/
сниться каждую ночь - это не честно
взрослые мальчики лгут так не по-детски

хочешь – я десять поприщ пройду и боле?
хочешь другую щеку? хочешь рубаху?
сниться каждую ночь – как это больно
взрослые мальчики блин шли бы вы….

(с) Оля Хохлова

Вообще говоря, я девушка не самого робкого десятка. Но на собственные фотографии всегда смотрю трусливо, одним глазом. Тем, который видит хуже.

Щеки кажутся мне в два раза больше, нос в четыре раза длиннее, глазки в три раза меньше и волосы в пять раз реже. Взгляд у изображенного на фото существа тяжел и мрачен.

Если у барышни в зеркале есть какое-то будущее и право на существование, то созданию на фотографиях жить решительно нельзя. Потому что оно оскорбляет красоту и гармонию окружающего мира своим невольным уродством.

Уж не знаю, то ли я совершенно нефотогенична, то ли с фотографами не везет, то ли – и скорее всего, чудовищные фотографии есть результат совокупности неблагоприятных факторов.

Но людям интересно воочию увидеть, с кем же они общаются. Поэтому пришлось отобрать физиономию средней страшности и засунуть в фотоальбом. Если кто вдруг заинтересуется.

Не знаю, любимый, река это будет или же море,
Но непременно берег и непременно песчаный.
Я сяду у самой воды, обязательно в чем-то белом,
И вспомню тебя без боли. Когда это будет,
Сказать не берусь. Но непременно летом.
Смешно - я даже не знаю, какой у тебя почерк.
Я также не знаю, кладешь ли ты сахар в кофе -
да мало ли что... Но про почерк смешно особо.
И вот я буду смотреть на линию горизонта
И думать, что даже она бесконечно ближе,
Чем любая, любимый, из линий твоей ладони.
Но боли не будет. Останется только нежность.
Пока же, любимый, их разделить невозможно -
Прижались друг к другу и колют где-то под сердцем.
... Забавно, мне никогда не хватало духу
Сказать это слово - "любимый". А так хотелось.
Так значит, когда-нибудь летом. Ну что ж, чудесно.
Я в белом, закат, река или даже море.
Тогда наконец, любимый, мне будет можно
Вполголоса - sotto voce - сказать

любимый

(с) Ира Рубанова

Ну и почему, хотела бы я знать, конфеты с названием "Пять звездочек" даже не пахнут коньяком?.. Где логика?..

Мимо текут потоки воды и прохожих.
Я под зонтом пробираюсь почти вслепую.
Не любить меня - это так на тебя похоже.
Боже, Шекспир ошибся: Вероны не существует.

А если и существует - она не ближе,
Чем день, в который Джульетте исполнится двадцать.
Мне неизвестно, когда я тебя увижу.
Мне непонятно, зачем зонты итальянцам.

Ох, ну и лужа! А впрочем, такая же рядом.
Приду, заварю чай, позвоню подруге...
Мне снилось что-то увитое виноградом,
Но, говорят, виноград там только на юге.

Знаешь, любая глупость напоминает что-то.
Я иду и привычно думаю, как ты, где ты.
Кажется, дождь кончается. За поворотом -
Пятничный вечер. Прошлое лето. Пьяцетта.

(с) Ира Рубанова

С самого раннего утра ужасно чешется глаз. Лучше б нос чесался, ей-Богу.

Когда мы счастливы, мы можем не писать
Поэм и поветей, статеек глупых.
Имеем право смыслов жизни не искать
По вечерам. В вине.

Когда я чувствую себя счастливой, мне больше не нужно искать оправданий для собственной жизни. Она, моя жизнь, просто есть, существует: вращается вокруг своей оси и чужих тел одновременно, переливается цветами земных и инопланетных радуг, звенит колокольчиками. Она заполняет собой все пространство и время, потом сжимается до размеров бестелесной невесомой точки, снова заполняет пространство - вдох-выдох, вдох-выдох.

Такой счастливой бываешь редко, но все-таки бываешь. И ради этого стоит. Стоит искать чего-то изо дня в день, мысли в голове перетасовывать, и терпеть, и ждать. Стоит без сомнения.

Теперь я с полным правом могу называть себя нищим студентом - последние 400 рублей ушли на диск и две книги. Так что добровольно объявленная голодовка пришлась как нельзя кстати.

Ночь стелется вокруг бульварного кольца,
Трамвай гремит, вобрав все звуки подчистую.
Я еду по кольцу до самого конца
И думаю, как я тебя не поцелую.

За призрачным стеклом уснул московский март.
Он за день так устал, он даже знать не хочет,
Как вырвавшийся снег отсрочке этой рад
И как он долго ждал своей последней ночи.

Мне очень не к лицу трамвайное кольцо,
Но ехать по кольцу и проще, и умнее.
И, в общем, все равно, что у меня с лицом -
Я не люблю тебя. Я просто не умею.

Снег совершает свой пронзительный полет,
Но знает, что его любовь к Москве впустую.
Что утром будет март, и он его убьет,
А может, и мою печаль о поцелуе.

Но я ее сейчас не думаю скрывать,
Я свято верю в ложь, что я - посередине,
И стоит только мне тебя поцеловать,
Я через полчаса твое забуду имя.

Но почему весь мир - лишь контур губ твоих?
Я вижу только их, мне большего не надо.
И вслед за мной Москва, о гордости забыв,
Все тянется к тебе последним снегопадом...

(с) Ира Рубанова

То, что я купила эту книжку, иначе как чудом не действительно не назовешь. Тираж-то всего 1000 экземпляров, а город у нас совершенно не столичный, хоть и один из дренейших. Вероятность моей встречи с этой книжкой была невозможно, пугающе мала. Но мы встретились.

Ира Рубанова, Оля Хохлова, Нелли Якимова, Рита Светлова, Наиля Ямакова. 128 страниц. "Совершенно летние". Потрясающе теплая красная обложка, восхитительные иллюстрации, само издание выше всяких похвал. Для описания стихов у меня не хватает эпитетов. Океан удовольствия.

ЛиРу на своей верхней панели все время любезно напоминает, что я - Марта_Стюарт. Как будто ЛиРу лучше меня знает, кто я есть.

С одной стороны, такая уверенность обнадеживает: раз хоть кто-то в чем-то относительно моей личности уверен, значит, не такой я потеряный человек, как себе иногда кажусь. А с другой, я упорно не могу вспомнить, кто же такая эта Марта Стюарт, и откуда это имя взялось у меня в сознании. Надеюсь, все же, что носительница этого имени в прошлом не совершила ничего ужасного. А то не хочется с чужими кармическими долгами разбираться, мне со своими бы прежними рассчитаться.

"Книга смеха и забвения" закончилась. И цитат из нее больше не будет. Можно со спокойной душой и чистой совестью поставить ее на полку, и только изредка, проходя мимо, вспоминать и улыбаться. Перелистывать в памяти не только страницы книги, но и страницы собственной жизни той поры, содержащие много событий - хороших и разных, много чувств - светлых и горьких, много эмоций - грустных и громких.

А Кундеру я давным-давно люблю за его мудрость, спорность и ненавязчивость.

@ Да, она хочет жить, жизнь безмерно радует ее, но в то же время она знает, что это «хочу жить» соткано из волокон паутины. Достаточно совсем малого, столь бесконечно малого, чтобы ты оказался по другую сторону границы, за которой все теряет смысл: любовь, убеждения, вера, История. Вся загадочность человеческой жизни коренится в том, что она протекает в непосредственной близости, а то и в прямом соприкосновении с этой границей, что их разделяют не километры, но всего один миллиметр.

@ Самое удивительное, что все эти тела красивы. Заметь, и старые тела, и нездоровые тела красивы, если это просто тела, тела без одежды. Они красивы, подобно природе. Старое дерево ничуть не менее красиво, чем молодое, и больной лев не перестает быть царем зверей. Человеческое уродство – это уродство одежды.

(с) Милан Кундера

@ Смерть сладострастно голубоватая, как небытие. Ибо небытие – беспредельная пустота, а пустое пространство голубого цвета, и нет ничего более прекрасного и утешительного, чем голубизна. И вовсе не случайно Новалис, поэт смерти, любил голубизну и искал ее, куда бы не отправлялся. Сладость смерти голубого цвета.

@ Здесь у детей, в царстве незначительности сексуальность наконец стала тем, чем она исходно была: маленькой игрушкой для производства плотского наслаждения. Или скажу несколько иначе: сексуальность, освобожденная от дьявольской связи с любовью, стала ангельски невинной радостью.

@ Дети – будущее не потому, что однажды они станут взрослыми, а потому, что человечество с течением времени будет становиться все инфантильнее: детство – это образ будущего.

(с) Милан Кундера

@ Тот, кто пишет книги, либо всё (он единственная вселенная для самого себя и для всех других), либо ничто. А так как никому не дано быть всем, мы все, пишущие книги, являем собою ничто. Непризнанные, ревнивые, озлобленные, мы желаем друг другу смерти. Тут мы все равны: Банака, Биби, я и Гёте.

@ Каждый человек страдает при мысли, что он исчезнет в равнодушной вселенной неуслышанным и незамеченным, а почему сам хочет вовремя превратиться во вселенную слов. Но когда однажды (и это будет скоро) во всех людях проснется писатель, настанут времена всеобщей глухоты и непонимания.

@ Любовь – это постоянное вопрошание.

(с) Милан Кундера

Это цитата сообщения Ashura Оригинальное сообщение

И, как тысячу дней назад, выходить в рассвет,
Взгляд налево и вверх, где за тучами скрыто утро…
Опыт прожитых лет почему-то зовется «мудрость»,
Ожидание новых жизней зовется «бред».

И, как тысячу дней назад, снова быть как все,
Между первым и третьим стоять, разминая в пальцах
Фиолетовый свет весны. И хотеть остаться,
Но, вдыхая туман рассветный, опять не сметь.

И, как тысячу дней назад, посмотреть в окно
И увидеть за гранью стекла, как в седом тумане
Растворяются линии улиц, мостов и зданий,
И подумать, как оглушительно жить весной.

- Как, ты - куришь?!
- Ага. Я курю как паровоз, пью как лошадь, ругаюсь как сапожник. А еще я по ночам летаю.
- Самое ужасное, что мне все это нравится.
- Тогда, пока не разонравилось, наслаждайся.

С приходом весны я вновь начала курить. Впрочем, как и раньше, я не опошляю этого священнодейства. Курить нужно вдумчиво, медитируя на тлеющую сигарету, получая все маленькие радости наркомана от процесса.

В городе есть всего два места для ритуала. Первое на набережной, где можно видеть реку, панораму города и людей, быстро перебирающих ногами внизу. Второе в парке на маленькой бетонном мостике, в глубокой низине, где кажется, что земля медленно засасывает свою поверхность внутрь. В обоих местах можно долго стоять, курить и думать. Главное - прикрыть лицо волосами, чтобы случайный прохожий не испугался его выражения при особо горьких мыслях.

@ Графомания – это желание писать не письма, дневники, семейные хроники (то есть писать для себя или своих самых близких), а писать книги (то есть обретать аудиторию неизвестных читателей.

@ Ценность и смысл ее памятных записей состоит лишь в том, что они предназначены только ей. В ту минуту, когда они утрачивают это свойство, обрывается интимная нить, связывающая ее с ними, и она уже будет читать их не своими глазами, а глазами публики, которая знакомится с документом, написанным другим. И тот, кто писал его, станет для нее существом посторонним. Поразительное сходство, которое все же остается между нею и автором дневников, будет производить на нее впечатление пародии и насмешки.

@ Эпизод с Банакой, который пальцем тыкал себя в грудь и плакал, потому что он не существует, напомнил мне строку из гётевского «Западно-восточного дивана»: «Живет ли человек, когда живут другие?» В вопросе Гёте сокрыта тайна самой сущности писательства: человек, пишущий книги, превращается во вселенную (разве не говорят о вселенной Бальзака, вселенной Чехова, вселенной Кафки?), а сущность вселенной именно в том и заключается, что она единственная. Наличие другой вселенной, стало быть, угрожает самой ее сущности.

(с) Милан Кундера