Икона, как и храмовая стенопись,
всегда оказывались "лакмусовой бумагой",
подтверждением глубины и духовной подлинности
любой церковной эпохи
иль, напротив, свидетельством её системного кризиса
и своего рода, для нее родимой, суровым "приговором".
"Богословие иконы" русского синодального времени -
это, как правило, картины вместо икон,
подражательная итальянщина и весьма унылый академизм,
столь ведомый всем по интерьерам соборов северной Пальмиры.
Академический реализм в стиле Боровиковского
в эпоху Николая Павловича насаждали
в матушке России насильственно, как картошку.
По Синодальному решению от 1822 года
из всех православный церквей
"древние иконы" подлежали изъятию
и повсеместно были заменены
"религиозной живописью современных художников".
Синонимами сей иконной подмены
оказались "школьное богословие",
бурсацкий "зубреж, долбешь и ковыряние в носу",
оскуднение монашеской жизни.
"Богословие иконы" из коптского собора Эль-Самаайен в Шарме,
как и питерский Иссакий, тоже, конечно же, реплика
собора святого Петра в Риме.
http://www.liveinternet.ru/photo/kalakazo/post21394936/
Молиться на сии образцы едва ли возможно.
Но ещё более престранно
привнесение в храмовое пространство
культуры комикса,
почти буквальных визуальных цитат
из совсем недавнего "христианского кино":
http://www.liveinternet.ru/photo/kalakazo/post21394929/

Коптский собор Эль-Самаайен в Шарме
для его прихожан - зримое знамение
превосходства веры христианской
над всюду царимым магометанством:
"Это наш маленький Ватикан!"
http://www.liveinternet.ru/photo/kalakazo/post21394946/
Два года собор строился
и ещё три года расписывался и благоукрашался
и,что удивительно, исключительно своими -
верующими и христианскими мастерами и богомазами.
http://www.liveinternet.ru/photo/kalakazo/post21394937/
Витражи, мозаики, наборные мраморные полы,
резьба по дереву, настенные росписи, -
все это вполне добротной работы
и, в отличие, скажем, от московитого ХХС,
без признаком небрежности, аврала иль прямой халтуры.
Удивительна и общая стоимость затрат на коптский собор - 10 000 000 зеленых.
Ежели вспомнить, что возрожденной храм Христа Спасителя
обошелся матушке России,
в 16 миллиардов долларов,
то на подобном коптскому Эль-Самаайен храме
у нас бы наскирдовали "строители святаго храма сего"
и все десять миллиардов у.е.
http://www.liveinternet.ru/photo/kalakazo/post21394932/

Коптский собор на шестиутрянних службах
первой седьмицы Великого поста
заполонен набожливыми младыми людьми
от 16-ти до 25-ти.
Женщины на богослужениях
появляются, как правило,
только по воскресениям.
В Шармском приходе - 580 коптских семейств,
больше, чем у православного "папы всея вселенныя"
Александрийского патриарся,
по описям семейств греческих.
В соборе нет свечных ящиков, звона монет
и вообще признаков какого-либо торжища,
как и напрочь отсутствуют в нем "купующие и торгующие".
Каждый совершеннолетний член общины
отчисляет собору "десятину" - 18% от месячного дохода.
При соборе действует - молится монашеская община -
мужской монастырь,
резиденция для патриарся,
дом епископа Южного Синая,
комфортабельная гостиница для паломников,
воскресная школа,
волейбольная площадка для мальчиков,
детская площадка с горками и игрушками
и церковная трапезная - бесплатная для всех членов прихода.
Таковые, как дедулькин-поскакулькин,
трапезничают в ней за 5 фунтов - 25 рублей деревянными.
"А кто настоятель вашего собора?" -
Ответ на сие вопрошание всегда уклончивый и един:
"Конечно же, живущий в сердцах наших Господь Иисус Христос!"
http://www.liveinternet.ru/photo/kalakazo/post21306138/

В чистый понедельник,
безукоризненно точно - в 5.30 утра,
пан Кристоф заехал за мною на такси.
В 5.45, когда соборные колокола
стали призывать чад Божиих
к первой великопосной службе,
в нижний храм взбрели две развалины -
убожный дедусин-поскакусин
и брачной одеже пан Христофорус:
трясущейся паркисонно главою,
но в пиджачной тройке
(с златой цепью,
груженной в жилетной кармашец,
от довоенного швецарского брегета),
длинногривой копною седых волос
и такой же окладистой брадою, тютелька в тютельку
соделывающей его
копией чреды "теней далеких предков"
праведного Меджибожнаго Бешта и его последующих отпрысков.
Не прошло и двадцати минут
с начала службы,
как нас через кадиловжигателя подозвал
южносинайский ебискуп Павел:
"Отче наш" ведаете? - читайте!"
Читаючи, мы стали на колени,
и честной ебискуп,
над скорбно понурой главой
каждого из нас,
прочитал разрешительную молитву...

Почти полное разорение пана Криза
пришлось на начало 90-х.
Как он сам свидетельствует,
общипали его "мульены" жены
и младые любовники,
а американскую репутацию попортили
весьма скандальные
судебные тяжбы и разбирательства.
О своих женах и любовниках
пан Крис рассказывает
почему-то весьма охотно,
хотя, как косвенно можно судить,
его американское миллионерство
лопнуло как мыльный пузырь,
когда спецслужбы разных стран
почти единовременно перестали финансировать
столь дорогой и бесперспективный разведывательный "прожект".
От пана Криса и его своднических услуг
попросту отказались,
а сам он оказался выброшенным на обочину,
как кожура съеденного до конца банана.
В 2000-ом, на семьдесят третьем году жизни,
пан Кристоф переехал в Варшаву - "умирать на родине".
Дважды удосужился он побывать и в Путинской России,
возвернувшись из столицы московитов
законченным русофобом: "Страна холопов и прихлопов..."

Пять лет я настойчиво уговариваю пана Кристофа
начать наговаривать на диктофон свои воспоминания
и пять лет в его выцветших очах
прозреваю нерешительность и чувство страха:
"Слишком много крови!".
С 1957-го по 1974-й кромешил он
в команде Люси Бестилеровой.
На их счету приведение смертной казни и над Львом Ребетом в 57-ом,
и над Степаном Бендерой в 59-ом.
В 74-ом пан Христофор соделал "финт ушами" -
перебежал к американцам.
Однако, судя по тому, что в США ни от кого не прятался,
стал работничать уже не на две разведки - польскую и советскую,
а на все уже четыре,
присовокупив к отчетности ЦРУ и Моссад.
В Нью-Йорке уже пан Крис открывает ресторан -
место для встреч и своего рода
"стрелку" для прикровенного привату.
Вслед за ресторацией пан Крис
становится хозяином небольшого таксопарка,
обслуживающим заказы русско-польско-еврейской эмиграции,
и ещё чуть далее открывает фабрику
по пошиву мужских сорочек и пиджачных пар.
К началу восьмидесятых пан Крис - уже не просто безупречный американец,
а настоящий американский миллионер...

Пана Кристофа я уже знаю пять лет:
в мертвосезоние он всегда бытует в Шарме.
Он свободно говорит на семи языках,
прекрасно помнит идиш
и виртуозно пользует русское семиэтажие:
"Да ведь он же москаль - иначе москали ничего и не понимают!"
От школы МГБ и общения с советскими комитетчиками
его стариковская память
зранит целую уйму политических анекдотов
про Хруща и Лёньку-придурка.
Ленька, как и другие члены Политбюро,
полные идиоты,
тож глаголют и отдают распоряжения,
исключительно, на отечем ненормативе.
Морщинистое лицо пана Христофора
хранит следы старых пластических операций,
и я даже какое-то время принимал его
за Богдана Николаевича Сташинского,
вошедшего в историю, как "кающийся убивец"
Льва Ребета (1957) и Степана Бандеры (1959),
после тюремной отсидки в ФРГ
канувшего в лету
и вот внезапу воскресшего из мертвых.
Однако, как свидетельствует пан Крист,
история и здесь востребует своего уточнения:
"Богдан Сташинский - чистой воды самозванец,
никакого отношения не имевший к сей ликвидации.
По законам жанра, этим занимался не убийца-одиночка,
а целая команда..."

Пан Кристоф-Христофорус, несмотря на свои восемьдесят три
и все прогрессирующую болезнь Альцгеймера,
свеж и бодр яко младой огурчик.
На груди его красуется огромный православный крест,
и на той же златой цепи
освящает его спину крест католицкий.
Родился он на Буге, границе Польши и Захидной Вкраины,
в еврейском местечке,
третьим сыном именитого хасида.
В 1943-ом бендеровцы на его и очах его матери
расстреляли отца и двух старших братьев:
"Не вбивай його - вин же ще сосун!" -
жалостливое словесе одного из ОУНовцев
спасло ему жизнь.
И не напраслево: из малэнкаго сосуна
взрос матерый волкодавище.
В 1957-ом пан Крист окончил высшую школу МГБ СССР
и в том же году был заброшен в Западную Германию,
где, проживаючи под легендою
польского шляхтича-белоэмигранта,
не за страх, а за совесть
вкрадчиво шел по следу недобитых ОУНовцев,
вырывая око за отцовское око,
зуб за зуб каждого из родимых братьев...

Варшавскому пану Станиславу
и московитой пани Ольге
очень нравится Оксфорд,
и они в маниловских мечтаниях
порою грезят о том,
как на старости лет
будут неспешливо выгуливать на лужайке мопсов
пред махоньким, но собственным особнячком
в три миллиона злосчастных фунтиков.
Их дуэт об Англии и англичанах - нескончаемая песня:
"Сначала мы стали расистами, следом - антисемитами,
затем - "и, кажется, уже навсегда" - саксофобами!"
Раздражает их в туманном Альбионе
фактически все: погода,
"двушки с затхлым, сырым запашком,
со стенами толщиною в кирпич,
окнами в одинарное стекло и без подоконников,
с разводами на стенах
грибковой "зеленки",
и раздельными кранами горячей и холодной воды
в ванной.
Как и все завзятые саксы, пан Станислав и пани Ольга
зимою свою двушку не отапливают вовсе:
ходят и спят в вязанном - толщиною в палец - исподнем:
"А что Вы хотите? Спим,
как и все эти англосаксные чукчи,
в холодрыжном леднике - бережем здоровие!"

Ольга - московитка с двумя высшими гуманитарными,
из двадцати пяти лет эмиграционных скитаний,
уже двадцать, как прокуковала на брегах
туманного Альбиону.
В 1988-ом выскочила замуж за поляка из Варшавы,
что по тем временам считалось верхом удачи -
таким Макаром свалить из совдепии.
Когда экономика стала заваливаться и в вольной Польше,
младая чета перебралась в поисках счастия в Лондон,
в грезах представлявшийся им златою Меккою.
Сейчас бывший инженер Станислав,
пакует помидоры для супермаркетов,
за пять фунтиков в час,
а Ольга - "за восемь" - высиживает на рецепшен
в махоньком отеле,
на окраине Лондона.
Смимают они "двушку" - "представляете большую!" - в 28 кв. метров
на той же самой улице, где и отель,
в полмили длиною,
с единственным оставшимся в живых костелом
и уже четырнадцатью мечетями:
"Что Вы хотите? Для англичан - мы люди второго сорта,
нам и платят вдвое меньше,
и проживать нам суждено в пакистанском районе..."

Анатолий Манушкин - душа любой компании,
краснобай и заговариватель зубов,
преизрядливой бла-бла-болист
и знаток советского анекдоту,
по антуражу своему
напоминает мне
"самого доброго негодяя" -
покойного Романа Трахтенберга.
Есть что-то в потерявшейся
и вот уже два десятилетия
мыкающейся по белу свету
его личности и от сказочного Иванушки-дурачка,
и от былинного Сил Силыча,
и от петушинского Венечки Ерофеева.
http://www.liveinternet.ru/photo/kalakazo/post19071502/
Русский богатырь,
с хорошими актерскими данными,
самое важное, добрый,
однако, увы, еще один калик перехожий,
невостребованный ни в отечестве нашем,
ни днем сегодняшним...
http://www.liveinternet.ru/photo/kalakazo/post19133859/

Анатолий Манушкин - хороший человек,
которого по габаритам всегда было много.
Арабские невесты
обжигают его огроменную хвигуру
огньпалимыми - с ног до головы - оценочными поглядами:
вот он настоящий, по представлению Ежипского Востоку,
настоящий русский "мильонэ-эр:
дородный, вальяжный,
с российских просторов,
фактурный денди и бонвиан:
http://www.liveinternet.ru/photo/kalakazo/post19071492/
Бывший инженер с советской оборонки,
в начале 90-х выброшенный в никуда,
Анатолий Манушкин в Шарме
нынче вновь без полушки денег,
но, несмотря на сей, казалось бы, изрядливой изъян,
он и здесь старается "жить с преизбытком:
за фунтик на арабском подкидыше
он доезжает до Наама бей,
ещё за два фунтика, сторговавшись,
выкуривает кальян
и за полсотни ежипских "баунти"
умудряется подработать в местном кабаке
"ласковым и нежным зверем" в ростовой кукле,
хохмящим над всеми и вся
обезьянным рылом.
И ежели кого из "милых дам"
в потемках облапит сие чудо-юдище,
не пужайтесь - это снова краснодарский джиголо
изшел на поиски сердечной зазнобушки.

"Аллах акбар!" - первый намаз с соборной мечети Старого города
оглашает окрестности в 4.05 утра.
Сегодняшним утром муэдзинов глас
был скорбен и весьма печален:
"Все, кто ныне бодрствует, да помолится
об отце нашем Мубареке.
Да смягчит Аллах сердца судящих его,
да направит умы их
к вынесению оправдательного вердикта.
Мубарек - символ мира и благоденствия!
Без его твердой руки и железной воли
великая страна наша ввержена нынге в пагубу и нищету.
Мубарек - это имя нашей надежды!
Мубарек жив и будет жить всегда
в сердцах благодарных потомков!"
http://www.liveinternet.ru/photo/kalakazo/post19071400/

Старейшиной и вторым парнем в Шармской деревне,
в русский сезон, по праву считается Боб,
породистый копт, с панагией на вые
и таких же ебискупских размеров
огроменным златым распятием,
мастер недельной выдержки тату
на лядвиях, гузнах, пупках и персях
отечих чуваков и чувих.
http://www.liveinternet.ru/photo/kalakazo/post19046237/
Синайский плейбой,
рассекающий на хромированном Harley-Davidson,
не курит ни табака, ни гашиша,
ничего не пиет кроме простой воды,
основы русской премудрости постигал "из уст - в уста"
у постсовковых недорослей начала двухтысячных.
Семейная троица из Питеру: он и она - уже сорокалетки,
и, как итог семейной идиллии - тринадцатилетнее чадушко
с проколотым пупком,
и в догонку родакам взыскающий
обрести гравировку только на попе.
"Ты почему Че Гевару хочешь на попу, а не на сердце?" -
вопрошает его Боб -
"Приколько, а на всех пох...!" - ответничает чадо. -
"А ты чо хочешь, мама? -
"А я скорпиониху на попу!" -
"А папа че хочет?" -
"А я крест на попу!" -
"Ну когда сердца нету, только жопа одна на всех и остается!"
http://www.liveinternet.ru/photo/kalakazo/post19046158/

Ридный Синай вновь барикадируется, ставит заслоны,
выпендрежнижничает и бахвалится "ЧП" -
чрезвычайным военным положением.
Проверки на дорогах в Шармской резервации
увеличились вдвое: черные полицейские "вороны",
в черной форме и увесистых бронежилетках -
автоматчики с "калашами" наперевес.
Белый человек и здесь в неприкосновенном почете,
а лущат в хвост и гриву,
исключительно, "черномазого" аборигена.
И, как итог, у здания местного КГБ
из обезъянников выгружают пачками,
с заломленными и в наручниках дланями,
спойманных нарушителей военного режиму.
По нощам, когда пустыня остывает до + 16,
у проверочных оселков
жгут сугревательные кострища
из бензина и старых покрышек - червонно-сизое амбре ещё то,
но и у него, сгрудившись,
вповалку дрыхнут доблестные защитники "террористо от туристо".
"Сабах эль хир!" - глас велодрандулетчика дедуси kalakazo
будит в 4.30 утра заспанное воинство:
"Аллах акбар! Царство Небесное проспите!"

Первым парнем в шармской деревне
в русское межсезоние следует почитать,
конечно же, Альфредо - италийского шеф-повара
из развозимой на заказ пиццы и хог-дога.
За вот уже пятнадцать лет, что я его ведаю,
Альфредо из стройного, как тополь, вьюноши
оплешивел и обрюхатился,
обзавелся столь же увесистым местом пониже спины,
но все одно - все также самодостаточен, самодоволен
и для русских барышень - брутален и неотразим.
Словарный запас "великого и могучего" за эти годы
у него не увеличился ни на йоту,
однако "склеивает" Альфредо русских красавиц,
независимо от их образовательного ценза и культурного багажа,
всё за те же пятнадцать минут.
Первое, что он бросает, точно невод в бурливое море,
это - "Приветик, мой Светик!":
пять минут уходит у Альфредо
на томные погляды с поволокою,
затем следует: "Давай плавать!"
Плавать Альфредо так и не научился,
посему следующие пять минуток
уходит на бултыхание с избранницей
и нашептывание ей огненных глаголов
на дивном сицилийском наречии.
Русскую рыпку вытаскивает он
волосатой рыбарской ручищей,
охамутанною и сдавшейся на милость победителя.
Пять минут они сохнут, одеваются,
опосля чего Альфредо и увозит русскую дикарку
на служебной мотоциклетке,
с присобаченным к нему ящиком,
в свою берложку.
На следующий день Альфредо появляется снова:
один-одинёшенек
и без, словно аннигиляции подвергшейся, дикарки.
"Альфредо, - вопрошаю я его, - куда ты дел свою Наташу?"
Мой италийский друг
загадочно усмехается
и, похлопуя себя по трудовой мозоли,
ответствует столь же загадочным слоганом:
"Итальяно пицца и русская деушка - пальчики оближешь!"

Несмотря на погожий март - воздух +32, вода +24,
мертвый сезон в любимой игрушке Мубарека - Шарм эшь Шейхе,
должится без временного конца:
"резервация для белых" иль лучший курорт мира,
по-прежнему гулок и пуст.
На улицах Каира и Александрии - очевидный запах крови
и вот уже скорой гражданской войны:
восемнадцать миллионов безработных
и арабский гегемон, толпами роющийся в помойках.
В государевой казне пусто, как в шопе,
а сама Арабская Республика Египет -
на грани полного банкротства.
Но всем смертям назло в ридном Шарме - по-прежнему "русский сезон",
и съезжаются на него
самые отважные: гашисты, марихуанщики, наркоманы,
секритутки и лебляди
с достодолжным для русских матрон "секс-туризмом",
и, конечно же, сбираются "бывшие" - навсегда уже списанные в утиль
банкроты по судьбе и по жизни...
http://www.liveinternet.ru/photo/kalakazo/post21374493/

"Враг народа" Генрика Ибсена.
Премьера на сцене Малого Драматического театра.
Постановка Льва Абрамовича Додина.
Удивителен лаконизм сего маленького театрального шедевра -
это самая аскезная, по черно-белой графике, режиссура
в творчестве великого мистификатора.
И разительно художное поспешение,
с каковым оно репетировалось:
обычно Лев Абрамович репетирует
каждую пиесу год-два-три,
здесь он уложился в три месяца.
"Враг народа" Льва Абрамовича Додина,
по своей неизбывной минорности,
созвучен 15-му квартету Дмитрия Шостаковича,
его предсмертной альтовой сонате.
Это попытка выпростаться
за рамки лицедейного искусства
и поставить метафизную точку
в конце собственного жизненного пути.
У земной правды есть два лица: человеческое и Божеское.
"Враг народа" Льва Додина - попытка вглянуть на себя и свое творчество
уже со стороны Вечности.
И звучит это взгляд, как элегия прощаний,
как Калхасная песнь
неизбывно уставшего и трагически одинокого Мастера,
последнего из могикан
русского психологического театра,
после ухода коего в мир иной,
подлинному театральному катарсису
уже нигде нет места...

"Враг народа" Генрика Ибсена.
Премьера на сцене Малого Драматического театра.
Постановка Льва Абрамовича Додина.
"Враг народа", как и многие другие пиесы норвежского драматурга, -
это сказ о человеческой личности
с обостренным чувством правды,
в притворнопривременном веце
пытающейся "жить не по лжи"
В годы Брежневского застою
таких правдоискателей,
едва слышно кричавших,
что советский Титаник
рано или поздно, сам по себе,
безо всякого внешнего супостата
утонет в разливанном море лжи,
клеймили званием "очернителей".
Правдорубство в институте имени Сербского
слыло явственным симптомом "вялотекущей шизофрении",
а сами носители сего смертоносного вируса
подлежали полнейшей изоляции от общества.
Все семь десятин советской власти
пьеса "Враг народа", написанная в далеком 1882-ом,
была под негласным запретом:
Отговаривали ныне от постановки сей пиесы
и Льва Абрамовича,
правда уже по другим причинам: "Ибсен устарел и весьма зануден,
а сама пиеса слишком многословна"
Лев Додин сократил Ибсеновский текст наполовину,
лишил ее сценического движения
и обратил её - от первого лица - в исповедальный монолог
не о стране патологических лгунов и лицедеев,
а собственном жизненном пути.
"Враг народа" в Малом драматическом - это исповедь великого Мастера,
в силу фанатичной преданности Его Высочеству Театру
неизбежно конфликтующего с подмостной коньюктурой,
какую за подлинный театр он почитать никак не может.
"Враг народа" - это метафоричный сказ о мимикрии,
случившейся с феатронными единомышлениками,
об измене и предательстве со стороны наперсных учеников и друзей,
каковые шарахаются от него, как от прокаженного
и, как итог - о собственном, уже вселенском одиночестве:
"Но я сделал великое открытие.
Дело в том, видите ли, что самый сильный человек на свете -
это тот, кто наиболее одинок!"
http://az.lib.ru/i/ibsen_g/text_0050.shtml

"Враг народа" Генрика Ибсена.
Премьера на сцене Малого Драматического театра.
Переломный оселок
меж девятнадцатым и двадцатым
в матушке России
слыл эпохой ибсенизма.
Норвежским ровесником Льва Толстого
и европейским "властителем дум"
зачитывались отечье-провинциальные бурсаки, и гимназисты,
стриженные Бестужевки и питерские студиозы.
Henrik Johan Ibsen своим творчеством
оказал подспудное влияние и на анархизм Льва Толстого,
и на бунтошное "босячество" Максима Горького,
и на "лишнелюдность" Антона Павловича Чехова.
Значимый кус феатронных постановок
пиес Хенрика Йогана Ибсена,
на русской сцене,
принадлежит по праву
его трепетному почитателю - Всеволоду Эмильевичу Мейерхольду:
"темному гению" и "красному арлекину",
бунтарю и ниспровергателю
на театральном подиуме,
режиссеру многомильонных перфомансов
на Красной площади
и автору идеи передвижного
кощунно-богоборного театра.
Подпись Мейерхольда, в православном крещении
раба Божьего Всеволода,
стоит наряду с факсимиле Максима Горького
под прошением к партии и советскому правительству -
снести храм Христа Спасителя.
Жизнь и творчество Всеволода Эмильевича
весьма сродственна ибсеновским героям
и, тем паче, удивительна "гримаса судьбы",
когда в 1939-м гордость совдепного подиума
объявляется вдруг, совсем по-ибсеновски, "врагом народа":
"...Когда следователи в отношении меня, подследственного, пустили в ход физические методы своих на меня воздействий и к ним присоединили еще так называемую "психическую атаку", то и другое вызвало во мне такой чудовищный страх, что натура моя обнажилась до самых корней...
Нервные ткани мои оказались расположенными совсем близко к телесному покрову, а кожа оказалась такой нежной и чувствительной, как у ребенка, глаза оказались способными (при нестерпимой для меня боли физической и боли моральной) лить слезы потоками. Лежа на полу лицом вниз, я обнаруживал способность извиваться, корчиться и визжать, как собака, которую плетью бьет хозяин..."
http://his95.narod.ru/doc22/51.htm
Предприговорно-предсмертные письма Всеволода Мейерхольда к Молотову -
один из самых жутких и последних приговоров
той страшной эпохе:
"Меня здесь били - больного шестидесятишестилетнего старика. Клали на пол лицом вниз, резиновым жгутом били по пяткам и по спине; когда сидел на стуле, той же резиной били по ногам ( сверху, с большой силой) и по местам от колен до верхних частей ног. И в следующие дни, когда эти места ног были залиты обильным внутренним кровоизлиянием, то по этим красно-сине-желтым кровоподтекам снова били этим жгутом, и боль была такая, что, казалось, на больные чувствительные места ног лили крутой кипяток (я кричал и плакал от боли). Меня били по спине этой резиной, меня били по лицу размахами с высоты..."
http://his95.narod.ru/doc22/51.htm