Драматический театр на рубеже
"бездомного" двадцатого веку:
"Еще бездомней,
Еще страшнее жизни мгла
(Еще чернее и огромней
Тень Люциферова крыла)"
http://az.lib.ru/b/blok_a_a/text_0040.shtml
был для русской публики,
тщательно блюдомой в "невинности"
благодаря строгостям цензуры,
тем же, чем и в веце девятнадцатом -
"выпуском пару", "отдушиной"
и, конечно же, "фигушкой в кармане".
Именно благодаря ревнительному - "не пущать",
русский театр и развил
особливую в себе способность
к "эзоповому языку"
и умение набатно звацающе глаголати "крамолу"
со непроглаголанно стиснутыми губами.
Отсюда урождается
и сценический "психологизм"
русской драмы (европейский театр, благодаря внешней свободе,
остался более грубым и примитивным) -
умение играть без дешевых "аффектов",
на одних токмо прискорбных "полутонах".
Немудрено, что разного рода любительские кружки
драматического искусства
и становились, накануне 1905-го, средоточием
"революционной заразы":
"Пусть сильнее грянет буря..."
http://www.liveinternet.ru/photo/kalakazo/post20947320/

Пальба из церковных пушек
по феатронным воробушкам
на рубеже двадцатого столетия -
одно из самых парадоксных направлений
тогдашней православной публицистики:
настаивать на пагубности увлечения театром
цитатами из Тертулиана и Иоанна Златоуста
было сродни топотанию слона в посудной лавке.
Русское общество давно уже жило,
руководствуясь совсем другими авторитетами,
да и на саму отечию духовность
смотрело сквозь призму привитых ему
добротных театральных вкусов.
Так что метавший с амвона гром-молнии
кронштадский пастырь Иоанн Сергиев,
как и велие множество архиреев -
в глазетовой парче и с детской кулачок-с
драгоценных камениях,
да ещё при своем пристрастии
к византийской пышности и церемониальности -
на честной публике
смотрелись уже весьма смехотворно:
как в опереточном раскрасе -
нелепые оперные скоморохи.
Церковные журналы
на порожике рокового столетия -
жалкое чтение для убогих: про засолку грибов,
целебные настойки из сельдереева корени,
модерновые рецепты кулича да пасхи,
да про то, как домашние спектакли
и драматические утренники в гимназиях
пагубно влияют на младые умы.
Не туда пуляли, так и проспав начало
первой революции 905-го...
http://www.liveinternet.ru/photo/kalakazo/post20947317/

К светскому самосознанию матушка Россия
пробудилась достаточно поздно - уже в веце девятнадцатом:
"Век девятнадцатый, железный,
Воистину жестокий век!
Тобою в мрак ночной, беззвездный
Беспечный брошен человек!
В ночь умозрительных понятий,
Матерьялистских малых дел,
Бессильных жалоб и проклятий
Бескровных душ и слабых тел!
С тобой пришли чуме на смену
Нейрастения, скука, сплин,
Век расшибанья лбов о стену..."
http://az.lib.ru/b/blok_a_a/text_0040.shtml
На костях молчащей и прозябающей в параличе
православной церковности
рождается столь чудный отечий "литературоцентризм",
а место церковной кафедры
незаметно перетекает
на подмостки русского драматического театра.
Влияние театра на тогдашние русские умы -
явление исключительное
и весьма схожее с "духовным ренессансом":
"Театр - это храм, а сцена в нем - алтарь для серафимного услужения!" -
торжественно декларировалось уже именно тогда
из уст Ермоловой, Савиной, Коммисаржевской.
Отсюда и столь пылкое отторжение к феатронному глуму
у "кронштадского пастыря": театром подменили Церковь,
а "властителями дум" и "читателями жизни"
становятся жалкие актёришки.
Театр восхитил у Церкви
не только мистериальный лад,
но и сам "моральный пафос",
с его правом различать и указывать:
что есть добро, а что есть зло...
http://www.liveinternet.ru/photo/kalakazo/post20946853/

Отношение к подмостным зрелищам
у нынешняго кутейнаго гегемона
доселе весьма смахивает
на "моральной пафос" лавочника
из рассказца Антона Павловича Чехова "Панихида",
поминающего собственную дочь - выдающуюся актрису -
за упокой аки блудницу:
"Но ведь она тово... извините, актёрка была!"
http://www.ostrovok.de/old/classics/chekhov/story100.htm
Отрицание иль просто полный игнор театральной культуры
тоже ведь порождает не что иное,
как феатронный глум,
только уже запредельно плохой.
Этим-то и объясняется, почему
церковенные "властители дум"
сегодняшнего изводу
("церковно-цирковые клоуны")
столь карикатурны,
а представители истинно-православной тусовки
и вовсе карикатурны зловеще:
"В соборно служебных вакхаканалиях,
используй исключительно софринский стиль:
в парчёво-глазетовый брони,
истинутые деспоты, да и Ты сам,
выглядят как самые натурально подлинные,
безо всякого подозрения на Вашу
ряженную симулякрственность..."
http://kalakazo.livejournal.com/910616.html
И как всегда в воду смотрел
честной тайнозрителю церковенного закулисия die_ante_bellum,
год назад прозорливо догадавшийся
о феатронном неглиже
сбирателей православного Осколкова:
"Это не поиски Истины, это не защита Истинно-Православной традиции это - и не наоборот - не реформирование Церкви - это вообще не религиозное явление.
Это такой затянувшийся антицерковный фестиваль в стиле 20-х годов, только поумнее. Это - такая вот долгоиграющая масштабная арт-акция, со спектаклями, флэшмобами, декламацией гениальных текстов, пантомимой и мордобоем - вобщем - карнавал. И даже идеологии тут никакой нет - обычный декаданс ( справа) и посмодерн (слева)..."
http://kalakazo.livejournal.com/940680.html

Расхаживаю по залам Театрального музею
с достодолжною вольготностию,
без опасения столкнуться в его закоулках
с какой-нибудь весьма для меня приятною
кутейною особою,
типа Вадим Мироныча Лурье.
И токмо потому, что питерской кутейной люд,
как и народ церковный,
вообще в музеи, как и в театры, не ходок.
Возможно, много ранее, его туда и водили
в короткоштанном детстве,
но далее последовал бунташной Сайгон,
и весьма скорое "духовное самоопределение"
в строгой ортодоксии,
собственно, и истребовало
городить вокруг себя любимого
новую китайскую стену.
Православное "стояние в Истине"
в сегодняшном изводе - это ведь религия полуобразованца,
не удосужившегося на пороге юности
вчитаться ни в Гоголя, ни во Льва Толстого
и коему его "вера", состоящая из одних токмо шор, табу и фобий,
позволяет лихо, одним махом,
расплеваться со всей
светской культурой и философией...
http://www.liveinternet.ru/photo/kalakazo/post20946821/

Самое архиважное в любом для меня музее,
конечно же, не артефакты былого,
разного рода "сокровища"
иль просто покрытые патиной
и никому уже ненужные "вещи",
а именно что музейной люд,
населяющий разного рода каморции,
чердаки да подвалы.
Благодаря сим, незримым для миру
соработникам духа,
любое музейное пространство
и имеет право на свою собственную жизнь.
Единственная в ЖЖ представительца сего клана,
дедулькина любимица и нынче вовсе безработная - imdugud.
Я ни разу не сопересекался с ней в реальной жизни,
но сколь в ея сиро-нищетном и самоиронном бытовании
от того, что именуется "Се, наш человек...":
"Как, однако, приятно не убегать с последнего акта на метро! Просто пройтись по городу мягким снежным вечером. У Зимнего - саксофон, жутко заунывный, каждую ночь. И каждое утро, выныривая из Миллионной, видела Исаакий, но первая мысль в ещё непроснувшейся голове была «собор святого Петра». Уже молчи – отвечала проснувшаяся часть – это Исаакиевский собор, балда.
- Вот по этой улице Раскольников шёл убивать старуху, - мрачно (уже в который раз) комментировала Любаша, - А я здесь много лет жила, Ты не представляешь – ничего не изменилось..."
http://imdugud.livejournal.com/216323.html

В самую длинную нощь в году
и сопутствующие ей
осклизлые сумеречные дни,
вековечной вопрос Федора Михалыча Достоевского:
"Ведь надобно же, чтобы всякому человеку
хоть куда-нибудь можно было пойти.
Ибо бывает такое время, когда непременно надо
хоть куда-нибудь да пойти...",
в Питере, "городке маленьком",
разрешается для меня запросто:
ежели это вечер, то - в Филармонию
или в один из доброй сотни театров и театриков,
ежели это утро, то - утренний променад
по нескончаемо гулким анфиладам
одного из питерских музеев.
Самый близкий к моей парадной, "токмо дорогу перейти", Русский музей,
посему и становится для меня самым отдаленным,
поскольку и для музея, как некоего сакрального бытования,
потребно и своё к нему досягательное "прохождение",
и своя, пускай и псевдо-духовенная, "инициация".
Эрмитаж, до коего сквозь дворы
потребно пешешествовать минут пятнадцать,
в дни школьных каникул
слишком галдежно звонок и суетлив.
Поэтому и выбираю для променаду
стены Театрального музею,
что сразу за Александринкой,
с немыслимым количеством церковенной парчи
и столь же велиим множеством
церковенных сюжетов...
http://www.liveinternet.ru/photo/kalakazo/post20946831/

Ещё ровнёхонько на сутки
я провалился в юдоль скорби
иль, ежели хотите, в бездну адову.
В открывшемся моему взору аду
не было ни раскаленных сковородок
с поджаривающимися телесами великих грешников,
ни кипящей смолы,
в коей вящей отрадою
почиталось бы
выстаивать на главе ебискупа.
И вообще никаких видимых мучительств или мучений
в нем не наблюдалося,
кроме абсолютной недоступности Бога -
даже свет в нем присутствовал,
напоминаючи осклизлые питерские сумерки.
Ебискупов и попов в нем водилось видимо-невидимо,
совпадая по численности из мира внешняго,
даже по семинарским спискам
попадаючи туда сплошняком
за едино токмо сребролюбие.
Его Святейшество, патриарсь Алексий Вторый,
как и в земном миру,
жил-не тужил в том аду
в своей новопеределкинской вотчине,
шикуя на широкую помещичью ногу,
столовал с серебра и злата,
вот только любимое патриаршее блюдо -
пельмешки, начиненные черной икоркою,
напоминало жеваную резину,
а подаваемое к нему
французистое Premius Sauvignon Bordeaux -
свежее касторовое маслице...

Очнулся я уже через сутки
в своей напрочь выстуженной келье
от собственного же кашля,
разрывавшего грудь изнутри.
В красном углу, вместо иконы,
в лунном отсвете
мерцала глава самого Главпеча:
"Ну что, дедулькин?
Не спас тебя и суховей Синайской пустоши,
и нынче один как перст и помираешь в своей берложке..." -
В ответ на мое согласливое покивание
своей буйной головушкой
глава главпечева продолжила:
"А всё-таки твоих нелепо одиозных стишков
нам всем будет не хватать:
ты, как пятое колесо в церковной телеге,
все времячко скрыпишь,
а мы, вопреки твоему недовольству,
движемся вперед..."

Не успел дедусин оклематися
от сего кремлевского подарунка,
как с гиком и разбойным посвистом
шлепнулся в суседний сугробей
другой подарок: секира
с пришлепнутым на ея древко конвертцем.
В конвертце обнаружилось
письмецо следующего содержания:
"Драгоценной наш дедулькин,
в благодарность за пиарной цикл доИм на Набережной,
шлем тебе три грамма драгоценной нанопыли
по цене шесть мульенов деревянными
за каждый нано-грамм!!!"
и подпись: "троюродно-двоюродные сестры
питриарся всея Курилл"...

Избяная келия чухонскаго отшельника дедульки kalakazo
почала ходуном вытанцовывать
от ухающих разрывов
мегатонно-новорусичных фейерверков
ещё прямо-таки с утреца
самого конца апокалипснаго году:
"У-у-гу-гу", - что-то весьма "тижолое"
хлюпнулось в дедусином огородце,
воткнувшись в оледенелой сугроб
огроменным томахавком.
То был подарок из самого московитого Кремля
с пришпиленным к рукоятке
потешно-паяцным колпаком с бубенцами
и лжеименным ярлыком без подписи:
"Со своей боярской головушки
поскакулькину kalakazo жалуем в охотку
скомороший колпачёк-с и катовый топор-с
для новаго усекновения кутейных голов..."
Матюшки-святы: штобы это все означивало?!

Всечестной затворник hoddion
этой нощию выкликнул в сердцах:
"Итак, Карла Орффа разоблачили, ждем теперь разоблачения Ивана Шмелёва, Бунина, Лифаря, Эзры Паунда, Лучиана Благи,
Йона Барбу, Эмиля Чорана. Дотошным Pschutt'ам хватит работы до конца дней. Это, видимо, удел ничтожеств - разоблачать гениев. Сами-то они,
при всей своей добропорядочности, ничего подобного создать не могут."
http://kalakazo.livejournal.com/1070114.html?thread=14316066#t14316066
Девятнадцатый век - эпоха все ещё
относительной творческой свободы
и пиитного наива,
категорически убеждённого,
что "гений и злодейство - не совместны",
ставила культурного деятеля
в ранг небожителей.
На переломе девятнадцатого-двадцатого
тайная полиция починает свою "охоту на ведьм",
обращая "инженера человеческих душ",
иль просто интеллигента,
всего лишь в винтика своей
следопытной системы,
и за определенного рода "преференции"
требуя фаустианской "сделки с дьяволом".
Отчего является миру столь уродливый Клим Самгин,
литературный герой новой формации -
культрегер и единовременно провокатор и двурушник,
словом, тот самый "двойник",
коего Максим Горький не любил
и на протяжении четверти века
всячески вытеснял из самого себя.
Отечья совдепия, как и фашистский режим -
близнецы-братья,
изуродовали велие множество
человеческих судеб и биографий,
уже конвеерно поставив дарование "гениев"
на услужение "злодейству"...

Закрытие XIII зимнего фестиваля «Площадь искусств».
Оратория «Кармина Бурана» Карла Орфа.
Вторая ложь, от 1945-46 годов,
в "жизни и судьбе" Карла Орфа
оказалась ещё более вящей.
Благодаря ей любимец Геббельса
избежал остракизма и "запрета на профессию"
и оставшиеся ему 37 лет своего земного бытия
прожил в состоянии "двойничества",
выдавая себя за того, кем он никогда и диких фантазиях не был -
за борца антифашистского сопротивления,
фактически таясь под личиной своего, казненного нацистами "друга", Курта Хуберта.
Вот как пишет об этом до всего дотошный pschutt:
"Клара, супруга Курта Хубера была всегда сдержана в своих воспоминаниях об Орффе: ей было очень стыдно за близкого друга ее казненного мужа.
Обличительным пафосом наполнены воспоминания дочери Орффа, Годелы, появившихся на прилавках книжных магазинов в 92-м году, то есть к 10-тилетию смерти ее отца. Пишет она с горечью, насколько Орфф умел всегда искусно маневрировать между политическими течениями и манипулировать людьми в своих интересах. "Он людей использовал, менял, выбрасывал", - пишет она.
Орфф не только не был причастен к "Белой розе", но и даже ничего не знал об этой группе. Хубер, по воспоминаниям жены, никогда не заговаривал о политике со своим близким другом! Видать Хубер хорошо представлял себе пределы его благонадежности.
Орфф был шокирован вестью о казни друга. Он настолько струхнул, что сжег дома все письма, которые хоть чем-то могли заинтересовать гестапо, а затем исчез из Мюнхена, оказавшись где-то в Верхней Баварии на койке в больничке у знакомого врача.
Так же и в 45-м с приходом американцев Орфф слинял из Мюнхена в горы..."
http://kalakazo.livejournal.com/1069571.html?thread=14311683#t14311683
"К лету 42-го года Орф получил официальное признание, его музыка каждый день звучала по немецкому радио (которое было в руках Геббельса). Потекли ему в карман крупные гонорары. К концу 44-го года, после того, как он ублажил самого Гитлера любимым им Гёльдерлином (как понимаю, это были зарисовки оперы "Антигона", доработанной уже в 49-м году), он оказался в зените славы.
Понаблюдаем за ним после капитуляции Германии. Южная Германия оказалась в руках америкасов, начались чистки деятелей искусств, которых распределяли по трем категориям списков: "черный" (для явных деятелей режима), "серый" (для вынужденных идти на компромиссы) и "белый" (для явно пострадавших в нацистские времена). Орфф обделался и в панике сбежал в Альпы, но затем вернулся, поскольку без документов далеко не уйдешь. К тому же он узнал, что попал в "серый" список. Правда, "серый" делился на 1) gray acceptable и 2) gray unacceptable. Орф оказался в последнем, с которого он легко мог скатиться в black. Но тут ему здорово подкузьмило – ответственным по культуре в Швабии оказался американский офицер Дженкинс (Jenkins) , который в молодые годы учился в Германии у Орфа.
Чистка деятелей искусств тянулась долго. Шел уже конец 46-года. Орф вышел на связь с Дженкинсом. И вот они вместе сидят в рождественскую ночь..."
http://kalakazo.livejournal.com/1069571.html?thread=14313475#t14313475
"Слухи о стукачестве Орффа разошлись в народе сразу после ареста Хубера. Но супруга Клара всегда утверждала, что Орф не был посвящен в подпольную деятельность ее мужа. Слухи были связаны с одновременным взлетом Орфа на германский Пегас. После низвержения нацистского орла он старался подчеркнуть свою тесную дружбу с мучеником гитлеровского режима. Но это была не дружба, а скорее, содружество в работе над Carmina Burana. Сама идея музыкального воплощения принадлежала Хуберу. А Орф горячо ее поддержал. К тому же он прекрасно знал латынь и любил читать древнеримскую классику в оригинале. И в тот момент, когда Кармина Бурана зазвучала на крупных сценах Третьего Рейха (только из Вены до начала 45-го года он получил 36000 марок!) уходит в мир иной его соавтор.

Но вернемся в рождественскую ночь 45-го (выше я ошибочно указал 46-й). Джекинс занимал в то время большую должность в Information Control Division (ICD) в Штуттгарте. К концу года он приехал в Мюнхен и попросил своих коллег предоставить досье Орфа из архивов гестапо. По одной версии он забрал бумаги, из-за которых Орфф наверняка скатился бы в «черный» список. А за рождественским ужином Джекинс посоветовал своему бывшему учителю хорошенько проработать свое алиби. Нужны были какие-то веские доказательства его антинацистской настроенности. И тут-то Орффа осенила идея непосредственного участия в подпольной группе "Белая роза". Конечно же, все участники уже в мире ином, и никто не сможет его опровергнуть. К тому же он рассчитывал на сдержанность Клары, жены Хубера, зная ее тихий нрав. Но нужны были хоть какие-то бумаги, подтверждавшие его соучастие. Да, все письма, фотографии он сжег при начале арестов (он и на самом деле сжег письма, подтверждавшие его контакты с Хубером)… Но хоть что-то нужно было ICD представить . И тут он составляет якобы черновой вариант одного письма Хуберу, которое вдруг случайно нашел Читать далее...

Добрую четверть века
я с нескрываемым любопытством
слежу за "биографическим детективом" -
как европейские следопыты
срывают с Карла Орфа
одну масочную личину за другой.
Заглавной претензией к упокоенному композитору
у немецких биографов,
взращенных на духе протестантской этики
(в коей главным смертным грехом была и остается
артикулируемая неправда),
является то, что Карл Орф в своей жизни
фундаментально солгал,
и солгал основополагающе не единожды, а дважды.
Первый раз - в эпоху Третьего Рейха,
что вполне по-человечески понятно,
вот как эту "неправду" истолковывает
мой добрый друг pschutt:
"Во многом Орф схож с Дмитрием Дмитричем. Как говорится, время такое было. Он не оборотень и не национал-социалист в духе драматурга Хоффмана, бывшим закадычным другом Рильке. Он простой оппортунист, каковыми были,есть и будут многие.
Поначалу ему было сложно приспособиться к идеалам новой власти: он же не был знаменосцем НС-идеологии. Прежде вдохновлялся ренессансом в духе Монтеверди, затем - Дебюсси и Стравинским. Тут, вроде, все понятно. А пока вдохновлялся жил в нужде. Тоже все ясно...
"Пунктиком" в биографии в НС-времена являлось не то, что он был на четвертушку евреем (его баббушка по отцовской линии - Фани Крафт) - "четверть-евреи" не преследовались при условии интеграции и принятии НС-идей - а то, что в анкете он скрыл сей факт. Понятно, что эта заноса мешала ему спать спокойно. Выход был один - утверждаться. И тут он постарался - оказался в культуре в тройке самых выдающихся композиторов..."
http://kalakazo.livejournal.com/1069554.html?thread=14308338#t14308338

Закрытие XIII зимнего фестиваля «Площадь искусств».
Оратория «Кармина Бурана» Карла Орфа.
Тридцать лет минуло со дня
блаженного преставления Карла Орфа -
великого немецкого композитора двадцатого века,
безупречного педагога,
последовательного антифашиста.
Последнее соделало музыкальные творения Карла Орфа
часто исполняемыми в СССР.
Однако попытка биографов
обрамить его честное имя
в благодарственный венок
окончилась в середине 80-х
грандиозным конфузом.
Сначала обнаружилось, что Карл Орф
был любимцем Адольфа Гитлера
и обласкан в 30-40-е
от национал-социализму
весьма мнозими преференциями и прерогативами.
Далее стало известным,
что на педагогных зомбо-идеях Карла Орфа
и музыкальном программировании сознания
взрастало как на дрожжах
юное поколение из Hitlerjugend-го садка.
Следом открылось, что у "Carmina Burana"
есть запамятованный соавтор - составитель либретто
(и, как сейчас бы сказали, "автор идеи"),
наперсный друг Карла Орфа,
специалист по философии Лейбница и баварской фолкмузыке,
психолог и музыковед - Курт Хуберт.
Универного профессора Курта Хуберта,
вдохновителя антифашистких шалостей
мюнхенских студиозов
по прозванию "Белая роза"
и составителя подметной листовки,
арестовали в 1943-м
и казнили через средневековое
отрубание главы
за всего лишь едину,
во едином предложении выраженную
и в десятке экземплярах распространенную "крамолу":
"От имени германской молодежи мы требуем от Адольфа Гитлера,
чтобы он вернул нам личную свободу,
которая является величайшей ценностью для каждого немца
и которой он обманным путем,
самым унизительным образом, лишил нас"...

Закрытие XIII зимнего фестиваля «Площадь искусств».
Оратория «Кармина Бурана» Карла Орфа.
Карл Орф не раз говаривал,
что его жизненная судьба,
в отличие от его судьбоносного творчества,
на редкость неинтересна.
Хотя его "жизнь и судьба"
достойна быть запечатленной
в романной фаустиаде.
Начинал Карл Орф с поисков себя
в полифонических штудиях
сродни арт-нувошному авангарду,
отчего и был почислен в 1933-м
идеоложной обслугой национал-социализма
к художным "дегенератам".
Кто виноват, что настоящий музыкант и композитор
слышит в нарождающемся ритме эпохи
не изящные вальсы,
а аритмичные всхлипы и атональные судороги?
Перемалывание творческих натур
на жерновах фашистского агитпрома
было сродни и по времени совпало
с "наступанием на горло собственной песне"
в соцлагере роющегося "Котлована":
"Мы стоим за красивую,
изящную музыку.
Музыка немелодичная,
музыка неэстетичная,
музыка негармоничная,
музыка неизящная,
это, это... бормашина.
Или, или... музыкальная душегубка."
http://www.lingvarium.org/maisak/data/shostakovich_rayok.htm
Травля и последующая "прикормка с рук"
в СССР была виртуозно опробована
на Мясковском, Прокофьеве, Шостаковиче.
А что оставалось соделывать Карлу Орфу
в нарождающемся Третьем Рейхе,
как не заняться на досуге
сочинительством бравурно-мажорных агиток:
"Композитор активно пытался снискать
расположение нацистского режима и,
в конце концов, добился результата.
К началу 40-х годов его музыка приобрела популярность
в кругах нацистской элиты,
а знаменитая кантата "Кармина Бурана"
стала одним из самых востребованных сочинений
в Германии того времени..."
http://holocaustmusic.ort.org/ru/politics-and-propaganda/third-reich/orff-carl/
http://www.youtube.com/watch?v=TaES_dxjTxQ

Закрытие XIII зимнего фестиваля «Площадь искусств».
Оратория «Кармина Бурана» Карла Орфа.
Carl Orff и Дмитрий Шостакович - великие современники,
долгое время о творчестве друг друга
ничего не ведавшие
и о существовании друг друга не подозревавшие.
Оба - наследники школы немецкого романтизма,
посмертные выученики и последыши
наследия Густава Малера.
Карлу Орфу выпал судьбоносный жребий
творить в прославившей его
Гитлеровской Германии,
Дмитрию Шостаковичу угораздило с талантом -
жить и сочинять в Сталинской России.
Оба - Эоловы арфы двадцатого веку,
оба (по житейской судьбине) -
конформисты и гуттаперчавые хамелеоны,
однако Карл Орф в своей музыке
восславил "крушение гуманизма",
сминаемого "колесом Фортуны",
тогда как Дмитрий Шостакович
(в нотном борении
меж идеоложной махиной
и махоньким человечиком)
всегда оставался защитником человека.
"Carmina Burana" может и созидалась в 1935-1936-м
"совсем случайно",
но произросшая изрядливо зернушком,
упала на сдобную почву национал-социализма,
став формообразующим кирпичиком
этого самого массового психоза
в мировой истории.
Германский фашизм - изначально явление
тоже ведь чисто литературно-музыкальное,
у коего копытца да рожки растут все из того же
немецкого романтизма
с его инфернальным демонизмом,
презрением к обыдености и филистерству,
пафосом языческой героики
и фаустианством "белокурой бестии".
Русская литература девятнацатого века
тоже много чему училась
у немецких романтиков,
но из многовитийного Deutschland ковра
предызбрала "милость к падшим",
а в Гоголевской "Шинели" -
зачарованность судьбой маленького человека...

Закрытие XIII зимнего фестиваля «Площадь искусств».
Заслуженный коллектив России академический
Симфонический оркестр филармонии
Дирижер – Юрий Темирканов.
Солисты: Марисоль МОНТАЛЬВО сопрано(США)
Лоуренс БРАУНЛИ тенор (США)
Йохен КУПФЕР баритон (Германия)
ХОР МИХАЙЛОВСКОГО ТЕАТРА
Художественный руководитель - Владимир СТОЛПОВСКИХ
КАМЕРНЫЙ ХОР СМОЛЬНОГО СОБОРА
Художественный руководитель - Владимир БЕГЛЕЦОВ
ДЕТСКИЙ ХОР Телевидения и радио Санкт-Петербурга
Художественный руководитель - Станислав ГРИБКОВ
http://www.philharmonia.spb.ru/rus/25.12.php
Исполнение оратории «Кармина Бурана» Карла Орфа.
С корабля на бал: в день возвращения на благословенную родину
попал на феерическое представление - на "музыку площадей",
с тремя хорами и двумя сотнями исполнителей,
сгрудившихся плечом к плечу
на феатронных подмостках,
и всё это (по себестоимости в добрый миллион зеленых) - для одной лишь тысячи
питерских снобов, vip-персон и дипкорпуса.
А ведь было время,
когда столь благозвучное для уха
германского национал-социализма
любимое хоровое произведение Адольфа Гитлера,
на открытии Берлинских Олимпийских игр 1937-го года,
сопровождалось ещё
и ночным факельным шествием,
с устроением на стадионе
огроменной - в сто тысяч огней -
крутящейся свастики.
Есть что-то "знаковое" в том, что,
без сомнения, музыкальный шедевр,
сформировавший эстетику Третьего Рейха,
звучит "здесь и сейчас"
(на родине "дорого всеми любимого" ВВП
в эпоху провозглашенной им "стабильности")
на сцене, где премьерно звучал в 1942-м
его духовный антипод - Седьмая симфония Дмитрия Дмитрича Шостаковича.
А ведь по-настоящему великая музыка
всегда больше коротковременных политиделогем,
и "Carmina Burana" Carl Orffа -
это ведь ещё и музЫка
личностного Апокалипсиса,
грядущего "здесь и сейчас"
и настигающая даже земных небожителей:
"И в здоровье,
и в делах
судьба всегда против меня,
потрясая
и разрушая,
всегда ожидая своего часа.
В этот час,
не давая опомниться,
зазвенят страшные струны;
ими опутан
и сжат каждый,
и каждый плачет со мной..."
http://classic.chubrik.ru/Orff/Carmina_text.html
http://www.youtube.com/watch?v=AP_CSQgBPpQ

Карьерный взлет на ниве "смотрящего"
дедусинаго ежипскаго знакомца
почался в декабре 1981-го,
совпав по времени с гибелью Садата
и тотальною "сменою вех",
когда весь родственной клан
убиенного президента
оказался за решеткою,
обвиняемый в полном разворовывании
государевой казны.
И здесь-то бывший военный летак
и сотоварищ Хосни Мубарека
по всеобучу в академии имени Фрунзе
и удостоился, хоть и провинциального,
но вполне сугревно прибыльного положения -
звания полицейского ж-енерале.
Образцово-показательная "борьба с коррупцией"
тихосапно переросла в обновленном
светско-демократичном Ежипте
в ея, по-новому, небывалой виток.
"Страна Бакшишия" - так за глаза и именуют,
уж больше сорока лет,
ея же (присосавшиеся к государевой титьке)
дружбаны и сродственныя младососы.
А вот и от дедусиного подруга и ежипского ж-енерала -
бородатый, ещё середины 80-х,
политический анекдот:
"Ваше президентское Высочество, Вы могли бы управлять СССР?"
Хосни Мубарек: "Одной левой - без вопросов!"
"А США?" -
Хосни: "Запросто и страной непуганных идиотов!" -
"А править всем миром?" -
Мубарек: "Э, нет, не смогу!" -
"А почему?" -
"А сродников и однополчан на весь мир не хватит!"

Старый дедулькин приятель -
полицейский на генеральской должности
скромного ежипского миллионника,
способен своей страсти - сокровищам Нептунового царствия,
посвятить всего лишь один из своих выходных.
И чем он занимался в эту самую референдную субботу?
Само собой, "охраною порядка",
но, главным образом, выполнением телефонной разнарядки сверху:
чтоб все его ведомства служаки,
их жены, совершеннолетние детки и сродники,
как один, дружно проголосовали
за муслимскую конституцию:
"Хотим жить, дескать, токмо по шариату.
И точка, и не надобно нам никаких либеральных -
с гнилого Захиду, ценностей".
В эпоху Мубарека всем полицейским начальник
обустраивал таким Макаром
голосование своих фараонитов
за партию власти,
а нынче - за братьев-муслимов.
Какую-то страну это всё
мне шибко напоминает,
токмо не пойму точно, какую?