Вы знаете, что у дней бывают различные формы? В зависимости от того, что и когда случалось.
Бывают дни-ромбы, полные впечатлений в самой середине (может быть, кто-то получает бурю эмоций от обеда), и начинающиеся и кончающиеся приблизительно одинаково. Бывают дни-треугольники, когда к вечеру начинаешь зевать. Или с вечерами, которые стоят 24 утр вместе и отдельно взятых. Бывают круги, незаметно проплывающие по жизни, как по воде. Бесконечно растянутые прямоугольники. Тетрадэры, полные мелких "остреньких" событий, аки углов...
Сегодняшний день стянулся в воронку, он был разреженно-кислороден, и проснулся я только к вечеру, когда шел по самому узкому горлышку этой воронки - по бесконечной "двухполосной" улице, вдоль больничных заборов и производственных территорий. Шаги мои все ускорялись - очевидно, по закону воронки, и вопреки всему я очень явно чувствовал свою реальность. Навстречу катились золотые кружки фар, снег подставлял белую спину гладящему свету фонарей, и воздух становился горьким.
Гололед казался кухонной фольгой, щедрой рукой швырнутой на улицу.
И - напоследок.
Мне - все можно. Я студент.
Мне всегда семнадцать лет.
Мне все можно. Я - поэт.
Я - в столетия одет.
Все в слова перековать,
И не важен материал.
Что-то где-то приобрел.
Что-то где-то потерял.
Сплю - холодным лбом к стеклу.
Сплю - спиной надменной к вам.
Я - сапожник на балу.
(Правда, без самореклам?)
Демонизм - одни видят в нем невероятную привлекательность. Другие - ненавидят, презирают... Одним словом - боятся.
Мне же порой просто кажется, что демонизм - это недостижение идеала. Это недостижение идеала самого себя и осознание собственной неудачи и искажения той идеи, которая в тебе. Демонизм всегда касается прекрасного. Они похожи в том, что оба достигают грани - а то, что достигает грани, уже желанно, как почти недостижимое, требующее для достижения напряжения всех сил души, ее максимального раскрытия. И - душа начала раскрываться, но - вдруг ошибка или испуг, или соблазн - одно звено цепи упущено - и ради достижения идеала надо строить все заново. А достигнуто уже многое. И терять это не хочется. И тогда душа застывает на одном месте - в этом "полумаксимуме" своей силы - и пытается убедить себя, что так она прекрасней всего. Но недостигнутый идеал продолжает ранить ее - и душа злится, порою даже не понимая, откуда идет боль. "Демонизм" - от слова "демо-версия". "Демо-версия" души. Возможности ограничены. И без возможности сохранения=)
Демонизм - это инерция достижения. Это бессмысленность силы. Она манит нецелесообразностью. Разомкнутостью всех связей. Он кажется свободой. На самом деле это невероятный, непокоримый страх. Который пусть и дает силу - но забирает в обмен гораздо больше.
Как в анекдоте:
- Слыхали, наш Вася миллионером стал?
- Как же это?
- Да бутылки сдал!
Как имя - в спину.
Как выстрел сзади.
Как смена масти.
Как воздух в венах.
Как сна глубины.
В полураспаде.
Навстречу счастью -
Обыкновенность.
Взлетаешь выше?
Одна усмешка.
Одна наметка
Ножом - по тросу.
Пока что дышишь?
Двойная решка.
Летит монетка.
Столица. Поздно.
За все победы
За ускоренья
За все, что помню
И все, что знаю -
Прицел наводит
Обыкновенность.
И я - позирую.
И - взлетаю.
Мы - сильные? Да, это много раз доказано (в том числе себе же самим в нетрезвом состоянии перед зеркалом). Но недавно, читая дневники знакомых мне людей сейчас и год назад, я понял, что не все так просто. В нас, таких сильных и уверенных, есть несколько "нас-слабых". И именно благодаря им мы идем вперед.
Поясню.
"Я-слабый" - это эдакий "духовный аппендицит", в который собираются все огорчения, сомнения и обиды. Это страдающий сгусток эмоций, который выглядывает из нас совершенно детским взглядом, обиженно надувает губки и шепчет чуть слышно: "А я ведь думал, все не так...". Все эмоции, подавляемые нами, скапливаются в этом "слабом субьекте", а опыт, полученный в ситуации, идет в пользу "нам-сильным". Разделение труда. Поэтому порой мы так легко на вид и даже на собственное удивление переносим какие-либо проблемы.
Трудности проходят, и мы верим, что преодолели ситуацию, и это действительно так. Но "система" человеческой психики, как и компьютерная система, хранит память о всех произведенных операциях и может вернуться в любой из пройденных этапов ("точка восстановления системы", ага?). Случайно брошенная фраза, схожая обстановка - и запрятанный глубоко в подсознании "я-слабый" пробуждается, и возвращается боль, с которой, кажется, справился уже очень давно, и для которой может даже не быть объективных причин. ("Продается шкаф. Со скелетом").
Рана создает личность. Каждый поступок, каждый шаг, каждая ошибка и каждая расплата словно формирует в нас еще одну, полупрозрачную копию нас же, которая принимает на себя всю боль ситуации для того, чтобы разделить поток "внутренней, психической" информации. Боль - слабому. Выводы - сильному. Но испытанная нами боль никуда не уходит. Либо она таится в нас же самих и в лучшем случае никогда не покажется, либо она становится хронической, перерастая в комплексы.
Но есть еще один выход. Порою боль так сильна, что принявший ее в себя "я-слабый" просто разрушается, не выдержав. Остается главное "Я", остается "я-сильный", "я-хороший", личность преодолевает ситуацию, а "слабый" погибает, приняв на себя первую волну отрицательных эмоций. Но вместе с ним погибают и пережитые эмоции, и опыт. Сколько раз мы убиваем в себе себя? Стараясь забыть? Стараясь отчеркнуть и зачеркнуть? Не веря, что это мы? Пытаясь замазать старое новым? Каждый стертый файл себя, будет ли без него работать "система"?
Поэтому я ничего не стираю.
И с каждым шагом, и с каждой волной боли, и с каждой победой я чувствую, как во мне рождается много "слабых-я". Вполне достаточно, чтобы поднять небольшой митинг. Пока что они живут спокойно. И делают меня сильнее.
Набрать воздуха в грудь - и лететь... Лететь, делая "круги почета" вокруг освещенных солнцем шпилей, менять свет на тень, то приближаясь, то отдаляясь от земли... Подняться - совсем просто, нужна только свобода и легкость, но ради этих свободы и легкости нужно многое принять близко к сердцу и отпустить навсегда.
Замирая, взмывать вверх - так, чтобы город и его крыши, блистающие в выглянувшем солнце, казались диковинным украшением - бриллианты крыш в оправе улиц... Чувствовать себя в потоке воздуха, отдаваться ему, и - еще слегка помнить, куда ты летишь и куда следует вернуться. Стать невидимкой, идти не по карнизу, а *рядом*, по хрустким ступеням воздуха, держа ненужное (а вдруг!) равновесие, а потом, когда эта игра надоест, позволить верхним веткам деревьев пощекотать твои пятки...
Лететь над водой - так, чтобы чувствовать ее свежесть и брызги, но не касаться глади. Затем - над жарким песком южных морей, чувствуя горячее дыхание земли, пропитанной морской солью, над ледяной чистотой гор, подражая компьютерной игре, лавировать между лесными деревьями...
А потом - прятать глаза от тех, кто может увидеть в них слишком много... Но пусть глядят те, кто не боятся. И тогда вы поймете, что летели рядом.
Je ne suis plus celui qui demande. Je ne suis plus celui qui construit les châteaux et croit à ce qu'ils resteront. Je me donne au courant fou de la vie et je ne pense pas, où je me sauverai. Je n'ai pas de passé et je ne crois pas au futur. Je suis absolument libre.
Господь ты мой, совсем ничего не могу делать по мелочи в последнее время. Тянет на пугающие "неформаты", на красные кнопки и на самую молчаливую нежность, которая страшнее всех этих красных кнопок в тысячу тысяч раз.
Чувствую себя Петером Шлемилем, который надел сапоги, позволявшие ему шагать с материка на материк, и вдруг обнаружил, что остановиться-то он не может. Лечу высоко... как воздушный шарик... а что-что с ними потом происходит, не подскажете?
Да разве важно ли это? Разве важно, что выше и дальше, если сердце уходит не в пятки, а в небо?
Сегодня спросили меня, в рамках прикладной философии в *мудрой* беседе, что там, за всеми гранями, и - с насмешкой - "А ты и это можешь понять?".
- Не могу, - честно ответил я. - Вообразить - возможно. Но понять - это, значит, пережить. В ближайшие 77 лет я точно не собираюсь заниматься подобными экспериментами.
Мудрые мысли мои разлетелись, как листья, *благие* намерения - тающими снежинками воткнулись в асфальт, моя Игра сделала паузу, и вот - я вышел из казино своей души на улицу и вижу, словно впервые, окна домов с живым и трепещущим светом... И - не хочется играть, не хочется выигрывать вещи и уважения, дробя душу на фишки.
И - под ногами дрожь земли, готовой отпустить, и летать, летать, ни от кого не прячась, забыв о проводах и воздушных коридорах... и сбросить балласт дней, и память о чужих и своих падениях, и беды близких, и свои, и даже надежды - и оставить только честность и высоту...
Надышаться небом? Ан нет! Невозможно это, господа хорошие. Неба много, и все время оно разное... И все, что заботит меня - запомнить, прожить, вдавив газ в пол, никого ни о чем не просить, не ждать ничего, кроме того, что заслужил, гореть так, как никогда не был и не буду, и не стирать эти слова, боясь кого-то напугать...
Материальность слова?
Врете!
Есть только материальность наших иллюзий. Сказали вам - "Завтра Вы пойдете в магазин и по дороге попадете под асфальтовый каток!" - вы так внимательно будете искать его повсюду, что, поминутно оборачиваясь, не увидите его, вальяжно подкатывающего впереди. Не ходите к гадалкам, выключите новости, поддакивайте сострадательной подруге, но только - не слушайте!! Делайте все сами, абсолютно все - сами! Хотя... не я ли сейчас внушаю вам то, что не следует увлекаться самовнушением?;)
Сцена: в электричке едут явно бабушка с внучком. Бабушка вполне себе бабушкообразная. Треть лица юноши, не скрытая под длинными волосами, имеет весьма сумеречное выражение. Взгляд - устремленный в себя и полный выразительного горя. Антураж рокерский.
Бабушка: - Игорек, что же ты ничего не ешь уже два дня?
Внук (шепчет про себя, но так, чтобы было слышно всем) : - Я - одинокий волк.
Бабушка: Одинокий ВОЛ??!!
Юноша обижается окончательно.
P.S. Что же может значит понятие "одинокий вол"? Автор задумался:
1. Одинокий волк, который работает, как вол.
2. Одинокий волк с рогами.
- А тебе не неприятно, что все будут над тобой смеяться? - наклонила голову ты.
- Ни в коем разе, - улыбаюсь тебе в ответ, - Хоть я и клоун по профессии, но надо мной самим смеяться невозможно. Каждый человек, в принципе, может смеяться только над самим собой. И я всего лишь помогаю ему сделать это. Так скажем, воплощаю это смешное в себе. Остается только заметить и понять то, что я стараюсь сказать.
- Клоун, который хочет, чтобы его поняли... как все сложно! - ты нахмурилась.
- Те, кому это надо - поймут. Для них я и работаю. Вернее, для них я работаю с наибольшим удовольствием.
- А если нет? Тебе будет обидно?
- Мне не бывает обидно, милая. Мне бывает просто жаль. Жаль, что не получилось, так, как хотел. Что не сделал и не сказал столько, сколько хотел. Я не люблю слово "меньше". Знаешь ли, я катастрофически не люблю использовать свои возможности не полностью. Даже расслабляться не умею. На "звездочку" в море ложиться не могу... Только раскинусь по водному пространству, а тут - шарах в голову! - мысля о смысле жизни. И от нее (очевидно, от веса!) - идешь ко дну...
- Ну хоть сейчас не юродствуй, - одергиваешь меня ты, - И что ты будешь делать, если в буре аплодисментов увидишь лишь желание посмеяться, а не усваивать твои, как ты говоришь, истины?
- А кто сказал, что я это увижу? Тогда я просто буду не здесь . Я честно сделаю все, что должен - смешить я умею! Отработаю программу, сделаю то, что этим людям в данный момент более всего необходимо, а не то, на что я способен. Но мысли мои будут далеко.
- Ты самонадеян. Какое дело куче чужих людей до твоих мыслей? Ты говоришь так, будто твои мысли - неоценимое сокровище и ты свершаешь страшное наказание, лишая других этого "богатства".
- Ну, у каждого свои заморочки и финты ушами... Я даю пас. А поймать его - дело других игроков. Обыкновенно пас нужен для того, чтобы забить гол...
- Надо было идти в футбол, - устало вздохнула ты, и объявили мой выход.
- Если звезды зажигают, значит, это кому-нибудь нужно! - литературно исправился я уже у занавеса.
- Вот и проверим.
Зависть... Какая все-таки удивительная вещь... Она, как ржавчина, прорастает только на настоящем металле. Только, когда все хорошо, загорается она в глазах других людей и тянет свои хищные лапы к свету, к теплу, к счастью! Это индикатор, самый искренний индикатор того, что ты счастлив. Это - предупреждающий знак - "Оглянись вокруг! Будь осторожен! Не все желают тебе добра потому, что ты живешь по его законам!".
Как хитро маскируется зависть - под самую искреннюю дружбу, желание добра, даже под любовь способна она разрисовать свою рожицу - порою завистники сами даже не осознают того, что не светлое ведет ими, а именно желание все разрушить, переделать по-своему... Зависть.......
Пусть у меня всегда будут глаза и несколько ступенек наверх, чтобы ускользнуть от нее... Пусть,пусть, пусть.......
Я не хочу иных открытий,
Иных земель, иных небес.
Европу Зевс уже похитил,
Уже хромает Ахиллес,
Уже Ромео ждет Джульетта
В пространствах склепа и судьбы...
Я не хочу другого лета
И не хочу частицы "бы".
А время тает первым снегом
И прошлого летит листва,
И каждый шаг грозит разбегом,
И близко к сердцу все слова.
В такую пору перелома
Сидеть бы дома да дремать,
И сон окажется знакомым,
И даже в руку - коль поймать!
В такую пору быть бы вместе...
И, сердце превращая в трут,
Я все же начинаю песню.
Надеясь, что не оборвут.
Дни льются, как музыка. Один за другим. Четкие нотки - какая поминорнее, какая помажорнее, а мне бы понять, что за общий мотив? О том, кто дирижер, я даже задумываться не смею. Правда, в руках какая-то странная палочка, не подскажете, для чего это?
Какие-то из дней сплетаются в аккорды... Переливаюсь с одного на другой - как лодка с волны на волну, и каждая волна ясна, и вижу через ее звенящую дышащую глубь дно - оно подрагивает, и вот уже задерживаешь дыхание, и теряешь вес, и всем телом таешь в ней, и она не холодна. А потом - вылезаешь, и плывешь дальше, и курс неизвестен, но желанен, и с тебя струится вода недавнего купания, и капли падают на разогретую солнцем потрескавшуюся древесину лодки, и тут же темные пятна от них бледнеют и исчезают.
Запрокидываю голову и смотрю на солнце... Только на солнце, окутанное разреженным жарким воздухом. Высокое и с чистым светом.
Я люблю тебя. Я люблю тебя несмотря ни на что - что бы ты ни делала, что бы ты ни думала - там, тайком; я все равно люблю тебя - нелепо, неуклюже - как умею, насколько мне хватает сил, сомневаясь и сходя с ума - но я люблю...
Механизм запущен, и раз это ожило во мне, это уже не умрет - я знаю это, я умею превращать любовь в ветер и отпускать ее в пространство, пусть перемешивает облака и приносит теплые дожди, а ночью щекочет звезды...
Я это умею, но что мне это, когда она не придет послушным ветром к тебе, что мне все эти прозрения и откровения, когда их некому прошептать, что мне это все?
У меня есть мир, и я хочу подарить его тебе. Только протяни руки и не бойся взять.
Обратный отсчет нашей души - нахождение в нижней точке - за секунду до взрыва. За секунду до взлета...
Действие всех сил меняется, и нахождение в старом измерении кажется невыносимым, но нужен этот разгон боли и отчаяния для перехода в следующую яйчейку. И так - по цепочке, до бесконечности, из мира - в мир, из сути - в суть, меняясь и печалясь о том, что прошло - и не понимая, что, оставшись в предыдущем измерении, ты задохнулся бы...
Наверное, депрессия - это задержка в предыдущем мире - а в этот миг ты должен был быть уже в другой точке. Это кризис перехода, когда ты почему-то не можешь уйти из предыдущего мира. Ты не можешь оторвать этот якорь, потому, что держишься за него обеими руками. Но - не бойся. Не бойся упасть, и ты взлетишь.
Я приложил к уху ракушку и погрузился в прекрасный самообман... [700x560]