Шагай в лужи, жмурься от капель, принимай холод, обнимающий покорное тело, как должное, охай, когда ветер уносит твой зонт, ругайся и даже и не пытайся закурить от мокрых спичек. "Все не зря", - шепчет грозное небо. "Ты дойдешь", - поют под ногами лужи.
Ведь настоящая любовь - это дом по ту сторону дождя.
Нет, если честно, у меня совсем не полка. А исторические слои, типа тех, что обнаруживаются при раскопках древнего города. Моя мечта стать археологом воплотилась в том, что я роюсь в своем бардаке в поисках чего-то нужного. "Рано или поздно, так или иначе..." - писал Макс Фрай, и был, как всегда, прав.
Но я отвлекся. Итак, начинаю здесь что-то вроде проекта. Но никакой регулярности. Все под настроение. Вытаскиваю из кучи бардака книгу, глубокомысленно гляжу на нее и затем сообщаю всему миру мое к ней отношение. Блат будет? Конечно, будет. Но тоже по настроению. Литературоведение? Не главное. Я не хочу анализировать и не претендую на правоту. Просто чувства, которые вызывают книги, иногда сильнее, чем чувства, которые вызывают люди.
А сегодня у нас в гостях...
*барабанная дробь*
"Преступление и наказание" Ф.М. Достоевского
А теперь - пора признаний.
Я читал эту книгу 3 месяца, поступая на журфак. Забыв про весь остальной список. И... так и не дочитал до конца. Сухой и жаркий Питер, ощущение болезни, какого-то больного, истерического и при этом дьявольски веселого надлома ее мира захватывали меня, заставляли возвращаться, перечитывать вновь и вновь. ...Считать ступени по пути к треклятой процентщице. Пришивать петельки на внутреннюю сторону всей одежды, какой только возможно. У кого из нас нет этой петельки на всякий случай?
Разить, ощущая собственную беспомощность перед могучей силой рока, за которую выдаешь свой собственный выбор, глядеть в детские глаза, и разить все равно!
После такого гениального падения я не верил в возрождение. Может, поэтому и не дочитал. Конец Свидригайлова мне ближе. На дуэли с собственной совестью выстрелить в воздух, а ей посоветовать прицелиться получше. Он не хотел исправляться. Он сомневался, как сомневаются все плохие люди, потому, что они все равно еще люди, он чувствовал, что в его жизни не хватает чего-то, он ведь мог - и щадить, и жалеть, и отпускать, но он испугался инерции, которая вновь потащит его по накатанной дорожке. У него все было здесь. Весь рай был здесь, и он совращал ангелов. Поэтому от вечности ему бы и осталась изба с пауками. Он вышел из этого поезда раньше, и, может быть, не в пустоту. Он заслуженно возненавидел себя и избавил от себя мир. И может быть, в этом больше величия, чем спасения. Даже если он и струсил - перед этим он прозрел.
А Раскольников? Конец книги мне интересен умозрительно. Я не хочу видеть, как это воплощается в тексте. Я прочел только сцены, где он кается перед людьми и где сознается в участке. В последний раз ему было слишком больно молчать. Ведь наивность людей заставляет тебя ощущать, как твоя же ложь врезается в тебя как лезвие. Сами того не зная, они наносят тебе ответный удар страшнее, нежели если бы они знали и карали бы осознанно. Ибо с каждой секундой лжи твой грех увеличивается, сламливает, складывает пополам и вчетверо. А Бог все не наказывает... Он просто тихо ждет, когда ты одумаешься, и не трогает тебя. И ты начинаешь верить, что его нет. Ты кричишь в небо, просишь наказания, знака, символа, оценки. Но небо пусто.
(Может быть, истинная вера в том, что ты будешь поступать, так, как будто Бог есть, даже если его нет? И может, именно это создает Бога?).
Если его нет, ты чувствуешь себя клоуном перед пустым залом. Но продолжай, продолжай исполнять свой номер, как будто бы зал был полон, и старайся. Старайся!
Родион устал играть этот спектакль в одиночку. Он втянул в свою тайну Соню, и его признание ей в убийстве - страстнее любовного слияния, и страшнее этого убийства. Он разделил с ней вкус своего греха, он почти позволил ей расплатиться за него (как она платила собой за то, чтобы у ее семьи был кусок хлеба), но в конце он сам понял правильную дорогу.
Еще - эта книга про отчуждение. Не только преступления отчуждают нас от других людей. Мы сами - тайна, которую мы храним. И эта тайна, как и любая другая, становится между нами и другими. Это книга о том, как быть чужим всем и всему. Наказание - способ сродниться. Молчание Бога - испытание тебя на прочность.
Сам себя не похвалишь - найдется кто-то, кто похвалит. Сам себя не накажешь - никто не накажет. Потому, что только ты сам в глубине души знаешь, за что тебя следует наказать. И может быть, однажды, в своем величайшем милосердии и тишайшем ожидании, Бог позволит тебе сделать это - самому наказать себя, сделать шаг, выдохнуть и разорвать воздух словами:
Я виновен.
Toxin (11:27 PM) :
мю
AMY LEE MULLER (11:28 PM) :
привет мечтатель
Toxin (11:28 PM) :
правда ведь что девушек романтиков не бывает?
AMY LEE MULLER (11:28 PM) :
а что значит "романтик"?
Toxin (11:29 PM) :
человек который живет желаниями
чувствами
восприятием
Toxin (11:29 PM) :
разве нет?
Toxin (11:29 PM) :
просто тошно от осознания того что у девушек вся романтика "на словах"
AMY LEE MULLER (11:30 PM) :
хм...ну я не люблю считать себя девушкой .я человек.а так я романтик.правда правда.
Toxin (11:30 PM) :
захочешь увидеть человека и просто обнять, а он с места не сорвется
скажет давай завтра
а завтра ты уже не захочешь его обнять так сильно как сегодня
AMY LEE MULLER (11:30 PM) :
и вобще не обобщай.не все девушки не романтики.одна да и найдется романтичная
Toxin (11:31 PM) :
я наверно путаю
виноваты обстоятельства а не люди
AMY LEE MULLER (11:31 PM) :
нет.люди.люди.они не романтичны потому что не успевают ими быть.время.
Toxin (11:32 PM) :
такое ощущение
Toxin (11:32 PM) :
что я полон чем то
но нет русла в которое пустить это что-то
эти желания
ибо все впустую куда то уходит
не ценит человек
Toxin (11:33 PM) :
и ведь это не впервой
AMY LEE MULLER (11:33 PM) :
значит не тому человеку отдаешь тепло.
Toxin (11:33 PM) :
обидно
AMY LEE MULLER (11:34 PM) :
сам виноват хоть и холодно звучит но это так
Toxin (11:34 PM) :
как бы не давал ему понять, чувство что тебе эти отношения нужнее чем ему все равно не покидает
Toxin (11:34 PM) :
значит у меня проблема
Toxin (11:35 PM) :
я привязываюсь сильно к человеку которого выбираю
Toxin (11:35 PM) :
а потом сам же разочаровываюсь
AMY LEE MULLER (11:35 PM) :
мне кажется что настоящие отношения будь то друзья или любовь это чтото волшебное....
Toxin (11:35 PM) :
похоже
Toxin (11:36 PM) :
чувствуешь его в себе
это волшебство
но оно замыкается
Toxin (11:36 PM) :
хочется его дарить
Toxin (11:36 PM) :
а человек наверно просто поверхностный
AMY LEE MULLER (11:36 PM) :
создающееся с двух сторон а если нет то это как то натянуто мучительно
AMY LEE MULLER (11:36 PM) :
да.значит он не достоин твоего тепла.а ты глуп что поверил в него.
AMY LEE MULLER (11:38 PM) :
сердце всегда слышит близкие сердца.просто ты его часто заглушаешь мозгом или внутренним голосом который ты путаешь с голосом сердца....и происходят ошибки...
AMY LEE MULLER (11:49 PM) :
не тем ты тепло даришь мечтатель....
Toxin (11:49 PM) :
глупый значит мечтатель
AMY LEE MULLER (11:49 PM) :
нет мечтатель умный у него сердце глупенькое...
Знаешь...сложно сказать. Некая неопределенность и неясность всего происходящего. Как будто выбился из колеи. Сказал человеку что якобы "потерял вкус к жизни", но теперь задумался, что было слишком сильно сказано, как бы иронично не было. А может и нет. Кто знает. И я не люблю когда спрашивают - "что нового?".
...Кстати ты не забыл, что тебя ждет?
Да, да. Есть еще много вещей которые я должен сделать, чтобы потом оглянуться и с легкой улыбкой сказать себе - "Это стоило того". Мое потряченное время. Да и что такое это "потраченное время". Даже призвук жалости слышится в этой фразе. Человек который живет не должен знать таких понятий. Живет, а не существует. Только пессимисты жалеют.
Хах, да уж. Лучше бы ты забыл что есть "потраченное время".
Действительно...Что с ним еще сделаешь. Со временем. Ни вперед, ни назад не отматаешь. Идет само по себе, а тебе уж остается им разве что располагать.
Окей окей, так конкретно на вопрос ответь.
Если конкретней, то меня ждет огромное количество интересных и не очень книг которые я просто обязан прочесть.
Такое же огромное количество людей, которым я хочу улыбнуться.
И еще большее количество ветров что почувствуют пальцы мои.
Чувствуешь себя хорошо?
Не совсем...Я все еще в поисках.
Чуда?
Душевного равновесия.
...
Еще вопросы?
Да, еще одна вещь. Ты же не любишь серый цвет. Даже черный считаешь не таким безжизненным. Зачем поставил такой фон?
Всё то у вас принято жить по понятиям. Вот сказал кто-то что это бело, а это серо так и стали называть. Ты состояние скуки никак по-другому не называешь? Может это и не скука вовсе. И да. Это не серый цвет. Это цвет пыли, забытых дорог и растёртых пальцами "грифельных" рисунков. Всего того что ты принял считать отшельным и чуждым привычному.
Первый раз я обнял тебя за некоторое время
Разговоры с тобой, слезы, приглушенный свет в атмосфере которых я ощущал что все, что должно было со мной произойти - случилось...
Финиш...
Дальше уже ничего не было
Не ощущалось ни "завтра", ничего вообще что должно было произойти дальше
Просто тупик каких еще не было...
В обьятии мы предавались только воспоминаниям и жалости содеянных ошибках
Под конец сна в голове ясно звучала Strata - Stay Young
И я открыл глаза
Сейчас я пытаюсь понять к чему был этот сон
Почему он вообще приснился
Почему там была ты и мой лучший друг, ведь мы даже не общаемся больше
Почему есть что-то такое - что не хочет отпускать мысли о тебе
Я стараюсь тебя забыть, зная что так будет лучше
Я тебя все еще люблю...но это пройдет
Последнее самое сложное что мне осталось это смириться с этим
Только время решит...
Зачем был этот сон
Я проснулся с новой любовью к тебе сам того не желая
Зачем был этот сон если мы больше никогда не увидимся
Может быть ты поняла насколько мне тяжело если бы услышала слезный крик
"Я не хочу тебя больше любить"
Я вижу ясно. Ясно до боли, до последнего волоска, который режет мне зрение. Я прогоняю иллюзии небрежным взмахом руки и улыбаюсь, доходя до дна чьей-нибудь души. Души - как ровные сосуды - толкаются боками, иногда видна неровность лепки. И разбиваются быстро. А потом всю жизнь - склеивай по осколкам, но вон того уголка уже не найдешь. Потерян безвозвратно. Как каждый вдох и выдох. С каждой минутой их остается нам все меньше.
Я думаю об этом. Это помогает видеть.
Но когда уходит свет, мою пещеру наполняют черти. Золотыми тенями сползают со стен, знакомо шелестят листьями, тихо открывают мою дверь, и я вижу тонкую руку, медленно опускающую ручку, я узнаю цвет кожи.
И пещера превращается в дом, в ней загорается свет, и мы сидим на кухне и смеемся, и камень на полу кажется мягче, чем ковер, а вода из ледяного источника нежит тело, как и все, что будет потом.
Я целую ее, и ее нежность будит во мне гнев. Я хочу покорить ее, сжать, чтобы хрустнуло, чтобы сломать ее - и сделать навеки моей, но она улыбается, и ускользает, оставляя только теплое прикосновение руки.
А потом - тоска, самообман, трагедии, и срываешь обои со стен пещеры, чтобы тупо уставиться в камень, который никуда и не девался.
И снова шелестят листья, и вновь в бездну тесных объятий, и собственных промахов, и желания коснуться, и страха потерять, и глупости, и нежности, и черте чего... И она усмехается, а потом вдруг:
"Пиши-пиши, я тебя никогда не оставлю".
Молоко - к молоку, перья - к перьям, лазурь - к лазури, весну - к весне... Смолу - к смоле, пламя - к пламени, тьму - к тьме, горечь - и истине. В первый раз смыкая объятия, ты вступаешь в вечный круговорот любви и смерти. Желай, бойся, надейся, смотри издалека - но не делай этого шага. Не падай в эту пропасть, потому, что заглянув по ту сторону сияющего зеркала, ты увидишь серую гладь тоски, желания, привязанности, страха. Но словно невидимая свеча жжет твой трос, и он обрывается медленно - по ворсинке, и ты пылаешь, и закрываешь глаза, и делаешь этот шаг без страха.
Все придет потом. И страх, и сомнение, и разочарование. И уже не будет той тебя, которая делала этот шаг. Другой человек взглянет из зеркала усталыми глазами, другой человек будет шелестеть: "Не хочу терять любовь", другой человек будет с интересом смотреть на кого-то нового, незнакомого, интересного, другой человек все, все забудет.
А пока - смотри, пылай, надейся.
И верь в свои маленькие, глупые, ненадежные чудеса.
Пока они тебе еще нужны.
Теряю тебя. Теряю тебя с каждым днем, с каждой ночью, с каждым словом, сказанным другой, с каждым чужим прикосновением. Все это - колючий страх смерти, пахнущий кислым страх пустоты - без твоего дыхания, без дымчатого сияния глаз, без тихой усмешки губ.
Страх, что однажды мне некуда будет стремиться, некуда будет обрушиваться огромной волной, чтобы затихнуть в твоих объятиях - так скалы усмиряют прибой, так ты приручаешь меня.
А в ответе ли ты? Тем, кого приручили, так и хочется думать, что за них отвечают. Так и хочется стрельнуть этой фразой. Но... как можно отвечать, если не знаешь, насколько сильно приручил. Слова бедны, прикосновения дурманят, взгляд в упор переносить непросто. И ты даже не подозреваешь, как все мое тело оживает порой в ответ на случайное касание твоей руки. Может быть, так и душа оживает в ответ на случайное касание другой души.
Приручение - случайность. Намеренно влюблять - прибивать птице крылья. И больно, и не взлетит. А настоящее - до-мозга-костей-приручение - именно случайность. И иногда она фатальна, как и многие другие, и все это не замысел рока, не кара, не чей-то прихотливый сюжет - а просто свободное сцепление звеньев, падение многих песчинок, слияние капель - выбирайте, кому что больше нравится.
Поговорить минутку и оборваться гудками в пустоту. Которой и боишься.
Грех об этом, конечно, прозой писать, но слишком устал, чтобы рифмовать.
Великое всегда растворяется в обыденном. И при этом не теряется в этом. Только вот приглядеться надо.
Знаю я один кинотеатр. Старенький, никому особенно не нужный. Старые фильмы показывает. И работают в нем три женщины. Двадцать лет работают. Сами двигают тяжелую аппаратуру. Сами клеют старые кинопленки, а те разваливаются по частям. Приходят на работу, даже если заболели. Потому, что кроме них - никто.
И любят свое дело. Причем не слепой любовью идиота. А такой любовью, когда у тебя опускаются руки, потому, что понимаешь - тупик, баста, ничего лучше и не может быть. И от того, что это - твое - охватывает страшная немота, потому, что боишься спугнуть - словом, вдохом. Но это и так никуда из тебя не денется, и ты это сам прекрасно понимаешь.
А иногда такое бывает и не только с работой. Ты в первый раз видишь лицо человека, но вдруг из самой глубины души поднимается огромной, невесомой волной предчувствие, и - обрывается, и с пеной перемешиваются мгновения, которые еще предстоит пережить, и картинка неясна. Вот это лицо - раскрывается тебе навстречу. Вот оно - полное горя. Вот оно - искаженное то ли страстью, то ли гневом, не разглядишь. И ты смотришь на это родное, чужое, усталое лицо - и то ли предчувствуешь, то ли вспоминаешь. Но волна уже обрушилась, и под твоими ногами только мокрый песок.
А что касается разных мест в городе, то тут все совсем по-другому. Проходя где-то, никогда не знаешь, когда, с какими мыслями, с кем, зачем и откуда ты пройдешь тут снова. И порой воспоминания несовместимы. Так, словно ты идешь по одному и тому же месту в параллельных мирах. Так и утешаемся, господа, так и утешаемся.
"Никогда не знаешь, где тебе повезет", - очень и очень правильно заявлял sir Макс Фрай.
И действительно - все самое интересное происходит совершенно неожиданно.
*Неожиданно становится светло.
*Земля вдруг становится очень далеко от ног.
*Школу переименовывают в университет, а потом в работу, совершенно не предупреждая тебя об этом. В дополнение к этому здание меняет свой адрес.
*Затем обнаруживаешь себя в мебельном магазине, покупая двухспальную кровать, кастрюли и тапочки с зайцами вместе с девушкой, с которой полгода назад обменялся клятвами в вечной дружбе
*Неожиданно замечаешь, что неведомый домовой, расколотивший твою любимую фарфоровую статуэтку XIX века, называет тебя папой.
*Слышишь, как кто-то хвалит произведение писателя такого-то, решаешь тоже почитать, и вдруг понимаешь, что ты это, собственно, и написал.
*Ты наконец перестаешь говорить о свободе и начинаешь ее чувствовать.
*А однажды тело становится совсем легким.
Жизнь как череда неожиданных пробуждений в летаргическом дне повседневности.
Опять не спится. Ничего не могу с собой ничего поделать. Сколько там ночей можно прожить без сна? Отсчитываю вторую. Наверное, это судьба - отсчитывать ночи и сожалеть, что не с тобой, и вот на одну стало меньше, а ведь все доступно - только руку протяни, и от этого - черт, черт, крутишь все ту же песню, и глупо не спишь. А в голове тихо и нежно гибнут мозговые клетки, дай бог поглупеть еще больше...
Кто там некогда говорил, что любовь и жизнь несовместимы? Покажите мне этого гада!
Да-да, сам некогда говорил. Что жизнь - это долг, а любовь - это праздник, и путать их - преступление. Что праздник любви нужно заслужить - трудом, терпением, раздражением, альтруизмом, тем, что приходится терпеть все остальное, но уж что-то я становлюсь совсем уж глобальным однолюбом - теперь все, кроме тебя, мне невыносимо. Может, это те самые мозговые клетки? Точно, если по ночам я думаю о тебе, то они задействованы и просто физически не могут умереть, а дохнут все остальные? )
Впрочем, это всего лишь вторая ночь.
И лучше бы тебе об этом не знать. Но все равно же проговорюсь.
P.S. Впрочем, существует ли счастье, все же слившись воедино, и никогда-никогда-никогда не разлучаясь? Что за тревоги подстерегают тогда? Страх разойтись, разлететься, распаться на составные части? Каковы они - страхи для двоих-в-вечности?
Предпочел бы узнать;)
P.P. S. "Это не любовь", - мечтательно говорила мне о нас (Нас!) одна моя почти забытая подруга, "На нее это не похоже... Может быть, привычка? Может, ты слишком привязчивый? Не могу рационально объяснить, почему тебя так тянет к ней...".
Половинки, милая, чертовы половинки, да еще и обломанные неровно - ни с кем другим не просочетаемся.
Может, это кара за то, что в детстве я любил вырезать из бумаги?.. :)
Как ни странно, но коллеги почему-то любят слушать истории про школку – вероятно, для них они проходят по разряду ужастиков. Сами, мол, мы выбрались, теперь можно и глаза широко пооткрывать, и подышать учащенно, пока Летум плетет сеть рассказа про двойку Сидорова Вовы. Сам Летум испытывает сходное болезненное удовольствие, проходя мимо институтских приемных, стены которых подпирают дрожащие и жалкие в своей неопределенности абитуриенты. А если уж зайти внутрь какого института, то и вовсе демонический хохот сотрясать начнет, клыки зачешутся.
Таки я сейчас о школке буду. Учеников, как известно, бывает три разновидности, ни больше и ни меньше. Тип первый, безнадежный – это клинические. «Дебилы, дурки, альтернативно одаренные» и прочие юродивые. С ними общаться бесполезно. Дислокация – задние парты, взгляд – светел и ясен – незамутненно-ясен, речь блуждающая. Люди они по преимуществу (хотя и бывают исключения, все зависит от среды) невредные, незлобивые, и заслуживают всяческого снисхождения и понимания, потому как грешно смеяться…
Тип второй – это девочки-отличницы (мальчики здесь почему-то встречаются крайне редко, у них психика более полярна), зубрящие все от сих до сих (то есть ровно до заданного места и ни строчкой больше), по жизни агрессивные, имеющие четкую цель и уже наметившие план ее достижения. От них лучше держаться подальше, отвлеченно фиксируя правильно и скучно написанные контрольные и периодически вяло реагируя на эрегированную руку «я знаю правильный ответ на все вопросы в пределах программы».
Третья же группа учеников – цветы моего сердца, условно определяемые как «раздолбаи», они же «превзошедшие». Перед ними испытываешь даже некоторую робость, потому как неудобно учить тех, кто уже понял главное – «а нам все равно» и далее по тексту. У этих замечательных людей полно интересов, кроме школы, зачастую (впрочем, не обязательно) есть своя в меру буйная компания, практикующая взаимное недельное сидение на деревьях, бухалово в пригородной лесополосе и прочие мелкие радости личной жизни. Раздолбаи вполне могут ответить на твой вопрос, если он им интересен, причем ответить так, что будешь горд собою – во, мол, как выучил, – а на следующий день не прийти в школу, потому что нашлось более интересное занятие – например, поспать. Если в школе и имеет смысл работать, то только для них – только они на самом деле воспринимают то, что читают, что слышат, а не зубрят никому не нужную статистику роста производства тракторов в Боливии за последние десять лет, чтобы отличиться в очередной контрольной. Увы, но именно за них – раздолбаев, а не тракторы – опасаться приходится больше всего. Девочки-отличницы с аппетитом прохрустят по костям своих менее удачливых товарок на пути к светлому будущему, дебилы устроятся на завод или замуж – и у них тоже все будет хорошо. А вот превзошедшие – те от собственной неустроенности, от бессмысленности могут, если не хватит в нужный момент воли и лицемерия, испортить свою жизнь раз и навсегда – и речь не идет только о «провалить в институт». В наше время на вопросы надо смотреть ширше.
Кстати, нет. Сам я раздолбаем не был и скорее меня можно было отнести к типу «девочек-отличниц» – да, и так бывает. Что, впрочем, не помешало и Летуму в свое время «превзойти».