так тихо, по кромке...
услышав голоса ушедших и нерождённых...
постигнув единство мира, раздираемого детским безумием...
вечность смоет следы, растворив без остатка...
чувствуя себя дичью, звереют и маленькие рыжие ангелы...

один намёк и я исчезну. один кивок и я приду. цветком прильну и кану в бездну и сгину в каменном бреду. возьми меня в рабы. изведай разнузданность. будь госпожой. мой демон, насладись победой над уничтоженной душой, а если вынырнет из мрака охотник на весну твою, не бойся я твоя собака. я буду рядом. я убью. о знаю, знаю ты не любишь. ты в жизнь играешь. ты живёшь, но ты сама себе уступишь. ты позовёшь...

на самом деле всё даже немного странно.
мне удалось пробыть наедине с ней только какую-то пару часов.
жалкую, но бесценную пару часов.
ей было плохо, она сидела на моей кухне, смотрела в окно, на разбитый дворик и плакала. как-то очень нехорошо, безысходно плакала. и смотрела на меня своими грустными серыми глазами, словно извиняясь, говоря: ты прости уж, что я тут так, расклеилась. я чувствовал себя ничтожеством, полным, ниже плинтуса, ненавидел себя за то, что ничего не могу сделать.
потом она лакомилась печеньем, запивая его какао и о чём-то мне рассказывала. о чём-то больном. я старался ухватить каждое словечко, каждую интонацию, смотрел на неё и забывал, что она говорила, слова отказывались складываться в предложения и убегали куда-то далеко. из зоны действия сети.
а потом, закутавшись в плед, перебирала книги на кровати. она не может без книг, это я понял сразу, только увидев. если солнцу нечего почитать, то уже через день-два она начинает ворчать на всех, ныть и злиться, что ей скучно. и уснула. свернувшись клубочком и выпустив книгу из рук. я помню, что сидел рядом и смотрел, не в состоянии оторваться, перебирал разлохматившиеся огненно-рыжие пряди, зная о том, что они светло-русые, на самом-то деле. вслушивался в её дыхание, ровное, едва ощутимое, сам стараясь дышать реже, тише, боясь спугнуть чудо. Думая о том, что она может размышлять о философии, говорить настолько умные вещи, что становится не по себе, вести себя распутно, путать людей, заставляя думать, что наглая, неприступная, холодная, стерва. и быть сущим ребёнком. наивным. доверчивым. ронять слёзы горечи, безысходности, обиды в чашку с какао. и на печенье.
мне показалось, что когда она проснулась, то как-то не сразу поняла, где находится. а потом мы пошли в ванную, оттирать со щёк разводы от туши. она словно бы стеснялась меня всё время, и смотрела каким-то странным, долгим взглядом, который пробирался куда-то внутрь меня, будто спрашивая о чём-то. о чём?.
вылакав ещё чашку какао и доев печенье она заторопилась домой. я глянул на часы. десять вечера. дошёл с ней до остановки, подождал маршрутку. отрешённо смотрел как хлопнула дверь газели. вздохнул, пошёл в магазин. на щеке горел след от прощального прикосновения её губ. купил пачку печенья. и какао. дома расчистил место на полке и положил всё это аккуратно. до следующего раза. не зная, будет он. нет. уснул поздно, кутаясь в плед, хранящий её запах. просто надеясь.

этот дневник своим рождением обязан одной девушке.
я, конечно, ещё пару дней назад не собирался делать ничего подобного, но...
мне просто необходимо вынести то, что внутри, куда-то.
отчасти в никуда, выплеснуть в бесконечное пространство оптоволоконных проводов.
думая, что станет чуть легче. надеясь избавиться от тупой боли из-за неё, за неё.
и я буду писать.
я, конечно, мечтал когда-то поселиться в её голове, жить, дышать сквозь неё, думать ей, прорасти в этом человеке.
за невожмостью вышеперечисленного я буду писать.
пытаясь перечеркнуть ту безысходность тем образом, который когда-нибудь оживёт из набора символов.
я здесь, потому что нечаянно_специально узнал адрес её дневника на этом сайте и просто хочу быть чуточку ближе.