Я знаю, что Осень не придет, я потерял ее номер телефона. Это было так беспечно и глупо с моей стороны, что я завариваю чая вдвое больше, ставлю две кружки на стол, чтобы пить из них по очереди в одиночку. Я помню, она пьет без сахара, ненавидит сладкое и курит какие-то крепкие сигареты, от которых вся моя квартира пахнет, как табачный склад. Но Осени нет, близится полночь, а я не видел даже полы ее плаща, мелькнувшей за поворотом. Я верчу в пальцах кружку, чайник тихо свистит, в квартире холодно и пусто.
Так странно, что все годы, когда она приходила ко мне, или писала длинные вызывающие письма, я тяготился ее присутствием, даже незримым, ее медовые глаза смотрели на меня с исписанных листов линованной бумаги. Я помню, наверное, каждый ее привычный жест, как она нервным движением плеч поправляла шаль, как отбрасывала волосы со лба, стучала худыми пальцами по столу. Вот сейчас бы она сказала, что мне пора давно уже завести электрический чайник, потому что старье вроде моего работает так же медленно, как я думаю.
Но ее нет, возможно, если она когда-то и любила меня, то теперь ее путь уже вряд ли пройдет мимо моего дома. Я разливаю чай в две чашки, от него вьется пар, я вдыхаю тепло, прикрываю на секунду глаза.
Осень сидит напротив на диванчике и лениво ковыряет ногтем столешницу.
- Я думал, ты не придешь никогда, - я протягиваю ей дымящуюся кружку.
Она отодвигает ее в сторону, смотрит холодно и молчит несколько мгновений, потом улыбается.
- Ты самый занудный из всех зануд, которые когда-либо мне попадались, вот уже сколько лет я прихожу к тебе и ты пьешь все тот же отвратительный чай из той же самой кружки.
Я смеясь, хватаю кружку со стола и разбиваю ее об пол, чайные брызги летят во все стороны.
- Неплохой повод от нее избавится, тебе не кажется?
- Ты залил мой жакет, идиот! – В притворном гневе кричит она, вскакивая из-за стола, сбрасывает жакет и бросается ко мне в объятия.
Я оторопело стою и смотрю на ее рыжую макушку.
И как только я мог подумать, что мне может недоставать этой женщины?
She’s like the wind.
Я целую ее плечи, от нее пахнет солнцем и апельсинами, я знаю, это такие духи, но мне кажется, что вся она соткана из солнца и апельсинов. У нее волосы сухие и темные, едва прикрывают уши, и вся она такая светлая, чистая, улыбчивая, что мне нравится целовать ее шоколадные плечи и думать, что больше мы никогда не увидимся.
Я напишу ей пару писем, она, не читая, бросит их в девчачий дневник, чтобы потом показывать подружкам нашу любовь, которой никогда на самом деле и не было.
город в пустыне.
выживает даже не сильнейший, но наиболее термоустойчивый.
вот уже сколько времени я наблюдаю, как умирает мой дневник. времена меняются, я становлюсь все менее сентиментальным. и хотя я всегда был чертовски болтливым, но испытывал какую-то потребность в этом дневнике, теперь же мне гораздо приятнее просто говорить.
и потом если раньше эта страничка отражала мое состояние, то теперь это пестрая реклама из всех углов монитора, какие-то всплывающие окна. это больше не дом, а мотель.
быть может, я слишком придирчив, и опять же я как всегда не ухожу навсегда, потому что я по природе нерешительный человек, но многое здесь стало меня больше раздраждать, чем успокаивать.
За чистым листом, так просто и быстро
Схоронить свои грязные мысли.
Спрятать их, скрыть среди тысячи фраз,
Среди тысячи слов, незаметно для глаз
Подменить, замарать, искалечить.
Перепутать, где утро, где вечер,
Где восходит луна, где садится,
Где настырные серые птицы
Под окном беспокойно кричат,
Где забытая кем-то свеча
Легкой струйкой дымит в потолок,
Позабыть, где ключи, где замок,
Зацепить за разбитый порог,
Заплутать, испугаться, укрыть
Своих помыслов тонкую нить.
На листе мелким почерком сеть
Из слогов, предложений и слов,
Но за мыслью твоей не успеть,
Чистый лист поглотил ее вновь.
P.S. бред порождает бред. но иногда уже поздно думать, что лучше бы я не этот фильм не ходил.
Я верю в завтрашнее солнце, оно круче андронного коллайдера в миллионы тысяч раз, поэтому мои дурацкие выходки спишут на эксцентричность характера, а я спокойно уйду, вытру слезы грязным рукавом, завяжу волосы в узел и уйду.
Потому что завтрашнее солнце круче, чем все лампочки накаливания на этой земле, круче моих глупых и беспочвенных метаний.
Я люблю все, что закончилось и то, что наступит я люблю еще больше.
Все что делает тебя чище,
Делает тебя лучше,
Красит небо в синь,
В дождливую хмарь,
В летнее золото.
Когда месяц молод,
Мигает фонарь,
Идешь один
И думаешь,
Что на другом конце света тебя кто-то ищет,
Кто-то ждет.
Я здесь, потому что тут солнце светит,
И голубоглазые дети,
Играют, сверкая улыбками.
В них так много любви,
Так много сияющей радости,
Они тянут в ладошках мне сладости,
И я улыбаюсь в ответ,
Что мне еще остается,
Ведь только в ком жизни нет,
Пройдет мимо
и не улыбнется.
Среди тысячи слов я найду одинокое.
Ему имя весна, ее реки глубокие,
Половодья разлили, сокрыли поля,
И теперь, где когда-то чернела земля,
Прорастают колосья, густая трава
Прошлогоднюю поросль сменит.
Как проходят года, все меняется,
Только вешнее солнце останется,
Его теплый, ласкающий свет,
И за долгую тысячу лет
Никогда-никогда не изменится.
Будет дерн на высоких курганах
Согревать золотистым теплом.
Сколько пало людей, вы не знаете?
Сколько пролито слез, вы не помните?
Ну конечно,вы знаете, помните,
Сколько дней и бессонных ночей,
Вы на фронте сражались,
в тылу
провели, защищая страну.
И сейчас, вы, наверное, вздрогнете,
Покачаете головой,
В вашей памяти лица все собраны,
И улыбки погибших товарищей,
И друзей, что вернулись домой.
Оставь это утро светить,
Еще одно новое утро,
И я безразличный, хмурый,
Бесцветный, как новый день,
Совсем не отбрасываю тени.
Я знаю, я светел,
Свет над моей головой –
Это солнце, тусклое, белое,
Такое, что стрелы
Троллейбуса кажутся черными нитями.
Прохожие – зрителями,
Проспекты – пыльной пустыней.
Трамвай загрохочет, застынет,
Остановится, выйдут люди,
Ты вместе с ними пройдешь,
Забудешь, наверняка забудешь,
Что когда-то любил меня,
Любил этот чистый город.
Мои светлые дни, все как один,
Выстроились в ряд,
А на дальних берегах горят
Маяки, они ждут путников,
Романтиков, спутников,
Не таких как я унылых поводырей,
Среди солнечных долин и морей
Блуждающих капитанов.
Корабль мой города и страны
Видел все, даже те города и страны,
Что сокрыты белесым туманом
От таких же бумажных корабликов.
Усмехаются, шепчут волны,
Я сложу миллион журавликов
Из газетной бумаги желтой.
Говорят, если верить в чудо,
Даже бумажные корабли совершают кругосветное путешествие.