Es fehlt in meiner Welt an dir. Ich hab’ keine Lust was zu machen, jemanden zu sehen.
Du bist überall. In Traumen, im Herz, im Kopf, in der Luft. Dein Parfüme verfolgt mich, ich sehe deine Augen von meinem Gesicht, immer, jede Minute. Ich lese deine sms, die du mir geschickt hast, jedes Wort will ich auswendig lernen.
So kann ich ein bisschen Deutsch schreiben. Aber nur für dich. Die Sprache meiner Liebe, meines Herzens ist jetzt Deutsch. Es scheint so, dass ich einen Lieblingsbrief schreibe, stimmt aber nicht. Diese Worte kommen von meiner Seele, wo die Ozeans von Gefühle sich befinden. Was für Gefühle, kannst du dann mich fragen. Liebe, Schmerz, Hoffnung, also die Ozeans von Gedächtnis, von dir.
Du bleibst immer bei mir, als ob du nicht so weit von mir wohnst. Ich erinnere mich an deine Lippen, deine Händen, dein Lächeln. Und dann schaue ich mir die Photos an, die Photos von uns zusammen. Was kann ich da sehen? Nur glückliche Teens, die Zeit mit Spaß verbringen. Und dann gleich kommen die Bilder des letzten Morgens.
Zu schwer, immer zu schwer, zum ersten Mal ist alles schwer. Du sagst, dass die Zeit Heilen kann. Will ich aber meine Wunde nicht geheilt werden.
Entschuldige mich bitte, dass ich dich verletzt habe, vergiss aber mein verwundetes Herz nicht. Vergiss nichts.
Ohne dich kann ich nicht leben, nur leiden und sehnen.
Lieb dich, mein Schatz.
Dein blödes Madchen.

 

Лети в небо, распахни крылья, отворись навстречу ветру и лети, обгоняя облака, перелетных птиц, ты ведь и сам как перелетная птица, летишь и летишь, останавливаешься, а потом опять отправляешься в небо.
Лети выше, к звездам, охвати их руками за острые иглы, о раскаленные лучи, а, может, они ледяные, холоднее твоих глаз.
Никогда я не знал много о звездах, никогда я не касался их незащищенной рукой, не резал свои пальцы в кровь, а только смотрел с земли и мечтал, что ты когда-нибудь сможешь сказать мне легенду о звездном мальчике.
Лети, дотронься неба губами, поцелуй облака, окунись в млечный путь с головой, утони в солнечном ветре, укройся за кольцами Сатурна, растворись в синеве утренней звезды.
И я буду смотреть на закатное марево, на грозовые фронты и думать, как жаль, что я никогда не умел рисовать.

 

---

 

P.S. улетел на неопределенное время.

P.P.S. я как-то писал о небе. и вряд ли еще когда-нибудь смогу.
http://www.liveinternet.ru/users/isilme/post29592695/

[311x452]
Я закрыл бы от бед окно,
Да печаль просочилась в дверь.
И теперь уже все равно.
Я как раненый дикий зверь.
Забираюсь в свою нору,
А на небе горит закат,
Я как будто чего-то жду
От закрытых небесных врат.

Я писал бы тебе письмо,
Но чернила пролил на стол,
Я любил бы тебя давно,
Если б только я был другой.

В облаках надо мной горит
Алый шлейф огневой звезды,
Ветер тихо в листве шуршит,
А я сплю и не вижу сны.

Это цитата сообщения Туська_Ко Оригинальное сообщение

предупреждение
когда умирает любимый

я обещал ему
жить
а значит
я буду

я жизнью обязан мёртвым за то, что умею дышать и любить.
(с)

эти серые будни – сегодня вторник, я живой собираю себя из осколков цветного стекла и рваных страниц ярких журналов о моде, чтобы потом не было больно и трудно искренне улыбаться худыми скулами, на фотографиях прошлого, беременного холодом, я счастливый, а сейчас… – о небо, я хочу ребёнка с его глазами, мне нужно знать, что он был, заласкал, занежил, приручил меня отчаянного, истеричного, и я в ответе за память о хрупкости жизни, меня можно изломать и избить, заставить плакать, но я всё равно буду – «я обещал ему жить!».

P.S.

Дорогой друг, пишу я вам столь из необходимости что-то написать, сколь из желания видеть ваш ответ.
«Моя бесцветная молодость прошла в бесплодной борьбе с самим собой».
Итак, я вижу внутри себя ту вульгарность, которой обеспечены все циники нашего света. Милый граф, неужели вы никогда не думали, что именно вы – тот самый умный, гениальный человек, который знает наперед поступки всех людей вам сколько-либо знакомы, не считали ли вы себя провидцем, способным читать в душах человеческих? Нет? Увольте, граф, я вам не верю. Я сам порою грешу подобным, а мое честолюбие совсем не идет в сравнение с вашим.
Так вот, я хотел сказать вам, что, так же как и вы, думает каждый человек на этой проклятой планете.
А еще, знаете, граф, ваша любовница за время вашего отъезда издала вашу переписку и над вами потешается весь Париж, о граф, вы не представляете, как забавно и пошло читать чужие любовные письма. Что вы с ней сделали? Зря вы не подарили ей бриллиантовое колье, я вам искренне сочувствую, но не жалею о ее поступке. Он скрасил мои скучные будни.
Только, прошу, не уверяйте меня, что любили ее. Вы скорее думали, что она вас любит, дорогой друг, вы стареете, да. Я перестал узнавать вашу хватку.
Что-то еще я хотел передать вам, но память подводит меня, я, видимо, тоже старею. Сейчас я представляю, как вы кривитесь. Да, конечно, я вру. Я помню все имена, о которых говорю, что не помню, все досадные промахи, о которых с глупым видом заявляю, что ничего подобного не было, еще я вру, когда цитирую кого-то под видом старого знакомого. Я пока еще не на столько обнаглел, чтобы цитировать себя совсем неприкрыто.
Я читаю ваши романы, граф. Они, честно говоря, бездарны. Все на чем они держатся – напыщенный скандал. Вы всегда были пошлым, граф, но у вас есть умение преподнести эту пошлость как талант.
И именно из-за этого я преклоняюсь перед вами.
Ваш покорный слуга.

Это цитата сообщения inFlames Оригинальное сообщение

Каким же пустым ты стал.
Я повторял тебе не раз и не два.
Ты давно выгорел изнутри.
И единственное развлечение - бросать этот пепел в глаза слишком любопытных.

Это цитата сообщения Vlastimir Оригинальное сообщение

Нейтралитета нет. Ты или воюешь за одну из сторон или создаешь свою армию.

Мне случалось видеть, как старел мой кот, и почему-то с возрастом в нем появлялось все больше любви.
Я брал его на руки и чувствовал кожей тепло его меха, я любил его, слишком сильно, наверное, я хотел дать ему вечность.
И теперь я каждый день отрицаю, что он будет старым, мертвым, забытым, и я не могу думать, что когда его уже не будет со мной, я буду чувствовать в себе столько любви.
Кошки, они как люди, у них глаза глубокие.

заберите глупости из моей головы.

замечательный подруг, ты же знаешь, что я всегда за тебя.
би анбеливбл хэппи;)

меня терзает чувство, что такого человека, как я не существует.
меня снедают параноидальные мысли, детка, я иногда говорю себе, что пора бы уже и перестать, но получается, что если я и перестану, я уже не буду собой, да, представляешь, мой имидж ведет к паранойе, прекрасно, детка, да. Мы с тобой чокнемся в один день.
Потанцуешь? я всегда мечтал танцевать, я знаю, ты научишь меня.
Я иногда смотрю фотографии людей с красными глазами, у них на руках синяки, детка. Они пишут убийственные песни, но они умрут, да, я знаю.

Мне кажется, что ты тоже когда-нибудь умрешь, но ты умрешь не так. у тебя в крови какой-то романтический героизм, а может просто потребность к красивому саморазрушению. ты безумен, детка, всегда таким был, а, может, я тебя только таким и знал.
мне все же кажется, ты к чему-то идешь, но я не знаю, чего ты добиваешься. тебе хочется, чтобы к твоим ногам слагали знамена, да, ты безумен, но чертовски честолюбив, детка.
и еще, знаешь, все-таки ты отвратительный тип.

P.S. исчезаю на пару недель

Говорят, когда любишь, тебе снятся сны.
Я был болен снами. Снами о чужих, незнакомых мне людях, я кричал, что не видел их никогда, но я помнил их руки, губы, голоса. Я был болен. Через зашторенные окна пробивался свет и я хотел кричать, чтобы кто-нибудь меня забрал прочь, но я не мог ничего.
Я все еще ничего не могу. Я был влюблен в музыку, всю свою жизнь, все дни и ночи напролет.
Мне снились мужчины, которых я не хотел больше помнить и которых я никогда не любил.

Дорогами темными прочь за крутой косогор,

Уедет повозка, груженная желтым зерном,

И я по следам колеи на бескрайний простор

Отправлюсь искать недоступное зыбкое счастье.

 

В своей поздней молодости Венера Димерсо хотела любви.

...

Хм. Странно, не правда ли.
И дело не в том, что я ненавижу эту чучелу на вокале, и не в том, что билеты зашкаливают, а в том, что я так долго хотел, а теперь не хочу и уже заездили мои уши эти бесспорно милые, но надоевшие товарищи.
Господа, я люблю вас, но я не хочу опять толкаться на танцполе и выпрашивать автографы. И даже не потому, что я не люблю концерты, в них, наоборот есть прелесть и энергетика. Да в шумных концертах есть энергетика, выброс адреналина. Но.
Это уже не мое, господа, только потому что я вдруг понял, что я не хочу идти туда из принципа.

Итак, господа, можете меня поздравить.
Я НЕ иду на найтвиш.
[297x400]

Она была необычной женщиной. И что самое главное, у нее всегда имелись неплохой коньяк и табак в малахитовой табакерке.
Конечно, она была шлюхой, редко удавалось застать ее ночью в одиночестве, поэтому мы приходили рано вечером, когда она готовилась к приему.
Нас было трое парней и Эмили, мы между собой звали ее Джек, потому что эта девушка мало чем отличалась от чистильщика ботинок на углу Сен-Мишель.
Эмили кончила музыкальное училище по классу фортепьяно и мы иногда собирались в небольшом ресторанчике на берегу Сены, выгоняли полупьяного пианиста и играли в две руки.
Но у мадам Ронлей пианино не было, только кожаный диван и бочонок с чахлой пальмой, которую никто никогда не поливал. Женщина варила кофе из зерен, черный и без сахара. Ей было где-то тридцать пять, но никто никогда не знал ее настоящего возраста.
Когда нас впервые познакомили мои знакомые, она очаровала меня бесконечной женственностью тонких припудренных рук и мягкой улыбкой настоящей королевы полусвета.
Все же не шлюха, нет. Куртизанка. Она была куртизанкой.
Говорят, когда-то в молодости сам премьер-министр оказался у ее ног. Все, что он получил – отказ. И ради чего? Гордость, эта женщина оказалась бесконечно гордой.
Меня удивлял тот факт, как мадам Ронлей могла сохранять достоинство, проведя ночи со столькими мужчинами. Она сама однажды сказала мне, что ее влекли плотские удовольствия, и что теперь она немного жалеет, что стала падшей женщиной. Никакие удовольствия уже не манили ее так как раньше, и единственное, чего ей хотелось бы иметь, был родной человек.
Ее знал весь Париж, но вряд ли кто-то мог стать для нее родным. Она говорила, смеясь, что старые потрепанные шлюхи не пользуются успехом. Я спрашивал, почему бы ей не оставить ремесло, но она грустно улыбалась и отвечала, что модные наряды все еще будоражат ее поблекшее воображение.
Через десять лет, когда я опять оказался в Париже, мадам Ронлей уже не принимала по ночам, пара моих друзей погибли на войне, а Эмили вышла замуж за чистильщика обуви Джека, ставшего сапожником.
Мадам Ронлей сильно постарела за эти годы, но от этого в ней только прибавилось какого-то таинственного женского шарма.
Она пела в кафе, я иногда приходил слушать ее, уже без друзей и Эмили. После закрытия я провожал ее до подъезда, а сам останавливал кеб и отправлялся в путешествие по ночному городу. Я думал, что можно было предложить ей поехать ко мне, но каждый раз все повторялось, пока я вновь не уехал.
Чем была моя жизнь? Бесцельным скитанием, поиском чего-то, может быть смысла, скрытой тайны бытия, но лишь одно я знал точно - только одна женщина вызывала во мне какое-то странное восхищение, этой женщиной была куртизанка мадам Ронлей.

[466x699]

За моей спиной громы и молнии.
Выражаясь поэтически, я наслаждаюсь сумасшествием природы, а не поэтически – я ловлю кайф среди этого чертова дождя.
Вода льется мне за шиворот, стекая каплями по моим волосам. Я стою без зонта под ливнем в ожидании чуда. Небо над головой – цвета ноябрьской клюквы. Клюква есть в ноябре? Не знаете? Я – тоже нет.
У меня хроническая головная боль. И хроническая недосказанность фраз. В моей голове слова и обрывки песен.

Мне хочется сейчас расправить крылья,
Взлететь под купол грозовых небес,
И, промочив стальные перья ливнем,
Упасть на землю и погибнуть здесь.

я наверное достаточно одинок, если возвращаюсь в двадцать пятый раз после объявления о конце бредосочинения.
а может, я привык убивать драгоценное время на запудривание чьих-то мозгов.
во всяком случае мне достаточно скучно.
и я, пожалуй, уже не буду писать о любви.
у меня ее нет.

[378x480]
В моей чашке сок из отжатых томатов,
Я, ведь знаешь, устал называть тебя братом,
Ты же им никогда, никогда даже не был
Просто вдруг ты разбил мое вечное небо,
Мою вечность без края, мое море без брега,
Мою жизнь до конца, до последнего бега,
До последней черты у забытого старта,
До последней главы моей книге о Спарте.
Алой кровью течет сок томатный по шее,
И кровит, как порез, на синеющей вене,
Он мне жжет на губах, став на миг моей болью,
Кровью терпкой во рту с едким привкусом соли.
Ты мне снишься теперь иногда без причины,
Чтоб на лбу у меня появлялись морщины.
Я ведь молод совсем, но я стар, ты же видишь,
И я стал понимать, что мечты все излишни,
Что уходят года в никуда и без цели,
Что я стар для того, чтобы просто всем верить,
Что я циник теперь бесконечный, простите,
Я забыл, потерял путеводные нити.
Я иду по пути, что однажды наметил,
Разрывая рукой рыболовные сети.
Я как старый моряк, а быть может мальчишка,
Что читает порой очень умные книжки.
И мечтает потом, становясь капитаном,
Все моря покорить, избегая капканов.

Я писал не о том, все, что здесь, все пустое.
Я забыл, ты прости, твое имя родное,
Потерял адреса, отключил телефоны,
Перестал наконец быть фанатом Мадонны.

В новой жизни моей, бесконечной рутине,
Места нет для планет и ракет астронавтов.
Ты же видишь теперь, что я все апельсины
Променял вдруг на кровь терпко-сладких томатов.

[419x698]
Я знаю, ты пишешь родная
На мокром и грязном стекле
Спешащего вдаль трамвая
В далекой отсюда стране.

И мне иногда снится дождь и зеленые мокрые листья, как я иду и вода льется на мои мокрые волосы.
А сейчас меня жарит солнце и мои глаза становятся страшными. Они всегда страшные, когда приобретают цвет выжженной травы.
Мне иногда хочется думать, что солнце пронизывает меня насквозь, согревая теплом, но оно лишь просто светит над головой, как тогда, как сейчас, как будет всегда, пока не упадет однажды на эту порядком надоевшую голову.
В голове ветер, горячий солнечный ветер, наполненный обрывками фраз и образами лиц, каких-то воспоминаний. Мне хочется вернуться в прошлое иногда, когда в распахнутое окно влетает тополиный пух.
Я помню многое, даже то, что хотелось бы забыть, быть может, к лучшему. Иногда мне кажется, что я стар, но я подхожу к зеркалу и вижу, что все еще молод. Я молод, во мне есть жизнь, она ведет меня вперед, за новые горизонты.
Мне хотелось рассказать кому-то, что в моей голове живут люди, они приходят и уходят, иногда на минуту, иногда на долгие месяцы и годы. Я смеюсь и говорю, что пока они со мной не говорят, пугаться рано.
Я иногда хочу вернуться, но старое не будет новым, время бежит, мир меняется.
Я думал, что любви нет, но она есть. Ровно секунду прикосновения, секунду взгляда, шепота.
В моих недочитанных книгах пометки ногтем, я останавливаюсь на полпути, я хочу смерти главного героя, но главные герои умирают с частотой один на миллион. Миллион книг, миллион жизней, реальных и выдуманных, среди них я вижу свою, она реальна, в ней светит яркое июньское солнце.
Я думаю, пора уходить, пока я не превратил себя в очередного декадента.

P.S. летние сны.
Я ухожу, если хотите общаться со мной, пишите в асю или контакт.