Вы помните былые дни,
Когда вся жизнь была иною?!
Как были праздничны они
Над петербургскою Невою!!

Вы помните, как ночью, вдруг,
Взметнулись красные зарницы
И утром вдел Санкт-Петербург
Гвоздику юности в петлицу?..

Ах, кто мог знать, глядя в тот раз
На двухсотлетнего гиганта,
Что бьет его последний час
На Петропавловских курантах!..

И вот, иные дни пришли!
И для изгнанников дни эти
Идут вдали от их земли
Тяжелой поступью столетий! . .

Вы помните былые дни,
Когда вся жизнь была иною?!
Как были праздничны они
Над петербургскою Невою!..

Вы помните иглистый шпиц,
Что Пушкин пел так небывало?
И пышность бронзовых страниц
На вековечных пьедесталах?

И ту гранитную скалу,
Где Всадник взвился у обрыва,
И вдаль летящую стрелу
Звенящей Невской перспективы;

И красок вечный карнавал
В картинных рамах Эрмитажа,
И электрический скандал
Часов "Омега" над Пассажем;

И толщь Исакиевских колонн,
И разметенные по свету
"Биржевку", "Речь", "Сатирикон"
И "Петербургскую газету";

И вздох любви нежданных встреч
На площадях, в садах и скверах,
И блеск открытых дамских плеч
На вернисажах и премьерах;

И чьи-то пряные уста,
И поцелуи в чьем-то взоре,
У разведенного моста
На ожидающем моторе...

Вы помните про те года
Угасшей жизни Петербургской?..
Вы помните! Никто тогда
Вас не корил тем, что вы русский.

И, белым облаком скользя,
Встает все то в душе тревожной,
Чего вернуть, увы, нельзя,
И позабыть что невозможно!..

из сборника стихотворений "Блистательный Санкт-Петербург" Берлин, изд-во Ладыженского, 1923

В бокале город пузырится,
Шампанское щекочет стены.
Глотнуть, вздохнуть, перекреститься...
И губы вытереть Шпалерной.
И осторожно, по глоточку
Пить Невский и Большую Невку.
Украдкой, жадно, в одиночку
Вгрызаться в Автово и Ржевку.
Прикинувшись официантом,
Зажечь Ростральные колонны...
И расстелить, как скатерть с кантом,
Залив, по-фински многословный.
Пересчитать ножи и вилки.
И уложить вдоль тротуаров
Серебряную Мариинку,
Дома в зеленых пеньюарах.
Украсить Марсово укропом,
Из Биржи приготовить гренки.
.......И добираться автостопом
До следующей тарелки....
И добираться...Набираться!
Кусать, шампанским пузыриться!
И никогда не наедаться
Гурманской Северной Столицей.

Петербургские белые ночи
В полупризрачной мгле ворожат.
Здесь и время ночное короче:
Пред зарёй догорает закат.

Петропавловской крепости стены
Над широкой державной рекой.
Часовых чередуются смены.
Усыпальницы царской покой.

Площадей и проспектов громады.
У Невы величавой дворцы,
И на Марсовом поле парады.
Их участники наши отцы.

Как живые восстали виденья.
Государь объезжает кадет.
Мы в строю. Незабвенны мгновенья!
Мне не больше тринадцати лет.

Вот проходят полки за полками.
Горделивая слава имён.
Лишь победы лихими боями
Осеняли величье знамён.

Кавалерия, сомкнутым строем,
Подымаясь в галоп по трубе,
Пролетает блистательным роем,
Словно весть об атаке – судьбе!

Петербург навсегда невозвратный.
Император на грозном коне
Возникает средь мглы необъятной
Над Россией в крови и в огне.

13 февраля 1938 г.

Там тень извозчика на козлах
В сугроб упала голубой
И вереницу звезд промозглых
Туман волочит за собой.

Там стонет каменное ложе
Воспетой Пушкиным реки,
И тот же мост, и небо то же
Висят, столетьям вопреки!

Там, к ночи подступя вплотную,
Былая жизнь глядит в упор:
Раскольников через Сенную
Проносит под полой топор!

Там на Столярном, в доме Штосса,
В руках у мертвого – онёр,
И на партнера смотрит косо
Проигрывающий партнер...

Там вдоль по Невскому со свистом
Мчать лихачам не надоест,
И делом заняты нечистым
Те двое, что вошли в подъезд!

Там эхо тысячами мокрых
И гулких набережных плит
Ночного будочника окрик
До самого рассвета длит.

Уже кленовые листы
На пруд слетают лебединый,
И окровавлены кусты
Неспешно зреющей рябины,

И ослепительно стройна,
Поджав незябнущие ноги,
На камне северном она
Сидит и смотрит на дороги.

Я чувствовала смутный страх
Пред этой девушкой воспетой.
Играли на ее плечах
Лучи скудеющего света.

И как могла я ей простить
Восторг твоей хвалы влюбленной...
Смотри, ей весело грустить,
Такой нарядно обнаженной.

1916 г.

Урну с водой уронив, об утес ее дева разбила.
Дева печально сидит, праздный держа черепок.
Чудо! не сякнет вода, изливаясь из урны разбитой;
Дева, над вечной струей, вечно печальна сидит.

[525x700]

Хранитель милых чувств и прошлых наслаждений,
О ты, певцу дубрав давно знакомый гений,
Воспоминание, рисуй передо мной
Волшебные места, где я живу душой,
Леса, где я любил, где чувство развивалось,
Где с первой юностью младенчество сливалось
И где, взлелеянный природой и мечтой,
Я знал поэзию, веселость и покой...

Веди, веди меня под липовые сени,
Всегда любезные моей свободной лени,
На берег озера, на тихий скат холмов!..
Да вновь увижу я ковры густых лугов,
И дряхлый пук дерев, и светлую долину,
И злачных берегов знакомую картину,
И в тихом озере, средь блещущих зыбей,
Станицу гордую спокойных лебедей.

Меж тонких льдин вода струится;
И отсвет уличных огней
Винтами яркими крутится
В стекле Петропольских зыбей.

Вон там лиловыми дугами
Ряды сияют фонарей;
Двумя живыми ручейками
Толпа встречается людей.

Люблю тебя, Нева седая,
И льдов твоих звенящий треск, —
И бег и вспышки звезд трамвая,
И гул, и проволоки блеск;

И снег сыпучий под санями,
Подушки шапок кучерских,
И понукание конями,
И пар моторов деловых.

Люблю я конок ход ленивый,
И дребезжанье стекол их, —
Зимы рисунок прихотливый
На окнах лавок городских.

Люблю по Невскому прогулки,
Гостиный двор и каланчу,
Мосты, сады и переулки,
В часовне бедную свечу,

И звон колоколов собора,
И колокольню в синей мгле,
И на коне с грозою взора
Петра на северной скале.

Люблю Царицын луг веселый,
Полеты легких скакунов,
И грохот конницы тяжелой,
И лес кудрявых казаков; —

И раны старых гренадеров
Курносых Павловских солдат, —
И сталь штыков, и блеск манерок,
Громовый «Здравия» раскат.

Люблю зеленые лафеты
И дула пушек полевых,
А в полдень грозные приветы
Из жерл орудий крепостных.

Люблю, когда по тротуарам
Скользит, снует толпа теней,
Когда седым клубятся паром
Бока и ноздри лошадей;

— Ветвей волшебные наряды,
И синий снег в морозный день,
И солнца пурпурные взгляды,
Огонь костра, и дым, и тень.

Люблю старушек я в морщинах,
Таких, которых на картинах
Живописуют мастерски
Рембрандта смелые мазки.

Люблю ланит рассвет прекрасный
И две богатые косы,
И взор восторженный и ясный,
Как капли утренней росы.

Скажи, о юность, что милее
И вдохновеннее тебя?
И я когда-то был нежнее, —
Я помню в юности себя.

И я мечтал и строил замки,
И мысль, не втиснутая в рамки,
Бродила вольно; я горел
И ни о чем не сожалел.

Мы все тогда поэты были;
Свежи, как майская листва,
Мы утром дней не дорожили,
Как лучшим даром естества.

Но прочь, собравшиеся складки!
Мгновенья прожитые сладки.
Вздыхать о прошлом не хочу,
Но в свой размер его включу.

Влюблен я в Пушкинские ямбы,
Порой летучие, как пух,
(В их честь слагал я дифирамбы)
Они пленяют русский слух.

Дождь...
Над Невой туман,
Львы намочили гривы.
Только портовый кран
Нам разгружает сливы.

Мне не нужна Москва,
Мне не нужна Одесса,
Видеть бы мне дома
В белых ночей завесе.

Дождь намочил асфальт,
Дождь прыгает по крышам.
На Театральной альт
Мы из окошек слышим.

Дождь на моей руке,
Дождь на листве зелёной,
Дождь каплей по щеке...
А на вкус солёный.

Всю ночь слова перебираю,
Найти ни слова не могу,
В изнеможеньи засыпаю
И вижу реку всю в снегу,
Весь город наш, навек единый,
Край неба бледно - райски - синий,
И на деревьях райский иней...

Друзья! Слабеет в сердце свет,
А к Петербургу рифмы нет.

1927

1

Змеиный путь немых каналов,
Широких перспектив разбег
И санок быстрых легкий бег,
И зори - перелив опалов.
И царских караулов смены
Пред скованною льдом Невой.
И запад дымный, огневой -
Предвестник царства Мельпомены.
Чуть замирают экипажи,
Взлетевши на горбатый мост.
У рысака рвет ветром хвост
И белые, как снег, плюмажи.
Сверкает шпиль Адмиралтейства,
Поймав на острие луну.
И город царский потонул
В ночи, как в звездно-лунном действе...

2

Люблю я осени пурпурный пламень
И в увяданьи Летний сад,
И павловских казарм фасад,
И плавный бег Невы, гранитный камень,

Простор гигантский Марсового поля,
Екатерининский канал
И черный статуи металл
Героя страннаго - Барклай де-Толли...

3
Аничков мост

Радостно сегодня мне на улице,
Веселей смеются бубенцы,
Бронзовые юноши не хмурятся,
Лошадей хватая под уздцы.

Ясен голубой, морозом хваченый,
Небосклон - фарфоровый покров.
В зимний день смеемся, а не плачем мы,
Веселее дышит наша кровь.

Дым костров крутится струйкой пепельной,
Снег скрипит под сотней быстрых ног.
В воздухе горит, морозом слепленный,
Нимбом солнца - иглистый венок.

Над ледяными зданьями,
Над проседью садов
В белесом хрупком пламени
Ночных прожекторов,
Над арками, решетками,
Шестерками коней,
Над облачками шепота,
Молчанием теней,
Над паутиной, проволокой,
Угрюмой толчеей,
Над всем, что было промельком,
Негреющей свечой,
Над куполами, плитами,
Кругами колоннад,
Над каблуками, сбитыми
В паломничествах, - над
Глухой тоской острожною
В кольце углов шести,
Мой ангел обмороженный,
Лети, лети!

1968

Бессмертия у смерти не прошу.
Испуганный, возлюбленный и нищий, --
но с каждым днем я прожитым дышу
уверенней и сладостней и чище.

Как широко на набережных мне,
как холодно и ветрено и вечно,
как облака, блестящие в окне,
надломленны, легки и быстротечны.

И осенью и летом не умру,
не всколыхнется зимняя простынка,
взгляни, любовь, как в розовом углу
горит меж мной и жизнью паутинка.

И что-то, как раздавленный паук,
во мне бежит и странно угасает.
Но выдохи мои и взмахи рук
меж временем и мною повисают.

Да. Времени -- о собственной судьбе
кричу все громче голосом печальным.
Да. Говорю о времени себе,
но время мне ответствует молчаньем.

Лети в окне и вздрагивай в огне,
слетай, слетай на фитилечек жадный.
Свисти, река! Звони, звони по мне,
мой Петербург, мой колокол пожарный.

Пусть время обо мне молчит.
Пускай легко рыдает ветер резкий
и над моей могилою еврейской
младая жизнь настойчиво кричит.

1961(?)

Ровно в полночь, а точнее, в ноль минут и ноль часов,
Запирают свои двери на тяжёлый засов
Все рестораны и кафе, и только люди в галифе встают у входа.
И запускают злых собак в универмаг "Гостиный двор",
Чтоб видел каждый хулиган, каждый жулик, и вор,
Что даже если он хитёр, он чего доброго не спёр добро народа!

Официанты из "Садко" спокойно едут домой,
И в их багажниках трясутся рюкзаки со жратвой.
Они не курят натощак, и за спиной у них филфак, а может ГИТИС.
И у метро о чём-то спорят герои кабаков,
Их давно пора разнять, да только нету дураков.
Бойцы милиции молчат, и только барышни кричат: "Остановитесь!"

Припев: Ленинградское время - ноль часов, ноль минут.
Ленинградское время - ноль часов, ноль минут...
Ленинградское время...

Блестит нездешними огнями очень модный отель,
Он неприступен словно крепость, словно цитатель,
Поскольку охраняют вход, как засекреченный завод, и даже строже.
Стоят полковники в отставке у стеклянных дверей,
Пора бы фотоэлементом заменить этих парней,
Чтоб было так: заходит враг, и электрический кулак ему по роже!

Зато Алиса и Лариса внутри уже давно,
И скоро Джона или Криса, что в общем всё равно,
Возьмут тихонько за хомут, посадят в тачку и свезут домой к Марине.
Им тоже хочется иметь последней моды шелка,
Выходит, нужно всё успеть, покуда грудь высока,
И, значит, принцип этих дам - все флаги в гости будут к нам - вполне невинен!

Припев.

И чтобы гость издалека, который "Cалем" смолит,
Спокойно выпить мог пивка, к чему привык паразит,
Мы открываем ночью бары, и меняем там товары на доллары!
Ленинградская ночь застыла в фазе Луны,
И c вечерней смены едет гордость нашей страны,
Их везёт домой метро, сотрясая нутро тротуаров.

Припев.

Петровой волей сотворен
И светом ленинским означен -
В труды по горло погружен,
Он жил - и жить не мог иначе.

Он сердцем помнил: береги
Вот эти мирные границы,-
Не раз, как волны, шли враги,
Чтоб о гранит его разбиться.

Исчезнуть пенным вихрем брызг,
Бесследно кануть в бездне черной
А он стоял, большой, как жизнь,
Ни с кем не схожий, неповторный!

И под фашистских пушек вой
Таким, каким его мы знаем,
Он принял бой, как часовой,
Чей пост вовеки несменяем!

1941-1943

О здание Главного штаба!
Ты желтой бумаги рулон,
Размотанный слева направо
И вогнутый, как небосклон.

О море чертежного глянца!
О неба холодная высь!
О, вырвись из рук итальянца
И в трубочку снова свернись.

Под плащ его серый - под мышку,
Чтоб рвался и терся о шов.
Чтоб шел итальянец вприпрыжку
В тени петербургских садов.

Под ветром, на холоде диком,
Едва поглядев ему вслед,
Смекну: между веком и мигом
Особенной разницы нет.

И больше, чем стройные здания,
В чертах полюблю городских
Веселое это сознанье
Таинственной зыбкости их.

Да, я люблю его, громадный, гордый град,
Но не за то, за что другие;
Не здания его, не пышный блеск палат
И не граниты вековые
Я в нем люблю, о нет! Скорбящею душой
Я прозираю в нем иное -
Его страдание под ледяной корой,
Его страдание больное.

Пусть почву шаткую он заковал в гранит
И защитил ее от моря,
И пусть сурово он в самом себе таит
Волненье радости и горя,
И пусть его река к стопам его несет
И роскоши, и неги дани,-
На них отпечатлен тяжелый след забот,
Людского пота и страданий.

И пусть горят светло огни его палат,
Пусть слышны в них веселья звуки,-
Обман, один обман! Они не заглушат
Безумно страшных стонов муки!
Страдание одно привык я подмечать,
В окне ль с богатою гардиной,
Иль в темном уголку,- везде его печать!
Страданье - уровень единый!

И в те часы, когда на город гордый мой
Ложится ночь без тьмы и тени,
Когда прозрачно все, мелькает предо мной
Рой отвратительных видений...
Пусть ночь ясна, как день, пусть тихо все
вокруг,
Пусть все прозрачно и спокойно,-
В покое том затих на время злой недуг,
И то - прозрачность язвы гнойной.

1 января 1845

ГОРОДУ ПУШКИНА

И царскосельские хранительные сени...
Пушкин

1

О, горе мне! Они тебя сожгли...
О, встреча, что разлуки тяжелее!..
Здесь был фонтан, высокие аллеи,
Громада парка древнего вдали,
Заря была себя самой алее,
В апреле запах прели и земли,
И первый поцелуй...

2

Этой ивы листы в девятнадцатом веке увяли,
Чтобы в строчке стиха серебриться свежее стократ.
Одичалые розы пурпурным шиповником стали,
А лицейские гимны все так же заздравно звучат.
Полстолетья прошло... Щедро взыскана дивной судьбою,
Я в беспамятстве дней забывала теченье годов.—
И туда не вернусь! Но возьму и за Лету с собою
Очертанья живые моих царскосельских садов.

Твое фото на моем рабочем столе
Мы сидим вдвоем у сентября на крыле
Люди машут нам руками где-то далеко на Земле.
Сколько мы получим непрочитанных писем
Я люблю читать на твоем лице пирсинг
Я люблю любить и ненавидеть эти разные дни
Эти странные
Синие стекла речных трамваев
Что-то скрывают, может быть знают
Что я вхожу в круг твоих интересов
Ты сохранишь все мои СМСы

Снежные вершины новостроек «Просвета»
Значит будем жить с тобой от лета до лета
От Весов до Близнецов не найти таких беглецов.
Я прощу тебе то, что ты не совершала
Не забудь того как ты меня улыбала
И забудь о том что нам еще предстоит совершить
Предстоит нам

Синие стекла речных трамваев
Мне постоянно напоминают
Что я вхожу в круг твоих интересов
Ты сохранишь все мои СМСы

Скачать можно тут

Город спит, окутан мглою,
Чуть мерцают фонари...
Там далёко, за Невою,
Вижу отблески зари.
В этом дальнем отраженьи,
В этих отблесках огня
Притаилось пробужденье
Дней тоскливых для меня...

23 августа 1899