Вот... С рассказом...

Когда за окном завывает зимний холодный ветер, мне не убежать от воспоминаний. Они преследуют меня, куда бы я ни направилась, где бы ни пыталась от них скрыться. Когда из музыкального центра волнами идет песня Placebo, а в бокале искрится шампанское. Повод? А повода нет.
Просто. Праздник.
A place to hide away. Away from you…
Спрятаться от того, что имеет сомнительную честь называться моим прошлым. Прошлым, полным закрытых дверей, и, открыв одну, всегда обнаруживаешь следующую и следующую, и так до бесконечнсти.
Странная вещь – бесконечность. Ты не замечаешь ее, пока счастлив, но когда твое счастье испаряется, то один час твоей жизни начинается равняться этой пресловутой, треклятой бесконечности.
Я сбежала в другой город от этих воспоминаний, но ведь невозможно убежать от себя самой, от своей памяти… От той боли, что пульсирует толчками в крови, бежит и к сердцу, и к мозгу, перерабатывается и вновь – по венам, по венам. По венам, просящим лезвия, такого тонкого, совершенного…
А что? Может быть, воспоминания уйдут, если выпустить их с кровью из тела? Налить в ванную теплой воды, раздеться, погрузить в нее свое тело, провести по запястью острием – и смотреть на стремительно приближающийся свет.
А потом Бог возьмет меня за руку… Возьмет и скажет – «Вот ты и здесь, детка… Пойдем, поговорим?». И за чашечкой чая он даст мне понять, какую глупость я совершила… Наверное, только эта мысль и останавливает меня на полпути к самоубийству, и я откладываю лезвие.
До очередного приступа памяти.
…По ночам, лежа без сна на помятой постели, я вижу свою семью. Сначала приходит мама – в окровавленном свитере и порванных на коленях джинсах, она сидела на месте рядом с водителем. Потом – папа, со снесенной левой половиной лица, он укоризненно смотрит на меня своим единственным, серым со стальным блеском, глазом. И последним появляется брат. Он всегда приходит из угла, сжимая в руке любимого плюшевого щенка. Брата для похорон собирали по кусочкам, и теперь он выглядит как фигура, неловко собранная чужими, грубыми руками из останков. Они просто стоят и молчат, а я обливаюсь холодным потом, не в силах даже закрыть глаза, чтобы не видеть их. Но я подозреваю, что, даже если бы я это сделала, то все равно бы видела их перед внутренним взором, да и чувство вины никуда не ушло бы. Я так виновата перед ними – я должна была ехать с ними в машине, я тоже должна была погибнуть, меня тоже должны были собирать по кусочкам. Но я предпочла пойти в кино с лучшей подругой. Фильм был «Мертвые дочери» - тогда я и не подумала как-то связать эти насмешки судьбы между собой. Вернувшись домой, я обнаружила, что телефон разрывается от звонков. Подняв трубку в уверенности, что звонит мама, чтобы сказать, что они доехали нормально, я услышала…
Даже не поняв, что случилось, я переспросила, сердцем уже ощущая беду. И поняла – я осталась одна… «Бойся своих желаний, они могут исполниться..» - в последнее время я слишком часто стала говорить, что хочу наконец-то стать самостоятельной, жить одна, без родителей. Кто-то, видимо, услышал меня и принял мои слова буквально… Совсем буквально.
Protect me from what I want…
Иногда наши желания исполняются самым непредсказуемым и страшным способом. Я осталась одна, как и хотела. Но нужно ли мне теперь это было? Я входила в комнату родителей, садилась на их кровать, гладила рукой покрывало, а по лицу текли слезы. Я открывала дверь в комнату брата, и мне казалось – он вот-вот поднимется из-за компьютера, виновато улыбаясь,потому что опять заигрался в пятых «Героев»… Но меня встречала пустота, тишина, и боль тяжелой волной окатывала с головы до ног – я их больше никогда не увижу…
В семнадцать лет мне пришлось учиться жить самостоятельно. Наверное, со стороны было бы смешно наблюдать мои кулинарные опыты, результатами которых становились подгоревшие котлеты и сожженные кастрюли, только причина столь поспешного обучения была вовсе не смешная и не веселая.
В восемнадцать лет я бросила университет и пошла на курсы фотографии. Через полгода – поступила на работу в журнал Bravo. В девятнадцать встретила любовь всей своей жизни, как бы ни банально это ни звучало.
…Я тащила целую кипу журналов на подпись. Дело было в том, что в этот день редакцию молодеждного журнала почтила своим посещением знаменитая финская поп-рок-группа The Rasmus. Они должны были расписаться на журналах с их постерами, предназначенными для победителей специализированного конкурса, им же и посвященного. За этой кипой, увенчанной фотоаппаратом, я не видела дороги, ну и доигралась, конечно, влетев в какого-то молодого человека. Журналы с грохотом рассыпались по полу, а фотоаппарат разбился.
- Черт возьми! – Выматерилась я. – Смотри же, куда идешь! – Я принялась собирать рассыпавшиеся Bravo, чуть не плача при виде расколотого экрана моего любимого цифровика.
- Оh, I’m so sorry, so sorry, miss… - Заговорил виновник всего случившегося хриплым, приятным голосом.
Я подняла взгляд, намереваясь рассмотреть неловкого Читать далее...

С Новым Годом, родные и любимые!!! Давно не заходила сюда - куча проблем была(((
С ПРАЗДНИКОМ!!! Пусть этот год будет счастливым...
А у меня есть подарок - новый рассказ, законченный!!!

Жизнь часто подбрасывает нам испытания. Такая у нее работа. Она втаптывает нас в грязь и снова поднимает, чтобы потом опять уронить на колени. Мы совершаем много ошибок и чаще всего не можем их исправить. Мы мечтаем, но находим тысячу причин, чтобы сделать исполнение своего желания невозможным. Нас что-то держит. Может быть, если люди были бы более свободными и не боялись, было бы больше счастливых на свете? Хотя, с другой стороны, что такое счастье? Зачастую мы понимаем это только тогда, когда его уже нет рядом… Однако это – всего лишь испытание, и мы должны пройти его с честью… Жаль, что не всегда проходим…
Снег мягкими, пушистыми хлопьями падал на землю, покрывал рукава моей куртки белым ковром. Парк опустел, и казался таким заснеженно-уютным, а я словно бы была в нем хозяйкой, его единственной снежной королевой… Расстегнув куртку, я позволила холодному ветру задуваться под ее полы, а шарфа я никогда не носила. Черная шапка была уже вся в снегу, мокрая почти что насквозь. Я включила плеер, и в уши полилась тихая мелодия из саундтрека к моему с детства любимому мультфильму «Болто», сейчас она как нельзя лучше подходила под ситуацию, атмосферу…
Я приехала в Хельсинки два дня назад. Я приезжаю сюда с 18 лет – просто потому, что мне здесь уютно… Когда-то моя единственная мечта была связана с Хельсинки, я мечтала жить здесь, каждый день ходить по этим улицам, чувствовать себя частью его не только в короткие приезды, но всегда… И вот я узнала, что мой Университет за отличную учебу отправляет меня проходить практику в местной звукозаписывающей компании. На полгода. Моя мечта почти что сбылась, но не так, как я хотела… Я занималась в своей жизни не тем делом, не той профессией, но ничего не могла с этим сделать. Точнее, я боялась…
Я боялась сделать больно своим родным, которые ожидали от меня многого… Я не могла бросить все и устремится туда, где меня никто не ждал…. Но я так этого хотела… Очень хотела… И потому от песни из мультфильма у меня на глаза всегда наворачивались слезы…
- Somewhere in you there’s a power with no name, It can rise to meet the moment and burn like a flame, And you can be stronger than anything you know… Hold on to what you see, Don’t let it go, dontcha let it go, - пел хриплый голос незнакомого мне певца.
Возможно, когда-то во мне и была сила, которая светлым огнем горела во мне и заставляла держаться за мечту во что бы то ни стало. Но сейчас ее нет. Она исчезла, пропала, испарилась навсегда, оставив мне только то, что у меня есть.
Да, я приехала в Хельсинки. Но не навсегда.
Да, я буду здесь работать. Но не тем, кем бы мне хотелось…
Я знала, кто хозяин студии Dynasty Recordings. Я помню, что чувствовала раньше к этому человеку, как я любила его… Но сейчас в моей душе не осталось ничего, кроме ненависти, холодной, жгучей… Моя мечта была связана и с ним тоже, и я ненавидела его за ее разрушение, хотя и понимала, что он не виноват… Виновата лишь я сама…
За печальными мыслями я не заметила, как вышла из парка и побрела по освещаемым фонарями улицам любимого города. Все вокруг было родным, за три года исхоженным, я знала, что ожидает меня за этим поворотом, и вот за этим – тоже знала…
Вдруг, чуть не сбив с ног, мимо меня пронесся какой-то малец лет пяти, волоча за собой машинку на веревочке. Я едва устояла на ногах, чудом не поскользнувшись на покрытом льдом асфальте, выругалась, и в следующую секунду боковым зрением заметила выворачивающую из-за угла машину. Малыш как раз выбежал на дорогу…
- Черт! – Я в один прыжок подскочила и выдернула ребенка буквально из-под колес, но не удержалась и плюхнулась вместе с ним на тротуар. Мальчишка заревел, размазывая кулачками слезы по мордашке. – Так… - Я села, подняла его, поставила на ноги и принялась отряхивать, мысленно кроя всеми матами его нерадивую мамашу, или с кем он там гулял… - Ты в порядке, малыш? – Конечно, я понимала, насколько глупо сейчас звучит этот вопрос, но больше просто ничего не пришло в голову. – Не плачь, не надо… - Я обняла мальчика и прижала к себе. – Все же хорошо… Просто не бегай в следующий раз через дорогу, не посмотрев по сторонам, меня может и не оказаться рядом…
- Тетя, вы – фея? – Всхлипнул он мне в куртку. – Дядя говорит, что феи существуют…
Я расхохоталась, глядя на красную от слез мордашку, на блестящие голубые глазенки, так доверчиво глядящие в мои собственные, на синюю детскую куртку, явно из дорогого магазина. Интересно, кто его родители, и кто этот загадочный дядя…
- Так ты тут один гуляешь? – Спросила я, поправляя на нем вязаную шапочку.
- Нет… - Пролепетал малыш. – С дядей…
Во мне снова закипела злость. Дядя… И не уследил за таким несмышленышем, интересно, что ему помешало?!
- Какой идиот выпустил ребенка на дорогу?! – Возможно, я закричала это слишком уж громко, потому что краем глаза я заметила, Читать далее...

Вот... Смотрите... Это я...
Хотя фотка слишком красивая... В жизни я хуже...
[525x700]

В колонках играет - Смысловые Галлюцинации - Охотники
Настроение сейчас - надо делать Гражданское Право...

Вот... Для поклонников моего не очень-то талантливого, но все же творчества...
Этот рассказ почти закончен, но выкладываю не до конца, потому что никак не могу решить, какой конец перепечатать из тетрадки в ворд - хеппи или не очень...

Ветер нещадно бил в лицо, заставляя прикрывать глаза, но я только пришпоривала Луну, призывая кобылу скакать быстрее. Прическа растрепалась, и на голове теперь творилось что-то странно-невообразимое, однако я не обращала на это внимания.
Ветер. Ветер, он всегда со мной… Как бы я хотела быть такой же свободной, как он, такой же счастливой! Он веет там, где ему захочется… Он одинаково милостив и к богачу, и самому нищему из всех бедняков. Он приносит счастье, свежесть и облегчение.
Моряки молятся на ветер, ведь штиль еще хуже, чем шторм… Ветер приносит спасенье… Часто и мешает…
Но ведь ничто не может обладать лишь положительными качествами…
…Ветки хлестали меня по лицу, когда я скакала напрямую через заросли к нашей асиенде. Пора было возвращаться, становиться из свободной охотницы милой леди, старшей дочерью плантатора Мариано Торреса, вдовца с огромным состоянием. Нужно было проверять, все ли вещи уложены в чемодан – завтра мы отплываем в Англию. Нужно зайти к Пауле… Да много чего нужно! Но не всегда хочется.
Я мечтаю быть свободной. Свободной, как птица. Иметь возможность делать все, что я захочу, любить того, кого захочу, жить так, как считаю нужным. Но если ты – дочь богатого человека, все это для тебя под запретом. Корсеты, как я их ненавижу! Длинные платья, в которых так боишься запутаться и упасть под всеобщее хихиканье – я так и не научилась ходить в них без этого страха – стать посмешищем для всего света. Приемы, где нужно улыбаться в лицо тем, кто потом скажет о тебе за спиной: «Бедняжка, она так некрасива, где ее аристократическая бледность, у нее лицо обветрено, как у бывалого матроса, фи, как это вульгарно… Бедняжка, у нее совсем не правильные черты лица, не тонкие… Ах, несчастная Паула, она может остаться старой девой, ведь так сложно – выдать замуж ее старшую сестру..!». Кокетничать с мужчинами, потому что отец ждет от тебя удачного и выгодного замужества, слияния капиталов… Делать вид, что тебе интересно слушать щебетание девушек-сверстниц…
Отец считает, что именно такой и должна быть девушка – милой, скромной, даже если и умной, то не показывающей своего ума – ведь мужчины этого не любят. Бедный папа, он даже не подозревает, насколько я далека от этого образа…
Приблизившись к асиенде, я придержала Луну, заставляя ее перейти на шаг, а потом и вовсе остановиться. Из конюшни выбежал Джек – помощник главного конюха – и увел мою лошадь в стойло, где ее ждал вкусный овес.
- Сеньорита, сегодня она больше не понадобиться Вам?
- Нет, нет, Джек, пускай отдыхает… Впрочем, завтра мы все равно уезжаем, ее отдых затянется надолго… - Вздохнула я и быстрым шагом направилась к дому.
Войдя в асиенду, я сняла с головы шляпу – недавно остриженные до плеч темные вьющиеся волосы рассыпались по плечам – и направилась в свою спальню, переодеться к ужину. Почти бегом взлетев по лестнице, я едва не столкнулась с отцом.
- Кира, дорогая, ну кто же так носится по ступенькам, ты напугала старика-отца! – Папа, как всегда, был само добродушие. Он улыбался, а от уголков глаз к вискам расходились добрые лучики морщинок.
Сеньор Мариано Торрес, мой отец, был высоким, все еще красивым мужчиной с благородной проседью в черных волосах, с глубокими серо-зелеными глазами. Он всегда носил хорошо сидящую по фигуре, ладно сшитую одежду, любил одеваться по последней моде. На него все еще заглядывались женщины, но после смерти матери он обещал, что больше никогда не жениться.
Отцу было 40 лет. Родом он был из Испании. Когда ему исполнилось 18 лет, его отправили учиться в Англию, там он свел знакомство с семьей Бекингемов, приближенных к короне. Он учился в Оксфорде с младшим лордом Бекингемом, Джоном, а потом влюбился в его сестру, прекрасную Магдалену, и в возрасте 20 лет женился. Это была моя мать… К сожалению, я не унаследовала от нее ни красоты, ни доброты, ни терпения… Я вспыльчива, резка, часто прежде говорю, а потом думаю, в общем, во мне доминирует испанская кровь. Все качества мамы перешли к Пауле, моей младшей, любимой сестре.
Паулу все всегда любили больше, чем меня. Она была миниатюрной, очаровательной блондинкой с голубыми глазами. За ней увиваются почти все завидные женихи в нашем обществе. Да, в Колоне не самое шикарное общество, в основном здесь обитают богатые плантаторы с их гордыми, заносчивыми, уверенными в своей неотразимости дочерьми и вздорными сыновьями, у которых в 20 лет больше гонору, чем мозгов. Таково мое мнение о Читать далее...

…В этот холодный дождливый вечер он умирал. Один, в пустом доме, он умирал так медленно, что буквально чувствовал, как жизнь покидает его. И думать об этом было невыносимо.
Каждое движение причиняло сумасшедшую боль. Каждая мысль отзывалась глухими ударами в мозгу. Кровоточила закушенная губа. Тело изредка дергалось в конвульсивных позывах. Как больно. Больно. Больно…
Больно дышать. Больно говорить. Больно думать. Больно жить?
Он с мукой подумал, что желает смерти. Он старался не думать об этом, но не мог. Перед его глазами, словно в замедленном кино, проплывала вся его жизнь. Он с ужасом осознал все ошибки, которые совершил. И еще страшнее было то, что исправить их он уже не сможет. Никогда.
Очередной взрыв боли заставил на мгновение забыть обо всем. Он не сумел сдержать стона. За что ему все это? За что?
А в ответ – тишина… Лишь равномерное тиканье часов на стене.
Ему показалось, что они отсчитывают мгновения его жизни.
Минутная передышка. И снова – боль. Резкая, нестерпимая, долгая. О, Господи… Хоть бы дотянуть до утра.
А за окном – ночь. А за окном – дождь. Он барабанит по стеклам, попадая в такт с ударами его сердца.
А за окном – вымерший на ночь город. Его родной город. Ночной проспект… Площадь… Дорогие сердцу улицы… Солнце, которое утром встанет из-за домов… Он больше не увидит его. Последняя ночь.
Дайте ему сил пережить еще несколько часов.
Очередной приступ боли вырвал крик из его плотно сжатых губ. Боже, спаси и сохрани…
Лампочка на потолке вдруг превратилась в сверкающий лунный шар. Ветер на улице пел свою песню.
Холодно… Холодно. Холодно! И больно. О, какая сильная боль!
Лунный шар развалился на две половинки. Потом исчез и он.
* * *
Я стояла у окна и смотрела в небо. Сегодня удивительно темная ночь. Даже звездв не мерцают своим загадочным блеском. Только луна белым шаром сияет на почти что черных небесах.
На стене – плакат с его изображением. Он улыбается, тихо и немножечко лукаво. Он как-будто хочет сказать: «Я знаю, что ты любишь меня, но ничем не могу помочь тебе. Прости…».
Кто знает, может быть, когда-нибудь мы с ним встретимся… Кто знает…
Я вздонула, понимая, что это всего лишь – сопливые мечты шестнадцатилетней фанатки. И ничего больше.
Я сама себе противна.
Если бы он знал, что я люблю его… Хотя… Ему, наверное, все равно. Не я первая, не я последняя… Господи, да кто бы сомневался!
Если бы он знал, как много значит для меня! Если бы… Но нет. Он даже не догадывается об этом. Он так далеко, за много километров от меня. И это расстояние никогда не сократится.
* * *
Где-то высоко в небе шла битва. Две фигуры боролись за жизнь одного человека. Два ангела – темный и светлый. Каждый удар светлого приносил ему минутное облегчение. Кажды удар темного – боль.
Темный одерживал верх…
* * *
Я медленно отошла от окна. Посмотрела на часы. Три ночи. Не знала, что уже так поздно.
Он по-прежнему улыбался мне с портрета на стене. Или не мне, а всего лишь в дурацкую камеру.
Если бы он знал, что я готова пожертвовать ради него своей жизнью!
- У тебя есть такая возможность, - сказал мне кто-то.
Я оглянулась и увидела юношу. Он стоял посреди моей комнаты, скрестив руки на груди. Длинные черные волосы ниспадали на плечи. На бледном, удивительно красивом лице светились огромные синие глаза.
- Кто ты? – Спросила я.
- Неважно. Ты сказала, что пожертвуешь ради него всем, в том числе и своей жизнью. Ты можешь это сделать. Ты нужна ему.
Я по-прежнему ничего не понимала. Я? Нужна? Ему? Бред сумасшедшего! Кто я такая?!
Незнакомец щелкнул пальцами, и в моей голове возник образ. Нет, только не это!
Мой любимый лежал на полу в своей комнате. Он умирал. Я почти физически могла ощущать его боль. Адскую боль.
Я похолодела. Господи, спаси его, пусть он выживет! Он не может умереть вот так…
По моему лицу побежали ручейки слез.
- Ты можешь помочь ему, - юноша положил мне руку на плечо. – Ты хочешь этого?
И он еще спрашивает?
- Идем со мной, - он взял меня за руку. – Мы пойдем к нему.
* * *
Темный и светлый ангелы перестали биться и одновременно посмотрели на землю.
Такое случалось впервые…
* * *
Он лежал на полу в бессознательном состоянии. На его лице выступили капельки пота.
Я положила его голову себе на колени. На мои глаза снова навернулись слезы. Сомнений быть не могло. Он умирал.
Я провела рукой по его лицу. Он распахнул глаза, пробормотал что-то, и опять потерял сознание. Сомневаюсь, что он видел меня…оно и к лучшему.
Нет, пожалуйста… Он не должен уйти вот так… У него впереди еще вся жизнь, ему еще столько нужно сделать! Нет, прошу… Пожалуйста… Не умирай…
Я закусила губу. Осторожно вытерла пот с его лба.
- Ты не сможешь ничего сделать!
Я подняла голову. В его ногах стояла Смерть. Я знала, что это она.
- Смогу, - я откинула упавшие на лицо волосы.
Смерть усмехнулась, и от ее ухмылки повеяло могильным холодом. Но я не чувствовала страха перед ней.
- Он теперь мой. Я пришла за ним. И не таким соплячкам, как ты, его отбирать!
- Нет, - я твердо взглянула на нее. – Он Читать далее...

Ледяными пальцами я набираю сообщение. От холода руки дрожат, я не попадаю по клавиатуре. Ну где же ты, где же ты, где?! Почему не отвечаешь на смс?! Не звонишь? Где ты?! С кем ты сейчас?!
Буквы выходят не те, потому что у меня нет перчаток. Пальцы не хотят гнуться. Я постоянно попадаю мимо клавиш.
«Ты меня любишь?» - Написала я без надежды на ответ.
Мобильник пропищал, что сообщение доставлено. Я, не глядя, удалила отчет.
Ответ пришел только через полчаса, когда я уже подходила к своему дому. Дрожащими руками я достала телефон.
«А ты как думаешь?».
Я размахнулась и швырнула «Сименс» о землю и, плача, принялась топтать его ногами, пока он не превратился в груду мелких, никому не нужных деталей. Через пару минут я все-таки присела на корточки и, разгребая пальцами мокрый, грязный снег, попыталась разыскать сим-карту, которую, возможно, еще можно было реанимировать.
Так и не найдя ее среди ошметков от телефона, я села и снова разрыдалась. От боли, от бессилия, от невозможности что-либо изменить… От того, что винить мне в случившемся некого…кроме себя самой…
Люди ходили мимо, кое-кто оглядывался с усмешкой, кто-то – с удивлением, но никому не было дела до девушки, со слезами на глазах сидящей на снегу. Да и кому я нужна? Даже себе самой-то – не очень…
Снег повалил крупными хлопьями, падая мне на куртку, на шапку, на волосы, торчащие из-под нее, смешивался со слезами. Я знала, что выгляжу глупо, но мне было все равно. Какая разница, что обо мне подумают люди, которых я больше никогда не увижу?
Никакой…
…Говорят, есть на свете наши ангелы-хранители, которые появляются всегда в нужный момент. Они просто подходят, кладут тебе руку на плечо, предлагают тебе чашечку чая или поговорить… Они вытирают слезы с твоих покрасневших глаз и сообщают тебе, что жизнь прекрасна.
Семь простых слов: я не верю, что все будет хорошо…
- Что с тобой случилось?
Я подняла глаза на голос. Сначала я увидела мощные ботинки на огромной платформе, потом – широкие черные штаны, куртку-пуховик защитного цвета и намотанный поверх нее черный же шарф. Затем – шапку, натянутую по самые уши, и только потом – лицо. Широкие скулы, очерченные очень резко, но при этом не создающие впечатление тяжелых, как это бывает при квадратном лице. Короткий курносый нос, так называемая «кнопка финской модели» (почему финской? Не знаю…). Полные, слегка женственные губы. И, что особенно почему-то умиляло – небритая щетина где-то двухдневной давности. Странно…мне вдруг захотелось прикоснуться к ней, погладить…почувствовать ее жесткость кончиками пальцев…
Парень. Совсем молодой. Лет эдак девятнадцать. Может быть, двадцать, но не старше.
- Ничего, - угрюмо ответила я, отворачиваясь. – У меня все как нельзя лучше. Не видно, что ли?
- Прости, нет, - он присел передо мной на корточки и взял мои руки в свои. Его перчатки холодили, ведь они были кожаные. – Ты плачешь, - незнакомец провел рукой по моему лицу. Я бы никому не позволила до меня дотронуться, но теперь мне было уже все равно…
Юноша снял с рук перчатки и осторожно надел их на мои. Помог мне подняться, а точнее, поднял сам, обхватив меня за талию. Я двигалась, словно тряпичная кукла, и повисла на его руках. У меня не было сил.
- Идем, - он обнял меня за плечи. – Я помогу тебе.
…Через полчаса мы сидели в кафе. Я пила горячий каппучино, обхватив руками чашку. Никогда не любила кофе, но сейчас этот напиток был то, что надо.
Я не хотела говорить о причине моих слез. Я не хотела распространяться о своей жизни, потому что она не могла быть ему интересной. Я никому не интересна, я никому не нужна, я уже к этому привыкла. Отец бросил нас месяц назад, мать словно потухла и перестала обращать на меня внимания. Я могла не вернуться домой, попасть под машину…ей было все равно, она была занята лишь собой и своими проблемами. Моя мать стала для меня чужой, хотя была едва ли не самым близким человеком за все годы моего существования.
Все мои друзья были далеко, они остались в России, а я переехала в Финляндию ровно два года назад. До сих пор отношения с финнами у меня не складываются. Мой парень был единственным родным человеком здесь…но, как выяснилось сегодня, больше я ему не нужна. Отец нашел себе на новой работе девушку и забрал вещи. Мать…с ней все понятно. Она живет, как машина, двигается, как робот, она утеряла все человеческие качества…и я ей больше не нужна. Я похожа на папу, а это – лишнее напоминание о том, что ее бросили, дали ей отставку ради молоденькой… Мама не допускает даже мысли о том, что он полюбил эту девушку, а с матерью отношения давно уже дали трещину…
Я ненавидела их обоих, ненавидела и любила. И Паутте…он посчитал, что я больше не достойна его внимания, что я уже стала той, с кем стыдно общаться… Он никогда меня не любил по-настоящему, это я поняла.
Меня никто не может любить. Потому что я никому не нужна…
- Ошибаешься, - негромко произнес сидящий рядом. Я успела забыть о нем, занятая своими невеселыми мыслями.
- Что? – Я взглянула на него. В свете ламп его глаза казались Читать далее...

В колонках играет - The Rasmus - Dancer In The Dark
Настроение сейчас - тихое...

Тебя придумал дождь,
Это все придумал дождь…
И вчерашний вечер наш –
Наважденье и мираж…

Он сидел на подоконнике, прислонившись лбом к холодному стеклу, и смотрел на улицу невидящим взглядом. Как обычно после вечеринки с давними друзьями, эйфории от встречи и, конечно же, выпивки, наступило опустошение. Словно бы кто-то, энергетически более мощный, высосал все жизненные силы, оставив лишь оболочку…
Дождь, не переставая, лил с самого утра.
В девять часов, проснувшись от очередного приступа жуткого сушняка, он понял, что в доме не осталось сигарет. Чертыхаясь и проклиная все на свете, он натянул куртку и пошел в магазин, находящийся напротив.
Едва он успел вернуться к себе, как зарядил ливень. Сильный, шумный, в чем-то даже угрожающий. Он то утихал, то вновь усиливался, пока за окном ничем не примечательной хельсинкской квартиры расхаживал беспокойный силуэт. Расхаживал туда-сюда, что-то пил и очень, очень часто затягивался сигаретой.
Ливень прекратился только к вечеру. Одно время на землю падали только редкие капли, но потом небо вновь заплакало, как маленький, капризный ребенок.
Он сидел на окне и смотрел на улицу. Люди спешили домой с работы, закрываясь зонтами – красными, черными, синими – пряча нос в воротники пальто, накрывая голову кусками газеты. Ездили, разбрызгивая грязь, машины. Город прятался от резких капель.
Он чувствовал кожей холод стекла, и его это отрезвляло. Не давало закрыть глаза. Было такое ощущение, что если он их закроет, то уже не откроет никогда.
Стук дождя в окно успокаивал, вносил уверенность, что все в этом мире неизменно – так же, как силы природы… Как гроза и свет солнца. Неизменна дружба, неизменна любовь и ненависть…
Все неизменно...
Он немного пошевелился и сменил позу – теперь он сидел, свесив с подоконника ноги вниз и прислонившись уже затылком, а не лбом, к оконной раме, точнее – к раме стеклопакета.
Небо затянуло мрачными тучами, где-то вдали громыхнуло. Кажется, вскорости будет неслабая гроза, вяло подумал он. Впрочем, ему было все равно. Какая-то машина за окном проехала, разбрызгивая грязь во все стороны. Сразу же кто-то громко выругался. Нечего стоять у самого тротуара, если вокруг – лужи, полные грязной воды. В некоторых из них можно устраивать соревнования по плаванию – такие они были глубокие.
Компания подростков пробежала с воплями по улице. Ни один из них даже не подумал о зонтике – зачем? Ведь это так весело – когда капли стучат по волосам, по куртке! Какой зонт? О чем это вы? Дождь – это здорово!
Он вздохнул и облизнул губы. Ему хотелось пить и еще – курить, но шум бушующей стихии за окном успокаивал и навевал сонное состояние. Не хотелось ничего делать, двигаться, думать. Хотелось просто сидеть вот так и слушать стук капель по стеклу…
Но он все же сполз с подоконника и пошел в кухню.
Налил воды в стакан и сел на край стола. Он сидел так минут десять, медленными глотками пил минералку и думал, думал ни о чем. Потом потянулся за пачкой «Мальборо Лайт».
Ни одной сигареты внутри не оказалось – они все хабариками лежали в подаренной ему на прошлый день рождения сестрой пепельнице в форме свернувшегося дракона.
Черт! Он мысленно выругался. Значит, снова придется слезать с насиженного места, идти в спальню, открывать новую пачку, садится на окно и курить. Почему не может быть так, что сигарета сама появилась бы в его руке тогда, когда ему это необходимо?!
Чудес не бывает, услужливо напомнил ему внутренний голос, и ты прекрасно это знаешь, ведь правда?
Правда, хотелось процедить сквозь зубы. Правда, черт возьми…
Он спрыгнул со стола и направился обратно в спальню. Войдя, он увидел, что на его кровати сидит девушка.
Длинные темные волосы. Зеленоватые глаза, чуть прищуренные с насмешливой лаской. И абсолютно сухая одежда. Черная.
- Ты кто?! – Грубо спросил он. Опять эти надоедливые дуры… Уже и домой пробрались, только как?! Как они открыли дверь, запертую на все замки?!
Она часто-часто заморгала и улыбнулась.
- Убирайся, - процедил он. – Я тебя не звал!
И, больше не обращая внимания на нее, начал искать в ящике тумбочки запасную пачку сигарет. Нашел, взял одну, повернулся и в нескольких сантиметрах от себя увидел ее. «Я же сказал – убирайся!» - хотел крикнуть он, но слова замерли у него на губах. Девушка протянула руку и осторожно коснулась его щеки.
На него напало какое-то оцепенение, и он лишь беспомощно позволил ей забрать у себя столь вожделенную сигарету. Она полетела на пол и была безжалостно растоптана носком ботинка…
…И, связанные дождем, мы были здесь вдвоем,
И в целом мире одни…

…Утро наступило для него с лучам солнца. Он слегка застонал и сел на постели. Он был один. Ни следа ночной гостьи, и сигарета, целая и невридимая, лежала на тумбочке.
- Черт возьми, это был Читать далее...

- Подожди, Коски, солнышко-о! – Невысокая девушка с коротко подстриженными черными волосами бежала за трехлетним мальчонкой. – Твоя мама убьет меня, если узнает, что я не уследила!
Карапуз, словно дразнясь, высунул крохотный розовый язычок и посеменил дальше, а Анна пожалела, что надела мини-юбку на прогулку по берегу озера.
- Коски-и! – Анна обессилено плюхнулась на песок. – Я больше не могу… - Выдохнула девушка. – Я Лину, ей-Богу, убью…
Мальчонка, убедившись, что оторвался от маминой подруги, или, как он ее называл, тети Анки, радостно плюхнулся на задницу у самой кромки воды и огласил округу победным воплем.
- Эй, малыш… - Невысокий мужчина лет тридцати трех присел перед Коски на корточки и улыбнулся. – Что это у тебя в руках?
- Колаблик! – Малыш обернулся к незнакомцу. Коски было всего три года и он еще не научился опасаться незнакомых людей.
- Кораблик? – Мужчина склонил голову набок. – Какой красивый…
- Эй, отойдите от него! – Анна подбежала к парочке. – Слышите меня?!
Мужчина поднял голову, и девушка обомлела.
- Линту?! – Только и смогла выдохнуть она.
Молодой человек улыбнулся холодно и вежливо.
- Да, это я, мадам Сова. Рад Вас видеть.
- Не могу сказать, что Ваше чувство взаимно! – Анна подхватила на руки Коски, тот захныкал – общение с незнакомцем ему понравилось. – Что Вы здесь делаете?
Линту сунул руки в карманы широких штанов.
- Паола захотела купить домик на побережье.
- Ах, Паола… - С ядовитой усмешкой протянула Анна. В мозгу у нее билась только одна мысль: «Только бы не заметил… Только бы не заметил… Пожалуйста…»
- А это твой сын? – Линту облизал губы.
- Нет, - помедлив, ответила Анна. – Одной….подруги.
Линту усмехнулся, словно бы говоря: «Ну-ну…».
- АНЬКА!!! – Через весь пляж к ним бежала молодая женщина, длинные каштановые волосы развевались у нее за спиной. В руках она держала босоножки. – Анька, я приехала, где мой маленький!
Подбежав к ним, она взяла на руки ребенка.
- Здравствуй, мое солнышко… - Девушка расцеловала малыша. – Не скучал тут без мамочки, а?
- Привет, Лина… - Мужчина решил обратить на себя внимание.
Лина отпустила ребенка и резко выпрямилась. Голос тяжелым эхом отозвался в ее сердце, заставляя вспомнить притупившуюся было боль. Он пробуждал воспоминания, трудные и вместе с тем – сладостные. В животе заворочалось привычное возбуждение, как это было всегда… Она уже научилась его усмирять. Только сейчас не получалось…
- Здравствуй, - ее голос звучал необычайно холодно. – Что ты здесь делаешь?
- Забавно, - он сел на песок. – Минуту назад этот же вопрос мне задала твоя подруга.
- А теперь задаю я.
- Осматривал новый дом, который хочу купить для себя и Паолы.
- Ах, для Паолы…
Они некоторое время еще посидели в молчании. Словно бы что-то почувствовав, Анна увела домой сопротивляющегося Коски. Никто не нарушал уединения, кроме крика чаек. Что они делали на берегу озера?
- Этот мальчик…
- Коски, - произнесла девушка отрешенно.
- …Коски. Твой сын, верно?
- Какой догадливый.
- И ему три года?
- Три. Это имеет значение?
- А ты помнишь, что было четыре года назад?
- Я все забыла.
- А как ты объяснишь то, что у нас одинаковые глаза?
«Черт возьми. Узнал. Понял.
Так… Возьми себя в руки. Встряхнись. Он не должен знать.
Уже ничего не изменишь…»
«Она испугалась. Я вижу. Значит, я прав.
Коски – мой сын?
А я ведь…»
- Зеленых глаз на свете много, - голос звучит почти спокойно. Почти не дрожит. Почти. Почти…
- Такие – одни…
Он схватил ее, повалил на песок. Глаза в глаза. Посмотрим, сможет ли солгать вот так.
«Близко. Черт. Слишком близко…»
Он уже жалел о своих действиях. Она пробуждала в нем давно забытые, неконтролируемые желания. Сейчас. Именно сейчас…
Впившись в теплые губы перепуганной молодой женщины, Линту одновременно стягивал с нее топик, чуть постанывая от наслаждения. Какая Паола? О чем Вы? Только она…она…она…
Ноготки со слегка облупившимся черным лаком царапали спину. Она уже не силилась вырваться. Она подтверждала его мысли…
… - Зачем? – Лина приводила в порядок одежду. Линту сидел на песке и мял в руках футболку.
- Я люблю тебя…

Надо так называемый «падонкафский езыг» использовать на благо Отечества.

К примеру, с его помощью можно шифровать военные переговоры. Выгода очевидна: наши будут читать приказы вида «ключ настард!» просто влет, не пользуясь никакими ключами, а вражеские компьютеры сгорят на второй секунде, пытаясь расшифровать, к примеру, такой диалог:
- Ключъ настард протяшко адин!
- Прятяшко первый нах!
- Аземуд тризта! (в этот момент половина компьютеров Пиндагона начинает дымиться)
- Баигалаффко гатов! (все полиглоты Омерики роются в словарях)
- Афтар, жги!
- Пашол!
- Ну чё там?
- Писят сикунд палет намана. (пиндосы ищут на часах цифру «писят»)
- Где летим?
- Над Хобаровзгом! (Google Maps закрываются на профилактику)
- Скороздь?
- Пицот!
- Зачот.
- Где ща?
- Пралитайэм акийан (все географы Соединенных Штатов Пиндостана рвут карты и волосы на жопе)
- Чо как?
- Нидалёд.
- Низачот.
- Ну, ниасилели.
- Фсем превед.
Несмотря на «нидалёд», вера в собственные возможности «Пиндагона» подорвана бесповоротно. Джордж Буш просит у Сената два квадриллиона долларов на новые компьютеры и щоты. Америка в трансе. Русские победили.

Я шла по проспекту, опустив голову в капюшоне. Дул сильный, почти штормовой ветер, так и норовя скинуть назад единственную защиту моих ушей, но я не была в обиде на погоду – хуже того тайфуна, что бушевал у меня в сердце, все равно ничего быть не могло…
Редкие прохожие, идущие мимо, оборачивались вслед мне – девочке в темных джинсах, балахоне с символикой Nightwish и с крестами на запястьях, девочке, которая сама не знала, кто она… Я не видела их лиц, я смотрела в асфальт и на кончики собственных заляпанных грязью кроссовок, но я знала, что они обо мне думают – они, люди, которым никогда меня не понять. Наверняка они не стали бы и пытаться… Зачем? Кому это нужно? Кому вообще я нужна?
Никому, услужливо предложил мне ответ бушующий ветер. Разве это не понятно? А я-то думал, что ты умная…
Люди… Много людей…
Если бы они только знали, что творится в моей душе… Нет, лучше им не знать. Потому что есть только трое, кто в состоянии понять меня…
…Чужая боль трехлетней давности отозвалась во мне гулким эхом. Таким, какое обычно бывает в лесу и иногда – в пустой комнате… Вы скажете – ерунда, вы скажете – глупости. Ну и пусть.
А знаете, почему?
Для многих людей чужая боль – это никому не нужная бродячая собака, заразная и потому всеми отторгаемая. Окружающие берегут свои жалкие душонки от воздействия негативной информации, плевать они хотели на чьи-то переживания, это не их проблемы. И поэтому эти самые пиплы стремятся поскорее убраться подальше от человека, у которого случилось несчастье. Чтобы не думать, что такое может произойти и с ними. Ведь мы все ходим рядом со смертью и не знаем, когда она свершит свой план, предназначенный для каждого человека. Свой чудовищный план, и наша жизнь – лишь его часть.
…Самая приятная часть…
…Я никогда не смогу понять его боль, вернее, окончательно не смогу. Но я знаю, что его тогдашние чувства отзываются во мне сейчас тихим, явственным звоном, как-будто из-за реки доносится звук похоронных колоколов… Смешно… Наверное…
…When you loved and you’ve lost someone close to you, you know how it feels like to loose…
* * *
- Пока, дорогой, - она чмокнула меня в губы, уже стоя на лестничной клетке, у самых дверей в квартиру. Глаза ее сияли, и я знал, из-за чего. – Вечером жди меня только к десяти.
- Через порог не прощаются, плохая примета, - вспомнил я и улыбнулся: не верю в народные суеверия, мне кажется, это глупо и немножечко по – детски, что-то вроде «возьми распятье, а то Фредди Крюгер съест тебя».
- А, ерунда! – Махнула рукой Катрина и лучезарно улыбнулась – словно лучик солнца пробился сквозь плотно закрытые занавески. – Ничего страшного! Да ты и сам в это не веришь, признайся, солнышко!
И правда – ничего страшного, подумаешь, народные приметы… Старик, ты сошел с ума – может быть, еще начнешь верить в мистицизм числа тринадцать? Да ребята в группе тебя засмеют, особенно драммер – он же привык стебаться над тобой по любому поводу! Даже если ты просто спел не ту строчку, отборная порция дурацких шуток тебе обеспечена, что уж говорить о таком великолепном поводе для приколов, как суеверность…
Катрина послала мне воздушный поцелуй и, стуча острыми каблучками туфель, побежала вниз по лестнице. Конечно, как и в любом нормальном доме, у нас есть лифт, но она предпочитает ходить пешком – у нее была ничем не объяснимая боязнь движущихся вверх – вниз кабин.
Я подождал, пока внизу хлопнет подъездная дверь и подошел к окну – поглядеть, как она выйдет наружу. В нашем подъезде ничего не могло случиться, но береженого Бог бережет… и, видит Создатель, я любил ее, черт побери, любил и беспокоился!
Кати стояла на тротуаре и рылась в сумке, ища ключи от машины, а ветер раздувал ее светлые волосы, которые приподнимались вокруг головы своеобразным нимбом. Сердце у меня непонятно сжалось от дурного предчувствия – наверное, не стоило все-таки прощаться через порог – но тут же отпустило.
- Нервы, - произнес я вслух и засмеялся.
Нервы, согласился внутренний голос. Они, родимые, а кто же еще?
Действительно… Кто же еще?
Я отошел от окна в спальне и вернулся на кухню, где мы до этого завтракали. Налил себе кофе и сел задом на стол. Катрина говорит, что это вульгарно, но Вас тут нет, леди, подумал я, и мне стало смешно. Что поделать, если я – пошлая свинья! Тут еще для полного кайфа следовало бы добавить, что я – жирная свинья, но это было бы враньем – я худощавый, невысокий чувак с накачанными руками. Довольно-таки накачанными, чтобы не казаться хлюпиком.
…А познакомились мы год назад, когда Кати пришла брать у меня интервью. Она почти вбежала в кафе, где я ее ждал, и к концу разговора я уже знал, что мы будем вместе. Не спрашивайте, откуда. Знал.
Место нашей встречи – одна из многочисленных хельсинкских кафешек – стала тем углом, из-за которого вышла женщина моей мечты, как бы банально это ни звучало. И не смейтесь, пожалуйста, так и есть.
Через неделю я уже предложил ей жить вместе у меня в квартире.
- Так быстро? – Удивилась Читать далее...

«Наверное, самый тяжелый жребий,
который выпадает человеку –
это любить слишком сильно…».

«Вечер. Я чувствую себя предательницей. Я предала самого близкого мне человека. Я предала свою маму…
…Я влюбилась в него, как только увидела. Да что я говорю? Я всегда любила его. Всегда…
Он. Именно такой, каким я его представляла. Невысокий, но красивый…
Это нечестно, что он не любит меня. Неправильно. Судьба просто ошиблась…
* * *
Раздался звонок в дверь. Пришла мама. Я бросилась открывать.
Она стояла на пороге, такая веселая, счастливая, а рядом с ней… Я чудом устояла на ногах. Он…
- Знакомься, дочка, - мама улыбнулась мне. – Это Лаури Илонен, он приехал по обмену из Финляндии, будет набираться опыта. Он поживет немного у нас, ты не возражаешь?
Я помотала головой. Язык словно присох к горлу и стал на ощупь как наждачная бумага. Я, не отрываясь, смотрела в его зеленые глаза, и медленно умирала.
Я искала тебя годами долгими,
Искала тебя ночами темными,
В жураналах, в кино, среди друзей,
И в день, когда нашла – с ума сошла…
Естественно, я сразу же догадалась, что между ними не просто дружба. Я никогда еще не видела маму такой. И я была рада за нее, конечно, рада, но…но…но…
Даже себе самой я не могла признаться, что влюбилась в Лаури
По вечерам он играл на гитаре и пел. Они с мамой сидели на кухне, а я тихонечко подкрадывалась к дверям и слушала, слушала, слушала…
Ему было двадцать пять лет. А мне всего шестнадцать… И я впервые влюбилась.
Он был особенным, я знала это.
Почему судьба столкнула нас?
Часами я воображала себе, что мама куда-нибудь уедет, и мы останемся вдвоем…
Такой подарок мне был сделан.
Утром в четверг мама заявила, что уезжает на несколько дней в Москву по делам. Попросила меня заботиться о Лаури. Я, конечно же, пообещала…
Вечером она уехала. Лаури провожал ее на самолет. А я сидела дома одна и ревела, как идиотка. Ревела, сама не зная, почему.
Поворота ключа в двери я не услышала. Я догадалась о том, что пришел Лаури, только тогда, когда он нежно обнял меня и прошептал на ухо:
- Почему ты плачешь? С тобой все о’кей?
Я повернула голову. Его зеленые глаза оказались совсем близко…
Лаури начал целовать меня. Слезы бежали по моему лицу. Он осторожно сцеловывал их. Нет, все это сон…сон…сон…
- Я люблю тебя, - шепнула я.
Ответом мне была его улыбка.
…Три дня я провела как в сказке. Прогуливала школу. Мы с Лаури бродили по городу, взявшись за руки. Я была счастлива.
- Я люблю тебя, - сказал он мне. – Твоя мама ничего для меня не значит. Ты нужна мне… Ты.
А потом приехала мама…
Долго скрываться мы не могли, и все вылезло наружу. Не говоря ни слова, мама ушла.
На следующий день он уехал. Я знаю, почему. Мама добилась того, чтобы его обучение закончилось раньше срока. Меня даже не допустили попрощаться с ним.
Вот так все и закончилось…».
* * *
Она отложила ручку и откинулась на спинку стула. Все…
Конец любви… Как жаль… Больно…
Она любила его. И любит. Будет любить…
Она встала и прошла в ванную. Разделась и села в заранее налитую воду. Взяла в руки бритву и повертела в руках. Острая…
Резкая боль пронзила ее тело. Она стиснула зубы.
Сегодня она узнала от мамы, что его самолет разбился…
Ей незачем жить.
В воде колыхнулись кровавые узоры.
Всего шестнадцать лет…
* * *
«Я знаю, ты ждешь меня там… Я это знаю…».
* * *
Он вбежал в ванную и остановился, пораженный…
- О, нет, - прошептал он. – Нет…
Он не уехал. Не смог. Наплевав на приказ начальства немедленно вернуться, он помчался к ней, к девушке, которую любил.
Но он опоздал. Безнадежно…
Лаури закрыл лицо руками и глухо застонал.
Его только что лишили любимой девушки.
Упав на колени, он взмолился слезно:
О, Боже, дай мне сил пройти сквозь эти муки,
О, Боже, дай мне сил не наложить на себя руки,
О, Боже, дай мне сил, чтобы дальше жить!
И он поклялся больше никого не любить…
* * *
«Так он жив! Господи… Что же я наделала! Моя мама солгала мне… Что может быть ужаснее?»
Она могла видеть сидящего на кафельном полу Лаури и свое мертвое тело, лежащее в уже остывшей воде.
Опустившись на колени перед Лаури, она поцеловала его в губы. Он вскинул голову.
- Ты здесь? – Прошептал он. – Да, это ты, я знаю… Прости меня. Я не успел. Но я люблю тебя!
- Я тоже люблю тебя, - по ее щеке медленно поползла слезинка и со звоном упала на пол. – Прощай, любимый…
- Прощай, - эхом отозвался Лаури. – Я…
Он не договорил. Слова не шли у него с языка. Он не видел ее, но чувствовал, что она рядом. Пока еще рядом…
Она улыбнулась ему. Она знала: когда-нибудь они встретятся…
* * *
«Я знаю, что совсем скоро мы опять будем вместе… Я обещаю.».
«Скоро мы встретимся. Она ждет меня.».
«Катастрофически тебя не хватает мне…».
«Не отчаивайся. Я приду…».
Катастрофически тебя не хватает мне.
Жгу электричество, но не попадаю я.
Катастрофически тебя не хватает…