Ледяными пальцами я набираю сообщение. От холода руки дрожат, я не попадаю по клавиатуре. Ну где же ты, где же ты, где?! Почему не отвечаешь на смс?! Не звонишь? Где ты?! С кем ты сейчас?!
Буквы выходят не те, потому что у меня нет перчаток. Пальцы не хотят гнуться. Я постоянно попадаю мимо клавиш.
«Ты меня любишь?» - Написала я без надежды на ответ.
Мобильник пропищал, что сообщение доставлено. Я, не глядя, удалила отчет.
Ответ пришел только через полчаса, когда я уже подходила к своему дому. Дрожащими руками я достала телефон.
«А ты как думаешь?».
Я размахнулась и швырнула «Сименс» о землю и, плача, принялась топтать его ногами, пока он не превратился в груду мелких, никому не нужных деталей. Через пару минут я все-таки присела на корточки и, разгребая пальцами мокрый, грязный снег, попыталась разыскать сим-карту, которую, возможно, еще можно было реанимировать.
Так и не найдя ее среди ошметков от телефона, я села и снова разрыдалась. От боли, от бессилия, от невозможности что-либо изменить… От того, что винить мне в случившемся некого…кроме себя самой…
Люди ходили мимо, кое-кто оглядывался с усмешкой, кто-то – с удивлением, но никому не было дела до девушки, со слезами на глазах сидящей на снегу. Да и кому я нужна? Даже себе самой-то – не очень…
Снег повалил крупными хлопьями, падая мне на куртку, на шапку, на волосы, торчащие из-под нее, смешивался со слезами. Я знала, что выгляжу глупо, но мне было все равно. Какая разница, что обо мне подумают люди, которых я больше никогда не увижу?
Никакой…
…Говорят, есть на свете наши ангелы-хранители, которые появляются всегда в нужный момент. Они просто подходят, кладут тебе руку на плечо, предлагают тебе чашечку чая или поговорить… Они вытирают слезы с твоих покрасневших глаз и сообщают тебе, что жизнь прекрасна.
Семь простых слов: я не верю, что все будет хорошо…
- Что с тобой случилось?
Я подняла глаза на голос. Сначала я увидела мощные ботинки на огромной платформе, потом – широкие черные штаны, куртку-пуховик защитного цвета и намотанный поверх нее черный же шарф. Затем – шапку, натянутую по самые уши, и только потом – лицо. Широкие скулы, очерченные очень резко, но при этом не создающие впечатление тяжелых, как это бывает при квадратном лице. Короткий курносый нос, так называемая «кнопка финской модели» (почему финской? Не знаю…). Полные, слегка женственные губы. И, что особенно почему-то умиляло – небритая щетина где-то двухдневной давности. Странно…мне вдруг захотелось прикоснуться к ней, погладить…почувствовать ее жесткость кончиками пальцев…
Парень. Совсем молодой. Лет эдак девятнадцать. Может быть, двадцать, но не старше.
- Ничего, - угрюмо ответила я, отворачиваясь. – У меня все как нельзя лучше. Не видно, что ли?
- Прости, нет, - он присел передо мной на корточки и взял мои руки в свои. Его перчатки холодили, ведь они были кожаные. – Ты плачешь, - незнакомец провел рукой по моему лицу. Я бы никому не позволила до меня дотронуться, но теперь мне было уже все равно…
Юноша снял с рук перчатки и осторожно надел их на мои. Помог мне подняться, а точнее, поднял сам, обхватив меня за талию. Я двигалась, словно тряпичная кукла, и повисла на его руках. У меня не было сил.
- Идем, - он обнял меня за плечи. – Я помогу тебе.
…Через полчаса мы сидели в кафе. Я пила горячий каппучино, обхватив руками чашку. Никогда не любила кофе, но сейчас этот напиток был то, что надо.
Я не хотела говорить о причине моих слез. Я не хотела распространяться о своей жизни, потому что она не могла быть ему интересной. Я никому не интересна, я никому не нужна, я уже к этому привыкла. Отец бросил нас месяц назад, мать словно потухла и перестала обращать на меня внимания. Я могла не вернуться домой, попасть под машину…ей было все равно, она была занята лишь собой и своими проблемами. Моя мать стала для меня чужой, хотя была едва ли не самым близким человеком за все годы моего существования.
Все мои друзья были далеко, они остались в России, а я переехала в Финляндию ровно два года назад. До сих пор отношения с финнами у меня не складываются. Мой парень был единственным родным человеком здесь…но, как выяснилось сегодня, больше я ему не нужна. Отец нашел себе на новой работе девушку и забрал вещи. Мать…с ней все понятно. Она живет, как машина, двигается, как робот, она утеряла все человеческие качества…и я ей больше не нужна. Я похожа на папу, а это – лишнее напоминание о том, что ее бросили, дали ей отставку ради молоденькой… Мама не допускает даже мысли о том, что он полюбил эту девушку, а с матерью отношения давно уже дали трещину…
Я ненавидела их обоих, ненавидела и любила. И Паутте…он посчитал, что я больше не достойна его внимания, что я уже стала той, с кем стыдно общаться… Он никогда меня не любил по-настоящему, это я поняла.
Меня никто не может любить. Потому что я никому не нужна…
- Ошибаешься, - негромко произнес сидящий рядом. Я успела забыть о нем, занятая своими невеселыми мыслями.
- Что? – Я взглянула на него. В свете ламп его глаза казались глубоко зелеными.
- Я сказал, что ты нужна. Многим. Ты сомневаешься? – Мой странный спутник улыбнулся уголками губ.
- Нет. Я не нужна. Собственная мать не любит меня, - я отставила в сторону чашку и поднялась. – Спасибо. Сколько я тебе должна?
- Нисколько, - пожал он плечами. – Я угощаю.
Я направилась к выходу. Сунув руки в карманы, я обнаружила, что там лежат перчатки незнакомца. Я обернулась, чтобы окликнуть его, однако за столиком никого не было. Я вернулась и положила перчатки рядом с чашкой, на дне которой все еще плескался кофе.
…Дверь в нашу квартиру была приоткрыта. Полная нехороших предчувствий, я вошла в дом.
- Мама? – Позвала я. – Мама, ты дома? Мама?
В ванной тихо капала вода. Я заглянула туда и громко заорала.
Мама лежала в ванной, рука ее свисала вниз с бортика, и на пол натекла довольно большая лужа крови. Рядом валялась бритва.
Мама… Господи, мамочка, почему ты меня оставила? Зачем? Что мне делать теперь, одной? Что? Что?
Неужели тебе было наплевать на меня? Ты меня не любила? Почему ты не подумала обо мне?
Слезы медленно катились из моих глаз, попадали на губы. Я машинально облизнула их, почувствовав на языке соленый привкус.
* * *
...Казалось, что уже весь Хельсинкский университет знал о том, что моя мать покончила с собой. Идя по коридорам, я ощущала на себе взгляды: сочувствующие, местами - довольные ("так ей и надо, дуре"), но чаще всего просто равнодушные и холодные. Никому не было до меня дела...
В одиночестве я сидела за столом в буфете и смотрела на свой поднос с так и не тронутым супом. Есть я не хотела, хотя голова кружилась от недоедания. Внутри было ужасное, невыносимое чувство пустоты, я мучилась от него, но ничего не могла поделать с этой дырой. Когда ушел отец, меня словно бы наполовину не стало, а теперь, когда и мать...
Я не смогла простить ей самоубийства. Она всегда казалась мне такой сильной, я думала, что мы выдержим все, однако, видимо, она была такой, потому что знала - рядом с ней отец, за его спиной можно спрятаться, у него попросить помощи... А без него мать будто сломалась, как старая, брошенная за ненадобностью игрушка...
Она ведь любила его, я знаю. Они не успели оформить развод, но отец отказался от меня и мне больно от этой мысли. Папа вдруг оказался слабохарактерным подкаблучником, а, может быть, он просто любил ту женщину... Я видела ее мельком на похоронах, очень красивая.
Деньги, данные отцом на первое время, стремительно таяли, хотя я и так экономила на всем, на чем могла. Почему-то я уверена, что больше папу я не увижу...
- Вот вы где! - Недовольно окликнула меня секретарша декана. - Я Вас по всему зданию ищу! Вас декан вызывает, потрудитесь придти!
...Я стояла, уткнувшись взглядом в ковер, и рассеянно выслушивала речь о том, что, к сожалению, плата за второй семестр внесена не была, а, значит, больше я здесь не учусь, что университет не занимается благотворительностью, что очень, конечно, жаль терять такую замечательную и добросовестную студентку, но правила есть правила, с ними ничего не сделаешь, что я смогу восстановиться на следующий год, уже на бюджетной основе, если буду упорно заниматься и не терять надежды, что он приносит свои соболезнования от всего коллектива и от себя лично, и тэдэ, и тэпэ... Я слушала, кивала, а мир вокруг меня рушился на тысячу осколков. Все то, о чем я мечтала, осталось там, в той жизни, где я жила с родителями, мы были вместе, где мой молодой человек был рядом со мной, где я не была одна против всех...
- Документы мы пришлем почтой, - завершил свою речь декан.
Я, даже не попрощавшись, на ватных ногах двинулась в сторону выхода. Перед глазами все плыло, будто я за раз выпила добрый стакан перцовки.
Не помню, как я вышла на улицу, как добралась до дома. Открыв дверь, я вползла в темную, неприветливую без родителей квартиру, не снимая ботинок и куртки, рухнула на кровать в своей комнате и заснула.
Проснулась я под самый вечер. Есть хотелось нестерпимо, но в холодильнике повесилась мышь. На полках обнаружилась одинокая буханка хлеба. Слезы хлынули из моих глаз, но я усилием воли загнала их обратно. Нет денег? Так что же ты ревешь, заработай! Ничего, что нет высшего образования, ты его получишь, а пока можешь и уборщицей поработать, не принцесса! Или ты хочешь закончить свою жизнь так же, как и твоя мать - взять и резануть себя лезвием по венам? Думаешь, она бы это одобрила? Нет, моя дорогая, ты не сломаешься!
Настанет день, и твой отец будет гордиться тобой. Пусть сейчас ему стыдно за свою бывшую семью. Пусть он бросил вас, как ненужных котят. Когда-нибудь он будет с гордой улыбкой говорить всем, что ты - его дочь!
...Прошло несколько месяцев. Я сменила много офисов и магазинов, заработав репутацию заслуженной поломойки. Утром и поздно вечером я корячилась на работе, а днем, не жалея сил, зубрила юриспруденцию, которую до недавнего времени изучала в университете. После ночной смены я падала в кровать и засыпала, чтобы в шесть утра проснуться от резкого вопля будильника и идти на работу, где с семи до девяти приходилось скрести пол и безостановочно вытирать пыль. Но я до боли сжимала зубы: пусть жалуются на малейшие трудности те, кого жизнь пощадила. Я не сломаюсь...
...Отчетливо помню тот день, когда меня уволили с работы в очередной раз. Сокращение штатов, под которое мне сомнительно посчастливилось попасть... Мне выдали аванс за месяц и довольно вежливо указали на дверь. "Извините, наша компания не может содержать сразу трех уборщиц..."
Стоял апрель, неожиданно теплый для Финляндии. Солнце пригревало макушку, я шла по улице и вдруг наткнулась взглядом на висящее на водосточной трубе объявление: "Требуется уборщица в звукозаписывающую студию!"
...Съев единственный бутерброд, я набрала номер, указанный на бумажке. Долго никто не подходил, и я уже собиралась было повесить трубку, как хрипловатый мужской голос произнес:
- Алло?
- Это звукозаписывающая студия "Династия"? - Спросила я, с трудом преодолев невесть откуда взявшееся волнение. Отчего-то у меня даже пересохло в горле, и я нервно сглотнула. - Вы давали объявление о том, что вам требуется уборщица?
- Минуточку, - раздался звук положенной трубки, потом громкий вопль: "Ма-а-ртин! Ты давал объявление?!"
Прошло несколько томительных минут.
- Девушка? - Все тот же голос, немного пьяный и развязный. - Вы можете подъехать прямо сейчас? Пишите адрес.
...Почему-то я долго стояла перед зеркалом, прихорашиваясь, хотя уже давно не делала этого. Черные обтягивающие джинсы, запихнутые в девятишнурковые гады, обрисовывали попу. Темный свитерок с короткими рукавами. На лице никакого макияжа: денег нет на косметику...
Я накинула куртку и выбежала из дома.
...Спустя полчаса я стояла перед черной дверью и никак не решалась нажать на звонок. У меня было такое чувство, что это изменит всю мою жизнь, и вдруг захотелось убежать, скрыться от неотвратимо надвигающихся перемен. Мне казалось, их ветер то ласкает мою шею и лицо, то налетает резкими порывами. Страх заполз в мою душу: перемены? Зачем? Разве я не шла к намеченной цели? Разве я не распланировала свою жизнь? "Верным путем идете, товарищи!"...
Да нет, глупости какие! Однако я нервно вертела вокруг пальца кольцо с надписью "Пусть ненавидят, лишь бы боялись" и никак не решалась позвонить.
Я уже собиралась развернуться и послать все к черту, как дверь распахнулась сама, и на пороге возник довольно полный молодой человек. Волосы его были взлохмачены и торчали в разные стороны, рубашка расстегнута на несколько верхних пуговиц и неаккуратно заправлена в штаны.
- Д-девушка, - протянул он, - а чего вы тут стоите?
Я не успела ответить. Рядом с ним материализовался высокий, худой мужчина лет тридцати с хвостом.
- Это вы нам звонили? Меня зовут Мартин Хансен, - он протянул мне руку, я неловко ее пожала. - Проходите.
Меня провели собственно в саму студию. Повсюду бегали какие-то странные люди, орали, ругались...
- Лаури, она пришла! - Крикнул тот, которого звали Мартин. - У меня дела в банке, поговори с ней, а я поехал!
- Иду! - Откуда-то сбоку возник невысокий парень. Увидев его, я обомлела: несколько месяцев тому назад. Капуччино. Перчатки, которые я потом забрала и в которых проходила всю зиму....
От удивления я не могла и слова вымолвить, а он стоял и просто улыбался. Наверное, он уже забыл обо мне...
На этот раз щеки его были гладко выбриты, и оказалось, что он старше, чем я предполагала. Странно...щетина его молодила, а обычно она прибавляет лет...
На нем была черная рубашка с закатанными до локтей рукавами. Когда он поднимал руку, чтобы заправить за ухо непослушную черную прядь волос, на ней обозначивалась проглядывающая сквозь кожу, пересекающая татуировку вена. Разговаривая со мной, Лаури сидел с ногами в крутящемся кресле, потом встал, обошел кругом свой стол, сел на его край и пристально посмотрел на меня.
- Я помню тебя, - тихо улыбнулся он. - Девушка с разбитым телефоном...
От взгляда Лаури на сердце вдруг стало тепло-тепло, словно бы кто-то налил туда какао.
- Я верну тебе перчатки, - прошептала я, - честно...
Он засмеялся...
...Они пили водку, не чокаясь, только произнося тосты, и то не всегда. За столиком постоянно звучали шутки и смех.
Я мыла пол, скребла его дурацкой щеткой, смутно угадывая на себе взгляды ребят. Никогда я не считала себя красавицей и не привыкла к тому, что меня откровенно изучают мужские глаза.
Проходя мимо, Паули хлопнул меня по заднице. Не думая о том, что делаю, я резко развернулась и огрела его со всей дури по спине шваброй. Остальные парни присвистнули, а Лаури одобрительно улыбнулся.
- Ух ты! - Паули приобнял меня за плечи. Я вырвалась и убежала.
Сидя в туалете, на холодном кафельном полу, я не замечала, что плачу. Какого черта?! Я ему, что, бесплатная шлюха?! Думает, если поломойка, так и лапать можно?! Да размечтался!
Теперь меня уволят...
- Ты все сделала правильно!
Я подняла голову и увидела Лаури. Он сидел передо мной на корточках.
- Это была проверка, - он провел рукой по моему лицу, от виска до шеи. - Ты молодец. Понимаешь, слишком много девушек приходят к нам за...ладно, ты поняла меня, и не гнушаются ради этого ничем. Если бы ты начала строить глазки, то вылетела бы пинком отсюда. Но я сразу понял, что ты не такая...
...Вернувшись домой, я упала на кровать и раскинула в стороны руки. Мне хотелось обнять весь мир. Лаури не выходил у меня из головы, его слова звучали у меня в ушах. "Ты не такая..". И его прикосновения... Я закрыла глаза, вспоминая его от кончиков ботинок до последнего волоска на голове.
Я не хочу думать о нем... Не хочу вспоминать его руки... Что нас вновь свело вместе...
Кто он? Кто я? Работодатель. Работник.
А сердце кричало о грядущих переменах...