Представьте себе раннее утро в конце ноября. По-зимнему холодное утро
двадцать с лишним лет тому назад. А теперь вообразите себе кухню в одном из
больших старых домов захолустного городка. Самое главное в кухне - черная
плита внушительных размеров, но есть здесь еще и большой круглый стол, и
камин, и кресла-качалки перед ним. Как раз сегодня камин впервые загудел
снова.
У окна кухни стоит женщина с коротко остриженными седыми волосами. На ней
теннисные туфли и вытянувшийся серый свитер поверх летнего ситцевого платья.
Она маленькая и быстрая, словно бентамская курочка, но после долгой болезни,
перенесенной еще в молодости, плечи ее жалостно сгорблены. Лицо у нее
приметное. Она смахивает на Линкольна - те же резкие черты, обветренная и
загорелая кожа; но вместе с тем есть у нее в лице что-то хрупкое, и овал его
куда тоньше, а глаза боязливые, светло-карие.
- Ух ты! - восклицает она, и от дыхания ее затуманивается стекло. -
Погода - в самый раз для рождественских пирогов!
Это она обращается ко мне. Мне семь лет, а ей самой уже за шестьдесят. Мы
с нею в родстве, но очень дальнем, и живем вместе давным-давно - с тех пор,
как я себя помню. В доме живут и другие люди, тоже наши родственники, и хотя
они распоряжаются нами и частенько заставляют нас плакать, мы, в общем, не
очень-то их замечаем. А с нею мы - задушевные друзья. Она зовет меня Дружок,
в память другого мальчика, который когда-то был ее задушевным другом. Тот,
первый Дружок, умер еще в восьмидесятьгх годах, когда она была совсем
ребенком. Да она и сейчас ребенок.
- Я это еще в постели почуяла, - говорит она, отворачиваясь от окна, и
глаза ее решительно поблескивают. - Бой часов на башне суда был такой
чистый, холодный. И птиц совсем не слышно: улетели в теплые края. Ну да,
ясное дело. Дружок, будет тебе уплетать лепешки. Тащи-ка сюда коляску. Да
помоги мне шляпу найти. Ведь нам надо испечь целых тридцать пирогов.
Вот так всегда: в конце ноября в одно прекрасное утро подружка моя словно
бы официально провозглашает начало рождественских праздников.
И вот воображение ее заработало, горящее в ее сердце пламя вспыхивает еще
ярче:
- Погода - в самый раз для рождественских пирогов! Тащи-ка сюда коляску.
Да помоги мне шляпу найти.
Наконец шляпа найдена - соломенная, величиной с колесо, с поблекшими от
дождя и солнца бархатными розами; когда-то она принадлежала более
франтоватой родственнице. Вдвоем мы вывозим коляску в сад и толкаем ее к
пекановой рощице. Это моя детская коляска, ее купили, когда я родился. Она
плетеная, но прутья расплетаются, а колеса вихляют, как ноги пьяницы. И
все-таки она служит нам верой и правдой: весной мы берем ее в лес и доверху
заваливаем цветами, целебными травками и папоротником - потом мы высаживаем
все это в горшки на задней веранде; летом, погрузив в нее снедь для пикника
и бамбуковые удочки, спускаемся к лесному ручью; да и зимой она не стоит без
дела - мы перетаскиваем на ней поленья с заднего двора в кухню, она служит
теплой постелью для нашего Королька, выносливого бело-рыжего терьера,
перенесшего чумку и два укуса гремучей змеи. Сейчас Королек рысцой бежит за
нами.
Три часа спустя мы снова в кухне - чистим пекановые орехи. Мы набрали их
полную коляску. У нас спины ломит, так прилежно мы их собирали. Владельцы
сада (а это, конечно, не мы) отрясли орехи и продали урожай, и нам так
трудно было искать последки, укрывшиеся среди листвы или в заиндевелой,
местами обманчиво темной траве... Крак! Скорлупа лопается с веселым треском,
и в матовой стеклянной посудине растет золотая горка сладких жирных ядрышек.
Королек встает на задние лапы - ему захотелось полакомиться, и подружка моя
то и дело украдкой подбрасывает ему орехи. Но при этом она твердит, что мы
сами их есть не должны:
- Нельзя, Дружок. Как начнешь есть, не оторвешься. А орехов и так еле-еле
хватит. Ведь нам их нужно на целых тридцать пирогов!
В кухне темнеет. Сумрак превращает окошко в зеркало, и сквозь наши
отражения уже виднеется восходящая луна. А мы все сидим у камина, освещенные
его пламенем, и трудимся. Наконец, когда луна уже совсем высоко, в огонь
летит последняя скорлупка; мы дружно и облегченно вздыхаем, глядя, как она
загорается. Коляска пуста, посудина наша полна до краев. Мы ужинаем
холодными лепешками, свининой, ежевичным вареньем и обсуждаем планы на
завтра. Завтра начнется самое для меня интересное - покупки. Мы накупим
вишни и лимонов, имбиря и ванили, гавайских ананасов в банках, изюма и
цукатов, грецких орехов и виски. Да еще сколько муки, масла, пряностей,
сколько яиц! Ей-богу, чтоб дотащить коляску домой, потребуется пони!
Но прежде чем приступить к покупкам, надо выяснить, как у нас с деньгами.
Вообще-то у нас их нет. Только если перепадет мелочишка от кого-нибудь в
доме (десять
Читать далее...