Настроение сейчас - ПоганоМальчик лежал и смотрел на самолеты. Это были красивые модели самолетов разных времен и разных государств. Они были подвешены на кусочках тонкой лески к потолку и книжным полкам, и казалось, что сами парят в воздухе. Это сделал Папа, когда-то давно, в той, прошлой жизни Мальчика. Тогда еще они все вместе, Мама, Папа и Мальчик, ходили в городской парк, было лето, солнце ярко светило, ослепляя, сквозь изумрудную листву огромных тополей. Они ели вкусное, подтаявшее, капающее белыми воздушными каплями, мороженое в вафельных стаканчиках, катались на аттракционах, а по пути домой, обязательно заходили в магазин «Книжный мир», где Папа покупал яркую разноцветную коробку с моделью. Мальчик шел, предвкушая предстоящий увлекательный процесс сбора модели, когда он, разложив пластмассовые детали модели на столе в комнате и, включив настольную лампу, вместе с Папой будет их аккуратно зачищать и склеивать, изредка сверяясь с инструкцией. И увидит, как из разрозненных непонятных кусочков пластика появится на свет точная копия настоящей летающей машины. И будет терпко пахнуть специальным клеем и пластмассой. А когда сборка заканчивалась - модель оставалось только раскрасить или наклеить на нее прилагающиеся наклейки. Папа показывал, как правильно это делать, и Мальчик брал тоненькую кисточку или пинцет, и, не дыша, раскрашивал пропеллер и колпак кабины, закрылки и хвостовое оперение, или клеил яркие стикеры.
Сейчас мальчику было больно ходить. Больно и утомительно было даже лежать на опостылевшем жестком диванчике и слежавшихся подушках. Потому что мальчик болел. У Мальчика был рак.
- Это все ты виноват! – голос Мамы, несмотря на то, что она старалась кричать негромко, был хорошо слышен Мальчику. Дверь в его комнату сейчас всегда была приоткрыта, чтобы, если ему станет совсем плохо, позвать кого-нибудь. Тогда приходили Мама или Папа, делали ему укол, гладили по голове, что-то говорили ему. Но он не мог разобрать, их слов, глаза застилали слезы, и было сухо и горько во рту. Потом боль пряталась и он забывал про нее. Забывал до следующего раза.
- Господи, ну как я могла выйти за него замуж! – горестно причитала Мама. – Ты же мне всю жизнь изломал… Ты же ничего не можешь… Ну, что ты молчишь!
Она бессчетный раз за этот вечер закурила, руки ее дрожали. Папа тоже закурил, молча стряхнул пепел в забитую окурками пепельницу. Он не мог сказать Маме, что сегодня был у Бабкина. Бабкин был преуспевающим городским предпринимателем. Это был их последний шанс. Теперь только он мог дать средства на операцию для Мальчика. Бабкин был последним звеном длинной цепочки людей, которые были, в достаточной мере, облечены и властью, и деньгами, и связями, и имели все возможности помочь, сквозь строй которых пришлось идти Маме и Папе в поисках помощи. Каждый раз, приходя в приемные этих людей, обставленные стильно или безвкусно, но всегда отстраненно и холодно, Папа протягивал очередному секретарю пачку листов, где были анамнез и толстая растрепанная медицинская карта Мальчика, рентгеновские снимки и заключения авторитетных столичных медицинских светил, и, наконец, заключение о возможности проведения операции за рубежом, где констатировалась высокая степень положительного результата. К заключению был приложен прайс с длинной колонкой цифр, заканчивающийся пятизначной цифрой. Это была стоимость операции в единой европейской валюте, иначе - стоимость жизни Мальчика.
Войдя в приемную, Папа нерешительно подошел к секретарше:
- Я мог бы встретиться с господином Бабкиным? – спросил он.
- Вам назначено?
- Нет, но…
Секретарша вопросительно, с легкой брезгливостью высокооплачиваемого сотрудника престижной фирмы разглядывала скромно одетого посетителя.
- Я только передать… - Папа совсем сник. – Не мог бы он рассмотреть… казенные слова застряли в горле. Папа всегда терялся, когда приходилось рассказывать посторонним о своем горе. Замолчав, он положил бумаги на край ее стола.
- Что это? – секретарь взяла верхний лист, прочла, подняла на него глаза.
Папа молча смотрел на нее.
- Подождите здесь. Секретарша собрала документы Папы, прихватила со стола папку со своими бумагами и пошла к массивным двустворчатым дверям.
- Можно? – секретарша просочилась в кабинет шефа. – Там посетитель, он принес, вот. Она положила Папины бумаги на край стола. - И еще документы на подпись.
Рядом с растрепанной пачкой листов легла массивная кожаная папка с золотым тиснением.
- Что это? Бабкин взял бумаги. – А… понятно. Баксов про него говорил, ходит ко всем, просит. Хорошо, иди.
Он открыл медкарту. Листы были исписаны совершенно нечитаемым, инопланетным почерком. Пролистал в самый конец. Последняя запись была на удивление разборчивой. Выхватив из мешанины терминов отдельные понятные слова: «…прогрессирующее увеличение опухоли…», «…курс химиотерапии...», «…улучшение не наблюдается…», прочел последнюю строку: «…показано неотложное оперативное вмешательство». Пролистал заключения профессоров, отметил, что
Читать далее...