Baby, извини, но я слишком хорош для тебя.

Я напоминаю себе старый виниловый проигрыватель. Игла кружится, кружится, кружится, а потом слетает. И я не знаю, кого винить в своей отрешённости. Снова не остаётся ничего, как сваливать всё на себя. Ломать свои плечи и ключицы и медленно уходить. От себя. От тебя. Ото всех вокруг.

Воздух был пропитан запахом мокрых от пота клерков и прочих официальных людей. Почему именно клерков. Это был запах мокрых рубашек. Голубых рубашек с дурацкими дешевыми галстуками, какие носят только клерки в больших очках и с папками, полными непонятных бумаг. Наконец моя станция. Выхожутна улицу в надежде на свежесть и прохладу вечернего города. И в лицо ударяет резкий запах табака и духоты. Реальность исчезает из-под ног. И я уже в Греции. Прикуриваю сигарету, прислушиваюсь к разговору людей. Но не понимаю ни слова. Эй, кто-нибудь, хоть кто-нибудь здесь говорит на английском? Sorry, borrow me a lighter, please.

Смотреть это видео

...

Господин в шляпе парил в 30 см от пола. Первый раз я поймал на себе его взгляд. Укоризненный, осуждающий.
- Что ты сделаешь? Накажешь меня? Накажи. Нет ничего хуже твоего присутствия.
И в ответ молчание. На этот раз он решил не говорить со мной. Вдруг безумно заболели запястья. Закружилась голова. А он все не уходил.
- Прочь! Прочь! Джозеф простил мне долг!
- Ты должен не Джозеву, а мне, маленький засранец. И меня не устраивает твое поведение.
Что еще он выкинет. Вчера ко мне пришла обратная_сторона. Они мучали меня, били. Я задыхался. Я молил о пoщаде. Но они были еще более жестокими чем раньше. Почему так? Потому что я пытался вспомнить. Господин в шляпе не оставит меня просто так. Это сказал Джозеф. Господин в шляпе сделает все, чтобы стереть меня там и здесь. Мне немного страшно.

Она появилась так же внезапно как и исчезла. Словно снег на голову. Она молча вошла в класс и села на первое свободное место. Мы сразу притихли, так не привычна нам была такая самоуверенность и безразличие. Мы же считали себя местными богами, перед которыми все трепетали. И никто не осмеливался перечить нам. Я не имею в виду Шульдиха. Шульдих - отдельная тема. Так вот, никто не посмел издеваться над ней, как мы это проделывали со всеми новичками. Ей было просто плевать на нас. Плевать на правила. Плевать на чужое мнение. В теечение всего года мы присматривался к ней, пытались разгадать ее тайны. Возможно, вся тайна была в том, что никакой тайны не было. Но так, за 9 месяцев совместного обучения мы не узнали Джейн. Она ни с кем не общалась. Такое чувство, что ей было достаточно себя. Хотя, нет, вру. Она была с Шульдихом. О, это парочка стоила друг друга. Как-то мы наблюдали за ними. Они шли рядом, но как бы отдельно. Каждый сам по себе и в то же время вместе. Мы их не понимали. Младшие ученики придумали нелепые фантазии о том, что они - шпионы. Мелкие. Мы смеялись над их бредом. И сами нередко думали так же. Мы не знали ничего о Джейн. Из личной характеристики было ясно, что ее мать японка, отец русский, сама Джейн родилась в Москве, потом переехала в Токио. Сменила 3 школы. Не так уж и много. У многих из нас в послужном списке было более 7 различных учебных заведений. Ничего примечательного, ничего, что могло ее выдать. И все же она не была одной из нас.

*имена изменены до неузнаваемости в отличие от места действия

Я хочу губы из меди и стальные глаза.

По-моему, этот ебнутый мир окончательно ебнулся. И я с ним.

Я могу быть хорошенькой швецкой девочкой. Со светлыми кудрями. Румяными щеками. Серо-голубыми глазами. Стройной фигуркой. С забавной вязаной шапочкой, шарфом и варюжками. Такими бело-голубыми. У меня будет своя комната на верхнем этаже нашего дома. В комнате будет стоять светлая деревянная мебель. И шкафчик еще такой удобный. С ящиками. За окном будет снег. Такими крупными клейкими снежинками. В доме тепло и уютно. По-швецки. В комнате большие чистые окна. И много света. А еще я буду лежать на своей большой деревянной кровати. И играть с кошкой.
Я могу быть японским мальчиком. Мальчиком-хастлером. Я буду жить в маленькой квартирке. У меня будет мало мебели. Чтобы освободить пространство. У меня будет большое зеркало. Я буду ходить по дому с одной сигаретой во рту. Буду пить саке. И листать глянцевые журналы. В телефоне у меня будет модная музыка. Мне будет хотеться спокойствия. Иногда. Но какое спокойствие в Токио. Дни будут проноситься с бешенной скоростью. Сигаретный дым. Алкоголь. Новые клиенты. Старые друзья. По блату. Я буду спать на матрасе на полу. Буду лениво просыпаться за полдень. Принемать душ. Есть суши, заказанные на дом. Постоянно вертеться перед зеркалом. Возможно у меня и будет какая-то цель. Но я не успею о ней думать. Буду жить от дозы до дозы, от секса до секса. Но я буду счастлив и свободен.

Так же как и Шульдих, я узнавал о ней по каким-то обходным вопросам. Они с Шульдихом никогда не разговаривали. Но были самыми близкими друзьями. Я немного завидовал ему. Может, потому что, как и немец, она не вписывалась в общую массу школьников. А может это было что-то другое. Более сильное. Только Шульдих умер весной того года. Его смерть, как и все его планы, была продуманной, четкой. Он не хотел чтобы кто-нибудь узнал об истинной причине его самоубийства. После этого, казалось бы, ничего не изменилось. Только последняя парта непривычно пустовала. А потом, в первый день лета, уехала и она. Больше мы никогда не встречались.

И вот я стою на последнем 34м этаже. видны лишь огни. огни моего Токио. яркие неоновые надписи слываются в одно едкое облако кислоты. оборачиваюсь назад. вижу привычный пейзаж собственной спальни. один выход. смотрю вперед. затем вниз. серый асфальт. маленькие снующие туда-сюда машинки. как игрушечные. только совсем настоящие. другой выход. нет ни глотка свободного воздуха.

А дело вот в чем. Жизнь/действительность/реальность (нужное подчеркнуть) все больше идет по наклонной. И не остановить. От белого к черному сквозь пелену серого. Мрачного и туманно-слепого. Стены плывут. Задыхаюсь от кашля. Не узнаю отражения в зеркале. Ничего не вижу. Глаза... Зеркало души. Зеркало, забывшее умение отражать. И слабо мигает неоновая надпись.

The project of Life is closed.

I hate myself - говорит человек, фотографируя свое отражение в зеркале. после чего выбирает самые лучшие фотки. выкидывает их в и-нэт, кидает друзьям.

I hate myself - подписано стандартным фотошопным шрифтом на фотографии. и автор фото верит в это сам. верит безоговорочно. потому что признаться в любви всегда тяжело. и к себе это тоже относится.

мы будем дружить сегодня?

очень люблю тебя. оченьоченьочень.

и с каждым днем понимаю это все больше и больше.

и уже совсем не сомневаюсь.

и еще.если в вашей голове укладывается как Джеки может быть таким мерзким типом и нежной хрупкой девочкой одновременно - нарисуйте мне.

Прикольное слово: stuff

меня вдохновляет сигаретный дым.это шикарно.божественно.неповторимо.безумно завораживает.если бы не это я бы бросил курить.