[658x440]
..прошло 3 года..

хочется подвести итоги, но не сейчас и не здесь..
кем я стала?.. что во мне изменилось?..
в какую сторону?..

не сейчас и не здесь, потому что время требует большего..
..я просто поблагодарю родителей и друзей..
спасибо..

[504x323]
"а значит нам нужна одна победа..."
а вы проиграли.. жаль..

спасибо за отличную игру..

- Когда ты протрезвеешь, ты поймешь, что ты натворил.
- А я опять выпью.
(с)

Вся моя жизнь - это copy-paste

can u feel my love buzz..

как только я произношу слова , они становятся ложью.
в то же мгновение становятся ложью..

хочу иду на право. хочу иду налево.
я не твой король. ты не моя королева.

лимит счастья исчерпан
и становится персональной частностью
пока я давлюсь своей безучастностью

все, что я скажу будет ложью
ровно настолько насколько и правдой
наверное нельзя можно как-то иначе
но уже не надо.

я не люблю людей. я люблю музыку.

- А Брэду Питту не нужен козел? (с).

У меня на кухне встали часы. На десяти минутах третьего. Теперь, если светло - то значит десять минут третьего дня, а если темно - ночи. Идея локализованной ловушки для времени, безусловно, любопытна с точки зрения метафизики; на практике же дела со временем обстоят крайне паршиво.

В детстве, например, времени всегда навалом.
Оно кажется нескончаемо долгим, как последний урок поздней весной или неделя до дня рождения. Кажется, что "две недели назад" были в то время, когда динозавры только-только вымерли, а Джон Кеннеди и Джон Малкович, что вполне логично, ещё не родились.

Когда взрослеешь, со временем происходит какая-то шняга.

Его становится меньше. Его уже нет на то, чтобы залезть на дереве, сгонять на полузатопленную баржу и приручить в парке белку, хотя кажется, что по существу ничего не изменилось: тебе точно также надо время, чтобы поесть, чтобы поспать, чтобы съездить куда-то и откуда-то вернуться. Теперь – прогулка на природу – это не просто побежать; это - запланировать, записать в ежедневник, поставить напоминатель, напрячься и встать в субботу с утречка пораньше, купить бутылочку пива, найти подходящую компанию, и еще – самое основное – найти, о чем бы таком с этой компанией поговорить, пока вы будете бродить по асфальтированным дорожкам, мучаясь бесцельностью происходящего.

Неудивительно, что от вас все белки прячутся. Я бы тоже спрятался от всех людей, которые живут, обдумывая смысл своих поступков. Но в таком случае – мне пришлось бы, во-первых, жить в чулане, а во-вторых, отрезать кусок себя. Ту часть, которой тоже нужна цель. Этому чертову куску, который перед прогулкой прошарит весь интернет в поисках рекомендаций по прикармливанию животных рода грызунов семейства беличьих.

Иногда мне хочется залезть на дерево. Но что-то меня останавливает. То ли ворох дисконтных карточек в бумажнике, то ли охранники, скептически наблюдающие за моими рейдами вокруг единственного дерева рядом с офисом. Мне скучно висеть на дереве. Я взрослый, потому что мне больше нечего делать на дереве. Я не хочу приручить белку, я снимаю мальчика, ползающего на коленках с куском печенья в ладони и хвостатого зверька на Canon A630, который я взял в кредит, и выкладываю это изображение на своем аккаунте. Тухляк полнейший. Выносите претендента на пьедестал вперёд ногами.

Время чудовищно искажает отношение к людям.
Когда ты мелкий, мальчик с замазанной зеленкой коленкой, которого ты знал две зимы, весны и осени назад, кажется обязательным атрибутом, соответственно, лета – дурацкие клятвы под елками «только бы бабушка не узнала», дурацкие предложения «пошли в канаву ловить жуков», тошнота после первой сигареты и желание сбежать из-за стола, когда родители с родственниками устраивают воскресную пьянку с шашлыками.

Теперь я взрослый. И лежать на одной кровати с девушкой, которую я не видел два года, уже не кажется таким же волшебным, как встреча с сезонным приятелем в детстве. Я жил свою жизнь, она свою, мы еще будем друг другу рассказывать, как конкретно мы прожили эти два года, как будто так важно произнести: "а я уже больше не ..." и "кстати, у меня теперь".

Время сокращается – два года назад похожи на прошлый месяц, прошлый месяц пугающе бывает похож на позавчера, вторник на пятницу, два часа дня на четыре. Время ускоряется и становится сложней различать. Я еще никогда не встречал ребенка, который уделял бы много внимания календарям. Когда спустя три школьные четверти в разгар июля ты встречаешь того мальчика с разбитой ногой, ты что – спрашиваешь, как он закончил четверть что ли? Нет. Вы просто идете и сооружаете шалаш из досок, которые выкинули на помойку соседи после стройки.

Мне не нравится, что мне приходится кем-то быть. По ночам – я сам ставлю себя в угол и стою там, пока ноги не онемеют, обижаясь на весь белый свет, который исказил меня, врезал в меня, как будто в дверь, - замок из условностей, из обязанности быть каким-то, предпочитать что-то и к чему-то стремится. Я стою в углу и шмыгаю носом, ненавидя того урода, который придумал «переходный возраст» и «период переосмысления ценностей». В моим мечтах, он умирает страшной смертью: он разбивает мамину любимую вазу и его не выпускают гулять. Есть ли трагедия страшней? Потерять кредитку?

Это дохлый номер. Это тоже самое, что притвориться телефонной книжкой.
Невыносимая тоска рвётся из меня. Кажется, я даже знаю, что нужно сделать, но мне не хватает сил.

Взрослые – они ведь такие слабые.

Это похоже на Глупого Человека, который утопил в луже пачку аспирина.
Кто-то более сообразительный раскрыл над ним чёрный зонт, пока тот, сгорбившись, пытается поймать за шкирку Человека-из-Лужы, укравшего у него бумажную упаковку таблеток. Слезы крупными бусинами разбивают видимость, Человек-из-Лужи убегает в сторону Можайки – прямо как есть: в шляпе и мокрый. Убегает, выбивая копытами искры из тротуара; размахивая добычей, как флагом.

Только Глупый Человек больше не плачет. Он смотрит на зонт, который заменил ему небо.
Он смотрит на руку, держащую ручку зонта, заменившую ему Бога.

-Возможно, предложение не согласовано.
-Возможно.

Слёзы – это просто дождь, который идет в обратную сторону.

[Переходная стадия между небом и асфальтом?]

PS.
- И ляпай! Но ляпай уверенно. Это у них называется эксцентричностью.

Я - Феникс. Я - охотничьи спички, которые опускаешь в воду - они гаснут, а потом вспыхивают вновь. Я - живая вода, я же - мёртвая.

Слабеет самоконтроль, как падает черная ткань - последний кусок тряпки с обгоревших плеч. Мое собственное бронзовое покрытие тускло отсвечивает от уличных фонарей - они тоже напряжены, похоронно-бледны рыжим светом - как будто чувствуют собственные корни, прорастающие из раскаленного асфальта. Тянутся на тысячи километров, от Владивостока (первого восхода) до твоего сердца (первого заката); тянутся, как лапша, которую приходится извлекать из сливного отверстия раковины; как перегон между двумя станциями, когда ты зажат между оплывшим мужиком в майке-сеточке и девушкой с красной полосой от сумки на затекшей руке; тянутся, как болезненный кашель, когда думаешь, что следующее, что ты выплюнешь - будет твоя душа; тянутся на сколько хватает глаз, мозгов, рук, амбиций. Тянутся, что передать тебе немного меня в тот момент, когда я избавляюсь от китайского шелка с тела, потому что воздух между мной и им стал слишком невыносимым.

Я - страсть. Я - невинность. Я - табличка о реконструкции, которая никогда не закончится. Я - более, чем просто умён.

Близость к истине играет со мной, шныряет в темноте, в крике моих связок. Случайный оргазм, получаемый от удара об угол стола.
-Тебе тоже будет действительно больно. - шиплю я.
Далее следует удар о вполне безвинную дверцу шкафа - удолбанная до расходящихся швов - мебель стонет и резко открывает убиенную дверцу прямо мне в лобешник. Сразу становится как-то совсем не пафосно и по-детски обидно. Я брыкаю мстительный кусок дерева и отбиваю мозоль на большом пальце ноги. Шкаф стонет как катафалк и извергает на меня аж три зимних куртки. Я погребен и думаю, что это именно тот случай, когда меня уже не найдут.

Я - никто, я же лишь еще один изнывающий, думающий, что проклят, желающий славы, свободы, еще бутылки зёленого чая - нового, со вкусом мяты, со вкусом натурального ароматизатора; я - блики-полоски на мониторе и слепые пальцы, попадающие мимо точек, невозможные закончить такое простое "я".

Никто не сможет совершить escape - на улице висит плакат, а на нем написано: я хочу, чтобы мы были нужны друг другу.

Я переключаю раскладку.

Ты.

PS.
- Девочки, он же мальчик!
- Мальчик? Да в нем же яду больше, чем в аптеке!
(c)

Могильщики - это разочарованные в жизни археологи.

-Паадшшиий … Мммм … Неееектооо …
-Да кто угодно.

22 градуса тепла, 02:00 ночи на часах, ипотечный кредит.
Парень и девушка идут по проспекту босиком.
Они думают, что это признак, свидетельствующий, о том, с какой легкостью они способные воспринимать бытие. Они выжирают эту иллюзию закуской под пиво ровно до той секунды, пока не встречают моего лучшего друга, гордо шествующего в белых штанах, высокохудожественно испачканных качественным влажным черноземом.

Это чертовски какой-нибудь город. Даже бывая посредственным – он категорично, сильно, уникально, очень-очень – посредственный. Это слово с экспрессивной окраской, но я не знаю человека, который хотя бы раз отключил функцию определения подобных выражений, даже, если он использует их через вздох, через запятую, через вечность. Даже Microsoft Office хочет, чтобы мы, наконец, стали спокойными и правильными – лицензированными на карьеры, пользования благами человечество и на один голливудский поцелуй в семейном фотоальбоме в бархатной пурпурной обложке (около 2000 тысяч в любом фотомагазине).

-Потому что это всегда случается. Главный герой в один вроде бы скромный календарный день слышит таинственный зов, который заставляет его выбежать из своей благополучной жизни и уйти в пасмурную погоду - спасать. Никуда он дойти, конечно же, не успевает, потому что вляпывается в историю.
-Я думал, ты скажешь - в дерьмо.
-Я именно это и сказал.

Ты уходишь, хлопнув дверью: посмотрев два-три шедевра киноиндустрии, начинает казаться, что этот процесс несет в себе некий практически божественный смысл – один плачет, другой бьет остатки бабушкиного сервиза (безвкусная работа художников, но с каждым годом она становится всё ближе по стоимости последней модели); слезы скатываются по щекам той другой – глицериновыми каплями (крупный план на веко, MaXFactor Color Adapt, разравнивающий структуру кожного покрова), и на этом застывающем в пространстве моменте кто-то всенепременно пускает дождь из распылителя для газона. Надрыв настолько сильный, что банки с кока-колой открываются сами собой. Пепел с окурка падает на стеклянную поверхность стола: она бежит на улицу прямо в домашних тапочках, он возвращается в ее квартиру мокрый до трусов. Короче, еще десять минут фильма они так и бегают по району, пытаясь воссоединиться, а добившись желаемого результата, не говоря друг ни слова, кидаются в души друг друга и это же самое мгновение в Never-Never Land умирает главный самый грязный пират, а в мире наступает благоденствие.

-Я охотно это знаю.

На самом деле, единственное, что совпадает – это то, что и ты (каппучино, пенка для волос, таблетки), и я (наушники, очки, кошки) устало падаем на диван в один и тот же момент. Ты в своей квартире, я – в своей.

-Кофе сварить?
-Кофе? Без вопросов.

Я выиграл, ты - проиграла.
Это ещё одно доказательство того, что в жизни совершенно необязательно побеждать.

PS.
- Говорят, вам счастье привалило?
- Бессовестно врут!
(c).

Ром с колой.
Он пил, потому что не мог уехать, его дядя пил, потому что все опускали его работу, его кошка пила по приколу, а его баба начала пить, потому что оказалась в долговой яме.

Он пил, потому что не мог уехать - (сорваться, исчезнуть, прорыв, там вода, там небо, там мулатки в ярко-желтом бикини и звезды морские под стеклом волны ходят на двух конечностях, подгибая еще три; там дома деревянные, с загнутыми крышами, как месяц растущий; забыть, отпустить всё, что не досталось, потому что даже не старался, вернуть себе сердце, но только чтоб about:blank; а через три года, первый, и пусть будет чб обложка, и книга небольшая - всего страниц по 100, но четыре - фология; и брань про свою ненависть с нежностью, и веселье о том, как легко быть смешным, а профессия - идиот тупой, и мор - про окончания и темноту без подсветки, и смерть о том, что *some text missing*; лететь-упасть через раз, только бы уехать; от каждого следующего утра опоздавшего, от каждого шага по одной и той же дороге, тошнотворное ощущения - закроешь глаза и пройдешь, потому что на клеточном уровне знаешь дорогу; вьется, вьется вдаль мечтой, господи, прости; папа, переродись моей силой, спаси-сохрани, ленивую душу, глупую голову, злобу, скажи мне, кто я, скажи мне, почему так; боги, дайте мне света и научите прикуривать от пальца, я обрежу все заусенцы; увидеть городского ангела, рассказать всем, что видел; побежать и не вернуться, подари мне ч.ю. - поехидней; ром - подороже; тело - чуть гибче; и ты, не_любимая, раз, два, три, выкини штуку - роди мне меня самого; чтоб, когда новый - бирка на запястье, а мертвый - на щиколотке; лежи уж, потерявший крышу на войне и без тебя проиграем, правда, если выиграть хотя бы одну битву, хотя ...; но; как-нибудь, если бы; на следующей неделе; потом снова ночь, и нет горячей воды, и я кричу, падая на посредственно вымытый ковер; и продолжаю кричать, хрипло, по-голливудски, прокуренно_отчаянно, и падаю лбом, думаю, что все хорошо и это конец, и где-то уже в процессе финала понимаю, что мечты исполняться лишь тогда, когда в них ты будешь самим собой) ...

Чуть громче. Чуть менее больно.
Лето.