То, что греет меня,
что лечит меня,
что кормит меня,
что приводит меня в движение,
наполняет меня смыслами, —
всё это создано еврейским Гением.
Книга, деньга, колесница, зиккурат, гео -метрия, магия чисел, языки — всё это их аксессуары и ожерелья, в которые они могут. Мы не можем. За это мы их ненавидим. Мы ненавидим их со школьной скамьи, потому что в самых укромных уголках сознания, мы прекрасно понимаем: с портретов внутри классных стен, в которые вынуждают идти, со страниц книг, которые вынуждают листать, взирают на нас не «наши» мудрствующие аборигены. И мы, твари неблагодарные, можем устроить хоть тысячи хрустальных ночей, выворачиваться на все изнанки, виться как ужи на раскалённой сковороде, но не уйдём от того, что всё, благодаря чему мы живём, а не выживаем в лесах и прериях с топориком наперевес, и не заблуждаемся, идёт от Авраама, от Ицхака, от Яакова (Якуба, Израиля), …, до Ньютона, до Максвелла, до Эйнштейна…
«В школе для бедных, между другими детьми, сидела девочка-еврейка, добрая, развитая и самая прилежная из всех. Но в одном из уроков она не могла принимать участия — в Законе Божием: школа была, ведь, христианская.
Ей позволили в это время учить урок из географии или решать задачи, но она скоро справлялась и с уроком, и с задачами, и книжка только так лежала перед нею раскрытою, — она в неё и не заглядывала, прислушиваясь к словам учителя. Скоро тот заметил, что она следит за уроком, пожалуй, внимательнее всех остальных.
— Учи свой урок! — сказал он ей кротко и серьёзно, но она продолжала смотреть на него своими чёрными, лучистыми глазами; он задал ей несколько вопросов, и оказалось, что она поняла и усвоила себе из его уроков больше, чем кто-либо из других детей. Она слушала, понимала и слагала всё в сердце своём.
Отец её, честный бедняк, отдавая дочь в школу, поставил условием, чтобы её не учили догматам христианской веры; но отсылать её в эти часы из класса было неудобно, — это могло возбудить в других детях различные мысли и соображения — и она оставалась. Теперь же учитель понял, что так дело оставить нельзя.
Он отправился к её отцу и заявил, что тот должен или взять свою дочь из школы, или позволить ей принять христианство.
— Я не могу равнодушно видеть её горящего взора, в котором так и светится вся её душа, жаждущая света истины Христовой! — добавил учитель.
Отец заплакал:
— Сам я мало сведущ в законе отцов моих, но мать её была истою дочерью Израиля, крепко держала свою веру и взяла с меня на смертном одре слово — никогда не позволять нашей дочери креститься. Я должен сдержать своё обещание; оно для меня священно, как обет, данный Богу!
И девочку взяли из христианской школы.
Прошло много лет. В одном из маленьких городков в Ютландии служила в семействе небогатого горожанина бедная девушка-еврейка. Это была Сара. Волосы её были чёрны, как эбеновое дерево, тёмные глаза сияли огнём, как у дочерей Востока. Но выражение их ничуть не изменилось со времени её детства, когда она ещё сидела на школьной скамейке и внимала словам учителя.
По воскресеньям в церкви звучал орган и раздавалось пение псалмов; торжественные звуки доносились через улицу и до соседнего домика, где прилежно и неутомимо занималась своим делом еврейка. Заповедь: «Помни день субботний, чтобы святить его!» — была для неё законом, но суббота была у христиан рабочим днём, и девушка могла праздновать её лишь в сердце своём, а этого, ей казалось, мало. Но что значат для Бога дни и часы? Мысль эта пробудилась в её душе, и девушка стала праздновать субботу в христианское воскресенье. И когда звуки органа и пение псалмов доносились до её уголка в кухне, даже и это место проникалось святою тишиною храма. Сара читала в это время Ветхий Завет, сокровище и собственность её народа; только его она и могла читать: слова её отца, сказанные учителю, обещание, данное им её умирающей матери, глубоко залегли в душу Сары, — она не должна принимать христианства, не должна отрекаться от веры отцов своих, и Новый Завет должен оставаться для неё закрытою книгой! Но она уже так много знала из него, знания эти хранились в душе её вместе с воспоминаниями детства.
Раз вечером она сидела в углу комнаты и слушала, как хозяин читал вслух. Она могла слушать, — читали не Евангелие, а старую хронику. Из неё прочитано было об одном венгерском рыцаре, попавшем в плен к турецкому паше.
со школьных времён влюбился в группу Чугунный Скороход.)
"Мама, что мне делать, я хочу на рэйв!?"
1.
[525x700]
Изучал анимацию в Фарнхаме (Великобритания). Первый фильм (дипломная работа) — «The Interview» (1978). После этого он прожил год в Барселоне и решил окончательно осесть в Лондоне. Где и снял свой первый известный фильм в рамках гранта на «обучающую телепрограмму об охране окружающей среды» «Tom Sweep: The Bin». В 1993 году он получает известнейший и престижнейший грант в мире мультипликации «Animator in residence» от студии Фолимаж (Folimage studio) и по условиям гранта уезжает на год во Францию. Где и снимает фильм «The Monk and the Fish» (1994). «Это очень поэтичный фильм с превосходной графикой, где простыми средствами — кистью и черной тушью, автор показывает свое удивительное владение пространством и формой, светом и временем.»
Сейчас у него есть собственная небольшая студия, в которой он занимается производством рекламных роликов, мультфильмов и мульт-сериалов.
Кроме производства фильмов преподает анимацию в нескольких школах искусств в Англии и других странах. Предпочитает снимать фильмы, в которых нет четкой истории, но в них есть концепция, особое настроение, откровенность.
Его предпоследняя работа — «Father and Daughter» (2000), собрала огромного количество призов и наград, в том числе была удостоена Оскара.
Фильмография
«The Interview» (1978)
«Tom Sweep» (1992), 3 min
«The Monk and the Fish» (Le Moine et le poisson) (1994), 6 min
«Father and Daughter» (2000), 9 min
«The Aroma of Tea» (2006), 3 min
Награды и номинации на IMDb
Лента обладает огромным числом наград, в том числе удостоена премии Оскар.
_________________________________________________________
Здесь бессмысленны слова - чувства говорят сами за себя.
