Неделю тому назад наткнулся на давно, казалось бы, почивший в бозе аргумент о неправильности Советского Союза. Мол, когда спускали советский флаг над Кремлём, никто не вступился. Ни сколько-то там миллионная КПСС, ни хомо советикус вульгарис ан масс. Не тот, значит, Союз-то был, а? В августе за новую свободную Россию, эвон, под танки бросались.

Люблю такие рассуждения, когда они звучат не в споре со мной, а так, мимолётом. Если человек помер от сердечной недостаточности, то, значит, был дураком или сволочью.

Оно бы и ладно, боевая ностальгия с некоторых пор не мой вид спорта. Однако сам предмет, этим изнаночным аргументом затронутый, с тех же пор стал актуален, и его бы не грех рассмотреть.

Теория. Есть такой предмет, как легитимность государства, и, если выжимать смысл из его словарных определений, то это потенциальное согласие подданных государства с его действиями. Потенциальное, как потенциальная энергия в физике.

Легитимность в отдельно взятом государстве трудно наблюдаема и сложно измеряема. Её легко объявить существующей или несуществующей, и неважно, существует она де-факто или нет здесь и сейчас. Так поступают «цивилизованные страны», когда объявляют настоящим, «легитимным» президентом своего зарубежного клиента, проигравшего выборы или не дошедшего до них. Другое дело, что долго поддерживать хорошую мину в этой игре невозможно, и «легитимный» клиент рассасывается во втором переносном смысле.

Следствием этого балагана оказывается инфляция самого понятия «легитимность»: её и продолжают отождествлять с внешней оценкой местных дел, хотя она, во-первых, совсем другое, а, во-вторых, критически важна для общества, у которого есть государство.

Легитимность трудно посчитать, однако можно указать на проводимые в жизнь государственные решения, однозначно снижающие легитимность этого государства.

Отличительным признаком таких решений станет бессудное поражение подданного в субъективных правах.

Права эти, опять же в моём понимании, сводятся к гарантированным государством возможностям подданного добиваться своих целей. Свободы, в моём же понимании, описывают ограничения на эти цели. Свободы – это «что можно», права – это «как можно».

В обсуждении состоявшейся или возможной делегитимации речь идёт именно о лишении прав, которые были, а не об отказе в предоставлении прав, которых не было. Именно поэтому требования прав мигрантами и ещё прав всевозможными меньшинствами не посягают на легитимность соответствующих государств.

На полях отмечу, что возможности, то есть суть субъективных прав – это не только возможность что-то делать, но и возможность чего-то не делать. Западные общества, в силу господствующей там этики, придают большее значение первой категории возможностей. Апологеты советского общества обычно говорят о второй («право на труд» как возможность не искать работу и проч.).

Лишение человека каких-то субъективных прав в принципе не может быть приемлемым для человека, даже если он именно этими правами здесь и сейчас не пользуется, достигая своих целей с помощью других субъективных прав. При этом самое резкое отторжение таких решений и у него, и у его близких, и у ему подобных возникает при отсутствии возможности оспорить эти решения. Суд, как учреждение, и нужен-то для того, чтобы такое отторжение смягчить.

Соответственно, делегитимация государства происходит тогда, когда подданные рассматривают, как действительную, возможность бессудной потери своих субъективных прав. Не обязательно только «тогда», но «тогда» обязательно.

История. Советский Союз не вышли защищать не потому, что не понимали, к чему идёт, – хотя последствий уж точно не предвидели – а потому, что он потерял легитимность в глазах своих граждан. Было государство, и нет государства. Нет его потому, что подавляющее большинство граждан знало: оно может им легко сделать крупную гадость. Не сделало, проклинать незачем. Исчезло, ну и скатертью дорога.

Замечу, что такой взгляд никак не противоречит тому, что СССР, по мнению любого отдельно взятого гражданина, был плохим или хорошим, адом или раем. Легитимность этим мнениям безразлична, она о том, что может быть, а не о том, что было или есть.

Как был делегитимизирован Советский Союз? Очень просто.

За свою историю Советская власть многажды творила дела, полностью подходящие под данное определение, – бессудное лишение субъективных прав – в отношении заметного числа граждан советского государства, а равно их близких и знакомых, которые гражданами, например, стать так и не успели, когда пришли красные.

Повторю: эти дела понижали легитимность советского государства в глазах современников, хотя те же современники могли считать их правильными и нужными (например, массовые репрессии 1937-1938 г. г.). Разумеется, Советская

Меня попросили рассказать о такой вещи, как «искусство» в понятиях учения об аналитической этике, которое я не устаю здесь комментировать. Я даже его придерживаюсь в жизни, если что, и не жалею об этом. А окружающих не спрашивайте.

Выполняю просьбу. Текст получился очень длинным и скорее громоздким, однако частные случаи всегда требуют больше времени и сил, нежели общие, а «искусство» есть частный случай «культуры»: точнее, одно из явлений «культурной сферы» общества.

Что ж, начну. И картинку поставлю. Слова на ней суть мой перевод начала широко известного монолога. Кто не понял, извините меня. А кто понял, извините уже моё чувство юмора, оно законченная сволочь.



1. Сначала словарь. Для объяснения своей точки зрения я буду использовать термины «факт» и «переживание» в значениях, которые определю ниже. Я придерживаюсь этих значений в собственных размышлениях.

Если кто-то считает, что приведённые определения не соответствуют его пониманию «фактов» и «переживаний», мне очень жаль. Если кто-то считает, что «факты» и «переживания» суть совсем другое, причём только совсем другое, то мне ещё жальче. А «феномен» и «ноумен» идут лесом, я не философ, а погулять вышел.

Итак, и перетакивать не буду.

Я считаю фактом всякое событие, воспринятое человеком, которое человек способен описать и передать средствами второй сигнальной системы, то есть такое событие, которое можно символизировать (словами, формулами и проч.).

Подробность и правильность такого описания суть «вторые сложные вопросы», и они действительно непростые. Хорошо, что речь сейчас не о них.

Переживание, напротив, есть воспринятое человеком событие, которое тот не способен описать и передать средствами второй сигнальной системы.

Назвать или обозначить такое событие он может, только это будет указанием на событие, а не его описанием или передачей: другой человек, услышав это обозначение, просто обратится к своему собственному переживанию под тем же или схожим названием.

Аналогия: одинаковые имена файлов в разных директориях и с разным содержанием. А то и в разных форматах.

В первую очередь в «переживаниях» окажутся события, которые влияют на само восприятие человека: их в принципе труднее всего описать.

Обычно такие события отождествляют с изменениями внутреннего состояния человека. Однако для конкретного человека переживанием будет всякое событие, которое он не может описать и о котором он не может поведать просто в силу своих недостаточных способностей это сделать. Под это ограничение могут попасть и события во внешнем мире: «принеси то, не знаю что».

Вообще, развитие умений и навыков описания событий у человека как вида неизбежно ведёт к увеличению доли фактов в воспринимаемых отдельно взятых человеком событиях и уменьшению доли переживаний в них.

Теперь главное.

Наука в обществе – то, что связывает факты между собой. Искусство в обществе – то, что связывает переживания между собой.

Далее только про искусство.

2. Искусство занимается тем, что структурирует невиданное (нераспознанное), упорядочивает неописуемое.

Искусство в обществе присутствует как множество конструкций из переживаний. В этих конструкциях переживания выступают составными частями, формы и размеры которых известны лишь приблизительно, к тому же различны у разных людей с разными навыками описания событий.

Само понятие «конструкции» здесь имеет смысл лишь потому, что получается описать и объяснить положение этих составных частей друг относительно друга.

Такого можно добиться только через ввод в невиданное и неописуемое, которое подлежит структурированию и упорядочению, таких фактов, которые определят взаимное расположение переживаний друг относительно друга.

Эти факты, таким образом, создадут связи, отношения между различными переживаниями; выступят более или менее понятными символами, скрепляющими разные экземпляры неописуемого между собой.

Общепринятое название таких фактов и их собраний – «произведение искусства». Статуя, картина, книга, песня, кинофильм, компьютерная игра и так далее. Каждое «произведение искусства» есть пересечение лёгких путей между необъяснимыми вещами. Ранее я говорил об искусстве как средстве экономии воли (сил): я полагаю, что так это средство и работает.

Замечу, что такое понимание можно отнести и к искусству как сверхдолжному умению в создании вещей. Это умение сам его обладатель, как правило, не может объяснить и не может передать.

Я нынче телевизор смотрю только в промежутке между его включением и выбором диска с фильмами. Увы. Подкрались и уязвили. «Россия нуждается в идеологии», бурно провозгласил человек со скошенными к носу глазами гуманитария. Уж не знаю, в который раз он это сделал. Раньше переключения выпадали на рекламу.

Я тут довожу до ума лабораторные стенды в родном ВУЗе, – не знаю, понадобятся ли, но мне уже едино, решил и сделаю – так что выпущенный на волю внутренний технарь развопился и потребовал слова.

Он знает, как надо. Не что, а как, поэтому его, технаря, надо бояться. Галич чуял.

Слово технарю.

Итак, идеология как понятие есть учение о мере присутствия идей и вещей среди людей.

Проведение любого экземпляра идеологии в жизнь сводится к созданию, поддержанию и изменению списка предметов (вещей, событий, отношений), которые могут быть идеализированы или деидеализированы, то есть к выработке правил включения предметов в этот список, их исключения их из него и определения их места в этом списке.

Идеализация здесь – уменьшение понимания предмета, уменьшение степени разрешения в его рассмотрении, уменьшение доли умственных усилий во внимании, уделяемому человеком этому предмету, в пользу чувственного восприятия.

В пределе идеализация предмета сводит его к неделимой идее с единственным отличительным признаком, требующей от человека наималейших умственных усилий во внимании к ней.

Образ идеализации: у любимого человека нет недостатков. Во внимании, которое уделено любимому человеку, подавляющая часть остаётся за чувственным восприятием,а для работы по различению недостатков, отделению их от достоинств «ума не хватает».

Деидеализация – детализация – есть обратный процесс, когда умственные усилия, уделяемые человеком тому или иному предмету, увеличиваются за счёт доли чувственного восприятия во внимании. Степень разрешения растёт, фотографию рассматривают по точкам. Разоблачают.

В пределе всё внимание человека будет отведено этому предмету при том, что оно почти целиком уйдёт на умственные усилия по объяснению различий, на отслеживание которых останется наивозможный минимум чувственного восприятия.

Образ деидеализации: «безумный учёный», совершенно увлечённый своими исследованиями и предельно рассеянный в обыденной жизни. Или «Focused» из «Deepness in the Sky».

Место предмета в списке, который поддерживает идеология, задано количеством внимания, которое человек должен уделять этому предмету. Из-за того, что внимание человека конечно и ограничено, речь тоже идёт о доле внимания.

Образ: близкий человек отличается от любимого тем, что доля чувственного восприятия во внимании, уделённом ему, может быть такой же, как у любимого человека (и у близкого человека тоже может не быть недостатков), однако доля самого этого уделённого внимания может быть много меньше, чем та доля, которая была бы уделена любимому человеку. Близкий – он просто хороший и рядом.

Итого, идеология как технология сводится к правилам распределения человеческого внимания и изменения соотношения чувственного восприятия и умственных усилий в распределённом внимании.

Материально-техническое, организационное и методическое обеспечения идеологии сводятся к средствам и способам достижения этой цели, то бишь распределения и изменения.

«Отсюда совсем не является странным», что «идеолог» (знания) и «идеологический работник» (навыки) суть понятия различные, а требование обязательной приверженности «единственно верному» от идеологического работника – добрая история для детей.

«Идеологи», а особенно «основоположники» – те да, должны; иначе не получится достигнуть тех целей, которых они надеются достигнуть внедрением или поддержанием идеологии. А вот «идеологические работники»… «Мы дрались не однажды. С вами и против вас, но всегда со славою».

Присутствие «идеологического аппарата» в государстве и в обществе может быть сосредоточенным (решение СССР), когда за идеологию отвечает особое учреждение, или распределённым (решение «цивилизованных стран»). Второе решение позволяет одновременно поддерживать противоречивые экземпляры идеологий в обществе («плюрализм», «свобода слова»).

В обоих случаях «идеологический аппарат» работает через навязывание обывателю понимания того, что хорошо и правильно вносить идеологическую компоненту во всякую свою работу – виднее всего такое в работе обывателя с текстами.

…на всякий случай, на полях. Текст – это не обязательно цепочка букв, это всякая последовательность символов, претендующая на связность, и не важно, какими техническими средствами она выполнена…

Сосредоточенный «идеологический аппарат» в силу императива экономии энергии тяготеет к возможно более долгому поддержанию текущей версии идеологии так, что всякое обновление

Ещё раз поздравлю уважаемых читателей с безвозвратно прошедшими и неуклонно надвигающимися праздниками. Ответных поздравлений не требуется, я был «живительно тронут» состоявшимися (без шуток) и благодарю за них.

Пользуясь парой дней отдыха, я собрал свои заметки разного времени по поводу того, как я оцениваю те или иные предложения по изменению общественной жизни, как я их классифицирую. Делал я эти заметки для себя и весьма беспорядочно, так что сопряжение тут обошлось в довольно большую часть предлагаемого текста. Подчеркну, что речь идёт о принципах классификации и подхода к оценке, а не о самих оценках конкретных событий. О базисе, а не о прейскуранте.

Конечно, этот базис обязан собою работе «Поведение» (а чего Вы ожидали?), и считайте это честным предупреждением.

Сперва о времени. Время – это смена состояний системы. Отсюда следует, что время может быть и субъективным, если субъект способен отмечать смену собственных состояний.

Значит, если разные субъекты согласились считать «объективное время» по изменению состояний системы, независимой от них (заход-восход солнца), то в один и тот же отрезок такого объективного времени у разных субъектов может помещаться разное количество субъективного времени. Это количество можно увеличивать или уменьшать с помощью как собственных усилий субъекта, так и каких-то внешних средств и орудий.

Ничего нового, всего лишь объяснение понятия «темперамент», его обобщение и утверждение того, что это понятие количественное.

Теперь о воле. Я не делаю разницы между волей, умом, «я» или самообладанием. Это либо одно и то же буквально, либо стороны одного и того же предмета, настолько тесно между собою связанные, что для моих рассуждений разницы с буквальным отождествлением нет.

Воля есть тоже понятие количественное, иначе ни уговоры, ни пытки не имели бы смысла. Волю накапливают и волю тратят. Опять-таки, и накопление, и трата могут осуществляться исключительно самим субъектом или с какой-то внешней помощью.

Далее о действии. «Действие» в физике есть величина, пропорциональная энергии и времени. Само понятие, очевидно, заимствовано у дел обыденных без потери смысла; значит, возможно и обратное заимствование.

То есть действие как элемент поведения тоже можно понимать как нечто количественное, прямо пропорциональное воле субъекта и его субъективному времени, затраченным на это действие.

Следовательно, понятия «участия в действии» и «уклонения от действия» могут быть рассмотрены как увеличение и уменьшение всякого отдельно взятого действия для субъекта.

Эти действия над действием получаются настолько распространёнными, что, во-первых, их не замечают, как не замечают воздух, а во-вторых, во всяком обществе, существующем достаточно долго в достаточно многочисленной группе, разным способам уменьшения и увеличения действия окажутся сопоставлены некие вполне заметные и долговременные явления, развивающиеся и усложняющиеся вместе с обществом (или деградирующие и упрощающиеся, неважно).

Теперь о сферах деятельности. В «Поведении» сферой деятельности называется совокупность действий, воплощающих некоторые общественные отношения. Понятно, что сферы деятельности в обществе взаимосвязаны, а на уровне отдельного человека и взаимопроникающи, когда последовательность его поступков может быть набрана из действий, относящихся к разным сферам деятельности.

Одной из сфер деятельности Константин А. Крылов называет сферу управления, которая реализует участие во всяких отношениях, а другой – сферу культуры, которая воплощает изолирующее поведение, то есть уклонение от всяких отношений. С точки зрения, обозначенной в настоящем рассуждении, можно говорить о практиках увеличения или уменьшения действия, где практики увеличения будут относиться к сфере управления, а практики уменьшения – к сфере культуры.

Далее о таких практиках. Из ранее изложенного видно, что всякая практика по увеличению действия (его поддержке) может быть рассмотрена как комбинация решений по увеличению количества воли или по увеличению количества субъективного времени, вложенных в это действие. Равно практика по уменьшению действия (уклонению от него) сводится к комбинации практик по уменьшению количества воли или количества времени субъекта, вложенных в это действие.

Понятно, что тут могут быть противоречивые случаи, когда, например, сами работы по увеличению количества воли, вложенной в действие, ведут к уменьшению количества времени, однако здесь речь идёт о том, что воля будет нарастать в большей степени, чем время – уменьшаться; то есть итогом здесь станет всё же увеличение действия.

Теперь о сфере управления. Для её образования и функционирования требуется увеличение действия, а оно может быть достигнуто двумя способами – вероятно, в подавляющем большинстве случаев речь идёт об их

Рассудил, чего Вам пожелать на Новый год. Или под него.

Всеобщий праздник как идея сводится к демонстративному отказу от существующей в обществе иерархии с целью поддержания этой иерархии. Изначальный смысл: «пусть лучше молодёжь и неудачники денёк или недельку побузят, чем всё время на них оглядываться». Позднее «единство общества» или там «открытость общества», не важно. Смысл тот же.

Предсказуемость всеобщего праздника, привязка его к действующей версии календаря нужны для снижения расходов на сопутствующие мероприятия при сохранении эффекта от них.

С усложнением общества количество праздников увеличивается потому, что на отдельный праздник масштабов общества претендует всякая общественная деятельность, последствия которой чувствует всё общество, и которой необходима иерархия. Постольку, поскольку общество сохраняет сходство с семьёй, эти праздники числом и содержанием будут сохранять сходство с семейными праздниками. Точнее, семейные праздники будут сохранять сходство с ними, так как всеобщие, думаю, были раньше.

Отсюда всеобщий праздник власти, отсчитываемый от событий её основания или смены (семья – заключение брака, отселение); всеобщий праздник мирной жизни, отсчитываемый от запоминающейся победы над врагом или природой (семья – завершение самой изнурительной рабочей нагрузки в году); всеобщий праздник смены поколений, отсчитываемый по периодическим изменениям в окружающей природе (семья – рождения и, в нагрузку, смерти).

На НФ-орбитальной станции объёмом в современный мегаполис можно вообразить праздники систем жизнеобеспечения, отсчитываемые от событий по их радикальному улучшению или исправлению (эквивалент праздников власти и мира соответственно). С другой стороны, отдельных праздников «рынка» или «демократии» не будет никогда в силу их постоянного показного отрицания иерархии, так что и «рынок», и «демократия» подаются их апологетами как постоянный, вечный праздник. С «праздником труда» тоже вопрос, ибо с усложнением общества «труд» становится чересчур многообразным понятием, и в нём сложнее выделить составляющую, критически важную для всего общества.

Праздник Нового года, как читатель уже догадался, есть нынешняя версия всеобщего праздника смены поколений. Новый год временно отрицает превосходство родителей над детьми – конечно, с учётом технической возможности и безопасности такого отрицания. Когда эту лямку тянуло Рождество, там всё было наружу: новорождённый изначально был манифестацией всемогущей сущности, бесконечно превосходящей условных родителей.

Итого, для праздника Нового года оригинальная составляющая пожеланий блага всякому знакомцу и незнакомцу, – а без таких пожеланий ни один праздник не решает свою задачу по поддержанию «единства» и/или «открытости» общества – должна быть связана с нынешними или возможными успехами этого знакомца как родителя (точнее, представителя старшего поколения) или ребёнка (представителя младшего поколения). Независимо от возраста.

Я Вам этого и желаю, уважаемый незнакомец. Или неуважаемый, там разберёмся. Нужное вписать согласно собственному положению дел.

Спасибо за внимание и с наступающим Новым годом.

Этого в «Поведении» не было, Константин А. Крылов ограничился рассмотрением понятия «истины» для «южной», «восточной» и «западной» этических систем.

Опираясь на изложенное им, я попытаюсь рассмотреть здесь понятие «истины» для «северной» этической системы.

Считаю необходимым предупредить: я не намерен в основном тексте или, возможно, в комментариях объяснять, доказывать или защищать тезисы, высказанные в «Поведении». Я их комментирую. Между ссылкой и катом выбирайте ссылку: кстати, прекрасное высказывание, если вспомнить, что «катом» называли палача.

Ограничусь кратким изложением условия задачи для тех, кто «почти помнит».

Итак, условие.

«Истина», по Константину А. Крылову, это ситуация, при которой отношение сознания к миру и отношение мира к сознанию одинаковы. Автор считает, что «эти критерии, сформированные в рамках этики, переносятся в область познания».

Я здесь вижу точку зрения на мир, то есть [действительное или чаемое] нахождение субъекта в той позиции из всех возможных, где это условие выполняется.

Рассматривая «южную» этическую систему, автор из её императива «я должен делать другому то, что другой делает мне» получает «я должен уподобиться реальности». Отсюда следует вывод о «южной» истине как точном подобии мира и о «южном» познании как увеличение такого уподобления методом аналогий.

Я здесь вижу требование предельного совершенствования наблюдения.

«Восточная» этическая система, с её «я не должен делать другому то, чего другой не делает мне» получает «я не должен противоречить реальности»; здесь становится возможной теоретическая наука.

Я здесь вижу запрос на теоретизирование как таковое, то есть умение избегать реальности в возможно более сложных и протяжённых умственных конструкциях («ангелы на кончике иглы»).

«Западная» этическая система задаёт, что «другой должен делать мне то, что делаю ему я», отсюда истина в ней задана через «реальность должна уподобиться мне». Это делает возможным экспериментальный метод и технику, порождает техническую цивилизацию per se.

«Северная» этическая система оперирует условием «другой не должен делать мне того, чего я ему не делаю», так что «мир не должен вести себя по отношению ко мне так, как я не веду себя по отношению к нему», отсюда «реальность не должна мне противоречить».

Конец условия. Теперь я попробую рассмотреть «северную» истину.

Напомню, что «южное» понятие об истине сводит её к соответствию мыслей фактам, а «восточное» – к непротиворечию мыслей фактам.

И та, и другая истины, однако, сходны в том, что само сопоставление отношения сознания к миру (мыслей о мире) и отношения мира к сознанию (наблюдаемых фактов) предполагает изначально правильным отношение мира к сознанию («я [не] должен»).

Проще говоря, для «юга» и «востока» сперва есть факты, полученные нами в общем случайно, а потом мы, преследуя истину, приводим наши мысли в соответствие этим фактам.

Далее, говоря о «западном» понятии истины, Константин А. Крылов употребляет выражение «гносеологический переворот», который, собственно, состоит в том, что теперь изначально правильным будет отношение сознания к миру, а не отношение мира к нам.

Здесь сперва есть наши мысли, а факты, в том числе полученные намеренно, при установлении истины могут соответствовать или не соответствовать нашим мыслям. Очевидный (в наше время) подход: экспериментальное доказательство гипотезы.

Этот «гносеологический переворот» («мир [не] должен») сохраняется для «северной» этической системы. Здесь, как и в «западной», первично отношение сознания к миру, а истину надо устанавливать через приведение фактов в соответствие этому отношению.

Однако, если «западная» истина получается через производство новых фактов (эксперимент), то «северная» истина обязана своим появлением уничтожению – точнее, обезвреживанию – фактов существующих; лишению их способности мешать нам думать, то есть препятствовать нашим мыслям, противоречить нашему представлению о мире, вмешиваться в нашу жизнь.

Если «западная» истина отвечает на вопрос «как должно быть», – буквально «мир нам задолжал» – то «северная» даёт ответ на «как не должно быть»: «мы не должны миру», «у мира нет прав на нас».

«Право» мира в данном случае (по аналогии с «субъективным правом») есть наша возможность получить от мироздания неприятности, на которые мы не напрашивались, и получить их сугубо в силу действия физических законов.

Конечно, и «неприятности», и «не напрашивались» могут быть поняты очень по-разному мной или Вами, однако они могут быть обобщены в «неизбежное». Мол, кто-нибудь

Почитал я тут материал по встрече президентов Российской Федерации и Республики Беларусь. Ну, вот мой прогноз, как оно пойдёт. Прогноз бесплатный, посему на предъявы за несбычу я отвечать не намерен, извините. Да, и с ужасной правдой тоже никак.

Сначала несколько тезисов, чтобы было понятно, откуда прогноз взялся.

Во-первых, РФ, в отличие от ЕС, нужны люди: и как рабочая сила, и как рынок сбыта, и как собственно «население». РБ может предоставить нужное, причём… как бы это поточнее… в предсказуемом количестве и качестве, что очень важно для планирования будущего развития.

Во-вторых, население Белоруссии слишком мало, чтобы для РФ имело смысл обирать РБ через какую-то неполноценную и асимметричную экономическую интеграцию. Продолжительная работа «вбелую» здесь выгоднее. В качестве иллюстрации можно напомнить о «соглашении» между ЕС и Украиной, которое отказался подписать Янукович. Украина для ЕС тогда была куском, достаточно жирным, чтобы обращаться с ней нечестно. Для РФ, кстати, тоже, но пресловутый «транзит энергоносителей», имхо, давал различимые гарантии «честной игры» в пределах Таможенного союза.

В-третьих, политической интеграции на уровне российского флага над Минском я не жду; формально независимая Республика Беларусь нужнее (местами в ООН не бросаются). То же самое соображение относится и к Киеву, если что.

Такое положение дел можно критиковать, употребляя выражения вроде «бутафорский» и «марионеточный», до тех пор, пока не спросят: «а ты кто вообще такой»… извините, я хотел сказать «по сравнению с чем». Предложенное нынче есть лучший из доступных вариантов общественного, да и государственного развития Белоруссии, в том числе с точки зрения действительной независимости. Свою нынешнюю Республика Беларусь не удержит в любом случае, а большую, чем РФ, ей никто не предоставит.

В-четвёртых, «сам процесс» экономического сотрудничества РФ и РБ, идущий «под запись», исторически не менее важен, чем идущая под неё же работа по освобождению и восстановлению новых регионов РФ. Те знания и умения… компетенции, если хотите… которые сейчас получает РФ, трудно переоценить: я затруднюсь назвать страну, которая владеет ими (Китай с Гонконгом?). А без них те же намёки Польши о возможном присоединении некоторых регионов Украины выглядят по-мазохистски. Это не компьютерная игра.

В-пятых, Лукашенко останется на своём посту до последней возможности, причём отнюдь не в силу абстрактного «стремления к власти». Никто, кроме него, не смягчит переходного процесса по совмещению российской и белорусской систем («разница в субсидировании», да), и в первую очередь системы социального обеспечения.

Дело не в том, какая система лучше. Дело в том, что они разные, поэтому большинство белорусских граждан из-за нормального человеческого консерватизма будет корёжить от самого перехода, несмотря на материальный выигрыш (имхо, он будет). Их будет раздражать само изменение порядка работы. Появится значительный внутренний и, главное, внешний спрос на «нашу хорошую жизнь продали Путину». Если сам обладатель копирайта на «хорошую жизнь» не будет с этим бороться, то мнение устоится на десятилетия: «хорошая жизнь» чем дальше, тем лучше – что в пространстве, что во времени. А такая ностальгия попросту опасна, ибо её можно использовать безразлично тех идеалов, которых ностальгирующий придерживается. Бурчание «продали хорошую жизнь», к сожалению, приближает вопли «за хорошей жизнью в Европу», а не отодвигает их.

Всё. Мой прогноз отсюда выводится. Взаимовыгодная, предварительно просчитываемая обеими сторонами интеграция РФ и РБ по всем возможным аспектам, кроме политического, который (в отличие от остальных) станут выставлять напоказ, играясь во всякие споры, раздоры и сенсации, чтобы гарантированно отвлечь публичное внимание от этих расчётов. «Обработка напильником», доведение до ума и оформление социальных, экономических и политических технологий по интеграции кого-нибудь с РФ, которые могут быть применены в других местах и в другие времена. Всемерное предупреждение ностальгии в белорусском обществе, поэтому Лукашенко на своём посту и до, и после медицинских заключений о состоянии здоровья (лет пятнадцать?).

Ничего экстраординарного. Спасибо за внимание.

ПостСкриптум. Приведённый источник, мягко говоря, единственным для меня не является. Хотя, конечно, вопросом я особо не интересовался: так, скомпилировал, что запомнил за последние восемь лет.

Надо ачиву давать за сотый раз услышанный вопрос. А чтобы без спама, ставить проверки на искренность выражения лица спрашивающего. Я бы таких ачив с дюжину набрал уже.

Ладно, отвечу.

Сперва я обратился к работе Александра А. Зиновьева, «Коммунизм как реальность», 1980 год, премия Алексиса де Токвиля. Описание советских реалий содержит немало слов вроде «подлый» и «мерзкий».

Сама же идея книги следующая.

Капиталистическое общество основано на доминировании экономических отношений. Коммунистическое (советское) общество основано на господстве коммунальных отношений.

Коммунальные отношения основаны на распространении борьбы за существование из сугубо природной сферы в сферу общественной жизни. Они естественны и постоянно воспроизводятся в любом человеческом общежитии.

Цивилизация (мораль, право, та же экономика и проч.) развивается как совокупность работоспособных решений по ограничению человеческой коммунальности, по постоянному противодействию ей.

Советское общество, опираясь на коммунальность, отвергает всякую цивилизованность сверх минимально необходимой для выживания, и потому оно есть «антипод цивилизации», её враг и угроза ей.

В случае победы «реального коммунизма» в мировом масштабе человечество столкнётся с многовековыми застоем и деградацией.

Вот что в книге сказано по поводу собственно идеологии.

Идеологическую работу в советском обществе автор считает жизненно для этого общества важной, а меру её присутствия в этом обществе – предельно возможной или близкой к ней. Приведено доступно изложенное описание организации советских идеологических усилий периода семидесятых годов двадцатого века.

Конечно, сама эта организация как процесс сводится к государственной и общественной деятельности в конкретных исторических условиях. Я же хочу обобщить понятие «идеологической работы». Однако, чтобы хотя бы попытаться это сделать, надо посмотреть уже на общий подход автора к рассмотрению признаков советского общества.

В «Коммунизме как реальности» автор развивает, на мой взгляд, разумный и дееспособный подход к изучению всякого человеческого общежития через выделение в нём «клеточек», то есть возможно более распространённых, типичных и возможно менее численных человеческих объединений (один человек тоже считается), обладающих чертами объединений более высокого уровня и общества в целом.

Изучение таких «клеточек», их внутренних и внешних связей, дальнейший ход исследования «снизу вверх» позволяет изучить исследуемое общество лучше в смысле определения процессов, идущих в нём, и предсказания его дальнейшей эволюции.

Автор таким образом создаёт описание общества «реального коммунизма», где при минимальном уровне цивилизации «будет процветать лицемерие, насилие, коррупция, бесхозяйственность, обезличка, безответственность, халтура, хамство, лень, дезинформация, обман, серость, система служебных привилегий. Здесь утверждается искажённая оценка личности – превозносятся ничтожества, унижаются значительные личности. Наиболее нравственные граждане подвергаются гонениям, наиболее талантливые и деловые низводятся до уровня посредственности и средней бестолковости. Причём не обязательно власти делают это. Сами коллеги, друзья, сослуживцы, соседи прилагают все усилия к тому, чтобы талантливый человек не имел возможности раскрыть свою индивидуальность, а деловой человек выдвинуться. Это принимает массовый характер и охватывает все сферы жизни, и в первую очередь – творческие и управленческие. Над обществом начинает довлеть угроза превращения в казарму. Она определяет психическое состояние граждан. Воцаряется скука, тоска, постоянное ожидание худшего. Общество такого типа обречено на застой и на хроническое гниение, если оно не найдёт в себе сил, способных противостоять этой тенденции. Причём, это состояние может длиться века».

Ад, ад шествует по земле. Бо-рис, бо-рись!.. Ах, да. Продолжу. Столь чудное положение дел обязано собою тем самым правилам коммунального поведения, примеры которых приводит автор: «меньше дать и больше взять; меньше риска и больше выгоды; меньше ответственности и больше почёта; меньше зависимости от других; больше зависимости других от тебя». Естественно, не согласиться невозможно.

Только тут моё терпение закончилось, и я открыл другую книжку, которая у меня в закладках: тот самый учебник политэкономии образца 1954 года – я этим фолиантом здесь размахивал и ещё буду. Открыл, уже зная, какая глава мне нужна.

Приводимые Александром А. Зиновьевым описания социальной борьбы в обществе «реального коммунизма» тождественны описаниям действия закона стоимости в парадигме «трудовой теории стоимости» для условий простого товарного производства. Стороннему наблюдателю очевидно, что «рыночная конкуренция» производителей движима точно теми же правилами, что и коммунальная борьба: «меньше дать и больше

Прочтёшь вот такое вот, и как-то лучше становишься у себя на глазах. Ниже я предлагаю версию 2.0 подхода к пресловутой информационной войне – или 1.01: по сути ничего оригинального, но уж как читателю покажется.

«Сейчас в интернете очень много информации, поэтому нужно доверять профессиональным журналистам. Их всегда учили проверять и сравнивать, опираться на достоверные источники, официальные порталы»

Великий Ктулху, больше тридцати лет обывателю ставили слюноотделение на яркую разноцветную вспышку. Текущие тр-р-ревожные новости и экспертные рассуждения – и те, и другие забываются через полчаса – периодически прерывает реклама, где двуногие полуживотные весело скалятся и бойко скачут в нарисованном антураже по свистку заказчика ролика. Ничего странного? Нет?

И ну надо же, «сейчас в интернете очень много информации», и обыватель бежит туда, где вспышка ярче, как его три десятка лет учили и продолжают учить. А спохватившийся оратор хочет, чтобы бежали за гордо предъявленным дипломом с кириллицей. Это всё надо как-то обустроить, да. Совместить. Чтобы и рыбку съесть, и на ёлку влезть.

Ладно, давайте обустрою – правда, без совмещения.

Берём пресс-службы публичной власти на всех уровнях и для всех министерств, департаментов и комиссий, заводим в соцсетях (а лучше всего ещё и оригиналы в отдельной соцсети) по каналу от каждого: сертифицированные сообщения от ежедневных уведомлений по неделям, месяцам и кварталам до ежегодных обзоров, возможность фильтра и сборки всего этого дела абонентом в единое вещание для себя или подписчиков: вещание визуальное, звуковое и текстовое по отраслям, местоположению и времени. Примечание: без казённых денег на местном уровне публичной власти о таком можно и не мечтать.

Создаём регламент для составления и распространения комментариев от любой официально признанной общественной организации к вышесоздаваемым сообщениям. Чтобы без мата и всё такое. Расширяем регламент на публичные обсуждения этими организациями комментариев себе подобных. Пускай на всяком лихом и придурковатом эксперте будет написано, откуда взялся, кем нанят, и что не «дипфейк». Продолжаем расширять и загоняем под этот регламент все агитационные, программные и дискуссионные сообщения от тех самых организаций с их родных сайтов. Не путать с ограничениями по содержанию: здесь речь идёт о порядке, объёме, жанре, авторстве и проч..

Переформатируем текущие «новостные передачи» в серию обзоров положений дел у нас и за рубежом. Обзоры по заказу, а именно от тех же общественных организаций, с предварительным согласованием темы, формата и времени, потому что сама идея «свежих новостей», пошедшая от биржевых листков, протухла уже до невозможности. Делают обзоры те самые профессиональные журналисты в статусе госслужащих, а заказчики снуют рядом с ними и действуют на нервы замечаниями и предложениями, помогая создать шедевр, штучную вещь, которую потом можно представить на ежегодную премию среди ей подобных. Распределением времени (а то и его розыгрышем) может заняться какая-нибудь парламентская комиссия.

Далее. Из помянутой выше отдельной казённой соцсети выносим, в том числе в ящик, – то есть в телевизор, у них корпуса раньше объёмные были – сборки топовых сюжетов (по стране и региону) из повседневной жизни, собирая регулярные обозрения по быту, работе, благоустройству, преступности и так далее.

И вот в оставшееся время что в ящике, что в мониторе будет уже собственно развлекалово, прерываемое рекламой. Времени этого, если что, останется предостаточно, ибо изложенный выше публичный формат станет тяготеть к перечислению ссылок с их краткими запоминающимися иллюстрациями. Всё это будет сделано всерьёз, то есть людьми, заинтересованными в том, чтобы их работу и в самом деле почитали или посмотрели, а не просто прошли по ссылке и уставились на череду рекламных объявлений, загромождающих экран.

Дальше, вокруг всего этого – и в публичном, и в контролируемом вещании – уже художественные произведения. Однако о них другой разговор, а именно разговор о желательном перенасыщении публичного пространства сюжетами (было, упоминал), которые повинны генерить пресловутые «нейросети», и о формате собственно художественных произведений. Как-нибудь потом.

Извините за длинноту и неотмирность. «Профессиональный журналист» звучит короче, будничнее, смачнее и убедительнее. Чтобы огого на коварного врага, не забывая копипастить вражеские выходки на возможно большую аудиторию.

Я ж тут для «как надо», а не для «как хорошо». Спасибо за внимание.

Если читатель ещё не запамятовал, то в своём крайнем посте я разорялся о бесполезности «государственной политики по сохранению и укреплению традиционных российских духовно-нравственных ценностей» ©.

Отвергать – значит, предлагать. Подойду к снаряду. Потешу уважаемую легиторию.

В «Основах...» оной политики, помимо прочих была провозглашена ценность многодетности, отрицание которой губительно.

Что ж. Я сейчас попробую подойти к проблеме увеличения населения РФ с сугубо материалистических, бездуховных, бескультурных и, чего уж там, с безнравственных позиций. Однако с традиционных. Нигилизм у нас всё же в традиции.

Рассуждение, пусть и огульное, но очень продолжительное и непростое – неважно, компетентен я или нет, но само изложение долгое и сложное. Почему? Потому, что экономия мышления материалисту непростительна. А уж общий объём обсуждения всех ценностей из списков, приводимых в «Основах…», в таком режиме я и не способен себе представить.

Идеалистам проще. Они могут провозгласить и уповать. А кат придуман для материалистов.

Определения, с которыми я согласен:

«Труд есть целесообразная деятельность человека, в процессе которой он видоизменяет и приспособляет предметы природы для удовлетворения своих потребностей» ©.
«Рабочая сила есть способность человека к труду, совокупность физических и духовных сил человека, благодаря которым он способен производить материальные блага» ©.

Итого, человек может быть носителем рабочей силы. Тогда в рабочей силе по скорости её восстановления у человека можно выделить «быструю» и «медленную» составляющие.

Быстрая составляющая рабочей силы отвечает за работоспособность человека; медленная составляющая рабочей силы отвечает за его жизнеспособность – как в биологическом, так и в социальном аспекте.

Далее, ради экономии трафика (ага), я буду употреблять обороты «быстрая рабочая сила» и «медленная рабочая сила».

Сам человек – всего лишь средство производства той рабочей силы, которая у него восстанавливается: средство необходимое, но никак не достаточное.

Кроме самого человека как части материального и технического обеспечения, процессу восстановления и быстрой, и медленной рабочей силы требуется ещё многое: недостающее материальное и техническое обеспечение, обеспечение организационное, методическое, экономическое, а в новейшее время ещё и программное.

Следовательно, можно уверенно сказать, что человек есть часть предприятия по производству той рабочей силы, носителем которой он является.

Самым точным наименованием такого предприятия будет «домашнее хозяйство», если не зацикливаться на слове «домашний» и понимать, что даже «семейки» в тюремном быту суть вырожденная форма того же явления.

Строение рабочей силы, носителем которой будет человек, может отличаться по долям быстрой и медленной рабочей силы, и за это разделение ответственно домашнее хозяйство, к которому этот человек принадлежит.

Далее очень важный тезис: с распространением индустриального производства (капитализм, социализм) рабочая сила стала товаром, поэтому домашнее хозяйство стало товарным производством. Домашнее хозяйство, восстанавливая людей-носителей рабочей силы, тем самым производит рабочую силу на продажу.

Согласен, это неприятно читать. Апология «традиционных семейных ценностей» выглядит гораздо привлекательнее, но она сводится к требованиям восстановления доиндустриального, докапиталистического семейного быта. Такое восстановление для страны либо невозможно, либо губительно, ибо необходимым условием имеет отказ от индустриального производства и от высокой степени разделения труда.

Далее ещё один очень важный тезис: у быстрой рабочей силы и у медленной рабочей силы – разные покупатели.

Быструю рабочую силу покупает… ну, пусть будет «капиталист». Такой хрестоматийный, коротко стриженый, при цилиндре, красном фраке, монокле и тренировочных штанах. «Ответственный предприниматель», да. Капиталист покупает ту рабочую силу, которую домашнее хозяйство произвело в порядке восстановления работоспособности человека (рабочего).

А медленную рабочую силу покупает государство. Сделка здесь обеспечена налогами, собранными с тех же капиталистов (налог с зарплаты рабочего тоже сюда), однако сама выплата за восстановление домашним хозяйством жизнеспособности человека осуществляется в форме поддержания условий жизни, их упорядоченности и стабильности.

Проще говоря, капиталист платит рабочему достаточно, чтобы тот выспался перед работой, а государство платит ему же достаточно, чтобы его не убили

Прочёл указ президента РФ об утверждении "Основ государственной политики по сохранению и укреплению традиционных российских духовно-нравственных ценностей".

Значит, так. Пресловутая традиционность для духовно-нравственных ценностей никак не подспорье и не обуза. Она им перпендикулярна. "Деды с прадедами огого, значит, и мы улюлю". То, что деды с прадедами огого, не указывает ни на нашу способность к улюлю, ни на нашу потребность в оном. Это навязывание другим экономии мышления, дело злое и презренное.

Сохранение и укрепление каких бы то ни было ценностей в обществе - это в принципе проигрышный подход, "фестунг". Ценности надо не сохранять и укреплять, а воспроизводить и обновлять. При этом идолизация отказа от существующих ценностей, отказ ради отказа, лишь бы что-то было по-другому - это уже не "фестунг", это "зерг-раш", но такой же идиотизм.

Воспроизводство и обновление ценностей - самая дорогостоящая стратегия для общества, хотя и самая наглядная. Постоянная публичная проба на прочность (п-п-п-п) существующей версии чего-то, что провозглашено ценностью; спектр публичных же прогнозов эволюции этой ценности как в аспекте смыслового содержания соответствующих понятий, так и в аспекте социальных практик, формированию которых эти понятия способствуют; опять же публичная оценка проб и прогнозов, причём со стороны... ладно, не самих принцев-администраторов, но хотя бы секретарей те принцы пускай себе специальных заведут. Или генеральных.

Цитирую помянутый указ: "к традиционным ценностям относятся жизнь, достоинство, права и свободы человека, патриотизм, гражданственность, служение Отечеству и ответственность за его судьбу, высокие нравственные идеалы, крепкая семья, созидательный труд, приоритет духовного над материальным, гуманизм, милосердие, справедливость, коллективизм, взаимопомощь и взаимоуважение, историческая память и преемственность поколений, единство народов России".

Вот всё перечисленное именно что подвергать. Очищать возвышенную чушь до конкретных предъяв к политическим программам. "Как именно вы будете укреплять гражданственность, сколько той гражданственности было при Василии Втором Тёмном, и что такое эта гражданственность вообще?" Ну да, быдло в моём лице обнаглело. Простите меня за демагогию, конечно, вопросы должны были идти в обратном порядке, но всё равно обнаглело. На несколько растерянное, однако преисполненное достоинства панское "чего ты тут мычишь, это ж все и так знают", быдло согласится и мирно отойдёт в сторонку. И так каждый раз. Чтобы лет через двести историки, уж не знаю чьи, опять охреневали, почему всё так было хорошо, а за несколько дней исчезло в пыль, будто его, хорошего, и не было. Ведь всемерно укрепляли же электромагнитные волны... извините, духовно-нравственные ценности.

Та же самая ценность крепкой семьи, уж не знаю, духовная она или нравственная. Родные мои, провозгласите вы государственную гарантию аренды семейного жилья... понимаю, уже смешно... однако семья - это всего лишь оптимальное социальное решение по поддержанию дома, то есть места, где общественные требования к индивиду минимальны. Будут гарантированные дома (квартиры или ещё что), и будут вам гарантированные семьи, предельно крепкие при прочих равных.

Ладно, не провозглашайте (бабосы строительных компаний в список ценностей), а хотя бы попробуйте организовать (сугубо добровольную) регистрацию телевизоров и компьютеров в "семейных" квартирах, смартфонов у мужей и жён, и от той регистрации задать технические решения по блокированию передачи на них рекламы (приватность идёт к дьяволу, её и так нет)... ага, ещё смешнее и вообще вредительство, святой Гайдар Вторый из делюксового рая щеками трясёт неодобрительно... и вы не сразу, но получите такое приращение тех самых крепких семей, до обеспечения которого всяким благочинным радениям на первых каналах во имя великих свершений восемнадцатого века как до Луны. И вот тогда уже критикуйте, ибо побочка, на мой взгляд, там будет, и немалая. Однако именно что побочка, исправимая применительно к изменившимся условиям.

Ну да, "а можно как-нибудь так?" Чтобы улюлю, но чтобы панам... как там их, "элита", да?.. вот чтобы элите не беспокоиться? По моему скромному мнению - нельзя.

И это я ещё до "высоких нравственных идеалов" не добрался, до вопроса отличения их от невысоких, но тоже нравственных; или высоких, но уже безнравственных. Да и что я тут буду? Сами знаете: "когда у общества нет цветовой дифференциации штанов, то нет цели!" Закончится всё именно этим, скучной покорностью скотины на бойне. А попадёт она туда по старости...

...я, если что, впал в прострацию, увидев в "Основах..." "естественное продолжение жизни" как нечто благое. Я не Луи Пастер, но всё же берега надо иметь, нет?..

...да, так попадёт скотина на бойню по

Запишу себе названье, чтобы в спешке не забыть.

Не давайте человеку с техническим образованием (мне, например) читать учебники по экономике: хотя бы старый, образца 1954 года, где в рецензентах, а то и в заказчиках отметился сам Хозяин.

Запомнилась фраза «полезность вещи наделяет её потребительной стоимостью». Ага, «и так понятно». Аксиома.

Я немножко подумал, а как, собственно, наделяет. Получилось вот что.

Потребность человека в вещи прямо пропорциональна её полезности для него. В различных возможных ситуациях эта полезность бывает разная (в большинстве ситуаций так и вообще нулевая).

Все возможные ситуации человек различает, хорошо или плохо, по вероятности их наступления.

Значит, полезность можно умножить на эту вероятность и с точностью до коэффициента получить ту самую потребность: «насколько вероятно, что случится именно так, что эта вещь станет мне полезна/нужна именно настолько».

Если у вас есть лучшее понимание потребности как переживания, предложите.

Понятно, что у людей, которые готовятся выживать после ядерной войны, и людей, которые стараются выплатить ежемесячный процент по кредиту, эти распределения потребностей по ситуациям будут сильно отличаться.

Так вот, стоимость – для начала та самая, потребительная – это интеграл произведения полезности на вероятность по множеству возможных ситуаций (будущему), то есть на множестве всех вообразимых человеком ситуаций.

Хотя собственно число, без прибавления нулей от ситуаций без полезности той или иной вещи, даёт тут только то подмножество, где полезность вещи в некоторой вообразимой ситуации и вероятность наступления этой ситуации (и то, и другое, подчеркну, по мнению самого человека) будут больше нуля.

Разбиение множества здесь будет соответствовать способности человека различать ситуации между собой; то есть разбиение произвольное, которое, однако, можно стандартизировать (концепция «сознательности»).

При этом понятно, что представления о будущем у человека, даже «сознательного», со временем меняются, так что потребительная стоимость вещи, взятая по ним в одинаковых условиях, будет отличаться, «плыть».

Замечу, что верно и обратное: полезность некоторой вещи получается производной от её потребительной стоимости, когда «дорого доставшееся» стараются использовать где только возможно. Именно потому, что оно досталось дорого. Скажем, демонстрация некоторого трофея по поводу и без. Точнее, повод у демонстратора есть всегда, он думает, что демонстрация вражьих скальпов принесёт ему пользу в любых условиях. Ладно, про «статус» и «наследие» как-нибудь потом.

С возникновением «товарного производства» возникает стоимость вообще, без эпитетов… какая же зараза это придумала и не отредактировала. Мол, А итое - это одна физическая величина, а просто А, без индекса - это совсем другое. Экономисты наши гуманитарные, я вас ненавижу. Ладно.

Вещь, произведённая на продажу, сиречь «товар», отличается тем, что совокупность ситуаций, в которых её полезность для владельца-изготовителя ненулевая, критически уменьшена, сужена до ситуаций обмена этой вещи на другую – при том, что усилия, «абстрактный труд», затраченный на производство «товара», сама «энергия», может оставаться соизмеримым тому, который тратили, делая вещь «для себя».

По моему профессиональному перекосу – это лазер (Light Amplification by Stimulated Emission of Radiation), пришедший на смену диффузному источнику света.

Собственно потребительная стоимость товара в своём увеличении опирается, выходит, на уменьшение разнообразия ситуационной области, то есть на только на обеспечение продаж – а что покупатель сделает с покупкой, дело десятое. Интеграл тут будет расти постольку, поскольку велики продажи, при минимуме полезности вещи для покупателя. В свою очередь у покупателя, то есть потребителя, согласование стоимостей при таком обмене возможно только за счёт уменьшения собственной потребительной стоимости приобретённого товара: вещь не универсальна, то есть область применимости товара чересчур узка, вещь не шедевр, вещь «не нужна» – в смысле не может быть использована в самых вероятных предвидимых покупателем товара ситуациях.

И на этом я прекращу дозволенные речи, потому что к стоимости как общественному труду я даже и не примеривался. Повторю: дорогие самоправедные экономисты, не допускайте технарей в святая святых святой святых. Они напакостят.

Спасибо за внимание.

ПостСкриптум. Уже из изложенного следуют очень... вызывающие... некапиталистические решения, ну да первый попавшийся солипсист с ними. Технарь, получающий деньги совсем за другое, бузить изволит. Угомонится, поганец. Со временем.

Сижу, праздную. Ради праздника перечитываю конституции образца 1936 года, 1977 года и нынешнюю. Сразу хочу порасспрашивать: в нынешней, ст. 67.1, п.2

«Российская Федерация, объединенная тысячелетней историей, сохраняя память предков, передавших нам идеалы и веру в Бога, а также преемственность в развитии Российского государства, признает исторически сложившееся государственное единство»

– там какой бог упомянут? Перун или Сварог? Нет, я посижу и подожду, пока мне объяснят про идеализм, теизм, монотеизм, про наидуховнейший выбор в пользу двухтомника ближневосточных сказок и очень заглавную первую букву в слове. Имя собственное, как же.

Потом я спрошу, что такое сохранение памяти тех, кто передал нам идеалы. Я понимаю, это сброс на диск кэша ПО управления светодиодом, от которого мы что-то прочли азбукой Морзе? Отличная, без шуток, идея: получится разобраться, кто и когда те программы, может быть, взломал, чтобы у нас в головах нынче сидела всякая чушь. О, сразу не дошло, тут всего лишь «сохраняя», то есть «выставляя на витрину и обязывая лохов пускать слюни при виде». Какой там поиск ошибок. Ну, и ладно.

Теперь: это предки передали нам ещё и «преемственность в развитии» в нагрузку к «идеалам» и «вере», или это Федерация преемственность сохраняет? Понять-то можно и так, и сяк, см. цитату. Что, «а так же»... то есть «а также» у нас тут вместо «и»? Многонациональный синтаксис многонационального народа?

Опять же, чьё государственное единство Федерация признаёт? Где написано «своё», «собственное» или хотя бы «унаследованное ею»? Какое там, нахрен, «подразумевается»? – это основной, сука, закон!

Исторически случившееся… то есть «сложившееся»… оно, «государственное единство», не сложилось, над ним те же предки работали столетиями, не жалея своего и чужого времени: и аналогово, то есть по жизни, и дискретно, то есть насмерть. Немалая часть этой работы была сделана намеренно, с пониманием выражения «развитие Российского государства». А «сложилось» – это логика падальщика. Извините, приватизатора.

В качестве десерта, «признает» или «признаёт»… ссылка-то на duma.gov.ru… какое ещё правописание для подданных, у нас же идеалы с верой наперевес, грамматическая денацификация. Ужо тебе, придире, иди помолись лучше.

Разобранный пункт в конституции образца 1993 года, мягко говоря, не уникален. После стрельбы в Москве текст, похоже, доводили до ума наспех и не довели. Про публику, которая этим занималась, тоже скажу мягко: она заняла свои места в первую очередь благодаря неумеренной общественной ажитации второй половины восьмидесятых годов двадцатого века.

Отмечу, что содержание документа я здесь не обсуждаю. Я здесь обсуждаю его, содержания, отсутствие. И я отнюдь не противопоставляю положения о правах, свободах, обязанностях, государственном и экономическом устройстве, приведённые в различных конституциях, друг дружке. Мол, кто лучше, кто хуже. Это в принципе другая тема, несравнимо более объёмная.

Когда я перечитывал все эти тексты, я считал возвратные… окончания или как их там… в глаголах и производных от них. Сколько в конституциях написано, что нечто неодушевлённое должно «делаться», без однозначного указания на «кто, куда, чаво и как». К сожалению, этого добра полно везде, вне зависимости от даты. Подавляющее большинство этих оборотов может быть переписано через «обязан», «имеет право», «может».

Вот «может добиваться» и прочее такое же – это да; в составном сказуемом, когда уже ясно, о каком субъекте идёт речь, возвратный глагол вполне уместен. Остальное оставим поэтам и писателям; мимолётные, сиюсекундные догадки читателя, о ком или чём именно в новом предложении идёт речь – непременная часть читательского очарования повествованием. А вот в любом официальном публичном сообщении, тем более в законе, тем более в основном – всё это не более, чем вредительство.

Как обычно, отвергать – значит, предлагать. Желательно, – если уж от блоггера, помешанного на весьма узком спектре идей – предлагать что-нибудь эксцентричное, рядом с которым даже нынешнее изделие выглядит совершенством. Реклама от противного, щедро оплаченная башней Кремля, пожелавшей остаться неизвестной.

Значит, так.

Сначала делаем список субъектов, которых, по нашему мнению, касаются дела государственные. Само государство, соседи по планете, гражданин в единственном или во множественном числе, государственная структура, общественное объединение, экономическое предприятие и тому подобное.

Потом список действий, составляющих эти государственные дела или ограничивающие их, глагол «быть» в третьем лице

Это не развитие недавнего «Трактата о восьми счастьях», хотя в тогдашнем постскриптуме я и сослался на ныне развиваемую тему. Нынешнее рассуждение представляет собой очередное скучное упражнение в аналитической этике…

…а затем, что про выступление Путина, про комментарии к выступлению Путина и про комментарии по поводу комментариев к выступлению Путина и так пишут все, кому не лень. А мне лень. Я трактаты пишу.

…так вот. Обдумывая порядок описания воображаемого общества, построенного на некоем этическом императиве, и обнаружил совершенную недостаточность своего словаря. Нет, сами слова есть, но вот надежды составить из них такие тезисы, которые читателем будут поняты сколько-нибудь однозначно, нет.

Что тут делать? Лезть в латинские и греческие словари, да не ради шутки? Чересчур фундаментально, рылом не вышел. Смириться и надеяться, что поймут правильно? Тогда и саму работу не стоило начинать. Самому придумывать сочетания русских корнесловий? Идея, недостойная граммар-наци вроде меня.

Остаётся учинить список собственных толкований всем известных слов. Я те толкования использую и по жизни, но вот читателю, зачем-то заглянувшему под кат, может, и сгодится. Чтобы не превращать словарь в скрижали, я приведу рассуждения, в которых соответствующие толкования проявили себя.

Рассуждения эти обязаны собой попытке анализа этических императивов, приведённых в работе «Поведение», с точки зрения отношения между различными модальностями суждений субъекта об окружающем мире. Суждение далее я рассматриваю как указание на некоторое состояние, именование его.

Полагаю, читатель помнит, что императивы те были выведены и проанализированы Константином А. Крыловым в понятиях «должен» или «может», и только в пояснениях и примерах было «хорошо» или «плохо»: то есть деонтическая и онтологическая модальности здесь стались очевидно важнее аксиологической. Будь наоборот, как раз и получились бы заповеди вместо анализа.

Итак, ниже я попробую охарактеризовать отношения между различными модальностями (онтологической и деонтической) и их операторами в суждениях субъекта об окружающем мире как отношения ограничения, то есть как оформление.

Я считаю такой подход разумным, ибо субъект, в данном случае субъект этических суждений, существуя в материальном мире, ограничен в своих возможностях: он не может оценивать всё, он не может оценивать одновременно. Эти ограничения я и объясняю как ограничение одних модальностей и их операторов другими. Порядок этих ограничений, полагаю, читатель найдёт очевидным, как и я.

Итак.

Для субъекта все возможные состояния окружающего мира создаёт воображение субъекта как сумма его способностей воспринимать окружающий мир, анализировать и рекомбинировать воспринятое. Для меня, материалиста, «это биология», у идеалистов, как правило, другие объяснения.

Того, чего я не способен вообразить (никогда, пока или уже), для меня не существует (сейчас). Я вовсе не обязательно останусь безучастен, если вдруг окажусь в невообразимом состоянии, я просто его не пойму, приму за другое, вообразимое. Может быть, только сначала, может быть, вообще («что это было?!» – «море, сынок» – «где?»).

Онтологически возможные состояния выделяются из всех вообразимых через возможность субъекта их достичь или оказаться в них со своего ведома. Все эти состояния вместе я называю действительностью.

Состояние, принадлежащее ко всем возможным состояниям, но не принадлежащее к онтологически возможным, называется вымысел.

Из онтологически возможных состояний выделяются онтологически необходимые состояния, которые субъект воображает, как запросы к себе или окружающему миру, или потребности (не обязательно свои, это важно). «Мне нужно принимать лекарства», «электричка должна прийти через три минуты».

Это не желания, это именно что запросы во вполне себе машинном смысле: бюрократическом или компьютерном. Прозвон, ощупь, пинг.

Состояние, принадлежащее к онтологически возможным, но не являющееся онтологически необходимым («может статься, ну и ладно»), называется пустяки, дело житейское неважное.

Уже в онтологически необходимых состояниях можно выделить деонтически возможные состояния, то есть состояния, разрешённые субъекту самим субъектом или разрешённые ему извне.

Любое такое состояние может быть понято, как состояние, в котором всякая потребность, возникни она у субъекта (онтологическая необходимость), может быть им беспрепятственно удовлетворена (деонтическая возможность).

Это не покой и не отдых, так как те подразумевают отсутствие в данный момент у субъекта потребностей вообще. Я полагаю, что

Нынешний набор невнятных тезисов и безумных предложений обязан собой очень простому обстоятельству, которое меня наконец достало.

Вот телешоу, на которое я наткнулся после включения телевизора, пока тот искал Интернет. Трепыхнулась некогда преодолённая аддикция, я даже заинтересовался и велел музыке подождать. А то ведь люди в шоу пышут. Громокипят. «Подозрительное дело, не случилось ли чего».

А, вон оно. У людей, они сами сказали, «информационная война». Враг информационно обрушился на нас, а они информационно его сдерживают, поражают и отражают. Непрекращающаяся информационная атака мёртвых, простите мне кощунство. Бедненькие жертвуют собой, чтобы нас – простецкий люд, который без вышнего вдохновения свой же зад для подтирки не отыщет – не взяли в информационный полон.

Ладно, я в чужие истории болезни не ходок, у меня своя на полное собрание сочинений Толстого, причём Льва. Однако эти же персонажи стали цитировать и показывать каких-то обм…ков с «той стороны», со всеми их дискуссионными и риторическими находками, которые, давайте называть вещи своими именами, и на нас тоже рассчитаны. В смысле на меня и на Вас.

Ну, знаете… Уважаемые читатели, вряд ли в Великую Отечественную ради обличения фашизма в вагон к эвакуированным подсаживали эсэсовца.

Нет, я и раньше все эти копипасты видел. Более того, я прекрасно понимаю, что это рутина, стандарт, а те, кто это делают, в ответ на моё возмущение пожмут плечами и спросят «а что такого-то?»

Сейчас достало. Достало, чтобы сказать: не «информационную войну» я тогда вижу с условно «нашей» стороны. Я вижу «профессиональную солидарность», мать вашу, причём за счёт зрителя. За мой счёт. И она возможна потому, что персонажи за прилавками этих шоу – не воины и не солдаты, а персонал какой-то фирмы. А те, кого они не упускают случая процитировать и показать, суть персонал других фирм, с другими эмблемами и названием, но такие же специалисты. Хороша ж война.

Я далёк от того, чтобы отрицать нынешнее противостояние. Я всего лишь говорю, что именно «информационной войны» нет. Что само её понятие есть следствие чудовищно разросшегося паразитизма медиа на российском обществе (в других обществах тоже, но на них наплевать), и этот паразитизм для своего оправдания требует всё более масштабных и натянутых надувательств. Хуже того, он прямо мешает нынешнему противостоянию.

И мне это не нравится.

«Отвергать» значит «предлагать». Я думаю, что «информационную войну» в её нынешнем изводе нельзя выиграть. Однако её можно убрать, снять. Снять сам вопрос через радикальные (я не сказал единовременные) изменения в информационном обеспечении российского общества.

Конечно, мои излияния здесь – это не глас вопиющего в пустыне, а шёпот шута в жерле вулкана, но, тем не менее, выдам. Тем более, что некоторые идеи я уже излагал ранее.

Я уже сказал, что виданные мною громовержцы и справедливцы, влёгкую допускающие к себе всякую мразь, отнюдь не ресурс нынешнего противостояния, а его, ресурса, растрата. Они не воины. Они всего лишь работники некоего предприятия, бессмысленного и бесполезного.

Стоп. В данном случае бессмысленного и бесполезного. Однако кроме данного есть и общий случай. Потому давайте я начну с описания этих предприятий вообще. Не приносили бы они пользы, не было бы их.

Итак. О некотором классе предприятий.

Работники таких предприятий живут с того, что создают и распространяют информационный продукт. Не «информацию», а «информационный продукт», то есть информацию, в намеренное изменение и распространение которой вложен конкретный труд этих работников. Так как на дворе капитализм, то такая деятельность может быть только товарным производством, а распространяемый информационный продукт может быть только товаром.

Информационный продукт не будет товаром лишь тогда, когда человек или группа людей создают и распространяют его даром, то есть не получая за это средств к существованию от кого бы то ни было.

Пресловутый «здравый смысл» подсказывает, что человек заботится о себе более, чем о других; значит, для себя он делает вещи качественнее, чем на продажу; значит, вещь, ставшая товаром случайно или вынужденно, будет качественнее, чем товар… умышленный, скажу так. Простаки на это клюют и будут клевать всегда.

Для «информационного продукта» такое надувательство работает через пучеглазое «не могу молчать». Мол, копил в себе и теперь выговариваюсь – коряво, не по бумажке, без суфлёра, не готовясь, так что всё правда истинная. «В Интернете врать не будут» (низкий поклон автору мема).

Отвлёкся, извините. Я к тому, что у вещи, продукт она или нет, товар она или ещё нет, существует полезность, которая наделяет эту вещь потребительной стоимостью. И вот вопрос: что будет потребительной стоимостью информационного продукта?

Самый

Обретение, восстановление и поддержание государственного суверенитета может быть обеспечено только опережающим развитием производства средств производства сравнительно с производством предметов потребления. Цари на дворе, императоры или генсеки – без разницы; я использую тезаурус красных только потому, что им нужно было что-то публично объяснять. Понимали все и всегда. Сейчас говорят об «импортозамещении» только в отсутствие дилеммы crucis aut braccae. Не любят ассоциаций.

Однако средства производства суть объективный фактор производства. Есть ещё и субъективный, известный как «рабочая сила»; он тоже распадается на сравнительно объективную составляющую – здоровье, знания, умения – и собственно субъективную «желание работать». Отражением потребления из предыдущего сопоставления здесь станут нездоровый образ жизни, отказ от приобретения новых знаний и умений, а также от употребления имеющихся; всё это складывается в неспособность и в нежелание работать. Короче, «потребление себя» и «нерабочая сила»: всем этим принято гнушаться на публику, зачастую лицемерно. «Хорошая жизнь» – ведь «это совсем другое», верно?

Тезис об «опережающем развитии» в проблеме государственного суверенитета может и должен быть применён не только к объективному, но и к субъективному факторам производства.

Иными словами, для достижения, восстановления и поддержания государственного суверенитета необходимо опережающее наращивание рабочей силы через её количественный рост, через обеспечение её физического и умственного здоровья, через обучение, через постановку производственных навыков и – вишенкой на торте – через задание ей желания работать. Это желание сводится к пониманию упорного и добросовестного труда как лучшего, правильного (в пределе единственно возможного) средства решения всех жизненных вопросов. Вот только в жизни труд может статься простым и монотонным, а полученные решения могут быть неудобными, причём заметно неудобными сравнительно с решениями соседа по подъезду.

Особенно радует то, что опережающе созданный излишек рабочей силы - численный или качественный («слишком учёные») – не может быть потрачен на ещё не доступные предприятия, достаточно масштабные или сложные для людей, которых под эти предприятия выращивали. И тех людей приходится гнобить на работе слишком лёгкой или слишком простой, де-факто поощряя то самое «потребление себя», наращивая «нерабочую силу» через лишение людей желания работать. В группе эффект будет только усиливаться, потому что жаловаться на жизнь проще, чем убеждать в том, что «счастье в труде», при этом не предлагая такого осчастливливающего труда.

Рабочая сила - предмет скоропортящийся. Временно невостребованные станки можно хранить на складе и надеяться, что не заржавеют. Временно невостребованные здоровье, знания и умения... сохранить можно и без анабиоза, однако коммунистическое учение в его советском изводе подчёркнуто, вызывающе игнорировало эту проблему. Теперь апологеты советских решений избегают вопроса, а почему население повелось на «рыночную демагогию». Вот потому и повелось. Люди увидели возможность стать такими, какими им обещали во вполне себе советских школах, пока Чубайс ещё только в пелёнки гадил.

«Но и это ещё не всё» – фраза, за которую рекламщику надо уже давать в морду. Цари с императорами, а равно и генсеки вслед за ними не испытывали проблем с количеством рабочей силы. Точнее, поздние генсеки уже испытывали: СССР замутил СЭВ отнюдь не (только) из альтруизма и патологической любви к ближнему. А вот на нынешнем отрезке истории людей в России мало. Мало для всех этих глобальных противостояний, которыми нас тут осеняют. Что? «Война до последнего украинца»? Принятие в Федерацию новых регионов? Несколько миллионов людей, говорящих на русском и отличающих компьютер от рушника или галушки? Циничные вы, если такое подумали. Я, впрочем, тоже циничный.

Если рабочей силы мало, то она дорога. Работа с ней труднее или сложнее. Инерционность воздействия на материал больше. Как легко догадаться, это проблему только усиливает. Уже невозможно учинить коллективизацию и получить миллионы рабочих рук в городах – причём таких, владельцы которых сочтут горячую воду из-под крана за библейское чудо.

Так что. Вопрос ограничения производства средств производства минимально приемлемым уровнем потребления. Вопрос цены наращивания (через присоединение земель) рабочей силы. Вопрос воспроизводства рабочей силы, свободный от презумпций аграрного общества. Вопрос глобального и локального соответствия занимаемого обывателем места в общества требованиям по его, места, поддержанию. Вопрос ин-те-ри-о-ри-за-ци-и работником локального или глобального неравновесия на рынке рабочей силы. Вопрос избирательного и протяжённого обеспечения воспроизводства рабочей силы (то, во что должны перерасти нынешние «пособия на

Спроси человека о счастье, так он выдаст описание обстановки, в которой пережил положительные эмоции, оставшиеся в памяти. А отправь его на тот же самый речной бережок любоваться восходом солнца, вот только добавь в картину просрочку по кредитам, и счастье почему-то не вернётся. Возраст, что ж ещё-то.

Да, уважаемый читатель, я намерен покуситься на то самое, неописуемое и неназываемое, неповторимое, глубоко личное – короче, якобы невоспроизводимое – счастье.

Нет, универсальных технических (а тем более химических) решений по его достижению я не предложу. Да и не может их быть, счастье наступает по самым разным причинам и поводам.

Однако что такое счастье, я себе представляю, и сейчас поделюсь этим представлением с Вами. Отрицайте, Ваше право. Ждите трамвая.

Счастье – это переживание субъектом совпадения описаний жизненной ситуации, в которой он находится, сделанных им в субъективных модальностях: онтологической, деонтической, эпистемической.

Описание жизненной ситуации в субъективной модальности опирается на понятия возможности и необходимости, и состоит из их утверждения или отрицания для некоторого действия или множества действий.

Эпистемическая модальность здесь всего лишь даст коэффициент пропорциональности, поэтому она не рассматривается ради экономии места и времени.

Ради той же экономии места и времени я не стану различать времена описываемых действий.

И уж тем более не стану шлифовать семантику описаний (утверждений и отрицаний) с расписыванием вариантов и исключений, на такое не хватит ни места, ни времени, ни моих дилетантских познаний предмета. Первого приближения достаточно.

Итак.

Для деонтической модальности утверждение и отрицание необходимости и возможности дадут четыре элементарных описания, так как и необходимость, и возможность в ней суть эффект авторитета, которым может выступить и сам человек для себя самого.

А в онтологической модальности различают внутренние и внешние возможность и необходимость, отсюда восемь элементарных описаний.

Значит, всего восемь счастий. Несовпадение элементарных описаний, а это ещё двадцать четыре случая, не будет счастьем, а потому в рассмотрение не входит. Это другие переживания или другие случаи переживаний, перечисленных ниже. Сейчас о счастье, точнее, о счастьях.

Исходники.

Утверждение деонтической необходимости: «я должен это сделать» как «я обязан».

Утверждение деонтической возможности: «я могу это сделать» как «это разрешено».

Отрицание деонтической необходимости: «я должен сделать не это», включающее в себя «я не обязан этого делать».

Отрицание деонтической возможности: «я не могу этого делать» как «это запрещено».

Утверждение онтологической необходимости, внутренней: «я должен это сделать» как «мне надо».

Утверждение онтологической необходимости, внешней: «так должно быть».

Утверждение онтологической возможности, внутренней: «я могу это сделать» как «я способен на такое».

Утверждение онтологической возможности, внешней: «так может быть» как «такое бывает».

Отрицание онтологической необходимости, внутренней: «я не должен этого делать» как «мне не нужно этого делать».

Отрицание онтологической необходимости, внешней: «так не должно быть».

Отрицание онтологической возможности, внутренней: «я не могу этого сделать» как «я не способен на такое».

Отрицание онтологической возможности, внешней: «этого не может быть».

Поглядывайте, если я где-то накосорезил с перечнем, хотя старался проверять.

Далее совпадения утверждений и отрицаний возможности и необходимости в разных модальностях, то есть обещанные разновидности счастья или, что то же самое, элементарные составляющие «счастья в жизни», возможные формы неделимых частиц счастья.

«Я обязан это сделать» и «мне надо это сделать». Счастье как правота.

«Я обязан это сделать» и «так должно быть». Счастье как долг.

«Мне разрешено это сделать» и «я способен на такое». Счастье как свобода для.

«Мне разрешено это сделать» и «так может быть». Счастье как свобода от.

«Я не обязан этого делать» и «мне не нужно этого делать». Счастье как отдых.

«Я не обязан этого делать» и «я не способен на такое». Счастье как покой.

«Мне запрещено это делать» и «я не способен на такое». Счастье как послушание.

«Мне запрещено это делать» и «этого не может быть». Счастье как вера.

Теперь замечания, обесценивающие ранее сказанное.

Очевидно, что перечисленные переживания («правота», «долг» и т. д.) нельзя со счастьем отождествлять полностью: те же формы могут быть и у других сущностей, не только у счастья. Например,

«Я знаю сотню способов раздразнить материалиста, но не знаю ни одного способа его угомонить»
Человек, существуя, норовит осваивать действительность, иногда выступающую под псевдонимами вроде «окружающего мира» или «реальности». «Осваивать» переводится как «добиваться её предсказуемости для себя и предсказуемости себя в ней». Для того, чтобы добиться предсказуемости окружающей действительности для человека, человеку нужны знания. Для того, чтобы добиться предсказуемости себя в ней, человеку нужны переживания, пресловутый «чувственный опыт».

Производство знаний называется «наука». Производство переживаний называется «искусство». Пояснение: к производству вещей приступают обезьянолюди, и всякая обезьянолюдь может сделать палку-копалку, причём в антисанитарных условиях; производство смартфонов было не всегда. К производству знаний и переживаний это тоже относится.

Получение человеком знаний или переживаний меняет его мировоззрение. Мировоззрение человека, извините за тавтологию, это совокупность взглядов человека на предметы.

«Взгляд» человека на некоторый предмет суммирует восприятие человеком этого предмета и оценку воспринятого. Оценка, в свою очередь, состоит из а) сравнения человеком предмета со своим обобщённым представлением о нём (знание) и б) влияния предмета на будущее поведение человека (переживание).

Один и тот же человек может быть и производителем знаний и/или переживаний, и их потребителем: более того, это обычное положение дел. Иными словами, деятельность человека меняет его мировоззрение, а изменившееся мировоззрение человека, в свою очередь, меняет его деятельность.

А тут уже возникает вопрос сообщения человеческого мировоззрения с человеческой же деятельностью – даже в отдельно взятой голове. Человек может быть поставлен перед необходимостью искать решение этого вопроса.

Для того, чтобы осваивать действительность, человек, носитель мировоззрения, пользуясь найденным решением, должен объяснить, – хотя бы самому себе – какие знания он собирается искать, а какие нет, и какими методами он намерен добиться того и другого; к каким переживаниям он стремится, а каких хочет избегнуть, и какими методами он будет этого достигать.

А потом то же самое решение должно помочь человеку, научному и художественному деятелю (уж какой есть), понять – чего именно он добился, и каким макаром у него это получилось. Понять не через отчёты и шедевры (это средства), а через изменение собственного восприятия действительности и собственных оценок её.

Вот это решение и называется «философия». Философия в освоении человеком действительности – кодер-декодер для взаимной связи между деятельностью человека по этому освоению и мировоззрением человека. Разные философские учения (в т.ч. привязанные к отдельным аспектам частной или общественной жизни) суть листинги программ разных кодеков.

«Дай денежку юродивому, чтобы спасение обрести», и взаимосвязь между востребованностью действия («денежку дать») и пониманием наступившего переживания («спасение обрести») обеспечивается философией, в данном случае религиозной.

Надо понимать, что милосердный даритель и так знает, что такое – дать юродивому денежку. Он и так понимает, – или думает, что понимает – что такое «спасение». Религиозная философия обеспечивает возможно лучшую (быструю и точную) взаимосвязь между этим знанием и этим пониманием, но сама не создаёт ни того, ни другого.

За понятие «спасения» отвечают местные священные тексты, за акт уступки ресурсов – местные протоколы общения, за статус юродивого – местные стереотипы «нормальности». Философия позволяет это (сколько-то) быстро и точно соединить: для одного человека или для группы.

Думаю, что запрос на философию возникает тогда, когда одиночная или групповая деятельность по освоению действительности становится настолько сложной, что может сама себя затормозить; проще говоря, когда у человека руки опускаются не от усталости, а от непоняток. Вряд ли философия как нечто отдельное существовала во времена палок-копалок.

Всякий кодек можно оценить по скорости и точности передачи информации, обеспечиваемых им. Эта оценка особенно важна тогда, когда пропускная способность линии передачи ограничена так, что существующие возможности по отправке и приёму её явно превышают. Тогда и приходится выбирать между «быстро и расплывчато» и «медленно и точно».

Для философии эта проблема осложнена ещё и тем, что передача между мировоззрением и наукой/искусством одновременно идёт в обе стороны, используя одни и те же ресурсы: умственные способности, органы чувств, опыт, общение, саму философию и проч.

Иными словами, вопросу предпочтения скорости или точности предшествует ещё один выбор: как распределить пропускную способность этой

Ниже читатель найдёт длинный комментарий к рассуждениям Сталина по национальному вопросу, запечатлённым в двух его работах: «Марксизм и национальный вопрос», знаменитый труд 1913 года, и несколько менее известный «Национальный вопрос и ленинизм» от 1929 года, где Сталин… защищает, поправляет, развивает?.. своё понимание нации в радикально изменившейся обстановке.

При составлении этого комментария я заглядывал и в отчётные выступления Сталина, где тот клял всевозможных уклонистов и по национальному вопросу, но ничего принципиально нового, не встреченного в этих двух работах, я не нашёл.

Сразу проговорю следующее.

Во-первых, я не защищаю рассуждений и утверждений Сталина, сделанных в этих работах. Вопрос моего согласия или несогласия с автором здесь не стоит. Я всего лишь сопоставляю прочитанное и делаю выводы в меру своих способностей.

Во-вторых, я исхожу из презумпции рациональности Сталина и приоритета этой рациональности над текущим изводом доктрины, которой он искренне придерживался. Ну да, «не догма, а руководство к действию», когда эти слова ещё что-то значили.

В-третьих, тут не найти обычно привлекающего внимание вопроса о «великорусском шовинизме»: мол, Сталин был «за» или «против», и на самом ли деле он так был, или маскировался до времени, или напрягался по нужде. Такое не любопытно именно в силу рациональности комментируемого автора, стремившегося закрывать поднятые вопросы по возможности раньше и навсегда. Если нужно его конечное мнение про «великорусский национализм» и «местный национализм», то найдите «Отчётный доклад XVII съезду партии о работе ЦК ВКП(б)» (1934, синедрионимы есть), там в огромном выступлении буквально полдюжины абзацев по национальному вопросу.

Наконец, в-четвёртых, я не пересказываю автора, а комментирую его. Всецело уверен в способности читателя ознакомиться с названными трудами самостоятельно.

Повторю, комментарий у меня получился очень длинным, с обилием цитат. Тема, знаете ли. Масштабы.

Сначала, разумеется, классическое определение нации от 1913 года:

«Нация есть исторически сложившаяся устойчивая общность людей, возникшая на базе общности языка, территории, экономической жизни и психического склада, проявляющегося в общности культуры».

Далее в 1913 году Сталин предельно чётко утверждает: нация возникает во время разрушения феодализма и подъёма капитализма, возникает вследствие появления в некоторой национальности собственной буржуазии, борьба которой за внутренний и внешний рынок – единственно возможная движущая сила строительства и укрепления нации.

Прошло время. В 1929 году Сталин уже знал кое-какие ответы в масштабах исторических; более того, сам приложил немало сил и времени, чтобы эти ответы получить. И его понятие о нации претерпело заметные изменения.

В-главных, Сталин образца 1929 года не ограничивает будущее наций падением капитализма. Он выделяет буржуазные, «современные» нации (скорее всего, буквальный перевод «modern nation») и нации социалистические, возникшие, по Сталину, «на базе старых, буржуазных наций в результате ликвидации капитализма, – путём коренного их преобразования в духе социализма».

Повторяя своё определение нации от 1913 года и не отказываясь от него, Сталин говорит о том, что тогда речь шла только о буржуазных, «современных» нациях, то есть социалистические нации не обязательно должны соответствовать этому определению. Скажем, отмирание социалистических наций, по Сталину, должно состояться потом-потом-потом, уже после образования мирового социалистического хозяйства, когда людям действительно потребуется единый язык и прочее такое же.

Более того, Сталин считает благом появление новых социалистических наций в период наступления, развития и распространения социализма, чтобы «забытые народы и народности» получили «новую жизнь и новое развитие».

И вот тут надо смотреть подробнее. Обычно трудам большевиков по спонсированию и поощрению так называемого «национального строительства» на землях бывшей Российской империи приписывают статус некоей иррациональной мании, причём приписывают и сторонники, и противники. Мол, народы надо освобождать, потому что такое хорошо само по себе, с самыми расплывчатыми ссылками на доктрину, или народы надо освобождать, чтобы уничтожить Россию на радость злым силам.

Здесь же Сталин обосновывает большевистскую практику.

Вот его прежнее утверждение: нация (буржуазная, напомню) возникает «на базе общности четырёх основных признаков». Он не говорит, будто буржуазная нация обязательно должна возникнуть, если эта общность присутствует. Более того, он разъясняет, что

«элементы нации – язык, территория, культурная общность и т. д. – не с неба упали, а создавались исподволь, ещё в период докапиталистический. Но эти элементы находились в зачаточном состоянии и в лучшем случае

УПДАТЕ. Мне в комментариях по делу предъявили, что это мой прогноз, который противоречит ранешним рассуждениям, вот и вот. Каюсь и разоружаюсь перед партией, не уследил за словами. Вначале как надо, «этот прогноз», а вот «в-шестых» я и в самом деле написал «мой». Это неправда. Я всего лишь упражнялся в описании наихудшего положения дел в будущем, – а любое описание возможного положения дел в будущем нельзя назвать иначе, чем «прогноз» – но «мой» прогноз остаётся на ссылках.

ТЕКСТ. Возьму сроком этого прогноза… ну, лет десять. Разобью его по пунктам.

Во-первых, решающее большинство условных европейцев в обозримом будущем согласятся с тем, что это Россия их морозит и отвечает за все неприятности, происходящие с ними – и за большую часть уже произошедших. Если человеку постоянно говорить одно и то же, то он сам станет это повторять, причём искренне.

Во-вторых, те же условные европейцы, как показывает многовековая история, менее изнежены, нежели сами нынче преподносят: швейцарская уголовка по комнатному термометру – это вовсе не смешно; люди знают, что и с кем делают. С одной стороны, у них может хватить стойкости выдержать надвигающиеся лишения и в эту зиму, и в следующие; с другой стороны, у них может хватить напора, чтобы убрать из публичного пространства самые одиозные персоналии – такое может даже быть подано как «возмущения» или «революция». В любом случае и стойкость, и напор повлекут радикализацию европейского публичного пространства: вместо лицемерных фарисеев придут искренние праведники. Сложите с «во-первых».

В-третьих, и это классика: в условиях общего падения производства его обычно пытаются перезапустить через оживление военной промышленности; гарантированный спрос, всё такое. Не нужно впадать в конспирологию, чтобы предположить: обстоятельства «зелёного перехода» были заранее, за годы и годы оценены, – хотя бы и его апологетами в режиме «это жертвы, на которые я согласен пойти» – решения о раскрутке ВПК были давно приняты, и потому уже годы и годы тому назад были востребованы не замороженные конфликты поблизости, а масштабные вооружённые действия, за одну из сторон которых можно было бы вписаться: такое объясняет мужской половой орган, возложенный европейскими гарантами на Минские соглашения. Сбрасывать мученикам устаревшее железо и оправдывать туземными делами заказы на новое.

В-четвёртых, в Европе и вокруг неё достанет тренировочных площадок. Сербия, Ливия, да и вообще в Африке и на Ближнем востоке беды… то есть небольшие вооружённые операции, спланированные и проведённые в условиях тотального технического превосходства. Потренироваться. Кто сказал: «Муссолини в Эфиопии»? Показалось, да.

В-пятых, можно указать, что в военной доктрине РФ прописано применение ЯО в случае угрозы самому существованию государства, созданной с помощью обычного вооружения. Иными словами, разборки на границах (скажем, во Львовской области) под предлогом «возврата незаконного» и с целью «повергнуть еретический режим» сюда не входят. Заметьте, это будут разборки с участием государств, где людишки за несколько зим к холоду уже притерпелись, политическими условностями себя не заморачивают, затраты на военную технику хотят отбить, в своём превосходстве уверены, а Россию считают очень крупным мошенником» – про такие вещи, как уверенность в «слабости России», я уже не говорю, это само собой, это повседневное и вековечное.

В-шестых, за время, которое мой прогноз запрашивает, руководство РФ изменится персонально и/или качественно, а существующая обратная связь с населением («Единая Россия», новая номенклатура), мягко говоря, не достаточна ни для контроля этого процесса, ни даже для его отслеживания.

В-седьмых, про российский… назову его так… «гуманитарный суверенитет» я даже не стану говорить, а то вдруг дети прочтут. Я ж не зря в прошлый раз поднял тему внимания. Нынешние усилия российской администрации воссоздать довоенный импринт «малой кровью, могучим ударом» на месте послевоенного наследия заслуживают всемерного уважения (да и похвалы, ибо правильны), но, мягко говоря, затруднительны в силу сопротивления пресловутых «гуманитариев», в том числе претендующих на статус «лояльных».

Собственно, всё. Это не призыв паниковать и сдаваться, это всего лишь попытка обозначить крайне неприятную точку зрения (оттого и множество разновсяких «если»), обрисовать максимально пессимистическое развитие событий без привлечения к нему «неверной российской элиты», «мирового правительства» и прочих всемогущих, но от того отнюдь не становящихся нужными сущностей.

Всё остальное будет лучше. «Запиши себе названье, чтобы в спешке не забыть»©. А лет через десять выдвигайте претензии.

Спасибо за внимание.

ПостСкриптум. Если что, то я уже третий