Так и живет, скитаясь
По миру вкривь да вкось,
Внутренний мой китаец,
Желтый как абрикос,
Словно легкоатлет, как
Тощий прыгун в длину,
Только грудная клетка
Ходит мехами. Ну,
Вымолви хоть словечко
Тезисы обозначь,
Или прямая речь-то,
Чай, не футбольный матч?
Что ж ты стоишь так близко,
Голову вверх задрав,
Так ли уж он изыскан,
Клетчатый твой жираф?

В немыслимом каком-нибудь Вьетнаме,
Валяясь в лихорадочном бреду,
Я вспомню все, что было между нами
И в сны твои нечаянно приду –

В одну из этих полутемных комнат,
Где ты меня, не ведая про стыд,
Любила, и где даже стены помнят,
Их память нам разлуки не простит.

Мое письмо бессмысленно, напрасно,
Где чья вина, чья истина в вине,
Не стоит выяснять в который раз, но…
Не умирай, не вспомнив обо мне.
[419x495]

ходят кони над рекой,
эй, прохожий, кто такой?
ты за пазухою держишь
что-то правою рукой!
толи камень, толи кукиш,
но меня за грош не купишь,
выворачивай карман,
покажи с каким товаром
к нам пожаловал, татарам,
на халявные корма!
здесь у нас теперь орда,
ненасытна и горда,
не ходи теперь ночами
как в минувшие года.
я тебя предупредил,
наш начальник – крокодил,
враз проглотит как мочалку,
чтоб напрасно не ходил!
в небе голая луна,
полночь как душа черна,
только по усам стекают
капли красного вина.
[233x350]

Женщины редко влюбляются в лысых,
Зато часто замуж выходят за них,
Но я не хочу чтобы мозг мой высох,
Ум притупился и член поник…

Понятно, что время не остановишь,
Что у всех билеты в один конец,
Остается надеяться на одно лишь –
Не удастся доехать до конечной станции мне:

Я покину купе, чемоданы оставив,
И сойду втихаря где-нибудь в Бологом,
Пока в громыхающем встречном составе
Ты будешь смотреть в окно, думая о другом.

Вот выпадет снег, и укроет вязы,
их кроны озябшие, в старом саду
мы будем бродить, по колено вязнуть,
пока наши тени на нет не сойдут.

Я буду читать тебе грустные вирши,
ты – молча внимать им, не глядя в глаза,
но взгляд направляя куда-то выше
меня, вероятно за горизонт, или за

границы доступного воображению,
того, что немыслимо ни на каком языке,
там никогда не станут для слов мишенью
твои озябшие пальцы в моей руке,

не выйдет в тираж разговор о том, что
так необъясним этот цвет меловой,
и мы точно лебеди белые, точно
два облака в небе над головой

Наш пароход с трубой
Дует в свою дуду,
Скоро и нам с тобой
Тихий причал найдут,

Скажут – «привет, мальчиш!»,
А впрочем, какая чушь…
Если всю жизнь молчишь,
Значит и ты не чужд

Угольных мыслей о
Бренности бытия,
В частности – своего,
В целом – где ты и я.

Эх, сочинить бы для души
верлибра крупного калибра,
чтоб закатилась в камыши
души чувствительная фибра,
разбередить мятежный ум,
смутить его и обездвижить,
влезть под одеяло сразу к двум
и тискать их - все ниже, ниже...

если ты дурак по жизни,
или вовсе не дурак,
то, пожалуйста, скажи мне
где Обама, где Барак,
как в вагончике купейном
от Аляски до Орла
едут цугом Джон с Мак Кейном,
закусивши удила.
Голодай три года, пей ли,
ссы с моста на провода,
но не будет Ссарра Пэйлин
президентом никогда,
я б сама ее убила,
дуру, просто мочи нет,
а вот Клинтона я Билла
уважаю за кларнет -
он украл его у Клары,
Клары Цеткин of Berlin,
он блестящий, хоть и старый...
Вот и кончился верлибр.

Однажды старец Варсонофий
решил с утра откушать кофий,
достал спиртовку и огниво,
заварку осмотрел ревниво -
что, блин, за белый порошок?!
на том бы и прервать стишок,
да нёба свод у нас пологий -
знать от бананотехнологий,
и глотку вряд ли нам заткнут
та-ту-льский пряник, или кнут.

Уж куда хуже, чем ёж, а ёж не лучше чем Иж,
в то время как этот Иж хуже настолько аж,
что либо зря скулишь, либо взаймы не дашь.
В небе зияет брешь, а в ней хрустальная брошь,
и если кутью не ешь, то вряд ли чего поймешь.
Был президентом Буш, самым главным то бишь,
но если отец и муж, то не о том скорбишь,
что жизнь мала как вошь, но интересная вещь -
если бы я был вождь, то наверняка зловещ.
Падая на диван, вперю в пространство зрак,
без году день Иван, тысячу лет дурак.

Мне нравится, что вы, мы, ты – не мной
Не мы - ты окна, Windows, фрамуга,
Не стоит этот промысел земной
Того, чтобы ребенка ставить в угол

Не мой, последних капель на стекле
Неизгладим пребудет отпечаток,
Не мы усталый взгляд потупим вслед
Не ты уйдешь под ливень без перчаток

На то вовеки неисповедим,
Не НАТО у Невы пальну не ВАМИ,
Но мы их в пабе диком победим,
Пока есть мак в саду у дяди Вани

Стрела безбашенного крана
Уперта в серое ничто,
Теперь уже не слишком рано
Проститься с трепетной мечтой,

Смотреть наверх, глазами хлопать,
Нахально стоя под стрелой,
И ощущать, как сыплет копоть
На лоб наморщенный и злой

Прощай, немытая Россия,
Не требуй благодарных слез,
Пока пугающе-красиво
Твой поезд мчится под откос

Я родился на Урале,
Вырос в городе Петра,
У меня судьбу украли,
Грянув громкое ура

Над разбитым над корытом
Плачет бабка, плачет дед,
Разноцветные шары там
Были, утки на воде…

Расписные карусели,
Черно-белый Винни-Пух,
Ваши вышли, наши сели –
Нары не выносят двух

Реет стяг, над крышей ржавой
Рдеет новая заря,
Мне обидно за державу,
Стыдно, честно говоря…

от москвы до магадана крепче ручку чемодана
под подушкою сжимай здравствуй праздник первомай
у буфетчицы беловой нос с рождения лиловый
да мясистая рука держит рюмку коньяка
как орудие труда и собой вполне горда
хорошо гидроцефалом путешествовать по шпалам
из конца в конец страны протирать в купе штаны
наблюдая как народ поедает бутерброд
тула тверь ли воркута ли патернака не читали
но уверены вполне на все 100 в его вине
едем в никакие гости поломать друг другу кости
похмелиться поутру и обратно в конуру
подзаборная шпана я и другой страны не знаю
где среди полей и рек мне петух прокукарек...

Вот и все, дорогая, листва опадает с дерев,
Предпоследние краски подернулись дымкой, поблёкли,
Мы по темным аллеям проходим с тобой присмирев,
И густой холодок навсегда поселяется в легких

Это мы, дорогая, я знаю теперь, это мы
Истончимся в пейзаже и на горизонте растаем,
Унося на остатках волос иней вечной зимы,
И застынет на холоде песенка эта простая

Ну, здравствуй, жопа новый год две тыщи восемь,
Чугунный маятник судьбы на ржавом тросе,
Разбей мне голову на части, раз тупая,
Чтоб не смотреть в который раз как проступает
На промокашке неба осень синей кляксой,
И дни коричневые длятся, длятся, длятся…

Разбередили сердце, бл.ди,
Тоскует, мать его ети…
Махну-ка я в деревню к дяде
И водки выпью по пути,

Прогоркну запахом вокзальным,
И в тамбурАх впитаю смог,
С державных мостовых базальта
Следы моих сотрутся ног,

Чтоб устремиться в это лоно,
Припасть к живительным корням,
На ужин брать по два баллона,
И беломориной вонять.

Тут благородная отрыжка -
Не повод гнать из-за стола,
А коли с бабой что-то вышло,
Так ночка темная была…

Сермяжный люд, простые нравы,
И немудрящий тихий быт,
Они – спасители Вараввы,
Кем в горе был Иисус забыт.

Их выговор, фасоны платьев
Я знаю все наперечет,
Но тем, кто весел и талантлив
Здесь уважуха и почет!

Играть обречены с рожденья
В пиши-читай,
Но мало чту моих вождей я.
Феличита!

Возьми какие хочешь книги
И возрази,
Что ни завязки, ни интриги,
Проход в ферзи

Для пешки может быть успешен
Едва ли здесь,
Фуражку, полную черешен
Успеешь съесть,

Пока намоленная пуля,
Летит жужжа,
К Александрийскому столпу ли
Для куража

Спиной холодной прислониться
И умереть.
Свисти, свинцовая синица,
На ноте «ре».

Такая жизнь – других не лучше,
Но и не хуже по всему,
Литавры дня в осенней луже
Гремят свое бессаме му…

Изящной талией осиной
Века срослись между собой:
Один - с веревкой и осиной,
Где Ешуа и Крысобой,

Второй – с державными ножами
И молотками на гербе,
С тираном в шелковой пижаме
С петлицами от КГБ, -

В меня вдвоем перетекая,
Миры сойдутся в голове,
И нападет тоска такая…,
Как говорится, дайте две!

И чувствуешь буквально кожей,
Как между пальцами течет
Песок, на золото похожий,
А не на пыль веков еще.

Скажи-ка, дядя, ведь не даром
стоишь ты с палкой и радаром,
когда навстречу я лечу?
(Положим, на прием к врачу!)
Знавал ли ты душевный трепет,
когда на грудь медаль прикрепят
за достижения в труде?
Желаешь мзды?!
А совесть где???