Я уже как-то писал, что музеи – это национальный русский спорт (хоть массовое сознание это обстоятельство и не отрефлексировало). В статистику лезть лень, но что-то вроде: в РСФСР было порядка 500 музеев, а в РФ в начале 2000-х уже около 5000 (неформальные экспозиции и прочие «уголки краеведа» учёту не поддаются). Разумеется, это преимущественно не «эрмитажи», а небольшие музеи-квартиры, мемориальные комнаты, например, каких-нибудь местночтимых литераторов, организованные провинциальными энтузиастами (пишу это на случай, если кто всполошится «куда идут наши налоги»). Преуспевают в создании музеев энергичные вдовы известных в прошлом (и не очень известных) актеров, скульпторов и т.д. Конечно, эта активность порой имеет привкус эдакого создания синекуры своими руками и для себя, ну и что с того? Музеи создают отставные офицеры, сельские учителя, переселившиеся в провинцию старые московские художники, да кто только не создает. Есть ещё музеи-аттракционы для туристов, но это не моя тема.

Мне это не кажется странным. Музей в России есть образ рая, это у меня так ещё в детстве в голове сложилось. Долгое время я не видел (допускаю, что это дефект моего зрения) в окружающем меня мире ни одного пространства, созданного людьми, которое в такой же мере было бы наполнено любовью, преданностью делу (не стесняющейся самой себя, что важно), ощущением смысла, стиля.

Я, грешный, тоже не прочь основать какой-нибудь музей. Ну, не настолько хочу, что бы что-то для этого делать, но мне как-то уютно от мысли о «своём» музее, я когда о нём думаю – засыпаю лучше...

Один (не самый важный) ключик к вопросу о том, откуда берётся эта тяга к мемориализации, мне тут недавно встретился в сетевых дискуссиях. Просматривал мельком, к тому же это был пересказ, но вот, что вроде написал один левак: «никто вашего Есенина в СССР не запрещал, просто в России народ такой государственник, что за государственный запрет поэта готов принять отсутствие его государственного культа».

«Хм, а что-то в этом есть» – подумал я через несколько дней после прочтения. Применительно к музеям: музей (поэта, героя, события и т.д.) есть место публичного почитания (поэта, героя, события и т.д.). Только то, что может быть предметом гласного открытого почитания является подлинно, неотменимо существующим, присутствующим в культурном ландшафте и определяющим его (в той или иной степени). Есть в этом нечто от религиозных практик, не просто так вспомнилось слово «местночтимые». Как-то так...
 

Где-то рядом с темой музеев есть ещё и тема маленьких локальных (локальность не обязательно географическая) культов некоторых отраслевых советских начальников (эти маленькие культы тоже приводят иногда к возникновению маленьких музеев). Нет-нет, речь не о Сталине-Берии, и не о тех, кто был официально прославлен ещё до 1985-го, вроде директора ЗИЛа. Бывали такие управленцы, прежде всего директора фабрик, школ, НИИ и т.п., которые оставили по себе необычно долгую память (хотя и в узком кругу).

[700x350]

В конце 2021 года в неактуальном ныне «facebook» было опубликовано несколько десятков портретов учеников и преподавателей Московской средней художественной школы работы Владимира Анатольевича Иванова (р. 1956, г. Владивосток).

Реакция зрителей была странноватая. Часть публики отметилась отзывами в стиле «не смейте очернять наши замечательные 1990-е, там было клёво всем, кроме совков» и поплевалась ядовитой слюной. Часть пожаловалась на то, что портреты ну уж слишком мрачны и вгоняют в неиллюзорную депрессию, «нельзя ж так с людьми» (пример).

Мне всё изображённое на картинах показалось узнаваемым, половина моих тогдашних коллег по НИИ (особенно из тех, кто был постарше) к середине 90-х стало выглядеть примерно, как преподаватели кисти художника Иванова: та же смесь измученности, тихой депрессивности, гордости и обиды.

А очень занятной показалась мне реплика одной из учениц, из числа запечатлённых 30 лет назад: «мы были не грустные – мы были крутые».

Хм... А ведь ведь это относительно тонкий момент. Подозреваю, что довольно специфический для определённой эпохи.

Я постарше этих школьников с портретов (напоминаю, перед нами не студенты, а школяры), но думаю, что понимаю о чём речь. Мы тоже в советской школе были «крутые» (в разной степени, конечно) в смысле мрачноватые, «ершистые», «демонстрирующие независимость», иногда прямо диковатые, почитавшие за «урон чести» проявить по отношению к «училкам» любезность или лояльность (и это у нас ещё был «интеллигентный класс»!). И, в целом, педагогами эта манера воспринималась с пониманием, по крайне мере до тех пор, пока «ершистость» не принимала характер личного вызова или хулиганства.

Было что-то такое разлито в воздухе, «культурный стандарт эпохи», вероятно: это подростки, у них трудный возраст, «они входят в жизнь», первая любовь, первые разочарования, «перестройка организма» и прочее. И мрачность (напускная или нет) была каким-то «свидетельством о праве» на эту подростковую неудобность, точнее — гарантией того, что «у ребёнка проблемы» по-честному, а не просто скверное воспитание и желание поглумиться.

Кассия Сенина:

«Начала читать недавно одного товарища, живущего в Испании и проводящего экскурсии по разным тамошним интересным местам. Читаю со смешанными чувствами. Вот, например, несколько постов:

"Наше средневековье. Богатые торговые, портовые города очень сильно изменились за последние 500 лет. И это понятно. Там деньги, там власть, там престиж и роскошь. В наших «депрессивных» регионах, забытых богом и людьми все осталось так, как и было раньше. Провинцию Леон до сих пор называют огородниками. Но есть в этом определенная прелесть. Во-первых, история осталась и в городах и, особенно, в горных деревушках. До сих пор здесь нет туч туристов и нашествий пляжников. Так что, и в деревушках, и на горных тропах безлюдно. Иногда мои попутчики спрашивают: а что, в деревне никто не живет? Нет никого на улицах. Бывает и так. А бывает и так, что в деревне живет несколько человек, и среди них дедок лет 95ти. С ним так интересно поговорить, что здесь было в начале прошлого века. Это ценный опыт."

"Деревенька Бульнес. Удивительное место. Дорог туда нет. Есть извилистая тропа между скал. Живет в этой деревне постоянно только один человек. Зосе хозяин бара-ресторана. Летом тут, конечно весело! А вот зимой… Мы зашли к нему, чтобы хоть какую то денюжку оставить и помочь человеку. Взяли кофе и оставили чевых в пять раз больше. Брыкался, ругался! Победила дружба."

"Деревушка Пиорнедо. Уникальное место!
Испанцы обозначают ее как объект культурного достояния человечества. Это кельтская деревня, сохранившаяся в наилучшем виде и состоянии. Так кельты и жили до конца 70х годов прошлого века. Хозяйка одного из домов-пайос рассказала, что родила свою дочь в таком доме, что не было в 1976 году ни света, ни радио, ни телевидения. Настоящее средневековье. При этом дом не топился. Огонь в очаге разводился только для приготовления пищи. Дом грели домашние животные, которые тут же и жили. В домах не было труб. Дым выходил через соломенные крыши.
В общем, когда я здесь побывал первый раз я был в шоке от увиденного!
А вы когда-нибудь видели такое?!"

(Коммент: "Это правда. Совершенно необычные впечатление. Стены домов стоят так пару тысяч лет, ремонтируются только, да крыша меняется. Представляете?!")
 

А вот напиши кто-нибудь что-то подобное про российскую деревню - сразу бы

Интегрировали в галерее картин с цветами https://natashray.ru функцию рейтинга картин. Любой посетитель теперь может проголосовать за понравившуюся работу. На основе массива данных формируется виджет, который отображается внизу сайта.

Рейтинг не учитывается при формировании выдачи по сайту.

[502x700]

Историк Фёдор Гайда задаёт вопрос:
«Будем отмечать в 2023 г. 500-летие филофеевской идеи "Третьего Рима" или забудем, как обычно?»


И помещает вопрос в небанальный контекст:
«Самое интересное, что Филофей Псковский и Максим Грек в 1523 г. оба сели писать против астрологов за человеческую свободу. У Максима это было в защиту свободы воли, а у Филофея еще и концепция Третьего Рима явилась (как человеческий выбор в условиях катастрофы). Вот так сядешь спорить с немецкими борзописцами и поборниками прогрессивной теории мирового духа и всемирно-исторического развития, указанного созвездиями, и сформулируешь кое-что важное.
К 500-летию.»


А нейросеть на запрос «Москва – Третий Рим» нарисовала мне такую картинку.

[700x700]

Интервью с советским дизайнером Дмитрием Азриканом (в сети этот текст бродит под бодрым названием «В СССР промдизайн был!», и бодрость эта несколько неоправдана)

Цитата:
«Никакого, ясное дело, «потребителя» у дизайна не было. Обыватель же, а для нас этим обывателем-производителем-потребителем выступал как правило главный инженер какого-нибудь завода или чиновник главка, министерства и пр., воспринимал дизайн как досадную помеху, навязанное сверху никому не нужное украшательство.»

Тема крайне занятная. Интервьюируемый, увы, остался в своих рассуждениях на уровне «кухонного западничества» образца 1970-х годов (что для человека, эмигрировавшего в начале 1990-х, есть дело обычное), но как информированный «свидетель эпохи» интересен. Что ж, профессионалы часто люди ограниченные, «специалист подобен флюсу».

Ну, и вот этот психологический изворот «обыватель = главный инженер или чиновник главка» – очень характерная черта. Частный случай той картины мира, в которой власть и народ едины и угнетают несчастных, сущностно иноприродных интелей, каковые задыхаются в этом мире косности и ханжества без джаза и модных журналов.

 

Магнитофон универсальный, носимый и бортовой, «Сайгак». Группа образцов походного направления, (дизайн-программа "БАМЗ"). 1986 г.

Часть 9-я (ранее – часть 1, часть 2, часть 3, часть 4, часть 5, часть 6, часть 7, часть 8)

Напоминаю, что название «Последыши» дал своей серии заметок о судьбах участников VIII Всесоюзного совещания молодых писателей журналист и литератор Виктор Кустов.

Ещё немного о контексте, в котором проходило VIII Всесоюзное совещание молодых писателей.

1984 г. ознаменовался, в числе прочего, ещё и подготовкой к юбилейному пленуму Правления Союза писателей СССР (простите, начитался старых газет и усвоил их язык).
СП СССР отмечал своё пятидесятилетие.
На пленуме, который состоялся 25 сентября 1984 г. выступил Генеральный секретарь ЦК КПСС К.У. Черненко. Нерядовое событие.

Часть 8-я (ранее – часть 1, часть 2, часть 3, часть 4, часть 5, часть 6, часть 7)

Напоминаю, что название «Последыши» дал своей серии заметок о судьбах участников VIII Всесоюзного совещания молодых писателей журналист и литератор Виктор Кустов. «Последыши», если верить словарям — это последние дети в семье, в данном случае, последняя «совсем советская» генерация пишущих и сочиняющих.

Я же, перепечатывая его заметки, дополняю их материалами из тогдашней прессы, так как мне представляется, что информационный контекст имеет некоторое значение.

Итак, ещё немного об установке на «пафос созидания» и «эпичность».


«В Москве завершило свою работу продолжавшееся семь дней VIII Всесоюзное совещание молодых писателей, организованное Союзом писателей СССР и ЦК ВЛКСМ.
Вступительное слово на его открытии произнес первый секретарь правления СП СССР Г.М. Марков, с докладом «Молодой писатель и героика коммунистического созидания»

[520x700]

«Крещение Христа» (1860 г.). Художник: кн. Гагарин Г.Г. (1810 — 1893 гг.)


Удивительная картина. Такие картины мог бы рисовать ровесник Врубеля, но не ученик Карла Брюлова.
Впрочем, история полна такими «преждевременностями»...

В паблике «Газетная пыль» выкладывают неизвестные широкой публике фельетоны Теффи. Как уверяют, находят их в архивах дореволюционных изданий. Приходится в это верить, ибо в сети эти тексты не встречаются.
Почитывая старые фельетоны заодно, почти против своей воли получил представление о том, что за танец такой «кэк-уок», благо свой маленький след в русской литературе эти буги-вуги 1903 года оставили, и тема для Святок подходящая, карнавальная.

«И, проигравшийся игрок,
Я встал: неуязвимо строгий,
Плясал безумный кэк-уок,
Под потолок кидая ноги.»

Андрей Белый. 1905 г.
К слову, стихотворение заслуживает внимательного прочтения.

Итак, танец: Cake-walk nègre, 1905 г.

Для интересующихся — правила танца:
1. Сильно выгибать верхнюю часть корпуса назад.
2. Руки вытягивать горизонтально вперед.
3. Колени при каждом шаге сильно поднимать и выбрасывать ноги вперед.
Фигуры, исполняемые каждой парой танцующих суть следующие:

Фигура 1:
Выгнув верхнюю часть корпуса назад и вытянув вперед руки, кавалер и дама танцуют рядом, возможно высоко поднимая колени. Это главное правило не только для этой, но и для последующих фигур.

За что можно любить интернет, так за то, что нет-нет, а и наткнёшься здесь на такую «библиотеку Ивана Грозного», что трудно не удивится (хотя, вроде бы дело привычное): как? это всё отсканировано и выложено? и не надо ехать в питерский архив или самарский музей, что бы прочитать эти издания?

Незнаменитый паблик в VK «Yellow House Club (1889-1939)» выкладывает массу редкостей, относящихся к указанному периоду.

Навскидку:

«Сборник дипломатических документов. Переговоры, предшествовавшие войне с Турцией», 1914 год

Лагов Н.М. «Французские рассказы с фронта»

Авилов Б. «Настоящее и будущее народного хозяйства России», 1916 год

Кирш Ю. «Под сапогом Вильгельма. Из записок рядового военно-пленного» № 4925. 1914-1918.

Для себя скачал «Вестник Временного правительства» (184 выпуска в архиве). Первое знакомство, поверхностное. Много материала, чью ценность дано понять только историкам того периода — «отставки и назначения», сводки с фронтов, бесконечные уточнения правил проведения выборов в Учредительное собрание и т.п. Но есть и то, что сразу цепляет, скажем, «Совещание по вопросу о снабжении тканями» (14-го октября 1917 г.).
Товарищ министра продовольствия Н.Д. Кондратьев (на наши деньги — замминистра) ставит вопрос о монополизации распределения всей производимой в России ткани. При этом, на момент проведения совещания,

«...погоны были традиционным украшением доблестной русской армии. Мы, законные наследники русской воинской славы, берем из арсенала наших отцов и дедов все лучшее, что способствовало поднятию воинского духа и укреплению дисциплины. Введение погонов еще раз подтверждает славную преемственность воинских традиций, которая так ценна для армии, любящей свое отечество, дорожащей родной историей...» (с)

газета «Красная Звезда», январь 1943 года.




 

Советская эклектичность смыслов и символов иногда может поразить и человека искушенного.

Погоны вообще очень показательная штука.
С одной стороны – живое опровержение теории о едва ли не поголовно большевизированной, распропагандированной, революционизированной стране.
Интересно, сохранились ли свидетельства тяжких переживаний сознательного марксистского меньшинства по поводу такой «контреволюции»? Должны сохраниться, хотя бы на уровне записей в дневнике.

В большевизированной стране риторика «героического и благородного прошлого» и столь откровенное обращение к символам этого прошлого были бы невозможны и не нужны.

Оказавшись перед необходимостью обратиться к большинству народа, власть стала оперировать смыслами и ценностями «царской России», очень поучительно (это правило действует до сих пор: говоря с народом, говори о прошлом).

С другой стороны – сталинский (а равно ленинский, ельцинский, хрущёвский) опыт свидетельствует о том, что – за пределами тяжёлых кризисов и войн – такое обращение к «народной душе» не является для власти критически необходимым. Это тоже поучительно.

Часть 7-я (ранее – часть 1, часть 2, часть 3, часть 4, часть 5, часть 6)


Напоминаю, что название «Последыши» дал своей серии заметок о судьбах участников VIII Всесоюзного совещания молодых писателей журналист и литератор Виктор Кустов. «Последыши», в данном случае — это последние дети в семье, точнее, последняя «совсем советская» генерация пишущих и сочиняющих.

Я же, перепечатывая его заметки, дополняю их материалами из тогдашней печати, так как мне представляется, что информационный контекст в данном случае достаточно значим.

Среди изданий, отреагировавших проведение «Всесоюзного совещания», журнал «Крокодил» присутствует (что естественно, семинар молодых юмористов вёл на Совещании вполне «крокодильский» автор Леонид Ленч), но отклик был достаточно вялым: в сентябре того же года журнал опубликовал пару рассказов участников VIII Совещания. Это при том, что журнал довольно живо откликался на происходящее в «писательском цехе», много публиковал статей и карикатур, посвящённых нравам пишущего сообщества.

 

А вот это, может быть, интересная передача: «Радио России», «Путь Андропова к власти. Первые политические чистки и назначения». В гостях у Российского радиоуниверситета (ведущий Дмитрий Конаныхин) Евгений Юрьевич Спицын, автор цикла «Брежневская партия», историк.

Вообще, мы ничего не поймём в Перестройке и в последующих событиях, если не включим в контекст «андроповщину». Например, почему, на местах, вдалеке от шумных митингов столичной интеллигенции, «социальной базой перемен» оказались управленцы среднего звена. То есть люди, обязанные своим положением Советской власти, рискующие «всё потерять» и, в значительной своей части, всё потерявшие (картинка «номенклатура обменяла власть на собственность» грешит неполнотой).

Ну, первый ответ – потому, что они люди служилые, начальство приказало – ответили «есть!», некоторые ещё по приказу памятники Сталину сносили, отчего ж «командно-административную систему» не снести, раз велено.

А другой ответ – «андроповщина», подорвавшая доверие класса управленцев к высшей власти. «Административно-хозяйственый актив» чувствовал себя эдакой необходимой и заезженной лошадью, которая «тащит на себе всё», борясь одновременно, с одной стороны, с идиотизмом, исходящих от верховной власти планов, требований отчётности, бюрократизмом, а с другой, с недисциплинированностью и даже саботажем со стороны «избалованных» «простых советских трудящихся».

И вдруг оказалось, что власть видит в управленцах не «верную гвардию» и не «драгоценные кадры», а вороватых некомпетентных паразитов. Это разочаровывает.

Большинство управленческих практик, которые враз оказались криминальными, на протяжении десятилетий почитались необходимыми и неизбежными, наличествовавшее поколение управленцев «другой жизни и не знало».

Все эти «приписки», «личный фонд директора», «строительство хозспособом», «толкачи», «подарки», «манипуляции с отчётностью», разукомплектование оборудования для починки другого оборудования – стали неотъемлемой частью обеспечения производственных процессов, без которых «ничего не работало».

Имело ли это отношение к воровству и злоупотреблениям?

Не всегда, а там, где имело, это было «освящённое традицией» воровство, люди «брали в меру», полагая, что вознаграждают себя «за дело» и, во многом, «берут ради дела», ибо неформальные практики взаимного одаривания, хлебосольства стали вроде как частью профессиональных обязанностей членов «директорского корпуса» (см. очень советский фильм «Магистраль»).

И тут вместо «спасибо за большой вклад в дело социалистического строительства» и ордена Трудового Красного знамени – следователь и срок...

Кадр из фильма «Магистраль» (1982 г.). Людмила Гурченко в роли «толкача» Капитолина Николаевны: «Нашему нефтеперерабатывающему заводу очень нужны порожние цистерны! Конец месяца! Конец квартала! Вот Вам подарок ко дню рождения от всего нашего коллектива! План горит! Премия людям горит!» [слёзы, имитация истерики]

Лет 25, с тех пор как зашёл последний раз в рок-магазин, не видел календарей с панками (да и тогда именно календарей не помню, плакаты помню).

А тут захожу в «Дом книги» на Преображенском валу, а там «Гр. Об.», среди мягких и пушистых.

Почему бы не завести двенадцатеричный цикл: год Летова, потом год Башлачёва, год Цоя, год Мамонова, год Янки Дягилевой, год Майка Науменко, год Курёхина, год Крупнова, год Вени Д'ркина, год Градского, год Натальи Пивоваровой, год Кормильцева и дальше по кругу?

Впрочем, нет, не надо тревожить память, пусть пушистые отдуваются...

[525x700]

Часть 6-я (ранее – часть 1, часть 2, часть 3, часть 4, часть 5)


Формулируя старомодно, я «внимательно изучаю материалы VIII Всесоюзного совещания молодых писателей» (1982 г.), что называется «заморочился».
Но прежде чем познакомлю читателя с результатами изучения, маленький мемуарчик: 1992 год, я читаю статью какого-то критика-литератора, фамилию не помню, помню, что он занимал некий пост в Литературном институте, наставлял тогдашнюю творческую молодёжь. Автор критически отзывался о романе В. Астафьева «Прокляты и убиты» и писал с пафосом что-то вроде: «Время ужасной «эпической», «народной» литературы прошло и никогда не вернётся, литература будет более камерной и обращённой к свободному от химеры «народа» индивидууму» (примерно так, по смыслу).
Этот текст меня разгневал (хотя мои идеологические предпочтения были тогда крайне эклектичны и включали даже щепотку анархизма): «Эпическая литература вам не нравится, «Война и мир», наверное, жить мешает — думал я — А вот это, вероятно, нравится».
Под рукой у меня лежал какой-то журнал (чуть ли не «Столица», не помню), в журнале рассказ: полусумасшедший человек бродит по неуютному русскому городу и ждёт «погромЪ», иногда пристаёт к прохожим с этим ожиданием и даже требованием «погрома», посыл «не лицемерьте, я знаю, что вы все такие», героя спрашивают «Вы еврей?», он восклицает «Нет! Но прекрасны ливанские кедры!». Очень камерно и про индивида.

Так вот, материалы VIII Всесоюзного совещания дали мне кое-какой контекст в отношении «эпичности» и «народности» как творческой установки. Сочувствия к позиции вышеупомянутого критика это не добавило, но некое понимание этого горячечного отрицания «эпичности» появилось.

Короткая и, на свой лад, очень «атмосферная» статья в праздничном номере журнала (№ 36 за 1982 г.). Документ эпохи. Тема «дружбы народов» на максималках. Название соответствующее. Внимательный читатель может обнаружить в материале рекламу казахской национальной кухни. 

[530x700]

журнал «Крокодил», 1982 г., № 36. Художник Л. Самойлов

.

Мукаш САДЫКБАЕВ, специальный корреспондент «Шмеля»

ПЛАВКА

Есть у нас в Казахстане город Темиртау, что означает «Железная гора». Живут там добрые волшебники, которые выплавляют сталь. Один из них — Арген Жунусов, сталевар первого мартеновского цеха Карагандинского металлургического комбината.

Собрались как-то у него добры молодцы из других республик, тоже ребята хоть куда — из тех, что и подковы гнут и сталь варят. Сидят за широким казахским дастарханом Владимир Антонович Журавлев — сталевар конвертерного цеха Нижнетагильского металлургического комбината, Николай Яковлевич Ужва — сталевар двухванновой печи завода «Запорожсталь», Владимир Федорович Гребнев — сталевар мартеновского цеха Челябинского металлургического завода.

На столе—лучшие блюда казахской национальной кухни: бесбармак с белыми островками курдючного жира, внушительный круг казы, сочные ломтики жая и карта. Посередине огромного блюда высится вываренная баранья голова.

— Берите, друзья, угощайтесь! — предлагает хозяин дома Арген.

— А вот это и есть чужук? — спрашивает один из гостей.

— Да. А вот — казы, — поясняет хозяин. — Все это конина. Теперь испробуйте сурпы — наваристого бульона от бесбармака.

— Сурпа — это замечательно восклицает челябинец Владимир Федорович Гребнев, которому уже приходилось бывать в гостях у казахстанцев.

Большие пиалы, полные сурпы с золотистыми блестками жира, поданы гостям.

Отхлебнув, запорожский гость восклицает:

— О, це гарна юшка!..

— В самом деле, вкусно ! — подтверждает нижнетагилец Журавлев.

— Если украинский борщ сварить на такой сурпе да заесть русскими блинами!..

— Что это мы про еду да про еду?! — нарочито возмутился Владимир Журавлев.— Мы же не кашевары, а сталевары! Давайте о завтрашней плавке поговорим.

— И то верно,—поддержал Гребнев. — У каждого из нас своя метода...

— Вот и посмотрим, у кого какая метода, — лукаво подмигнул Ужва.

— Поделимся опытом.

— И будет эта плавка называться плавкой дружбы! — воскликнул Журавлев.

— И мы, представители трех республик, посвятим ее 60-летию образования СССР! — подхватил Арген Жунусов. — За плавку дружбы!

Зазвенели бокалы. Сошлись в дружеском пожатии четыре мускулистые руки.

...Над городом только занялась заря. А у мартеновских печей Карагандинского комбината встали четверо плечистых, крепких мужчин. Открылись летки, и полилась огненными струями сталь новой плавки — плавки дружбы. Собравшиеся залюбовались действиями четырех знаменитых мастеров стали.

Лабораторный анализ показал: качество стали — отличное! А часы зафиксировали: совместная плавка

Журнал «Крокодил». 1982 г., № 13, стр. 3, художник Леонид Насыров