Голг стоял у края пропасти, говоря:
- почему бы вам не спуститься, хотя бы на время, Ваше высочество?
Рилиан вдыхал пряный запах, чувствовал, как горячий воздух проникает в его тело и душу.
- Мой отец плавал на Край Света. Его сыну пристало спуститься на Дно мира.
Он шагнул в пропасть, и стал медленно опускаться, поддреживаемый горячим воздухом. Скалы вокруг сверкали весми цветами радуги, склоны были покрыты агатовми, рубиновыми и изумрудными цветами. Кое-где попадались маленькие дома, построенные словно из стекла, лепившиеся к выступам скал. Рилиан увидел гнездо, в котором жило семейство феникосв. Он никогда прежде не видел этих птиц, хотя легенды о них достигли и Надземья. Рилиан мог разглядеть сияющих ящерок, снующих по огненной реке. Они были словно сотканы из струек огня, а глаза их были сверкающими рубинами.
- Принц Наземья! - услышал он вдруг голос в голове.
- Кто ты? Я слушаю! - ответил он.
- Я правлю этой страной уже сотни лет.
- Ты саламандра? - с благоговением поинтересовался Рилиан.
- Возможно, - усмехнулся невидимый собеседник. - Но какая разница моим подданым?
Рилиан помолчал, обдумывая его слова.
- Значит, и наземцам все равно, кто ими правит?
Мимо проплывали заросли рубиновых цветов. задумчивый светло-голубой дракончик отщипывал по одному и медленно пережевывал их. Наверно, ему было все равно.
Голос ответил:
- Что случится, если ты останешься в Бисме навсегда, а твой спутник назовется твоим наместником? Что случится, если Король Питер вдруг вернется из глубины времен?
На второй вопрос было легче ответить:
- Он не станет править Нарнией. Но он будет подсказывать мне, как быть королем.
- Вот-вот, - если б у Голоса была голова, он бы кивнул. - Смотри, принц, на страну, в которой тебе не суждено побывать, и запоминай. Я - тень правителей Бисма, как и Верховный Король будет твоей тенью. Кто знает, вдруг именно ты будешь первым, кто объединит два наших мира. Смотри же, узнай то, чего, возможно, еще не знают под небом.
Рилиан смотрел во все глаза. Он почувствовал, как Саламандр, или кто бы он ни был, вложил в его голову знание. У Огненной реки была тень, Сухая река. когда-то в ней горел огонь, но никто не знает почему он погас. Единственная на весь Бисм школа была там, саламандры учили их быть огнем, а не тенью. Годами сотря на Сухую реку, каждый из жителей Бисма искал свой смысл жизни, чтобы не погасить горящий в нем огонь.
Рилиан услышал Песнь Взросления:
"Ты тень ушедших поколений,
Ты свет грядущих за тобой,
Звено из сотен тысяч звеньев,
Сумей же стать самим собой."

- Нарнию ждут трудные годы, - добавил напоследок Саламандр. - Твой отец на пороге Страны Аслана, некому учить тебя мудрости. Помни о своих тенях, и помни о своих Отражениях, о своих потомках.
- Теперь я понимаю, почему я провел в плену много лет. Ради возможности побывать в Бисме, - с благодарностью сказал Рилиан.
- Побывать? - удивился голос. - Еще никто из наземцев не бывал в Бисме.
-Но как же... - изумленно начал говорить Рилиан, когда вдруг обнаружил себя стоящим у края пропасти. Его друзья обсуждали дорогу наверх.
- Боюсь, нам и впрямь надо идти, - принц глубоко вздохнул. - Но
половину своего сердца я оставляю в Бисме...
Он с тосокй смотрел на превращающуюся в щель бездну, и думал о том, что увидел.
- Помни! - услышал он далекий шепот, - Нарнийцам будет не все равно, кто их король, только если ты этого достоин.
Щель сомкнулась. Горячий, дурманящий запах исчез. Пора было возвращаться в мир, в котором светит солнце.

Слушать этот музыкальный файл

КДР.

будет писаться дальше.


- Дайте мне в руки меч! – хрипел умирающий воин. – Дайте! Я поползу за вами, пожалуйста!
Его товарищи отворачивались, шли дальше. Меч лежал рядом, но сломанным пальцам не удержать ... Он мечтал погибнуть, как герой. Не довелось, не судьба – скажут они. Они, бывшие товарищи, бывшие друзья. Не они бывшие, он стал бывшим. Или павшим? Какая разница... Отряд ушел, никто не захотел пачкать меч в крови своего же воина. Триен. Так его звали. Звали? У него нет шансов. Никто не назовет его больше по имени, осталось лишь говорить о себе в прошлом.
Враги идут. Грудью он чуял топот копыт, земля тряслась, а тревожная песня рога была дикой и гнетущей. Триен считал последние мнгновения своей жизни и свободы своего края. Завтра Кисории больше не будет, но ему не суждено увидеть это. Он хотел отдать жизнь и предотвратить это. Но теперь ему лишь оставалось умереть.
Триен очнулся от прикосновения к раненому боку и застонал.
- Господин! - крикнул молодой воин, стоявший на коленях рядом с раненым. – Здесь кисориец!
Воевода подъехал и презрительно посморел на раненого.
- Думаю, он умирает, - сообщил молодой.
Воеводу это не потревожило.
- Да что ты с ним возишься, падаль же! Прикончи и дело с концом.
Он тронул поводья, но воин остановил его:
- Господин, он знает, что умирает. Но у нас есть венда...
Триен невольно приподнял голову. Распрощаться с белым светом, заметить призрак смерти, круживший над полем и наткнуться на отряд с вендой! Да судьба просто смеется над ним!
Он понял это еще более отчетливо, когда воевода, соскочив с коня, схватил Триена за кольчугу и процедил сквозь зубы:
- Покажешь, куда ушел твой отряд – останешься жить.
Конечно, скажи ему кто такое даже два дня назад, он гордо отказался бы. Но переход от надежды к отчаянию, осознание собственной беспомощности и неожиданное предложение на пороге смерти смутили дух Триена. Он несолько мгновений медлил с ответом, вновь и вновь взвешивая свое решение. Выбор был, выбор всегда есть, это ему еще отец говорил. Тогда, когда ушел воевать, оставив мать с тремя маленькими детьми. Сестры погибли от холода в первую зиму, а мать от горя через несколько лун. Отец вернулся с войны, защитив Кисорию. Напрасно.
- Я согласен, - глухо выдавил Триен.
Молодой воин кликнул слуг, и они уложили раненого на выложенную сеном повозку. Триену думалось, что лечить его будут сразу же, разбираясь в ранах, он понимал, что долго не протянет. Но отряд сразу же тронулся в путь. Триен то проваливался в беспамятсво, то мысленно переносился в детство, и его обжигал жар погребального костра сестер и матери. В краткие минуты просветления он понимал, что началась лихорадка, и жажда мучала раскаленными иглами в горле.
- Сюон! – окликнул возница того воина, что говорил с воеводой.
Сюон немедленно подъехал, и всмотрелся в лицо пленника.
-Привал! – объявил он.
Триен глотнул из предложенной фляги, и попытался привстать, но тут же упал назад, на горько пахнущее сено.
Сюон откинул полог крытой повозки, ползущей за отрядом. Триен слышал когда-то, что у их врагов принято венд сажать на цепь, но все равно вздрогнул, увидив тощую оборванную девченку. Несмотря на ошейник и лохмотья, воин говорил с вендой почтительно, и, как почудилось Триену, с долей страха.

Этим хмурым утром философия Платона никак не укладывалась у Питера в голове. Он в третий раз перечитал особенно занудный абзац, но вместо строк об устройстве государства перед его глазами крутились обрывки надписи из Асланового Кургана. Уже не в первый раз Питер пожалел, что на рассмотрел их получше. Кто ж мог знать, что тот короткий визит в Нарнию будет для них последним! Столько не успел сделать, узнать, спросить, запомнить... Аслан сказал, что они слишком выросли, но только Сью, как казалось ее братьям, действительно стала взрослой. Старше даже тети Полли, старше мамы, такой, какими они никогда не станут.
- Не веди себя как ребенок, Питер, - порой презрительно цедила сквозь зубы его сестра, крутясь перед зеркалом. Он никогда не отвечал ей, зная, что слова не помогут.
Питер встряхнул головой, пытаясь снова уловить суть третей главы. Слова казались тягучими, как растопившийся на солнце мед. Из полудремы его вывела просьба миссис Макриди:
- Питер, дорогой, не сходил бы ты за почтой?
Почта была недалеко, и Питер, с радостью закрыв надоевшего Платона и захватив на кухне пирожок с повидлом, отправился в деревню. День был пасмурный, но не холодный, в Нарнии такая погода начиналась только осенью, здесь же август уже потерял дыхание лета. Скоро, через несколько дней, Питеру предстояло сдавать вступительные экзамены. Родители удивились его выбору, Сьюзен по привычке скривила губы, и только дядя Дигори понимающе улыбнулся своему юному другу.
- Ты прочитаешь много книг, дружок, и, возможно, станешь важным и умным профессором, - сказал Дигори Керк Питеру в первый день лета. – Я помогу тебе, чем смогу. Но ты никогда не поймешь...
- Чего? – невольно переходя на шепот, спросил Питер.
- А ничего, - беспечно ответил профессор. – раздела «магия» не найдешь ни одной серьезной книге, Лес-между-мирами не обозначен ни на одной карте. И почему-то нигде не указан способ обнаружить новый проход между Англией и Нарнией.
Он крутил педали, вспоминая с улыбкой то далекое теперь время, когда они приезжали погостить к профессору, а миссис Маккриди представлялась им этакой ведьмой в юбке. Теперь грозная экономка намного приветливей относилась к Питеру, любимец профессора, он приезжал в гости чаще остальных. Вот и этим летом, когда родители уехали в Америку, Питер отправился сюда готовиться к экзаменам. Жаль, что Лу и Эд уехали к этому противному Юстэсу. А Сьюзен... Питер вздохнул. Он не понимал свой сестры, скучал о ней прежней – веселой и задумчивой, блистающей на нарнийских праздниках, ласковой к животным и к людям.
До ближайшей деревни было минут двадцать езды, и Питер любил это время, не принадлежащее никому, кроме него. Он не смог бы долго быть один, но порой искал одиночества, чтоб привести в порядом мысли. Возможно, эта привычка осталась со времен Нарнии, где одиночество было единственой роскошью, не доступной Верховному королю. Певенси часто задумывались над тем, какой след в их жизни оставили триннадцать лет, проведенных в Нарнии. Они выросли, многому научились, многое поняли. На щеке у Питера был шрам, полученный в битве с великанами. Проход через платяной шкаф стер его, как стер и годы, проведенные ими в Нарнии. Но в плохую погоду Питер порой потирал щеку, ноющую особой памятью, болью, которой не было в этом мире.
Вчера дядя Дигори застал его за упражнениями в фехтовании.
- Ты отлично владеешь мечом! – удивился профессор.
Питер лишь покачал головой.
- Всему этому я научился здесь, в Англии. Я помню, как должен выглядеть прием, но не могу повторить его. Мое тело – тело подростка, ребенка.
- А душа взрослого, короля? – тихо спросил Дигори.
Питер промолчал.

На почте уставшая женщина протянула ему пачку писем, и среди них мелькнул размашистый почерк Люси. Он улыбнулся, представив себе пространные жалобы на двоюродного брата, несколько слов в конце, приписанные Эдмундом (брат терпеть не мог писать письма), и обязательно что-то оптимистичное. В этом вся Люси, ее веру в лучшее поколебать неозможно.
Но письмо оказалось совсем о другом...

Вечером, затопив в гостиной камин, Питер протянул профессору письмо сестры.
- Ты не видел мое пенсне? А, вот оно!
Водрузив пенсне на нос, профессор погрузился в чтение, но с первых же строк притянул Питера к себе, и так и читал, приобняв его за плечи. Несколько минут они молчали. Профессор пытался представить себе корбль, и дракона Юстеса, пресную воду Последнего моря и другие чудеса, описанные Люси. Питер думал о том, что и младшие больше не вернутся в Нарнию.
-Завидуешь сестре? – прервал молчание профессор.
-Люси? Конечно! – ответил Питер. – Она умеет плакать. А я уже разучился.
Профессор кашлянул.
- Вообще-то я говорил о Сьюзен. Многое бы ты отдал, чтоб стать равнодушным к Нарнии?
Питер задумался.
- Мне кажется, если б я забыл о Нарнии, я потерял бы часть себя. Аслан подарил мне возможность прожить две жизни, и черной неблагодарностью было бы выбросить одну из них.
- Ты считаешь это подарком? – приподнял бровь профессор. – Разве ты не был бы счастлив Читать далее...