"Сегодня у нее выходной, погода прекрасная, солнечная, но не жаркая, и Инна Ильинична отправилась на прогулку. Проходя мимо дачи Филановских, расположенной через три участка от ее собственной дачи, она заметила шестилетнего Андрюшу. Мальчик сидел на поваленном дереве напротив калитки и о чем-то напряженно размышлял.
- Доброе утро, - приветливо поздоровалась Инна Ильинична.
- Здравствуйте, Инна Ильинична, - улыбнулся в ответ мальчуган, глядя на нее печальными глазами.
Ее всегда умиляла эта ранняя взрослость соседских мальчиков, которые, едва научившись говорить, приучились называть взрослых по имени-отчеству, а не "тетями" и "дядями".
- У тебя новая прическа, - заметила она. - Правда, я тебя давно не видела, но ты, по-моему, был подстрижен по-другому.
- Да, меня так подстригли, - невозмутимо подтвердил Андрюша.
- Тебя? Или вас? У Саши теперь тоже такая прическа?
- Нет, у него как раньше.
- А почему? - живо заинтересовалась она. Все близнецы, встречавшиеся ей в жизни, стремились к одинаковости и получали несказанное удовольствие от того, что их постоянно путали. Мальчиков Филановских никто не путал, они по-разному двигались, по-разному смотрели и по-разному улыбались, но все равно раньше они были совершенно одинаково одеты и причесаны.
- Мы решили, что больше не хотим быть одинаковыми, - очень серьезно сообщил Андрюша.
- Но почему? - с еще большим удивлением спросила бывшая завкафедрой. - Что плохого в том, чтобы быть одинаковыми? Вы такие от природы, зачем же это менять?
Мальчик молча пожал плечами. Тут Инна Ильинична сообразила, что нигде поблизости не видит его брата, а ведь прежде они всегда появлялись вместе. Даже если они занимались разными делами - например, один читал, другой рисовал, мальчики все равно находились рядом друг с другом.
- А где Сашенька? - она стала оглядываться, надеясь заметить в кустах поблизости знакомую темноволосую головку.
- Он дома, на веранде, делает упражнения, нам Люба по английскому задала.
- Он дома, а ты здесь? - Инна Ильинична не переставала изумляться.
- Мне нужно подумать.
Она машинально присела рядом, не в силах совладать с любопытством. Что такое случилось с шестилетними мальчиками, которых она знала практически с рождения, потому что каждое лето они проводили в дачном соседстве? Почему они решили, что больше не хотят быть одинаковыми? О чем нужно подумать этому ребенку с печальными глазами?
- Может быть, я могу помочь тебе разобраться? - осторожно предложила она.
Андрюша задумчиво посмотрел на нее и неторопливо кивнул.
- Люба сказала, что у нас с Сашкой нет ничего своего. Только имя и внешность. А все остальное, что у нас есть, это на самом деле ее, Тамарино и дедушкино, потому что они это купили на деньги, а деньги они заработали своим трудом. А мы с Сашкой пока ничего не заработали, поэтому у нас нет ничего своего.
Инна Ильинична вздрогнула. Ну как, скажите, как можно говорить ребенку такие вещи?! Ох, Люба, Люба, даром что дипломированный педагог, а такие чудовищные слова умудрилась произнести, словно нет в ней ни капли любви к племянникам, а есть одно лишь стремление ударить побольнее, ужалить поядовитее, чтоб надолго запомнилось. Но ведь не скажешь вслух, ибо ни в коем случае нельзя критиковать родителей, это одна из непреложных заповедей педагогики, которую, увы, так часто
нарушают.
И что это на Любу нашло? Впрочем, она этим летом вообще какая-то странная, на себя непохожая, смотрит словно сквозь собеседника и не видит его, не слышит, только одна холодная, тупая, как глыба льда, не то ярость, не то ненависть будто коконом окутывает старшую дочь Тамарочки Филановской. С ней и разговаривать-то неприятно, сразу озноб пробирает. Любочка никогда не была душевно теплой, но в прежние времена хотя бы видимую вежливость соблюдала, а в этом году и того нет.
- И о чем же ты думаешь? - негромко спросила она.
Андрюша поднял валяющийся возле его ног прутик, повертел в руках.
- Вот, например, этот прутик, он чей? Он лежал на земле, я его поднял и унес с собой, значит, он мой?
Ей показалось, что она уловила ход его мысли, и тут же привычная боль остро толкнулась в грудь. Ее муж, о котором она тридцать лет думала "мой", в один момент оказался вовсе не "ее". Он никому не принадлежит, он - сам по себе, со своими мыслями, желаниями и стремлениями, и его жена и дочь тоже, оказывается, вовсе не "его", потому что он легко расстался с ними, оторвал от себя и бросил на произвол судьбы. Люди так обширно и безалаберно пользуются притяжательными местоимениями, что эти местоимения превратились из обычных слов в фундамент философии, мироощущения, мировоззрения. Мое -
Читать далее...