Этот год шёл, как тяжёлая птица, бьющаяся крылом о моё плечо. Дом строился медленно, будто упрямый зверь, который никак не хотел ложиться в форму. Свадьба дочери переплеталась с буднями — как яркая нить в тугой ткани, которая делает узор красивее, но стягивает полотно так, что трещит по швам.

Я жила в режиме бесконечного бега: дома — только я и короткая помощь водителя; днём — университет, планирование, студенты; вечером — портные, украшения, разговоры с дочерью, которая временно поселилась у меня. Это было похоже на попытку нести два мира сразу — свой и её — аккуратно, чтобы не расплескать ни один.

И среди всего этого была деталь: мехенди. Яркое, глубокое, как закат в пустыне. Оно оставалось на руках почти десять дней — и забирало с собой возможность отметить приход на работу отпечатком. Я честно расписывалась у охраны — не в попытке спрятаться, а просто, потому что это казалось разумным.

Но в системах, где важна форма, здравый смысл часто теряет голос.

Иногда машина для отпечатков молчала. Иногда дочка звала меня: “Мама, приезжай, мне выбирают сари.” И я ехала — но только если занятий не было. Я следила за каждой минутой, как наблюдатель за солнечными часами: строго, аккуратно, честно.

А потом наступил конец месяца — и вдруг оказалось, что честность здесь в списке подозреваемых. Мои 9:05 превратили в аргумент. Поломка машины — в повод. Поездка к дочери — в “несогласованный уход”.

Меня поставили в ряд с сорока шестью другими людьми, среди которых были те, кто действительно хитрил. Но в длинной колонне “нарушителей” это уже не имело значения: всех смешали, как карты в колоде.

Чтобы контролировать нас ещё лучше, администрация ввела новый обряд:
от парковки — к воротам, ставить отпечаток;
от ворот — в другой корпус, ставить подпись;
потом назад — за сумками;
потом — на рабочее место.

Зимой это мне казалось забавным лабиринтом. Летом это будет пыткой. Я знаю майскую жару здесь. Она не про жар — она про расплавление воли.

Но вчера я пришла в 9:05 — и честно это написала. День был напряжённый — тесты, онлайн-лекция, вечерняя работа до одиннадцати. И вот — сегодня я приезжаю раньше всех, открываю журнал и вижу: моя подпись обведена красным кружком.

Как будто кто-то поставил мишень. Или клеймо.

Другие подписи — чистые, будто время у них есть всегда.

И что-то во мне наконец не выдержало. Я не плакала от обиды — нет. Скорее, это был момент разгерметизации: слишком много давления внутри.

Я просто увидела, как истекают краской мои попытки быть честной в мире, где честность — лишний шум.

Но даже плача, я не чувствовала себя слабой.
Скорее — живой.

Я поняла: честный человек всегда немного режет глаза тем, кто привык жить в тени.

И да, красный кружок — это отметка.
Но не моей вины.
Моей прямоты.