Сет — 2 января 2024 — 1 год
Светлана Фрейман - 14 января 2023 — 2 года
Екатерина Дмитриевна - 21 января 2023 — 2 года
Митя Часовой - 22 января 2023 — 2 года
Степан Фрейман - 22 января 2023 — 2 года
Арианрод — 30 января 2023 — 2 года
Бригита — 3 февраля 2024 — 1 год
Хатхор — 4 февраля 2023 — 2 года
Дита Брауни - 10 февраля 2009 — 16 лет
Мананнан — 10 марта 2024 — 1 год
Один — 10 марта 2024 — 1 год
Лаверна — 10 марта 2024 — 1 год
Рита Брауни - 13 марта 2021 — 4 года
Бастиан Лагарто Пятый — 19 марта 2021 — 4 года
Локи — 31 марта 2024 — 1 год
Кайл Хисс - 15 апреля 2008 — 17 лет
Гвинделхин - 28 апреля 2021 — 4 года
Донахин - 28 апреля 2021 — 4 года
Огма — 5 мая 2024 — 1 год
Леонид Рыжиков — 19 мая 2023 — 2 года
Заффарель - 25 мая 2009 — 16 лет
Элклин До'Гим - 30 мая 2009 — 16 лет
Вайлен Кинзи - 6 июня 2008 — 17 лет
Теодор Тобиас Мейзи - 7 июня 2007 — 18 лет
Брендон - 27 июня 2022 — 3 года
Дэниел Уоллес Кейн — 1 июля 2024 — 1 год
Ильнарель - 5 июля 2008 — 17 лет
Андарио Вагабунди - 6 июля 2008 — 17 лет
Тимур Бахаев - 12 июля 2021 — 4 года
Лилит - 4 августа 2023 -— 2 года
Рей МакЛир - 2 октября 2007 — 18 лет
Марина Самойлова - 21 октября 2021 — 4 года
Дэн Загорский (Дионис) - 23 октября 2021 — 4 года
Андрей Белов - 24 октября 2021 — 4 года
Вероника Ненашева - 24 октября 2021 — 4 года
Варнарель - 26 октября 2011 — 14 лет
Павел Самедов - 5 ноября 2021 — 4 года
Елена Самедова - 8 ноября 2021 - 4 года
Бреаннон - 11 ноября 2020 - 5 лет
Свен Оскарссон - 16 ноября 2021 - 4 года
Анейрин - 20 ноября 2020 - 5 лет
Сара Брауни - 1 декабря 2020 - 5 лет
Дуглас Кинзи - 16 декабря 2020 - 5 лет
Селим Илхами - 18 декабря 2014 - 11 лет

Следующее утро тише прежнего. Молчат горлицы и бакланы. Только какая-то незнакомая, третья птица монотонно чеканит глухую сонную ноту.

Бросить курить легко - вроде бы говорил индеец у Кастанеды. Недавно тщательно перелистал эту книгу в мастерской отца, но ничего подобного не обнаружил. Кто мне сказал об индейце, уже не помню. И всё же я похитил Кастанеду, чтобы попытаться найти скорее не само высказывание, а объяснение, почему же легко. Впрочем, я быстро потерял интерес к перелистыванию этого шарлатанского труда. Тем более что меня захватила другая книга - с теми же словами, что бросить курить легко, но уже на обложке. Я закончил читать её на южном берегу, где и стал некурящим.

Поэтому на пляж я беру третью книгу. Положив на неё голову, почти засыпаю. Зашуршали камни - кто-то рядом устанавливает зонт. Женский грудной глубокий голос. Тихие императивы без единого повтора, не то что у других мам. Мальчик кидает камешки в воду: "Не задень дядю" - это обо мне. Я почти вижу точку в конце каждой её фразы. Такое контральто может принадлежать женщине не только умной, но и прекрасно сложённой. Мне ничего не стоит открыть глаза, чтобы убедиться в этом. Летучие молекулы её солнцезащитного крема наполняют мои лёгкие и одурманивают меня.

Читать далее...

Жизнь длится в течение поцелуя, сказал поэт. А мне кажется, жизнь длится, пока спускаешься к морю.

Выхожу за ворота. Белый шум тополя перерастает в прибой. С каждым шагом всё выше горизонт. Куда иду – не знаю. Никуда. В область сингулярности. Я сын цыганки и считаюсь только со своей волей. Хотя на побережье это «никуда» часто означает путь к пристани или пляжу. Почти не отбрасывая тени, прохожу под циферблатом на автостанции. Стрелки неподвижны как гномоны.

Астрофизики, кузены поэтов, говорят, что мы живём в точке пересечения огромных скоростей. Представляю, как несётся в космосе лента Мёбиуса – сонная улица Ленина. Бешено вращаясь, летит киоск с узбекскими дынями. И вместе с ним кафе «Ветерок». И красивая бабушка, которая отбилась от экскурсионной группы и камнем на парапете раскалывает зелёный замшевый миндаль.
На площадке безлюдной лестницы, мощённой диабазом, в каменной стене открывается калитка. Выходит женщина – с высокой причёской, одетая в магазин, – и вспыхивает от лёгкого удовольствия: как быстро её свежий марафет нашёл свидетеля. Хорошенькой ручкой, избегая столкновения, приподнимает ветку инжира с антропоморфными плодами. Я смотрю ей вслед чуть дольше, чем позволяют рамки приличия.

Беззвучные пенные валы над крышей дома. Хвост разодранного кошками голубя в расщелине подпорной стены. Переплетение нагих фигур на горельефе «Араминды». Развилка, сбавляю шаг. Куда идти: к пристани – по Тимуру Фрунзе, или вверх – по Розе Люксембург?

Люксембург – это безотрадные, острые, как ланцеты олеандров, воспоминания о прострации юности с её сценариями будущей жизни. Затянувшееся студенчество, бочковое пиво, очередь в железнодорожные кассы.

И скорые дети. Конечно, они ангелы, но одновременно и хронометры твоего существования. Сначала отправляешь сына к музыкантам: отнеси купюру, пусть сыграют «Сингареллу». А потом чувствуешь ногу ангела на горле собственной песни. Потому что дети крадут энергию бунта.

Груз здравого смысла делает меня плоским. Чтобы прервать порочный круг благоразумных действий, необходимо в каком-то смысле выпить. Там внизу, на пристани, есть кабак, зимой это шофёрская столовая. Сколько мне расхламлять гараж, ездить на бакалею, ухаживать за опунциями и вообще быть архистратигом своих ангелов, – вместо того чтобы писать по тысяче слов в день, как Джек Лондон? По тысяче слов оголтелой и элегантной прозы. Так думаю я, осторожно ступая по диабазу, скользкому как московский асфальт в ночном декабре. Но музыканты, поди, состарились, и репертуар в этом кабаке совсем другой.

Куда же повернуть – на Розу или Тимура?

"Прошлые жизни", фильм который стоит времени потраченного на него. Удивительно тонкий и светлый.
Первая аналогия, возникшая после просмотра почему-то "Матрица". Хотя это совсем не так.
[700x393]

В моем случае ни за что. Приписали мне какие-то левые комментарии и вуаля.
А ведь знающие люди давно предупреждали, что яндех какой-то недружественный.

Не видеть его, быть почти равнодушным к нему. Когда за рулём. Не смотреть, не впускать в сознание. Иными словами, в движении, с Южнобережного шоссе не видеть его бесспорно. А краем глаза. Или как чуждый элемент пейзажа. К которому, кажется, уже утрачена чувствительность. Не смотреть назад в зеркала.

А когда я приехал и спустился с улицы Первого Мая в наш двор, вообще было не до него – чинил водопровод. Трубу в стене прорвало.

Самому его не видя, приходилось и постояльцам, приехавшим в ночи, говорить: «Вон – сразу за можжевельником. Да чего там смотреть, завтра увидите». Хотя, признаться, мне вообще непонятно, что в нём можно увидеть и как на него смотреть. На нём же невозможно сосредоточиться. Чем больше охватываешь его взглядом, тем меньше постигаешь. Восторг перед ним лицемерен и лишь откладывает скуку.

Смотреть на него мы приходили с мамой на капитанский мостик – верхнюю площадку разрушенной железной лестницы, которая когда-то вела к малому пляжу. Мама была здесь восемь лет назад, а ничего не изменилось. Почти. Лестница сгнила, отстроили новую. Но те же заросли. Не подходи близко. Помойка. И пляж как на ладони. Помню, по краю обрыва гулял с Джеком в шторм. Джек прижимал уши и жался ко мне. А у меня на груди от шквала свистел висящий на шнурке свисток.

Все кругом говорят: надо много ходить. Вот мама и ходит вдоль берега. И к чёрту эти скандинавские палки. На малый пляж она не спускается: галька на нём крупнее, чем на городском, того и гляди споткнёшься. И если я отправляюсь её искать – а она часто не берёт трубку, – то начинаю с городского.

С малого пляжа раньше уходит солнце, после обеда он совсем пустынный. Можно почитать книжку, а то и просто поспать. Сегодня я был там дольше прежнего, а когда вернулся, мама сказала – тихо, но всё же во всеуслышание, – что видела меня с капитанского мостика. А как узнала издалека, подумал я. Да конечно по плавкам. Сигнально-красным. Махала тебе рукой, а ты вроде смотрел в мою сторону и не видел. У меня плохое зрение вдаль, и, похоже, она не знает об этом, ведь мы живём разными домами несколько десятков лет. Не видя вдаль, и сам ведёшь себя как невидимка. Или желаешь быть незаметным. Забытым. Обычная детская игра. Но ты не спешишь назвать причины, по которым не пришёл на обед. Потребность в эмоциональной разгрузке. Тёплые камни, сонный плеск волн.

И вчерашняя знакомая, которая пришла проститься с ним. Наверное, только перед отъездом его можно увидеть по-настоящему. По крайней мере, если всматриваться в него так же настойчиво, как она. Ай-Петри, Чёрный бугор, храм Архистратига Михаила, дворец, мыс Ай-Тодор. Наверху кукуют горлицы, а где-то фырчит газель. Она откидывает мокрые волосы в сторону, приседает к сумочке, достаёт планшет и, стараясь удерживать горизонт, снимает панораму – вместе с берегом и со мной.

"Рождение мгновенно, как взмах ножа. Детство пролетает стремительно. Юношество - будто зарница. Возмужание - сон, зрелость - миф, старость - суровая быстротечная реальность, смерть - скорая неотвратимость." Рэй Брэдберри.

Это цитата из моей любимой книги Брэдберри "Лед и пламя". Если кто не читал, спешите, у нас не так много времени. Собственно о длине жизни в этой книге и речь. Около двух месяцев назад похоронил друга и вспомнил эту повесть. Сегодня он, завтра я, послезавтра вы. Меняются поколения, времена, все что угодно, незыблемой константой только остаются вопросы: кто мы, зачем это все, в чем суть...
Время категория относительная. Восемь дней, восемьдесят лет или восемьсот... Цифры не значат ничего. Важно количество встреч в этом отрезке, которые становятся приятными воспоминаниями, исчезающими за следующим поворотом событий.
Но если принять на веру, что существующее есть иллюзия, то возможно мы с вами летим где-то в чёрной ледяной пустоте уже много тысяч лет, сбежав с той злой планеты Рэя Брэдберри и спим в капсулах, переживая невероятные сны о планете, которая где-то там, где-то точно там, в этих запутанных космических ебенях, и там точно есть цветы и фонтаны, море и наши близкие, и где обязательно накрыт большой стол, там, где все тебя так долго ждали.

Раньше бывало заглянешь на лиру в ленту друзей, а там за день сотня обновлений. Сейчас... Самый свежий пост от вчерашнего числа и он один.
Вот и кончается лиру. Жаль, раньше здесь было весьма весело.
Пишу этот пост и вспоминается Уилл смит: Все кто еще слышит меня... :)